"Тень каравеллы": Игра и Не Игра, 1
"Вас король приглашает на бал"
Есть такая книга - "Кратокрафан" - где собраны в трёх частях разные реалии крапивинских миров - география (плюс космогония), корабли, существа и чудесные вещи. Время от времени я думаю о том, что в книге этой не достаёт того или иного раздела, и вот сейчас, перечитывая последнюю треть "Тени", снова показалось, что как минимум раздел про игры там бы точно не помешал.
И время от времени я же пишу о том, что Крапивин в чём-то превосходит всех других писателей, иногда это откровенно субъективное мнение (и я этого не скрываю и не стыжусь - я люблю субъективные мнения), а иногда оно явно претендует на объективность. Вот сейчас я выскажу предположение, которое вы вряд ли сможете оспорить: уверен, что никто из писателей за всю историю человечества не рассказал в своих книгах о таком количестве разных игр, как Крапивин. Оно просто невероятно. Но самое удивительное, что описания игр почти всегда органично встроены в ткань историй, его книги никогда не выглядели "справочниками по играм" - вот "справочник" по кораблям в несколько игровом виде он написал, да, а про игры… кажется, он ими просто жил, всегда.
Что ещё интересно, если бы такой, как я стал писать "про игры", то наверняка бы скатился в откровенный эскапизм. Игры вообще можно разделить на две категории - одна призвана сближать воображение с жизнью, другая - разделять. Опять же, не нужно говорить, что вторая откровенно вредна. У неё есть своё место и время, условия, в которых эти игры будут полезны. Если бы я писал Книгу Игр - я бы непременно и с наслаждением нарушил баланс в сторону Воображаемого Мира, но Крапивин, как бы кто ни пытался злопыхать, в этом смысле находится на педагогически более правильной середине. Игры в его историях всегда выводят (или в самом крайнем случае пытаются) вывести героя в мир людей, в мир реальности. Стать человеком через игру - это почти девиз любой его книги.
Замечу ещё вот что: хотя книги Крапивина во многом формировали меня, как личность, игры мои были совершенно иными. Нет, не так: поразительно иными! Конечно, совпадения есть, но по сравнению с тем невероятно огромным пространством Игр, описанным в его книгах, и моим собственным игровым мирозданием - совпадения ничтожны. И дело тут не столько в разнице эпох, хотя и в ней, конечно, тоже.
Это удивительно. Я играл совершенно не так. Об этой разнице тоже интересно поговорить. Тем поразительней увидеть, как получилось, что его миры, когда-то околдовавшие меня, столь далеки в пространстве игр.
Поэтому, читая об играх, я обычно нахожусь в положении более-менее бесстрастного наблюдателя. То есть, меня восхищает сама игровая вселенная, её принцип, её масштаб, но ощущения, что я сам принадлежу именно этой реальности, участвую, живу там, нет. Я снаружи, я гость, но поскольку считаю себя, и как мне кажется, заслуженно, неплохим экспертом по мирозданию игр вообще, путешествие может получиться… забавным.
Вообще, прежде чем говорить об играх в мирах Крапивина, стоило бы попытаться их хотя бы слегка "классифицировать". Нет, сейчас речь не идёт о той примитивной классификации, как, например, игры уличные, игры домашние, игры в одиночку, игры подвижные, игры интеллектуальные… Для нашего разговора имеет значение несколько иная классификация. Во-первых, нужно понимать, что есть игры осознанные, выделенные - и игры фоновые. Возможно даже, что это самое важное деление, важное для понимания, как игры встроены в нашу жизнь. Детство - такое, каким я его знаю - вообще наполнено фоновой игрой, убрать её - и солнце погаснет. Часто человек даже не осознаёт, насколько он глубоко существует в ТОЙ СТОРОНЕ. Суть игровой части жизни в том, что окружающая нас действительность воспринимается не совсем в прямом своём… как это правильно сказать?.. обозначении, осмыслении, восприятии?.. Человек Играющий наполняет окружающую действительность вторыми, третьими и так далее смыслами, сживается с этим восприятием так плотно, что разделить, отключить эту опцию иногда невозможно из-за особого рода диффузии реального и игрового пространства.
Я сейчас говорю не о тех случаях, когда человек витает в облаках и ему мерещится всякое среди бела дня. Нет, диффузия, наложение, о котором идёт речь, в норме не мешает человеку адекватно воспринимать действительность. В том, что касается взаимодействия с миром обыденности, в норме сбоев не бывает, потому что плёночка наваждений прозрачна, и нормальный человек когда надо легко игнорирует её, а по мере взросления она и вовсе переходит в нечто совсем уже еле уловимое, исчезающее. Нужно ещё постараться, чтобы она снова проявилась.
В самом примитивном изводе эта плёночка называется фантазиями. Когда человек идёт в школу или детский сад, и по дороге "на автомате" фантазирует. Походя, одним шевелением ресниц, примеряет на окружающую действительность и на себя самого совершенно любые назначения и смыслы.
Детские писатели так-то любят изображать подобные вещи, описывать всякого рода фантазёров, которые вечно витают в облаках. Это вообще такая "фирменная фишка" - показывать фантазёра-двоечника. Ужасно меня раздражающая, кстати. Потому что делается это обычно крайне примитивно. Да-да, меня всегда раздражали и злили вот эти картонно-книжные фантазёры. В их книжных портретах нет органичности, это гротески. На самом деле довольно просто показать такого вот школьника, постоянно чего-то там воображающего. Но умоляю, икогда не путайте типового лодыря-растяпу-фаназёра из книжек "про двоечника Васю, который вечно смотрел в окно" - и крапивинского персонажа. И разница между ними не в интеллекте. У крапивинского героя игровое мироздание органично и плотно слито с реальным миром, переплетено с ним, и показано это в непрерывном скольжении, смешении, потоке так, как будто ты сам это проживаешь. А в подавляющем большинстве других книжек мы видим просто некоего чудака со странностями, оторванного от действительности, и быть похожим на такого малость малахольного "мечтателя" мне, например, никогда не хотелось, и себя во всех этих "фантазёрах" я не узнавал - не потому что сам не погружался в фантазии, а потому, что в моём восприятии это происходило органично, без тех преувеличенных кривляний и прочих крибле-крабле-бумсов, от которых рот перекашивает ещё в детсадовском возрасте.
Для тебя-то это всё - настоящее. Не игра. И вот это ощущение НЕ-ИГРЫ важно органично передать, без взвизгов о прекрасности Страны-Фантазии, без ути-пуси и прочей фальши. И удивительное свойство крапивинских книг в том, что они заставляли тебя-взрослого существовать снова в той вселенной, не наблюдать за нею с дистанции времени и опыта, а снова быть там, как во сне, где ты снова умеешь летать, не чувствуя тяжести, неловкости и фальши. Понимаете разницу? Почти все другие детские книги заставляют читателя смотреть на игру с дистанции. Пусть даже с восторгом, умилением и всё такое - но с дистанции. Я даже не пойму восторгов по Маленькому Принцу, потому что технически это ведь более простой текст, там взрослый со стороны наблюдает мир ребёнка, что на самом-то деле совсем не то. А вы попробуйте без единой фальшивой ноты втиснуть читателя в тот мир полностью, вплотную, без всяких ужимок, допусков и прочего "тут пишем, тут не пишем, тут рыбу заворачиваем". Книги Крапивина работают в этом смысле как сон: ты просто частью самого себя оказываешься там, в том пространстве. Не смотришь на себя со стороны, не умиляешься ностальгии по одуванчиковому вину… нет. Ты - там.
Не во всех его книгах эта опция работает. "Тень Каравеллы", кстати, для меня НЕ из таких книг. Она о другом. Она… отчасти работает как фильм о фильме. Знаете, вот мы снимали блокбастер про эльфов и кольца, а один там чувак ходил рядом и время от времени тоже снимал, только уже то, как мы всё это делаем. Вот "Тень Каравеллы" в некотором смысле такая книга. Документалка. Хотя, как всякая хорошая документалка - она тоже немножко художественный фильм. Она показывает, КАК. ЭТО. ВСЁ. ПОЛУЧИЛОСЬ.
…Я могу ещё долго рассуждать об играх вообще, но пора всё-таки перейти к разговору о конкретных примерах. "Тень Каравеллы" в этом смысле, возможно, не самое масштабное полотно игрового пространства, я не сравнивал её с другими книгами Крапивина именно по количеству упоминаемых игр, но она обладает всеми тремя важными свойствами: насыщенностью игрового слоя, отчётливой автобиографичностью и соответствующим "удобным" для восприятия нарративом. Это к вопросу выше, когда читатель "встраивается" в героя и живёт его "глазами". Другие книги Крапивина могут тоже рассказывать нам о множестве игра, могут быть столь же автобиографичны, могут лучше встраивать читателя в ткань истории, но по сочетанию всего этого "Тень Каравеллы" оптимальна.
Итак, посмотрим, как скользит камера и на чём она фокусируется. Начнём... с с чего начнём? Да, пожалуй, вернёмся к моменту, где остановились в прошлый раз, к главе о том, как Пятая симфония меняла мир.
Рассказ о том, как воспринимается музыка - это на самом деле и рассказ о том, как человек играет в музыку. Ничего нового я тут не скажу, но ведь это на самом деле так: слушать музыку - значит, тоже играть. Играть, воображая. Назначая увиденному (да, музыку важно ещё и видеть) и услышанному значимые образы. Такой вот вид игры. Растворённый в процессе, не осознаваемый.
Как начинается игра? Владик оказывается на площадке у эстрады, чувствуя себя не в своей тарелке, ему неинтересно, неуютно, всё пока обращено против него, это проскальзывает во множестве малозаметных читателю мелочей: неудобные места у прохода, Владик примостился на краешке скамейки. Неприветливая рыжая девушка. Ревность к маминому знакомому, пока ещё "недостаточно хорошему". Сумрачно и неуютно, дует по ногам. Одинаковые музыканты с "обыкновенными скрипками", самыми обычными, Владик их уже "сколько раз видел"... в кино. Даже дирижёр какой-то неправильный - без палочки. Только длинные деревянные трубы заинтересовали - потому что похожи на миномёты…
Потом посмотрите: начинается музыка, которая оказалась… "под стать настроению" - сумрачная, похожая на движение туч. "Гроза ещё не здесь, не близко, но уже меркнет свет".
"И всё-таки не то. Я был боязлив, а в музыке не было страха".
Смотрите, здесь начинается расщепление. Музыка такая, как ты сам, но уже немного другая. Она увлекает и ведёт, но не по привычному тебе пути, она увлекает куда-то в необычное, неведомое пространство. "Я перед ней был как прижатый к земле кустик перед нарастанием грозового фронта". И начинает играть воображение!
…Конечно же, реальный Владик в том возрасте так не думал, не осознавал. Этот приём - введение читателя в состояние, приём, который не является обманом. Мы с одной стороны понимаем, что реальный персонаж не думает такими вот словами, но с другой - эти слова достаточно просты и ясны, и они стали как мостик между взрослыми-нами и героем. Владик слушает даже не музыку, а грозу в музыке. Наверное, в тот момент в нём пробуждается вот это соединение бесстрашного страха, восторга перед ужасом стихии, которое отразится в "Той стороне", в "Журавлёнке"…
Но я отклонился от Игры, а она длилась. "Неправильный" дирижёр, преображённый музыкой, ловко командует оркестром. Зачаровывают "трубы-миномёты", и скрипки, кажется, начинают разговор, который хочется вспомнить, разгадать… и вот происходит сама игра - переназначение происходящего, когда музыка рассказывает Владику о том, что он позабыл. О позабытом и важном. О Каравелле. О сигналах трубачей на палубах…
…И тут воспоминания над океаном музыки текут дальше, к той игре, которая происходила в другое время и в другом месте. К игре в Каравеллу. К словам и истории, которые Павлик "скорее всего выдумал", но это было неважно.
И тогда музыка уже рассказывает не о грозе, а о парусах. Она стала "праздничной, как хлопанье пёстрых флагов и разноцветных парусов. Тревожная, как ожидание приключений".
…А потом заканчивается первая часть симфонии, и мир уже преобразился. И веснушчатая девушка улыбается красиво. И фантазия летит уже свободно и неудержимо: уже "сразу ясно, что это - про ночь". Про "зимнюю темноту, где среди сказочных лесных великанов перепутались мелкая чащоба и бурелом, неслышно пришло дыхание южного ветра. И все окуталось мягким теплом. С шуршанием заскользил с еловых веток снежный пласт. Это незаметно принялась за дело весна. А потом просветлело небо и начался восход. Без блеска и ярких красок, но такой ясный… И, как тонкий луч, как серебряный ручей, прорезалась чистая, звонкая песня. Она была без слов, но такая, что слова пришли сами собой:
Ранней весной,
когда открываются реки,
Когда просыпаются травы…
Это была музыка про то, как ребята делают из сосновой коры и бумаги кораблики, как просыхают деревянные тротуары, а на лугах и лесных проталинах пробиваются к солнцу разведчики-травинки.
Потом вырастают травы.
Вот они встали и качаются под синим-синим небом, и я иду среди них, касаясь коленями больших, как блюдца, ромашек. И думаю, что, наверно, повстречаю Майку…
Стремительно накатывает гроза. С «той стороны, где тучи». Старается оглушить суровой, знакомой уже мелодией. Но не так уж это страшно. Вот опять распрямляются травы, стряхивая капли. А ромашки удивленно качают головами: «Чего налетела, зачем расшумелась?»
И опять я шагаю, выкручивая на ходу мокрую рубашку, а трава блестит от дождя. Я иду, и мне хорошо. Ведь я помню про главное: про Каравеллу.
Трах!
Я подскочил от этого взрыва. Как он грянул, этот оркестр! Будто сразу оборвалось передо мной солнечное поле и навалился сумрак. Отвесные скалы, а под ними ревущее море. Гремучее море. Оно далеко внизу, но удары волн такие, что холодные брызги хлещут по ногам, по лицу, и рубашка опять промокла.
А белая башня маяка до половины в облаке водяной пыли. Белая башня и белые чайки в косом стремительном полете. И синий штормовой сумрак. И опять это грозное начало:
Та сторона,
где тучи…
Та сторона,
где бури…
Но это же совсем не страшно! Мне смеяться хочется от растущего торжества. Как я не понимал? Это же гремящая песня синих циклонов и белых парусов. Синих скал, белого маяка и чаек. Грозная и сильная. Ну и что? Я сам частица этой грозы и силы. Я - капитан! В узкой бухте меня ждет, качаясь, Каравелла.
А за спиной у меня на солнечных берегах качаются травы. И мчатся по ним лошади… "
…Дальше будет ещё много. Конница, Чёрные Лошади, атака, край, где "рождаются смелые ветры, зовущие в дальние плавания"…
…Вы, наверное, скажете: вот, обещал говорить про игры, а сам полторы страницы только и делал, что бубнил о том, как человек слушал музыку… Да, я немного не рассчитал. Я хотел здесь суметь коротко рассказать о самых разных играх, но успел только-только начать. Но это ничего не отменяет, и если вы не поняли начала, вы не поняли ничего, что должно быть дальше. Это было вступление, о том, как начинается игра, которая не существует без воображения. У каждого человека, умеющего играть, в душе в самые лучшие моменты звучит музыка. Игра - это музыка. Музыка очень тесно связана с игрой, и наверное, не так уж случайно смыслы "играть в игру" и "играть музыку" имеют общее слово "игра". Игра в некотором смысле подчиняется законам музыки, а музыка - законам игры. И так же, как музыка растворена в жизни, в жизнь проникает игра. Она всюду.
Да, так уж вышло, что вместо разговора об играх я сумел написать пока только вступление к нему. Впрочем, это не так мало.