1881. Экономический эскиз №6.
Критический разбор книги П. П. Леруа-Болье
Шестой «Эскиз» направлен на критический разбор книги известного либерала-оптимиста Пьера Поля Леруа-Болье «Essai sur la répartition des richesses et sur la tendance à une moindre inégalité des conditions» (Очерк о разделе богатств), изданной в Париже в 1881 году.
Пьер-Поль Леруа-Болье (1843-1916) - французский экономист и журналист. Его отец был префектом при короле-гражданине Луи-Филиппе, а после - членом парламента, старший брат Анатоль - директором Школы политических наук, известным специалистом по истории России. Его карьера исследователя началась в 1870 с получившей премию Французского института диссертации о колониальной системе современных народов. Как журналист он начал писать в «Revue des deux mondes», а в 1871 году стал редактором «Journal des débats». Два года спустя Леруа-Болье основал газету «Economiste française» и в качестве редактора на протяжении 43 лет писал еженедельные статьи.
В 1878 году Леруа-Болье сменил своего тестя, сенатора Мишеля Шевалье на кафедре политической экономии в Коллеж де Франс. В 1879-1881 занимал кафедру государственных финансов в Школе свободных политических наук. Будучи членом Французского института и Американского философского общества, он также получил почетные степени университетов Кембриджа, Эдинбурга, Дублина и Болоньи. Член французского «Общества политической экономии», в 1893 был избран вице-президентом, а в 1911 - президентом.
Леруа-Болье принадлежал к французской либеральной школе и был одним из тех, кого Маркс называл «вульгарными экономистами». Его идеи нашли широкое освещение в множестве журнальных статей и более чем в дюжине книг. По отношению к теории ценности Леруа-Болье придерживался маржинализма, но при этом отвергал математические методы Вальраса и кривые спроса.
Новейшее поколение французских экономистов, по-видимому, ничего не забыло и ничему не научилось со времен Бастиа, Росси, Дюнойе и других широковещательных представителей экономической литературы для легкого чтения - начинает «Эскиз» Зибер, и неудивительно, потому что Леруа-Болье уже в введении своей книги заявляет цели своего труда:
Слово социализм снова делается модным, и его опасаются менее. Социалисты являются во многих видах… Весь этот мир, по-видимому, уверен, что, на основании одних только естественных законов, распределение богатства в новейших обществах совершается весьма дурно, весьма неравномерно…
Повсюду социалисты разных мастей, но разоблачая их теории парижский профессор, сын депутата почему-то критикует классиков политической экономии, которые заведомо не могут дискутировать с ним:
С точки зрения теории, мы пришли к заключению, что почти все учения, принятые в политической экономии относительно распределения богатств, подлежат переделке или, по меньшей мере, исправлению. Знаменитый закон Рикардо относительно поземельной ренты не имеет никакого приложения к настоящему времени… Еще более знаменитый закон Мальтуса о населении почти не находит более приложения в мире, наполовину ненаселенном, где обращение лиц и продуктов становится все легче и легче, более и более дешевым, а производство средств существования возрастает... Классическое изображение уровня процентов Тюрго или ошибочно, или неполно. Размышления Ад. Смита, Тюрго, Рикардо, Стюарта Милля, относительно влияния естественной заработной платы, фонда заработной платы на взаимное могущество патронов и рабочих, не заслуживают никакого доверия и опровергаются всеми фактами современной цивилизации. Знаменитый «железный» закон (Прим. - железный закон заработной платы) …никогда не имел иного существования, как в воображении Лассаля, Рикардо и Стюарта Милля. Словом, почти все, что классическая экономическая школа писала о распределении богатств, будучи подвергнуто внимательному контролю, превращается в прах…
Как видим, от Леруа-Болье, помимо прочих классиков досталось и Мальтусу - прогресс должен приводить не к росту, а к снижению рождаемости, поскольку его сопровождает такой же рост потребностей и расходов, вступающих в противоречие с родительскими обязанностями и ответственностью. Таким образом, тенденции снижения зарплат до минимума должно противостоять снижение количества рабочей силы, в свою очередь вызывающее рост зарплат и снижение неравенства. Удивительно, но если последовать этим рассуждениям, мы придем к выводу, что монополистический капитализм по отношению к рабочей силе дает тот же эффект, что и «черная смерть» XIV века.
Расстояние между имуществами и особенно между доходами менее, чем думают, и это расстояние идет все уменьшаясь… Это зло временной природы: если оно еще не исчезло совсем (?), оно находится на пути к исчезновению. Новейшее общество снова идет в направлении к состоянию, которое будет отличаться гораздо меньшим неравенством в имуществах. Социальный вопрос, насколько он разрешим, придет к решению сам собой, постепенно, постоянным действием великих экономических причин, которые работают уже несколько лет. Всякое революционное действие государства для ускорения действия этого движения только воспрепятствовало бы ему и задержало бы его. Вот заключение, вытекающее из этой книги.
То, что мы уже живем в лучшую из эпох, и каждый со временем может добиться всего, стоит лишь приложить немножко усилий, мы выслушиваем и по сей день. Эта концепция возникла именно эпоху второй промышленной революции, и в годы написания книги Леруа-Болье еще не утратила новизны, породив два направления политической экономии, в корне различающиеся в оценке перспектив для большинства людей и путей, которыми должен следовать человек для обретения успеха.
Далее Зибер шаг за шагом разбирает аргументы Леруа-Болье, начиная с теории земельной ренты. Предварительно автор ставит 4 вопроса:
1) В чем состоит законность поземельной собственности, индивидуальной, абсолютной, вечной, квиритарной в отличие от собственности коллективной, общинной и семейной?
2) В чем состоит характеристика поземельного дохода: в труде ли настоящего и предшествующих поколений, как учил Бастиа, или же в различии плодородия и расстояния, как утверждали знаменитый английский экономист Рикардо и вся британская школа?
3) В чем состоит влияние цивилизации на увеличение или уменьшение чистого продукта (?) земли или на положение землевладельца?
4) В чем состоит влияние цивилизации, накопления капиталов и гражданских законов на дробление и сосредоточение поземельной собственности?
Ответы же покажутся нам банальными:
Представляет бесспорный факт …что земля не имеет естественной ценности, которая была бы независима от человеческого труда. Что сообщает земле ценность? это труд занявшего ее или окружающий социальный труд. В странах первобытных ценность земли или совершенно незначительна, или равняется нулю, за отсутствием человеческого и социального труда. Работы по кадастрации, измерению, распределению представляют в колониальных странах первые работы, сообщающие земле небольшую ценность. Проведение первой железной дороги представляет пример социального труда, создающего ценность земли… Истинное оправдание собственности на землю заключается не в оккупации, не в труде, не в договоре и не в законе…, а в ее социальной пользе, в услуге, оказанной обществу.
…не подлежит сомнению, что индивидуальная и вечная поземельная собственность гораздо деятельнее способствует расчистке и населению страны, нежели общинная или коллективная собственность… Каким образом эта столь прославленная общинная собственность исчезла почти во всем мире (?) без предварительного соглашения между различными народами, так что в настоящее время ее не находят нигде более, кроме Явы, нескольких округов Индии, России и самых бедных и отсталых округов швейцарских кантонов ІІІвица, Унтервальдена, Валлиса? Причины исчезновения ее заключаются в разделении труда и в прогрессе культуры. Ни то, ни другое не совместно с коллективной собственностью…
Собственник вовсе не представляет собой существа праздного, ленивого, нейтрального... Существенная роль его, наравне с рабочими и фермером, заключается в представительстве будущих или вечных интересов имения, тогда как фермер представляет только интересы настоящие и временные. Именно в силу этого своего положения, собственник сопротивляется хищнической обработке почвы… в том же самом направлении собственник действует или должен действовать, предпринимая долговременные улучшения… Сверх того, собственник обыкновенно образованнее фермера, он лучше понимает крупные интересы культуры; он должен быть для своего фермера советником и руководителем.
Таким образом, все, существовавшее до колонизации европейцев, признается «чистым листом», а сами отношения собственности начинается с землемерных работ колониальных администраций. При этом он еще и задает риторические вопросы, каким же образом повсеместно исчезает коллективная собственность. Зибер справедливо замечает, что читателю предлагается набор ничем не подтвержденных банальностей - аргументация Болье не подвинулась ни на шаг вперед с тех пор, как о соответствующих предметах писали Бастиа, Шевалье и К°… Некоторый прогресс заметен лишь в том, что в числе источников поземельного дохода Болье указывает на социальный труд соседей. Это конечно справедливо, но вряд ли является аргументом в пользу поземельной ренты.
Все исторически зафиксированные «долговременные улучшения» земли от Перу до Китая создавались общинами или государствами. До «Маяка в экономической теории» Р. Коуза, позволившего разносторонне оценить этот феномен, оставалось еще почти столетие.
В вопросе о теории ренты Рикардо аргументация Леруа-Болье описывает круг между отказом от идеи Бастиа о сугубо трудовой ее природе и возвратом к ней же. Теория Рикардо для него представляется частным случаем для условий протекционизма «хлебных законов», когда все доступные земли используются, и цены на хлеб растут. Преимущество плодородия должно нейтрализоваться обработкой новых земель в колониях, а преимущество расстояния - развитием транспорта. Зибер отвечает на это:
…поземельная рента не уничтожается, как полагает Болье, а только перемещается из старых стран в новые страны. Иными словами, ту ренту, которую в прежнее время получали владельцы наиболее плодородных земель во Франции и в Англии, теперь получают владельцы наиболее плодородной земли в Австралии и Америке; то же самое соображение применяется и к ренте, возникающей благодаря более близкому расстоянию к рынку: эту последнюю в настоящее время получают, большей частью, те колониальные землевладельцы, которых земля, благодаря усовершенствованным путям сообщения, приблизилась к английскому и французскому рынкам… Сверх того, имеется еще один случай такого блистательного приложения теории ренты Рикардо, какого только можно пожелать, это - гигантское возрастание поземельной ренты под домами в современных европейских городах и особенно на центральных улицах последних. Отрицать чисто даровое происхождение для владельца тех десятков тысяч франков, которые, например, платятся за квадратный метр земли на парижских центральных бульварах, представляло бы дело, достойное смеха.
Услуга же, оказываемая обществу землевладельцем заключается, по мнению Леруа-Болье в том, что он освобождает руки для промышленности и торговли. Зибер отвечает на это, что французский экономист в своей наивности воображает, что освобождаемым рукам достаточно только свиснуть, чтобы найти себе работу. А кто же тогда будет работать на селе, создавая ту самую трудовую ренту? Леруа-Болье рисует пастораль:
…класс средних и достаточных землевладельцев изменит свои привычки. Значительная их часть станет обрабатывать свои собственные земли и снимать соседние. Эти достаточные землевладельцы должны отказаться от столицы, вести истинную деревенскую жизнь, вставать рано, проводить весь день на свежем воздухе, наблюдать за рабочими и за слугами, прикладывать от времени до времени руки к труду, самим бегать на рынок, сократить расходы на роскошь, словом, перестать быть парижанами или горожанами, перенесенными в поля… Тогда образуется серьёзный средний деревенский класс, истинная сельская демократия…
Все усовершенствованные продукты - овощи, фрукты, вино, птица, масло, сыр и проч. гораздо лучше приспособляются к мелкой культуре, нежели к крупной. Значение хозяйского глаза становится тем больше, чем земледелие становится разнообразнее и интенсивнее.
Но идиллия демократии виноделов и сыроваров легко опровергается статистикой банкротств мелкотоварных хозяйств, неоднократно приводимой в предыдущих «Эскизах». У нас в южной России составляет, например, всем известную вещь, что большие виноградные сады, баштаны и фруктовые плантации имеют гораздо лучшие сорта растений и приносят пропорционально больший доход, нежели мелкие. Здесь Зибер точно знает, о чем говорит - у его матери виноградник в Крыму. С рентой в городах дела обстоят точно так же:
В Нью-Йорке одно семейство Асторов приобрело целое состояние в несколько сот. миллионов фр. единственно потому, что предусмотрительный предок Асторов скупил в свое время почти все незастроенное пространство острова. «И в самом деле, говорит автор: какой человеческий труд оправдывает цену в 200, 500, 1,000 и 2,000 фр. за кв. метр земли, расположенной в большом городе? Тут нужно бросить теорию Бастиа (очень приятно слышать!)».
Но Леруа-Болье не сдается:
...частная вечная и индивидуальная собственность имеет такие громадные преимущества для производства, что принцип ее должен быть уважаем повсюду: даже там, где она не представляет выгод…
Зибер продолжает:
Мы не станем останавливаться на аргументации автора, относящейся к легитимации процентов на капитал, к так называемой производительности капитала и т. п. Во всем этом он, по нашему мнению, не пошел ни на йоту дальше Бастиа и других французских фритредеров и даже не дал себе ясного отчета в значении теоретических исследований по этому предмету классических экономистов, в особенности, Рикардо…
Пример, приводимый автором в доказательство происхождения прибыли, следующий: «Дикарь, в определенный промежуток времени и с помощью известной суммы усилий, убивает средним числом одну козу одной стрелой. Его ссужают ружьем, порохом и пулями; в то же время и при той же сумме усилий, он убивает две козы вместо одной. Пользуясь ружьем в течение 6 месяцев, он возвращает его владельцу; рассчитался ли он, уплатил ли свой долг, вознаградил ли за оказанную услугу? Разумеется, нет. Дикарь в действительности извлекал в течении этих шести месяцев постоянную пользу из ссуженного оружия; он сберег свой труд или произвел свои продукты тем же трудом в большем количестве; он должен ссудившему известную часть увеличения своего продукта, несправедливо, чтобы он удержал ее за собой и пр.» Не говоря о степени доказательности подобных банальностей, мы могли бы уверить г. Болье, что дикари отдают за ссуженное им оружие и порох не только часть своей добычи пли даже всю, но еще часто остаются должны своим кредиторам целые годы за порох, израсходованный на убитую для последних дичь.
Смехотворность этого примера очевидна для Зибера, изучавшего первобытную экономику и ее уничтожение «благами цивилизации», наподобие ружей, но к этому «предприимчивому» дикарю мы еще вернемся. Столь любезный к среднему классу в сельском хозяйстве Леруа-Болье при описании промышленности и торговли начинает расхваливать крупный капитал:
Неудобства, приносимые всем этим сосредоточением промышленности и торговли, только временные, выгоды же его громадны и вечны. Исчезают посредники, бесполезные паразиты, представляющие от фабриканта до потребителя длинную цепь звеньев, отягощающих цепу продуктов и удорожающих ее. Проливать об исчезновении их слезы было бы не более, как сентиментальностью, исчезновение или уменьшение их числа не повредит обществу, а только облегчит его. Уменьшится число посредников, увеличится число производителей. Анонимат, синдикат - вот две новые силы, две последние организации, окончательные или нет, индустрии и торговли…
Анонимное общество дозволяет рисковать, не представляя опасности полного разорения. …ничто не может заменить анонимного общества; или, по меньшей мере, одно государство, общественная власть, располагающая налогом, может стать на его место; но разве не следует отдать предпочтение тому, чтобы издержки на большие предприятия, вместо того, чтобы рассеиваться по целому миру путем обложения налогом, покрывались с ограниченным риском на счет предприимчивых людей, людей игры, людей могущественных, которые всегда встречаются в достаточном числе в старом и цветущем обществе?
Признавая истинность грядущего торжества крупного капитала, Зибер указывает, что она полностью противоречит изначальным утверждениям Леруа-Болье о снижении неравенства:
…весь мелкий люд стонет и стирается с лица земли, благоденствуют одни крупные капиталисты и предприниматели, таков неизбежный вывод из описанного автором положения вещей… Повторяем, все великие преобразования новейшей промышленности и торговли, пред которыми преклоняется и сам автор, не только вышли из пределов горизонта фритредерской теории, но ведут совсем не туда, куда направляют их представители этой последней. Социализация производства находится в логическом и в историческом противоречии с теорией свободы торговли. Крупная промышленность, крупная торговля есть приближение к государственной монополии, а не к свободному соперничеству… Факт этот столь ясен, что нельзя сдвинуть его с места никакими ухищрениями софистики. Вечные ссылки на тяжесть правительственных административных аппаратов становятся просто смешными в виду ежедневно и у всех на глазах усложняющейся администрации фабрик, отелей, железных дорог и пр. Недаром Л. Болье называет эту последнюю бюрократией.
Рассуждения Леруа-Болье о наемном труде и его справедливой оплате также заслуживают внимания, но теперь вместо продуктивного дикаря, «сберегающего» свой труд полученным в кредит ружьем, он обращается к «сапожнику без сапог», который внезапно оказывается отнюдь не столь продуктивен:
Рабочий… не может выкупить свой продукт? Но продукт башмачника не есть пара башмаков, так как не он сделал кожу, из которой они сшиты, гвозди, дратву и все прочие аксессуары. …если он работает в общей мастерской, он пользуется известными орудиями, кровом, освещением, отоплением и проч.; все эти элементы способствовали изготовлению сапог, помимо труда башмачника. Сверх того, в ожидании, пока его пара башмаков будет окончена и особенно продана, башмачник умер бы с голоду, если бы кто-нибудь не снабдил его авансом... Итак, рабочий башмачник является только одним из частичных факторов того сложного целого, которое называется башмаками… Представляет совершенное невежество или дерзкую ложь (sic!) утверждать, что рабочий не может выкупить того, что составляет действительно его продукт.
Конечно, вымышленный башмачник, подобно пролетарию Маркса заведомо лишенный материалов, инструментов, мастерской, лавки и заказчиков, оказывается совершенно беспомощен без капиталиста, и не способен ни изготовить башмаки, ни продать их. Напомню, что в XIX веке башмачники, изготавливающие обувь на продажу или на заказ, не были такой редкостью, как в наши дни. Тем не менее Леруа-Болье заключает:
Уплата жалованья есть необходимый экономический феномен, который относится к самой сущности человеческой природы (!), вот что показывает точный анализ. Из десяти членов общества всегда будет восемь или девять наемных рабочих, скорее девять, чем восемь.
Вернувшись снова к «железному закону» стремления заработной платы к минимуму он доказывает, что заработная плата, наоборот, должна увеличиваться с увеличением производства и производительности труда. И это действительно так, но при условии непрерывного экономического роста за счет научно-технического прогресса. Как только прогресс останавливается - останавливается и рост зарплат, обращаясь вспять под действием «железного закона». Но от него и не требовалось доказывать, что в изготовлении сложных изделий принимает участие много людей, и большинство из них - рабочие. То количество товара, которое рабочий может приобрести за свою заработную плату, и то количество, которое он произвел - заведомо неодинаково, эта разница и составляет прибавочную стоимость.
«Рабочий не в состоянии выкупить свой продукт» - есть только неловкое и неумелое выражение той истины, что часть своего рабочего дня рабочий отдает нанимателю бесплатно - подытоживает Зибер. Те доказательства, которые приводит Леруа-Болье в пользу своих доводов, с не меньшим успехом могут быть использованы и против них.
Шестой «Эскиз» направлен на критический разбор книги известного либерала-оптимиста Пьера Поля Леруа-Болье «Essai sur la répartition des richesses et sur la tendance à une moindre inégalité des conditions» (Очерк о разделе богатств), изданной в Париже в 1881 году.
Пьер-Поль Леруа-Болье (1843-1916) - французский экономист и журналист. Его отец был префектом при короле-гражданине Луи-Филиппе, а после - членом парламента, старший брат Анатоль - директором Школы политических наук, известным специалистом по истории России. Его карьера исследователя началась в 1870 с получившей премию Французского института диссертации о колониальной системе современных народов. Как журналист он начал писать в «Revue des deux mondes», а в 1871 году стал редактором «Journal des débats». Два года спустя Леруа-Болье основал газету «Economiste française» и в качестве редактора на протяжении 43 лет писал еженедельные статьи.
В 1878 году Леруа-Болье сменил своего тестя, сенатора Мишеля Шевалье на кафедре политической экономии в Коллеж де Франс. В 1879-1881 занимал кафедру государственных финансов в Школе свободных политических наук. Будучи членом Французского института и Американского философского общества, он также получил почетные степени университетов Кембриджа, Эдинбурга, Дублина и Болоньи. Член французского «Общества политической экономии», в 1893 был избран вице-президентом, а в 1911 - президентом.
Леруа-Болье принадлежал к французской либеральной школе и был одним из тех, кого Маркс называл «вульгарными экономистами». Его идеи нашли широкое освещение в множестве журнальных статей и более чем в дюжине книг. По отношению к теории ценности Леруа-Болье придерживался маржинализма, но при этом отвергал математические методы Вальраса и кривые спроса.
Новейшее поколение французских экономистов, по-видимому, ничего не забыло и ничему не научилось со времен Бастиа, Росси, Дюнойе и других широковещательных представителей экономической литературы для легкого чтения - начинает «Эскиз» Зибер, и неудивительно, потому что Леруа-Болье уже в введении своей книги заявляет цели своего труда:
Слово социализм снова делается модным, и его опасаются менее. Социалисты являются во многих видах… Весь этот мир, по-видимому, уверен, что, на основании одних только естественных законов, распределение богатства в новейших обществах совершается весьма дурно, весьма неравномерно…
Повсюду социалисты разных мастей, но разоблачая их теории парижский профессор, сын депутата почему-то критикует классиков политической экономии, которые заведомо не могут дискутировать с ним:
С точки зрения теории, мы пришли к заключению, что почти все учения, принятые в политической экономии относительно распределения богатств, подлежат переделке или, по меньшей мере, исправлению. Знаменитый закон Рикардо относительно поземельной ренты не имеет никакого приложения к настоящему времени… Еще более знаменитый закон Мальтуса о населении почти не находит более приложения в мире, наполовину ненаселенном, где обращение лиц и продуктов становится все легче и легче, более и более дешевым, а производство средств существования возрастает... Классическое изображение уровня процентов Тюрго или ошибочно, или неполно. Размышления Ад. Смита, Тюрго, Рикардо, Стюарта Милля, относительно влияния естественной заработной платы, фонда заработной платы на взаимное могущество патронов и рабочих, не заслуживают никакого доверия и опровергаются всеми фактами современной цивилизации. Знаменитый «железный» закон (Прим. - железный закон заработной платы) …никогда не имел иного существования, как в воображении Лассаля, Рикардо и Стюарта Милля. Словом, почти все, что классическая экономическая школа писала о распределении богатств, будучи подвергнуто внимательному контролю, превращается в прах…
Как видим, от Леруа-Болье, помимо прочих классиков досталось и Мальтусу - прогресс должен приводить не к росту, а к снижению рождаемости, поскольку его сопровождает такой же рост потребностей и расходов, вступающих в противоречие с родительскими обязанностями и ответственностью. Таким образом, тенденции снижения зарплат до минимума должно противостоять снижение количества рабочей силы, в свою очередь вызывающее рост зарплат и снижение неравенства. Удивительно, но если последовать этим рассуждениям, мы придем к выводу, что монополистический капитализм по отношению к рабочей силе дает тот же эффект, что и «черная смерть» XIV века.
Расстояние между имуществами и особенно между доходами менее, чем думают, и это расстояние идет все уменьшаясь… Это зло временной природы: если оно еще не исчезло совсем (?), оно находится на пути к исчезновению. Новейшее общество снова идет в направлении к состоянию, которое будет отличаться гораздо меньшим неравенством в имуществах. Социальный вопрос, насколько он разрешим, придет к решению сам собой, постепенно, постоянным действием великих экономических причин, которые работают уже несколько лет. Всякое революционное действие государства для ускорения действия этого движения только воспрепятствовало бы ему и задержало бы его. Вот заключение, вытекающее из этой книги.
То, что мы уже живем в лучшую из эпох, и каждый со временем может добиться всего, стоит лишь приложить немножко усилий, мы выслушиваем и по сей день. Эта концепция возникла именно эпоху второй промышленной революции, и в годы написания книги Леруа-Болье еще не утратила новизны, породив два направления политической экономии, в корне различающиеся в оценке перспектив для большинства людей и путей, которыми должен следовать человек для обретения успеха.
Далее Зибер шаг за шагом разбирает аргументы Леруа-Болье, начиная с теории земельной ренты. Предварительно автор ставит 4 вопроса:
1) В чем состоит законность поземельной собственности, индивидуальной, абсолютной, вечной, квиритарной в отличие от собственности коллективной, общинной и семейной?
2) В чем состоит характеристика поземельного дохода: в труде ли настоящего и предшествующих поколений, как учил Бастиа, или же в различии плодородия и расстояния, как утверждали знаменитый английский экономист Рикардо и вся британская школа?
3) В чем состоит влияние цивилизации на увеличение или уменьшение чистого продукта (?) земли или на положение землевладельца?
4) В чем состоит влияние цивилизации, накопления капиталов и гражданских законов на дробление и сосредоточение поземельной собственности?
Ответы же покажутся нам банальными:
Представляет бесспорный факт …что земля не имеет естественной ценности, которая была бы независима от человеческого труда. Что сообщает земле ценность? это труд занявшего ее или окружающий социальный труд. В странах первобытных ценность земли или совершенно незначительна, или равняется нулю, за отсутствием человеческого и социального труда. Работы по кадастрации, измерению, распределению представляют в колониальных странах первые работы, сообщающие земле небольшую ценность. Проведение первой железной дороги представляет пример социального труда, создающего ценность земли… Истинное оправдание собственности на землю заключается не в оккупации, не в труде, не в договоре и не в законе…, а в ее социальной пользе, в услуге, оказанной обществу.
…не подлежит сомнению, что индивидуальная и вечная поземельная собственность гораздо деятельнее способствует расчистке и населению страны, нежели общинная или коллективная собственность… Каким образом эта столь прославленная общинная собственность исчезла почти во всем мире (?) без предварительного соглашения между различными народами, так что в настоящее время ее не находят нигде более, кроме Явы, нескольких округов Индии, России и самых бедных и отсталых округов швейцарских кантонов ІІІвица, Унтервальдена, Валлиса? Причины исчезновения ее заключаются в разделении труда и в прогрессе культуры. Ни то, ни другое не совместно с коллективной собственностью…
Собственник вовсе не представляет собой существа праздного, ленивого, нейтрального... Существенная роль его, наравне с рабочими и фермером, заключается в представительстве будущих или вечных интересов имения, тогда как фермер представляет только интересы настоящие и временные. Именно в силу этого своего положения, собственник сопротивляется хищнической обработке почвы… в том же самом направлении собственник действует или должен действовать, предпринимая долговременные улучшения… Сверх того, собственник обыкновенно образованнее фермера, он лучше понимает крупные интересы культуры; он должен быть для своего фермера советником и руководителем.
Таким образом, все, существовавшее до колонизации европейцев, признается «чистым листом», а сами отношения собственности начинается с землемерных работ колониальных администраций. При этом он еще и задает риторические вопросы, каким же образом повсеместно исчезает коллективная собственность. Зибер справедливо замечает, что читателю предлагается набор ничем не подтвержденных банальностей - аргументация Болье не подвинулась ни на шаг вперед с тех пор, как о соответствующих предметах писали Бастиа, Шевалье и К°… Некоторый прогресс заметен лишь в том, что в числе источников поземельного дохода Болье указывает на социальный труд соседей. Это конечно справедливо, но вряд ли является аргументом в пользу поземельной ренты.
Все исторически зафиксированные «долговременные улучшения» земли от Перу до Китая создавались общинами или государствами. До «Маяка в экономической теории» Р. Коуза, позволившего разносторонне оценить этот феномен, оставалось еще почти столетие.
В вопросе о теории ренты Рикардо аргументация Леруа-Болье описывает круг между отказом от идеи Бастиа о сугубо трудовой ее природе и возвратом к ней же. Теория Рикардо для него представляется частным случаем для условий протекционизма «хлебных законов», когда все доступные земли используются, и цены на хлеб растут. Преимущество плодородия должно нейтрализоваться обработкой новых земель в колониях, а преимущество расстояния - развитием транспорта. Зибер отвечает на это:
…поземельная рента не уничтожается, как полагает Болье, а только перемещается из старых стран в новые страны. Иными словами, ту ренту, которую в прежнее время получали владельцы наиболее плодородных земель во Франции и в Англии, теперь получают владельцы наиболее плодородной земли в Австралии и Америке; то же самое соображение применяется и к ренте, возникающей благодаря более близкому расстоянию к рынку: эту последнюю в настоящее время получают, большей частью, те колониальные землевладельцы, которых земля, благодаря усовершенствованным путям сообщения, приблизилась к английскому и французскому рынкам… Сверх того, имеется еще один случай такого блистательного приложения теории ренты Рикардо, какого только можно пожелать, это - гигантское возрастание поземельной ренты под домами в современных европейских городах и особенно на центральных улицах последних. Отрицать чисто даровое происхождение для владельца тех десятков тысяч франков, которые, например, платятся за квадратный метр земли на парижских центральных бульварах, представляло бы дело, достойное смеха.
Услуга же, оказываемая обществу землевладельцем заключается, по мнению Леруа-Болье в том, что он освобождает руки для промышленности и торговли. Зибер отвечает на это, что французский экономист в своей наивности воображает, что освобождаемым рукам достаточно только свиснуть, чтобы найти себе работу. А кто же тогда будет работать на селе, создавая ту самую трудовую ренту? Леруа-Болье рисует пастораль:
…класс средних и достаточных землевладельцев изменит свои привычки. Значительная их часть станет обрабатывать свои собственные земли и снимать соседние. Эти достаточные землевладельцы должны отказаться от столицы, вести истинную деревенскую жизнь, вставать рано, проводить весь день на свежем воздухе, наблюдать за рабочими и за слугами, прикладывать от времени до времени руки к труду, самим бегать на рынок, сократить расходы на роскошь, словом, перестать быть парижанами или горожанами, перенесенными в поля… Тогда образуется серьёзный средний деревенский класс, истинная сельская демократия…
Все усовершенствованные продукты - овощи, фрукты, вино, птица, масло, сыр и проч. гораздо лучше приспособляются к мелкой культуре, нежели к крупной. Значение хозяйского глаза становится тем больше, чем земледелие становится разнообразнее и интенсивнее.
Но идиллия демократии виноделов и сыроваров легко опровергается статистикой банкротств мелкотоварных хозяйств, неоднократно приводимой в предыдущих «Эскизах». У нас в южной России составляет, например, всем известную вещь, что большие виноградные сады, баштаны и фруктовые плантации имеют гораздо лучшие сорта растений и приносят пропорционально больший доход, нежели мелкие. Здесь Зибер точно знает, о чем говорит - у его матери виноградник в Крыму. С рентой в городах дела обстоят точно так же:
В Нью-Йорке одно семейство Асторов приобрело целое состояние в несколько сот. миллионов фр. единственно потому, что предусмотрительный предок Асторов скупил в свое время почти все незастроенное пространство острова. «И в самом деле, говорит автор: какой человеческий труд оправдывает цену в 200, 500, 1,000 и 2,000 фр. за кв. метр земли, расположенной в большом городе? Тут нужно бросить теорию Бастиа (очень приятно слышать!)».
Но Леруа-Болье не сдается:
...частная вечная и индивидуальная собственность имеет такие громадные преимущества для производства, что принцип ее должен быть уважаем повсюду: даже там, где она не представляет выгод…
Зибер продолжает:
Мы не станем останавливаться на аргументации автора, относящейся к легитимации процентов на капитал, к так называемой производительности капитала и т. п. Во всем этом он, по нашему мнению, не пошел ни на йоту дальше Бастиа и других французских фритредеров и даже не дал себе ясного отчета в значении теоретических исследований по этому предмету классических экономистов, в особенности, Рикардо…
Пример, приводимый автором в доказательство происхождения прибыли, следующий: «Дикарь, в определенный промежуток времени и с помощью известной суммы усилий, убивает средним числом одну козу одной стрелой. Его ссужают ружьем, порохом и пулями; в то же время и при той же сумме усилий, он убивает две козы вместо одной. Пользуясь ружьем в течение 6 месяцев, он возвращает его владельцу; рассчитался ли он, уплатил ли свой долг, вознаградил ли за оказанную услугу? Разумеется, нет. Дикарь в действительности извлекал в течении этих шести месяцев постоянную пользу из ссуженного оружия; он сберег свой труд или произвел свои продукты тем же трудом в большем количестве; он должен ссудившему известную часть увеличения своего продукта, несправедливо, чтобы он удержал ее за собой и пр.» Не говоря о степени доказательности подобных банальностей, мы могли бы уверить г. Болье, что дикари отдают за ссуженное им оружие и порох не только часть своей добычи пли даже всю, но еще часто остаются должны своим кредиторам целые годы за порох, израсходованный на убитую для последних дичь.
Смехотворность этого примера очевидна для Зибера, изучавшего первобытную экономику и ее уничтожение «благами цивилизации», наподобие ружей, но к этому «предприимчивому» дикарю мы еще вернемся. Столь любезный к среднему классу в сельском хозяйстве Леруа-Болье при описании промышленности и торговли начинает расхваливать крупный капитал:
Неудобства, приносимые всем этим сосредоточением промышленности и торговли, только временные, выгоды же его громадны и вечны. Исчезают посредники, бесполезные паразиты, представляющие от фабриканта до потребителя длинную цепь звеньев, отягощающих цепу продуктов и удорожающих ее. Проливать об исчезновении их слезы было бы не более, как сентиментальностью, исчезновение или уменьшение их числа не повредит обществу, а только облегчит его. Уменьшится число посредников, увеличится число производителей. Анонимат, синдикат - вот две новые силы, две последние организации, окончательные или нет, индустрии и торговли…
Анонимное общество дозволяет рисковать, не представляя опасности полного разорения. …ничто не может заменить анонимного общества; или, по меньшей мере, одно государство, общественная власть, располагающая налогом, может стать на его место; но разве не следует отдать предпочтение тому, чтобы издержки на большие предприятия, вместо того, чтобы рассеиваться по целому миру путем обложения налогом, покрывались с ограниченным риском на счет предприимчивых людей, людей игры, людей могущественных, которые всегда встречаются в достаточном числе в старом и цветущем обществе?
Признавая истинность грядущего торжества крупного капитала, Зибер указывает, что она полностью противоречит изначальным утверждениям Леруа-Болье о снижении неравенства:
…весь мелкий люд стонет и стирается с лица земли, благоденствуют одни крупные капиталисты и предприниматели, таков неизбежный вывод из описанного автором положения вещей… Повторяем, все великие преобразования новейшей промышленности и торговли, пред которыми преклоняется и сам автор, не только вышли из пределов горизонта фритредерской теории, но ведут совсем не туда, куда направляют их представители этой последней. Социализация производства находится в логическом и в историческом противоречии с теорией свободы торговли. Крупная промышленность, крупная торговля есть приближение к государственной монополии, а не к свободному соперничеству… Факт этот столь ясен, что нельзя сдвинуть его с места никакими ухищрениями софистики. Вечные ссылки на тяжесть правительственных административных аппаратов становятся просто смешными в виду ежедневно и у всех на глазах усложняющейся администрации фабрик, отелей, железных дорог и пр. Недаром Л. Болье называет эту последнюю бюрократией.
Рассуждения Леруа-Болье о наемном труде и его справедливой оплате также заслуживают внимания, но теперь вместо продуктивного дикаря, «сберегающего» свой труд полученным в кредит ружьем, он обращается к «сапожнику без сапог», который внезапно оказывается отнюдь не столь продуктивен:
Рабочий… не может выкупить свой продукт? Но продукт башмачника не есть пара башмаков, так как не он сделал кожу, из которой они сшиты, гвозди, дратву и все прочие аксессуары. …если он работает в общей мастерской, он пользуется известными орудиями, кровом, освещением, отоплением и проч.; все эти элементы способствовали изготовлению сапог, помимо труда башмачника. Сверх того, в ожидании, пока его пара башмаков будет окончена и особенно продана, башмачник умер бы с голоду, если бы кто-нибудь не снабдил его авансом... Итак, рабочий башмачник является только одним из частичных факторов того сложного целого, которое называется башмаками… Представляет совершенное невежество или дерзкую ложь (sic!) утверждать, что рабочий не может выкупить того, что составляет действительно его продукт.
Конечно, вымышленный башмачник, подобно пролетарию Маркса заведомо лишенный материалов, инструментов, мастерской, лавки и заказчиков, оказывается совершенно беспомощен без капиталиста, и не способен ни изготовить башмаки, ни продать их. Напомню, что в XIX веке башмачники, изготавливающие обувь на продажу или на заказ, не были такой редкостью, как в наши дни. Тем не менее Леруа-Болье заключает:
Уплата жалованья есть необходимый экономический феномен, который относится к самой сущности человеческой природы (!), вот что показывает точный анализ. Из десяти членов общества всегда будет восемь или девять наемных рабочих, скорее девять, чем восемь.
Вернувшись снова к «железному закону» стремления заработной платы к минимуму он доказывает, что заработная плата, наоборот, должна увеличиваться с увеличением производства и производительности труда. И это действительно так, но при условии непрерывного экономического роста за счет научно-технического прогресса. Как только прогресс останавливается - останавливается и рост зарплат, обращаясь вспять под действием «железного закона». Но от него и не требовалось доказывать, что в изготовлении сложных изделий принимает участие много людей, и большинство из них - рабочие. То количество товара, которое рабочий может приобрести за свою заработную плату, и то количество, которое он произвел - заведомо неодинаково, эта разница и составляет прибавочную стоимость.
«Рабочий не в состоянии выкупить свой продукт» - есть только неловкое и неумелое выражение той истины, что часть своего рабочего дня рабочий отдает нанимателю бесплатно - подытоживает Зибер. Те доказательства, которые приводит Леруа-Болье в пользу своих доводов, с не меньшим успехом могут быть использованы и против них.