марксисты, евреи и гарвардский проект (в ретроспективной оценке б. ольшанского)

Aug 12, 2017 10:19



М-ру И.Лондон 1.
Научно-исследовательская группа по изучению
проблемы связи и взаимопонимания между народами.
Бруклинский колледж, Нью-Йорк.
10 апреля 1956г.
КРАТКАЯ ЗАПИСКА
по вопросу работы Гарвардской Экспедиции в Германии. 1. Общее замечание.
Прежде чем перейти непосредственно к теме "Записки" считаю необходимым преподать к сему, в максимально краткой форме, обстоятельства (обстановку), при которой мне пришлось довольно близко и на много месячный промежуток времени столкнуться, как с работой Института Изучения Истории и Культуры СССР (Мюнхен, Германия), так и с деятельностью прибывшей в Мюнхен экспедиции Гарвардского Университета (Америка).
Находясь в Западной Германии с момента моего ухода на Запад2 (с 1948 года), я в ноябре 1950 года в связи с вызовом по вопросам моей эмиграции в США, находился в городе Мюнхене, а будучи журналистом в эмигрантской антикоммунистической печати и в деловом и товарищеском контакте с политической организацией СБОНР3, я, понятно, по приезде в Мюнхен, познакомился с Б.А. Яковлевым4, состоявшим в то время одним из руководителей СБОНРа. Мне пришлось близко наблюдать и деятельность Института Изучения Истории и Культуры СССР и экспедиции Гарвардского Университета. Помимо того я, будучи до того лично знакомым с эмигрантским политическим деятелем и журналистом Д. Далиным5, смог познакомиться с его сыном А. Далиным6, занимавшим должность администратора в экспедиции Гарвардского Университета. От своего отца А. Далин имел указания использовать мои знания СССР, как послевоенного и тогда новейшего эмигранта.

2. О роли Института Изучения Истории и Культуры СССР.
Как мне известно, экспедиция Гарвардского Университета приехала в Германию для проведения исследовательской работы среди беженцев из СССР в октябре 1950 года. Управление и администрация экспедиции остановились в Мюнхене и тотчас же вступили в деловой контакт с Институтом Изучения Истории и Культуры СССР. Точнее, контакт, как до приезда экспедиции на место, так и по приезде, был установлен лично с Б.А. Яковлевым, идея организации Института находилась в самом начале своего осуществления. Незадолго перед тем были сняты временные помещения для небольшой тогда канцелярии и библиотеки Института. Работниками Института являлись тогда сам Яковлев, секретарь непостоянно функционировавшего тогда Ученого Совета г-н Марченко7, заведующий канцелярией г-н Гроссер (Козлов)8, библиотекарь г-н Чернецкий9 (позднее - ныне возвратившийся в СССР В. Залесский10). Этими лицами ограничивался штат Института и Русской библиотеки. В установлении делового контакта с экспедицией Гарвардского Университета большую и решающую роль сыграли Д. Далин и Б. Николаевский11 (последний взял в свои руки "идейно-руководящую роль" по отношению Б. Яковлева).
С приездом экспедиции Гарвардского Университета материальное положение Института улучшилось, так как за содействием работы экспедиции администрацией последней выплачивалась Институту субсидия. Институт являлся контрагентом (платным посредником) экспедиции Гарвардского Университета по поставке исследуемого материала, то есть, беженцев из СССР, а канцелярия Института - канцелярией по первичному отбору интервьюируемых, сам Яковлев - на время работы экспедиции - платным сотрудником экспедиции.
Против подобного разрешения вопроса о проведении исследовательской работы в принципе возразить нельзя. Нет ничего предосудительного, что экспедиция Гарвардского Университета решила опереться в своей работе на формально внепартийное, научное эмигрантское учреждение (последнее обстоятельство на первый взгляд только придавало солидность и объективность в работе), ничего нельзя возразить и против получения институтской группой работников материального вознаграждения за содействие.
Однако, при ближайшем и пристальном рассмотрении обнаруживается иное, заставляющее внести значительные коррективы в вышеуказанную оценку. Первое: директор Института Яковлев не являлся беспартийным эмигрантом, а напротив, председателем политической организации СБОНР. Совершенно естественно, что в практике подбора людей для исследовательской работы предпочтение отдавалось им членам СБОНР. Автор настоящей "записки", состоя в то время в дружеских отношениях со СБОНР, попал на интервью помимо Яковлева (еще не был знаком с ним), как новейший эмигрант, по рекомендации Д. Далина.
Более того: Яковлев, как в СБОНРе, так и по отношению экспедиции Гарвардского Университета, явился упорным и ловким проводником влияния Б.И. Николаевского, члена группы бывшей РСДРП (меньшевиков), марксиста с сильно выраженным маккиавелизмом в практических взаимоотношениях с людьми и в работе, с недостатком терпимости (толерантности) к инакомыслящим. "Сталин в эмиграции" - прозвище, данное Б.И. Николаевскому одним из послевоенных эмигрантов. - Сколько в вышеуказанной позиции Яковлева по отношению к Николаевскому было из личных левых убеждений, сколько от материальной (карьеристской) заинтересованности - трудно определить, вероятно, и то, и другое были и удачно сочеталось вместе, но в конечном счете, это и не имеет внутреннего значения для оценки разбираемого вопроса о роли Института в работе экспедиции Гарвардского Университета.
Известно, что под влиянием и давлением Яковлева-Николаевского молодая и в политическом отношении незрелая и аморфная (недостаток интеллектуальных сил в организации, комплекс тяжелого экономического положения, политических переживаний недавнего послевоенного прошлого) эмигрантская организация СБОНР вскоре допустила ряд ошибок в своей практической деятельности, растеряла своих членов и свой авторитет в русской эмиграции и раскололась на идейно и организационно слабые группы. Достойно замечания, что впоследствии Яковлев, увидев для себя практическую никчемность дальше оставаться во главе СБОНР, не только оказался от руководства, но и вышел из организации (1953). Яковлев просто до поры использовал СБОНР, пока это было ему выгодно.
Соответствующее влияние и давление оказывалось Яковлевым-Николаевским и в работе Института как контрагента экспедиции Гарвардского Университета. К интервью, в большинстве случаев, допускались и направлялись лица или удобные Яковлеву по свойствам своего характера или из стоящих на низком уровне интеллектуального и политического развития, опять-таки удобные своей беспомощностью.
Возможность попадания "неудобных кандидатов" при их незначительном общем числе и общей нижеуказываемой обстановке в направленности работы экспедиции не имела сколько-нибудь существенного значения.
Со стороны руководителей экспедиции Гарвардского Университета г-на Бауэр12 и позднее приехавшего в Германию д-ра Инкелес13 делались попытки самостоятельно разыскивать кандидатов на интервью, но при малом знакомстве с эмиграцией и эпизодичности этих мероприятий эти попытки успеха не имели. В данном случае я имею в виду несколько поездок членов экспедиции в места сосредоточения беженцев (поездки эти проводились опять-таки с участием представителей Яковлева) и проведение частных собеседований с группами эмигрантов (в частности, с послевоенными эмигрантами и др.)
Резюмируя сказанное, отмечаю, что в итоге Яковлеву-Николаевскому удалось морально изолировать в своих узких партийных целях экспедицию Гарвардского Университета от масс беженцев из СССР, а экспедиция Гарвардского Университета, проделав большую исследовательскую работу и подвергнув опросам значительное количество беженцев из СССР, понизила и, быть может, исказила результаты и выводы своей деятельности, связав себя, с одной стороны - с Б. Яковлевым - и, с другой стороны - допустив и внутри себя сторонников политических и тактических концепций с т а р о г о эмигранта Б. Николаевского.

3. О составе экспедиции Гарвардского Университета.
Рабочий состав экспедиции Гарвардского Университета состоял, как известно, из лидеров экспедиции Бауэра и А. Далина и группы молодых людей, недавних студентов Гарвардского Университета, все они выполняли исследовательскую работу в экспедиции, как важное пособие в целях соискания в ближайшем будущем ученых степеней для себя. Некоторые сотрудники экспедиции - интервьюеры заслужили, на мой взгляд, вполне положительной оценки. Так например, по продуманности и непосредственности в конструировании собеседований нахожу необходимым отметить особо г-на М. Филд14 и единственную женщину из числа научных сотрудников экспедиции, притом старшего, чем остальные сотрудники, возраста, госпожу Байер15. Оба эти работника экспедиции умели установить положительно влиявший на опрашиваемого личный дружеский деловой контакт, показывали немалые такт и теплоту в проводимой ими работе. У г-на Филд, кроме того, заметно было стремление максимально объективно определить ментальность, политические и иные взгляды опрашиваемых беженцев, избежать какого бы то ни было давления, а напротив, обеспечить атмосферу действительно откровенного и подробного высказывания. У г-жи Байер заметнее проявлялись лично ей свойственные левые концепции, но, повторяю, и она стремилась не подвергнуть влиянию этих концепций опрашиваемого.
Менее основательны и умелы были остальные сотрудники - рядовые интервьюеры гг. Лютер16, Решетарь17 и др. Они, заметно, были недостаточно опытными, без личной эрудиции, простые исполнители общих предначертаний. Вялое и несколько неясное впечатление производил г-н Сосин18 (ныне работающий в Американском Комитете Освобождения от Большевизма). Его натура исполнительного и послушного по отношению начальства и могущего быть дискриминирующим по отношению зависимых и подчиненных людей (вероятно, как непроизвольный комплекс возмещения своего молчания перед начальством) выявилась полностью только на работе в указанном Комитете. "Человек без убеждений" - таково близкое к истине определение г-на Сосина.
Эпизодически контактировался с исследуемыми беженцами формальный руководитель экспедиции Гарвардского Университета г-н Бауэр, подбиравший материал для своей позднее опубликованной книги по "русскому вопросу". На "научной конференции", организованной на средства экспедиции Институтом Изучения Истории и Культуры СССР в январе 1951 года г-н Бауэр сделал довольно серый посредственный доклад на тему совместной работы с эмиграцией.
"Душой экспедиции", ее фактическим руководителем и энергично действовавшим человеком явился администратор экспедиции г-н А. Далин. Положительно оценивая динамические способности г-на Далина, считаю необходимым отметить, что, однако, именно в его лице и при его руководстве проводилась в исследовательской работе линия отсутствия критики "чистого марксизма", своеобразного оправдания этой политической концепции и подбора материалов от беженцев, якобы, ставящих в СССР вопрос только об очищении марксизма от сталинских плевел, при полном отметании возможности установления в историческом будущем каких-либо иных социально-политических государственных систем. Г-н А. Далин, мало того, что являлся выучеником своего отца, но, главное, в то время (1950-1951 гг.) являлся сторонником и проводником практических предложений Б.И. Николаевского. А. Далин исполнял в экспедиции то же, что исполнял в Институте и СБОНРе г-н Яковлев. Позднее А. Далин несколько отошел от влияния Николаевского, но это имело место много позднее, долго после окончания работы экспедиции Гарвардского Университета в Германии, по завершении основных работ в нью-йоркской Рисерч Программ при Колумбийском Университете, где А. Далин был также администратором (1952-1954 гг.) Пока же А. Далин энергично проводил взятую к исполнению линию, что легко осуществлялось, как приемом людей на интервью через яковлевский Институт, так и общей направленностью и подбором вопросов к опрашиваемым. Последнее особенно заметно отразилось при составлении брошюры-вопросника, о чем мною было подробно сказано в предыдущей "Записке"19.
Являлся ли А. Далин главным и сознательно убежденным в своей правоте проводником пожеланий Николаевского (группы бывшей РСДРП - меньшевиков) или исполнителем указаний групп американцев, разделяющих и покровительствующих этим концепциям в Гарвардском и Колумбийском Университетах (я указал наряду с Гарвардском и Колумбийский Университет потому, что часть работников экспедиции, как например, г-н Сосин, исполняли задания также и Колумбийского Университета).
В заключение изложенного в предыдущих двух разделах "Записки" хочу кратко объяснить причинность моей критики деятельности работников экспедиции и Института. Она исходит вовсе не из моей индивидуальной политической концепции, несходной с устаревшей, по моему глубокому мнению, и, стало быть, неактуальной в современном аспекте и даже могущей быть вредной, концепцией бывших социал-демократов меньшевиков. Я считаю, что в условиях эмиграции ставка в исследовательской работе, принципиально преследующей достижение максимальной объективности, должна исходить из опоры на внепартийные эмигрантские учреждения или, по крайней мере, если того трудно избегнуть, то опираясь на группу политических эмигрантских организаций, лучше даже, если несходных между собою. Необходимо, чтобы исследовательская группа (я имею в виду американскую исследовательскую группу) во всяком случае избегала каких бы то ни было взаимных обязательств с эмигрантскими организациями, что невыгодно для обеих сторон. Опираясь на какую бы то ни было одну политическую организацию, исследовательская группа неизбежно грозит получит одностороннюю и, часто неверную, картину в результате исследования. Именно это переросло в реальность в результате деятельности экспедиции Гарвардского Университета в Германии.

4. Реакция беженцев из СССР в Германии на деятельность экспедиции Гарвардского Университета.
Прибытие в Германию для изучения беженских политических и социальных проблем экспедиции Гарвардского Университета положительно сперва оценивалось большинством беженцев из СССР. Эта оценка приобретала еще более живой, я бы сказал, характер, учитывая господствовавшую до тех пор обстановку заброшенности эмигрантских масс и передачу их в формальное и бюрократическое распоряжение чиновников ИРО20. В связи с этим следует констатировать отсутствие сколько-нибудь существенного значения, что большинство работников экспедиции по национальному происхождению являлись евреями. Лично про себя скажу, что этот вопрос ни в каком аспекте не возникал у меня при взаимоотношении с работниками экспедиции, в частности, с упомянутыми выше гг. Филд и Байер, с А. Далиным и др. Просто совершенно не думалось об этом. На основании наблюдений смею утверждать, что таковое же восприятие было и у большинства беженцев, сталкивавшихся в начале с работниками экспедиции.
Какое-либо замечание национального происхождения могло возникнуть, и у некоторых беженцев возникало, позднее, при определении и отрицательной реакции на работу экспедиции. Следует отметить, что в памяти старшего поколения беженцев из СССР осталось впечатление, что большинство ведущих марксистов и деятелей советской власти в первые годы ее существования составляли евреи, отсюда рецидивы антисемитских настроений, о чем я писал в свое время отдельную работу.
То, что сотрудники экспедиции в большинстве своем молодые люди, также не имело в начале особого влияния и значения в глазах исследуемых, но затем не исключено, что и эта сторона отмечалась. О степени подготовки и способностях сотрудников экспедиции мною было отмечено выше. Последнее, бесспорно, имело значение.
В связи с тенденциозностью деятельности Яковлева в эмигрантской среде возникали различные слуху, и имевшие основание и соответствующие реальному положению вещей, и нелепые версии, свойственные условиям эмигрантского существования. Так, например, склонные к инсинуациям эмигрантские круги (из числа так называемого РОНДДа21) утверждали возможность советской провокации, основывая свою версию на отмеченных мною в предыдущей "записке" чрезмерных и, главное - не растолкованных целесообразностью - вопросах биографического характера, содержимых в брошюре-вопроснике. Инсинуации такого же порядка возникли по отношению г-на Яковлева и некоторых сотрудников экспедиции персонально. Рядовые эмигрант, несомненно, испытывали страх, заполняя анкетные вопросы брошюры, даже вне зависимости от инсинуаций со стороны. Говорили, что брошюра может быть передана в иммиграционные учреждения, в американские разведывательные органы, что, учитывая наличие беженцев, давших о себе при ИРО и др. Учреждениях неверные сведения, заранее обрекало на столь же неверные сведения в ответах по вопроснику. О том, что этого можно было бы избегнуть, проведя предварительно серьезную разъяснительную работу, я указывал в предыдущей "записке".
Были случаи прямого отказа заполнять брошюру-вопросник. Так поступил знакомый автору инженер-химик, давший о себе перед тем в иммиграционные органы сведения, что он "старый эмигрант", так поступили ряд ДП22, сперва согласившихся заполнить брошюру (за заполнение брошюры экспедиция выплачивала заполнявшему незначительный гонорар), но затем, по ознакомлении с содержанием брошюры, изменившие свое первоначальное решение.
Большинство лиц, почему-либо опасавшихся правдивых и точных ответов, поступало иначе - из чисто материальных соображений (условия эмигрантского существования в Германии тяжелы) соглашалось заполнить брошюру-вопросник, но заранее решало скрыть или исказить демографические данные, а в ряде случаев и свои политические взгляды. Мне известно от некоторых ДП, что они оставляли некоторые вопросы просто неотвеченными, и это в лучшем примере, а на некоторые вопросы отвечали несоответственно действительному положению вещей и образа мышления, так например, г-н Ф. даже исказил свою национальность, указав, что он - еврей, когда как на самом деле он - русский немец. На вопрос, почему он это сделал, был получен полушуточный ответ: "Да ведь спрашивающие - евреи, лучше ко мне отнесутся".
Автору "Записки" известно, что один послевоенный эмигрант написал в брошюре от себя "в угоду экспедиции и Институту" хвалебные мнения о "чистом марксизме" в противовес сталинизму и ленинизму, в то время как сам не разделял этой концепции. В данном случае играла роль приспособляемость заполнявшего к обстановке и заранее установившееся в нем мнение об определенной направленности исследовательской работы, о чем он и беседовал со мною.
Несомненно, что были, и таких было немало среди обследуемых, кто по своему разумению отвечал правдиво и честно, но, во-первых, количество их во много раз бы возросло бы, проведи Институт и экспедиция Гарвардского Университета соответствующую разъяснительную работу об обеспеченности конфиденциальности содержания ответов на брошюру-вопросник - и еще лучше, если бы смогли быть устраненными тенденциозность в подборе исследуемых и достигнуто большее вовлечение масс эмиграции в исследовательскую работу.

5. Несколько слов о процедуре заполнения брошюры-вопросника.
Вызовы на заполнение брошюры-вопросника, осуществлявшиеся, как правило, работниками Института Изучения Истории и Культуры СССР, происходили в ряде случаев совершенно неожиданно для опрашиваемого. Нередко с таким подходом: "Хотите 20 марок заработать?", - повторяю, предварительной кампании по разъяснению значения и условий мероприятия не было.
Для лиц, живущих в Мюнхене, месте пребывания экспедиции, достаточно было явиться после вызова в рабочее помещение экспедиции, где вручалась брошюра-вопросник, указывалось место (кабинет) для заполнения и затем по завершении работы брошюра тут же отдавалась тому или иному сотруднику экспедиции. Никакой специальной беседы по условиям заполнения не проводилось и здесь. По заполнении опрашиваемому немедленно вручался "гонорар".
Хуже обстояло с заполнением брошюры на периферии, то есть, за пределами Мюнхена. Там вообще весьма часты были случаи советов ДП между собою относительно того, как отвечать на тот или иной вопрос, прецеденты раскрытия содержания ответов и пр. Контроль, как со стороны Института, так и со стороны работников экспедиции не мог осуществиться, так как в ряде случаев брошюры посылались из Института или экспедиции доверенным лицам из ДП, а те кое-как, "по-домашнему" осуществляли задание.

6. О реакции на отдельные вопросы брошюры-вопросника.
На эту тему мною написано было подробно в предыдущей "Записке". Отмечены были дефекты брошюры, оцененные именно как дефекты, не только мною, но и рядом других беженцев из СССР. Повторяю: демографические данные своей подробностью и при отсутствии соответствующей предварительной разъяснительной работы неприятно действовали на заполнявших, отмечалась казуистичность ряда вопросов, ответы на которые могли бы быть исследователями превратно истолкованы, вовсе не в соответствии с действительным образом мышления отвечавшего. В брошюре есть и просто утилитарно-примитивные вопросы, вопросы, воспринимаемые как неостроумная шутка. Последнее можно отметить в отношении рассказа о проделке школьников с шапкой и статуей Ленина. В этом глупом рассказе бросаются в глаза два обстоятельства - первое, что для чего-то подчеркивается, что оба школьника были "после изрядной попойки" (в СССР выпивки среди школьников - редкое исключение), получается какая-то карикатура или указание, что школьники были просто опустившиеся хулиганы; второе - школьникам по 18 лет, в этом возрасте по закону они отвечают наравне со взрослыми и "мальчуганами", как сказано в брошюре, они вовсе не являются.
Излишен вопрос о "большей способности американцев по сравнению с европейцами", во-первых, неужели возможно серьезно задавать такой вопрос, а во-вторых, для чего, заранее об этом зная, вызывать нежелательную реакцию у опрашиваемого-неамериканца? Еще более излишен и неоснователен вопрос о большем содействии Америки развитию искусства, музыки и литературы, нежели Европы.
Вопрос "о значении пеленок в воспитании русского характера", высказанный одним англо-американским ученым, заслужил настолько печальную известность, что в постановке не нуждается. Мало того, что здесь глупость, здесь - третирование русских, как "неполноценных людей", нечто подобное "идеям" Розенберга и присных с ним. В брошюре этот вопрос, мне кажется, отсутствовал.
В заключение выражаю свою удовлетворенность, если сколько-нибудь помог в общем анализа достоинств и недостатков бывшей работы экспедиции Гарвардского Университета.
[подпись:] Б. Ольшанский 23
HIA. Ivan D. London papers. Box 78, Folder 8. Русский язык, машинопись. Благодарю О. Бэйду за возможность ознакомиться с источником.
Карикатура Н. Олина (наст. имя Николай Евгеньевич Меньчуков) из журнала "Сатирикон" №6-7 (12.1951 - 01.1952).
Примечания мои.

1 Адресат письма Иван Д. Лондон (1913 - 1983) - американский психолог, который и сам участвовал в экспедиции Гарвардского Университета. В конце 50-х гг. он основал Институт Политической Психологии при Бруклинском колледже в Нью-Йорке. Лондон преподавал социальную психологию и занимался помимо прочего проверкой валидности методов интервьюирования беженцев из России и впоследствии из Китая.
2 Об обстоятельствах бегства автора письма см. публикацию " в средней школе плохо организовано изучение людей"
3 Союз Борьбы за Освобождение Народов России был создан в 1947 г. и сознательно наследовал традиции власовского КОНР (Комитета освобождения народов России) с поправкой на изменившуюся международную обстановку.
4 Яковлев, Борис (настоящее имя Троицкий Николай Александрович, 1903 - 2011) - в СССР инженер (жил под именем Николай Норман), подвергался репрессиям. Участник войны (военинженер 3 ранга), попал в плен осенью 1941 г. Впоследствии пропагандист РОА, сотрудничал в поднемецкой газете "Доброволец" (Берлин, под псевдонимом Нарейкис). Один из авторов Пражского манифеста КОНР. После войны - один из руководителей СБОНР (до 1953 г.), возглавлял созданный в Мюнхене Институт по изучению истории и культуры СССР (до 1955 г.), затем эмигрировал в Америку. Автор мемуаров "Ты, мое столетие…" (2006).
5 Далин, Давид (настоящая фамилия Левин, 1889 - 1962) - российский политический деятель, публицист, историк. По партийной принадлежности - меньшевик. В эмиграции с 1921 года, сначала в Берлине, затем в Париже, с 1940 г. в США. В 1947 г. совместно с Николаевским написал первую обзорную книгу о советских лагерях "Forced Labor in Soviet Russia".
6 Даллин, Александр (1924 - 2000) - сын Д. Далина, американский историк, автор ставшей классической книги о немецкой оккупации СССР "German Rule in Russia, 1941-1945" (1957). Основой для книги послужили в том числе интервью, взятые им в рамках Гарвардского проекта. Список интервью, переведенных на русский язык см. в публикации " гарвардский проект: список интервью".
7 Марченко, Василий Петрович (1899 - 1974) - советский экономист, во время войны сотрудник оперативного штаба Розенберга, после войны в Германии - один из основателей Института по изучению истории и культуры СССР, затем эмигрировал в Канаду.
8 Гроссер, Николай (настоящее имя Козлов Николай Васильевич) - участник войны (капитан). Попал в плен. В 1943 г. вступил в РОА (по сведениям К.М. Александрова). Начальник штаба второго полка 1 дивизии ВС КОНР. После войны - в Германии, потом в США. Автор автобиографического романа "Пути-дороги" (под псевдонимом М. Соколов).
9 Чернецкий, Владимир Петрович - довоенная и военная судьба требует уточнения. После войны - в Германии, член СБОНР. Публиковался под псевдонимом С. Зарудный.
10 Залесский, Виктор Федорович (1909 - 1985) - до войны преподаватель Астраханского педагогического института. Участник войны (рядовой), попал в плен в 1942 г., после войны - первый директор Русской библиотеки в Мюнхене (ныне Толстовская библиотека), в 1955 г. вернулся в СССР, забрав с собой картотеку читателей. Дата смерти - по фотографии надгробья.
11 Николаевский, Борис Иванович (1887 - 1966) - российский политический деятель, историк. По партийной принадлежности - меньшевик. В 1951-52 гг. играл центральную роль в попытках объединения различных эмигрантских партийных групп вокруг Американского Комитета по освобождению от большевизма.
12 Бауэр, Рэймонд (1916 - 1977) - американский социолог, преподавал в Гарварде и Массачусетском технологическом институте. По материалам Гарвардского проекта издал несколько книг "Arrest in the Soviet Union" (1954), "Nine Soviet Portraits" (1955), "The Soviet Citizen" (1959, совместно с А.Инкелесом)
13 Инкелес, Алекс (1920 - 2010) - американский социолог, преподавал в Гарварде и Стенфорде. По материалам Гарвардского проекта издал несколько книг "How the Soviet System Works" (1956), "The Soviet Citizen" (1959, совместно с Р.Бауэром), "Soviet Society" (1961).
14 Филд, Марк (1923 - 2015) - американский социолог, специалист по советскому здравоохранению, родился в семье эмигрантов из России, преподавал в Гарварде и Бостонском университете. По материалам Гарвардского проекта издал книгу "Doctor and Patient in Soviet Russia" (1957)
15 Байер, Хелен - американский психолог. По материалам Гарвардского проекта издала книгу "Six Russian Men: Lives in Turmoil" (1956, совместно с Е. Ханфман).
16 Лютер, Майкл - американский историк. Впоследствии преподавал историю в Хантер колледже (Нью-Йорк).
17 Решетарь, Джон (1924 - 2015) - американский историк. Впоследствии преподавал историю в Вашингтонском университете (Сиэтл). По материалам Гарвардского проекта издал книги "Problems of analyzing and predicting Soviet behavior" (1955), "An Inquiry Into Soviet Mentality" (1956, совместно с Г. Нимайером).
18 Сосин, Джин (1921 - 2015) - впоследствии директор нью-йоркского отдела радио "Свобода", автор мемуаров "Sparks of Liberty: An Insider’s Memoir of Radio Liberty" (1999).
19 Не выявлена.
20 Международная организация по делам беженцев, созданная ООН в 1946 году.
21 См. публикацию " поддерживаете ли вы мысль о сбрасывании атомной бомбы на Москву?" Газету "Набат" издавала крайне правая организация РОНДД (Российское Общенациональное Народно-Державное Движение), созданная Е. Державиным (наст. имя Е. Арцюк). Во второй половине 50-х - начале 60-х гг. газета сменила название на "Голос России" и стала все более открыто симпатизировать СССР.
22 От "Displaced Person" ("перемещенное лицо", беженец).
23 Обзор биографии автора (требующий, однако, некоторых дополнений и уточнений) см. в публикации " два ольшанских боролись друг с другом" Через два месяца после написания публикуемого письма Б. Ольшанский вернулся в СССР ("5 июня с. г. в Канаде я ушел от них, ушел домой, на Родину, потому что я задыхался в этой затхлой атмосфере. Я решил добровольно отдать себя в руки советского правосудия. Я глубоко надеюсь, что мое добровольное возвращение явится смягчающим вину обстоятельством. Я смело смотрю в будущее."), где через два года умер от цирроза печени.

документы: HIA, ольшанский, гарвардский проект

Previous post Next post
Up