Народы Ленинградской области 5. Ижора.
Ижора - один из древнейших народов, населявших территорию Ленинградской области. Самоназвание ижора, инкеройн, ижоралайн, карьялайн.
Некоторые исследователи выводят этноним «ижора» из yysyrjäinen (грубый, неприветливый).
Вторая - версия, высказанная Василием Татищевым, поддержанная и развитая А. М. Шёгреном, - от имени шведской принцессы, жены Ярослава Мудрого Ингигерды (швед. Ingegerd, фин. Ingeri, Inkeri, Inko)
Третья версия - предложенная тем же Василием Татищевым на основании Иоакимовской летописи, которая связывает название с личным именем сына Рюрика, князя Игоря (Ингоря, Ингвара)
По мнению историка А. М. Шарымова, из Иоакимовской летописи следует, что топоним Ижара, Ижора существовал и до Ингигерд, и до Игоря - «егда та роди сына Ингоря, даде ей обесчанный при море град с Ижарою в вено».
С народом Ижора связаны топонимы и гидронимы Ижорская возвышенность, деревня Ижора в Веревском сельском поселении Гатчинского района, деревня Ижора в Елизаветинском сельском поселении Гатчинского района, Малая Ижора - деревня в Ломоносовском районе Ленинградской области, Большая Ижора - посёлок на южном берегу Финского залива, в Ломоносовском районе, Ижорское озеро в районе Большой Ижоры, река Большая Ижорка - приток Ижоры, река Попова Ижорка - левый приток Ижоры, река Ижора - левый приток Невы, по ней - Ижорские заводы и Ижорский бульвар в городе Колпино.
Инкерин Маа
(Ингрия, Ижора, Ижорская земля; швед. Ingermanland; фин. Inkeri, Inkerinmaa; эст. Ingeri, Ingerimaa; др.-рус. Ижера, Ижерская земля)
Inkerin maa («прекрасная земля»),Ингрия, Ижорская земля дала название реке Ижоре (Inkeri, Ingeri).
Или наоборот: по мнению лингвиста Юлиуса Мягисте топоним Ижора восходит к inkeri, первоначально - «извилистая река».
Согласно этимологическому словарю М. Р. Фасмера, Ижора - это река к югу от Финского залива, а Ижорская земля - местность по этой реке.
Первые письменные упоминания стране Ингрия и её жителях - инграх были найдены в булле папы Александра III Упсальскому епископу Стефану (приблизительно 1164 год), запрещающей продавать оружие воинственным языческим племенам саамам, води, карелам и инграм.
В 1221 году Ижорская земля под названием «Ингардия» упоминается Генрихом Латвийским в «Хронике Ливонии» в связи с походом сакаласких эстонцев.
Народ ижора впервые был описан в русских летописях в 1228 году, когда новгородцы вместе с ижорской дружиной отразили нападение племени емь ( jäämit). А.Шёгрен отождествлял с емью hämäläiset - финнов из Хяме, Häme - названия исторической области на юге Финляндии (шв. tavastland, лат. tavaste).
По мнению шведского епископа И. Гепелиуса "водь и ижора были православными и носили русскую одежду". Скорее всего,"русской" она была в глазах епископа, но само указание на этот факт весьма примечательно.
В XII-XIII веках ижоры жили по обе стороны Невы, приблизительными границами их поселений были реки Сестра, Тосна, Назия. В начале XVI века их владения достигли реки Оредежи на юге. Но потом территория начала постепенно сокращаться: сначала исчезли поселения на Карельском перешейке, потом около прибрежной зоны Ломоносова, а затем и у Оредежи.
Северные ижоры к середине XIX века проживали, в основном, на юге Карельского перешейка, вокруг искусственно созданных «сёл» Троицемяки и Матокса, в районе Лахты, а также в Выборгской губернии, в волостях Рауту и Саккола (в северной части впоследствии выделившейся в волость Метсяпирти). Южные ижоры проживали в основном в Полужье, а также на Сойкинском полуострове[
Сейчас ижоры проживают в Ломоносовском и Кингисеппском районах Ленинградской области. Основным местом проживания является Сойкинский полуостров, который находится между Лужской и Копорской губой.
Ижора вместе с водью участвовалa в призвании вярягов наравне со славянами, и в решении вопросов внутриполитической жизни Новгородской республики наравне с русскими.
С XIII века племя ижора выступает вместе с новгородцами в военных столкновениях со шведами, финским племенем емь и ливонскими рыцарями. В Сказании о житии Александра Невского говорится, что именно «старейшина в земле Ижерстей, именем Пелгусий», (Пелгуй, Пелконен) в 1240 году предупредил князя Александра (будущего Невского) о высадке шведов на берегу Невы.
Место Невской битвы - Усть-Ижора
Диорама Невской битвы в музее Уст -Ижоры.
Реконструкция Невской битвы
Ижора была не самым древним племенем этих мест, но очень активным, боевым и предприимчивым народом.
Путешественник Федор Туманский в XVIII веке писал: «…Примечается у них лукавство в великом почтении; они проворны и гибки. Вместе с тем у них в характере нет злобы и праздности, напротив, ижорцы трудолюбивы и соблюдают чистоту».
Активность ижор привела к ассимиляции ими води, к тому времени водь уже утрачивала пассионарность, и более молодой ижорские народ вбитал ее в себя, т.о. происходила убыль водского населения и прирастание ижорского.
Но и для самих ижор национальный характер, наряду с трудностями приграничной жизни, преданностью православной вере и чередой несчастий, оказался фатальным.
Неурожай 1569 года породил сильный голод.
Летом того же года эпидемия чумы охватила новгородские пятины.
В 1570 году опричники одновременно с погромом Новгорода разорили новгородские пятины.
В начале 1570 года на Неве разбойничал опричник Темеш Бастанов.
В июне 1570 г. на невские берега вторглись шведы.
В 1572 году татарский военачальник на русской службе Кутук-мурза разграбил поселения на берегах Невы.
В 1574 году шведские войска под командованием Германа Флеминга прошли вверх по Неве, разрушая купеческие городки.
В 1575 году на реке Сестре было заключено русско-шведское перемирие с условием не разорять Ингрию.
Но уже в 1578 году шведский полковник Генрих Классон Горн переправился через Нарву и вторгся в Ингрию.
В 1579 году шведы вновь напали на Ингрию со стороны Выборга и Эстонии.
В 1581 году в ходе Ливонской войны шведы захватили Нарву, а также овладели западной Ингрией с крепостями Ивангород, Ям и Копорье.
В 1693 году в Ингерманландии произошёл массовый падёж скота.
С 1695 по 1697 год в Ингерманландии не вызревал хлеб, в результате чего начался «великий голод» и численность населения провинции за три года сократилась на треть.
Исход. В период Смутного времени на Руси в начале XVII века устье Невы и вся ижорская земля попали под власть шведов, что вызвало массовое переселение ижор вместе с группами родственных им карел с Карельского перешейка на земли, оставшиеся под властью Руси.
Ижора стойко придерживалась православия: в источниках имеются сообщения о достаточно активном противодействии ижор шведским попыткам внедрить лютеранство. Из-за повинностей и начавшихся религиозных притеснений православное население покидало пределы шведской провинции. Коренным жителям разрешалось заниматься торговлей только при условии перехода в лютеранство, активная лютеранская пропаганда велась среди православных ижоры и вожан.
Будучи малочисленным народом, ижора постепенно ассимилировалась ингерманландскими финнами, с которыми её сближал язык.
Шведы проводили активную переселенческую политику на исконные земли ижоры: крестьян с Карельского перешейка, из привыборгских уездов и финской провинции Саво, колонистами из Северной Германии. К концу XVII века доля лютеранского населения составляла 70-75 %.
Пётр I, возвратив Ингерманландию в ходе Северной войны, нашёл её запустевшей. Потребовалось переселение крестьян из других регионов России. По данным переписи населения 1732 года, в Копорском, Шлиссельбургском и Ямбургском уездах русских «переведенцев» было около 17 %, «старожилов русских, которых деды и отцы в Ингерманландии жили до шведского владения» - 9,6 %, финнов-ингерманландцев - 37,6 %, ижоры - 24 %.
После шведов по данным переписи в Ингерманландии почти половина населения стала лютеранской, из православных же половина была ижорой, половина - русскими.
В течение XVIII и XIX веков к ижоре, води, карелам, вепсам, русским, финнам-савакотам и лютеранам карелам-эвремёйсам, прибавились немцы, эстонцы и латыши.
За время столетней шведской оккупации многие ижоры покинули свои селения.
Отток и ассимиляция. В 1920 году по условиям Тартуского мирного договора между РСФСР и Эстонией небольшая часть Западной Ингерманландии, так называемая Эстонская Ингерманландия (эст. Eesti Ingeri, фин. Viron Inkeri), расположенная вдоль правого берега реки Нарвы, была включена в состав Эстонской республики. При этом эстонцев в Эстонской Ингерманландии было столько же, сколько и русских - 7-10%.
На территории Eesti Ingeri только одна деревня была полностью русской, остальные были населены ижорами (с водью) и небольшим процентом ингерманландских финнов. Коренные народы состявляли большую часть населения, русских, как и эстонцев, было не более 10%.
В 1930-х годах местные жители Вяйкюля(ижор. Väikylä, эст. Väiküla, фин. Väikylä, швед. Wenekÿle, Wäenkÿlla, Wägenkylä, рус. село Норовское, нем. Russisches Dorp - русская деревня от ижор. venäläiset - русские) носили ижорскую национальную одежду не только по праздникам, но и дома, занимаясь домашними работами.
Образование в Эстонской Ингерманландии можно было получить на трёх языках, работали финские, эстонские и русские школы, ижорские дети, как правило, получали образование на эстонском языке.
Если для води эстонский язык был родственным, то для ижор ближе был финский, и поскольку профессиональное, среднее и высшее образование можно было приобрести только на эстонском языке, зажиточные ингерманландцы уезжали продолжать учёбу в Финляндию. Возвращались не все.
В январе 1922 года новые эстонские власти стали принудительно менять у жителей фамилии на эстонские.
Тогда основатель селения Рякяля (на ижорском языке означает «гиблое место») взял себе фамилию Рякяля, а его старший сын - Паю (в переводе с ижорского - «ива», его брат - Роя (в переводе с ижорского - «межа»).
Политика эстонизации приводила к изменению не только фамилий, но и топонимов.
В деревне Кулла (Мертвица - Kullakülä) жили, либо из этой деревни были родом, большинство исполнительниц древних рун в Эстонской Ингерманландии. Деревня Мертвица на реке Мертвице, согласно шведским «Балтийским писцовым книгам», носила названия: Miertwiss (1584 год), Kulddakÿlla (1585 год), Kulddakÿlla (1586 год), Kuldakÿla (1589 год), Mertuitza by (1618-1623 гг, после образования Эстонской Ингерманландии стала называться Кулла, к этому времени все ее население было лютеранским.
Население восточных ижорских деревень, лучше знавшее русский язык, уезжало в Санкт-Петербург: мужчины уходили на фабрики и в мастерские,ижоры славились как отличные плотники, работали извозчиками, девушки шли в няньки.
Плен и депортация.Во время Второй мировой войны ижоры были депортированы в эстонский концентрационный лагерь Кло́ога (эст. Klooga). Заключённых систематически убивали лагерные врачи. Выжившие ижоры были вывезены в Финляндию на принудительные работы.
После подписания Финляндией соглашения о перемирии они вернулись в СССР.
Исторические свидетельства различных периодов, начиная со шведского времени, показывают исключительную преданность ижор своим родным местам.
"Приведу одну запись, сделанную мною в 1986 г. в д. Гамалово(Hamala) Кингисеппсского района Ленинградской области. При рассказе о выселении в военные годы в Финляндию в качестве рабочей силы ижорка Евгения Петрова описывала, как финны предлагали ей не возвращаться вСССР, где ее ждали репрессии, а советовали остаться в Финляндии, и даже предлагали ей землю. Она же ответила им так: «Что вы предлагаете мне свою финскую землю? У нас дома и так все свое. Направо болото - свое, налево ольшаник - свой, над головой ветер - и тот свой». (О.И. Конькова)
Большая часть ижорских деревень была уничтожена в ходе военных действий. Советская власть поселила ижор не в родные места, а на поселение в Ярославскую, Калининскую, Новгородскую, Псковскую и Великолукскую области. Возвращаться в места исконного проживания они получили возможность только в середине 1950-х годов.
Самосознание и самоидентификация. В результате трагических переломов народ стал исчезающим. Поиски виноватых подводят, разумеется, к русским: эту идею давно и настойчиво развивают финны, эстонцы, шведы и прочие наши "партнеры".
Однако, с точки зрения ученых, а не пропагандистов, причины кроются в истории и самосознании народа и особенностях национальной самоидентификации.
Так же, как ижора ассимилировала водь, саму ижору ассимилировали шведские оккупанты, переселенные шведами ингерманландские финны, на востоке эстонцы, на севере ижора сливалась с родственными карелами, на востоке вливалась в русский народ.
Выбор в пользу православия вызывал ненависть западных "соседей", религиозные притеснения ижоры захватчиками, насильственное обращение в лютеранство, вызывало сокращение численности ижор и вливание их в общности, с которыми их роднили религия, язык, родственные связи.
Ижорский народ отождествлял себя по религиозным и языковым основаниям.
Ижоры Карельского перешейка считали себя «русскими» (venäläiset) - «по национальности», что проистекало из конфессии, и вместе с тем «финнами» (suomalaiset) - по языку.
В Центральной Ингерманландии ижоры проживали дисперсно, образуя ораниенбаумский, тяглинский и ещё несколько небольших ареалов. Они тоже считали себя «русскими», а свой язык - финским.
Представление о некой ижорской общности встречается только в пределах Кингисеппского района. В Западной Ингерманландии, в Кингисеппском районе существует распространение этнонима ижоры на западную часть води.
Часть ижор использует в качестве самоназвания слово каръялайшт (мн.ч.) ‘карелы’; «карелами» же их называла и водь, что согласуется с близостью языка и культуры ижор к карельским языку и культуре и объясняется тем, что по крайней мере часть ижор представляет собой потомков группы древнекарельского населения, освоившего по крайней мере до XII века территории к югу и юго-западу от основной зоны расселения карел - Карельского перешейка, первоначально - по течению Невы.
Такая мозаичность этнического самосознания и распространение этнонима ижоры на соседние группы прибалтийско-финского населения позволяет предположить, что он принадлежит русскому языку и не означает ни одной конкретной этнической группы, а «ижера» из русских летописей, это не то же самое, что современные ижоры, на которых данный этноним, по всей видимости, перенесён механически.
Кроме того, традиционно ижоры не сохраняли отцовскую фамилию, а носили фамилию по имени деда, что еще больше осложняет национальную идентификацию, если муж и жена представители разных народов.
В XX веке ответ на вопрос, на каком языке респонденты говорят с соседями и друзьями, был неожиданным: во всех случаях - по-русски, даже с ижорцами. Социолингвистическое анкетирование проводилось одновременно и среди води, и среди ингерманландских финнов, но только ижорцы продемонстрировали такой языковой нигилизм.
На вопрос о том, хотели бы респонденты, чтобы их язык преподавался в школе, ижорцы в очередной раз продемонстрировали низкую языковую лояльность: в отличие от представителей соседних этносов, большинство (38,8%) ответили отрицательно, 33,3% - положительно, а остальным и вовсе все равно.
Лингвист Татьяна Агранат рассказывает, что сегодня среди ижор сказок не помнит никто. Один из информантов, родившийся перед началом Второй мировой войны, объяснил, что сегодняшние носители ижорского языка совсем не знают сказок, так как во время войны бабушки так сильно переживали, что им было не до рассказывания детям сказок.
Первый исследователь ижорского языка, В. Поркка писал, что в некоторых местах уже тогда, в 1880-х годах, русский язык являлся разговорным языком молодых людей, в то время как свой родной язык они применяли с трудом.
Исследователь языка ижор Замятин отмечал существование конфликта внутри ижорской общины: наличие группы носителей, считающих владение языком своей прерогативой и не намеренных помогать в изучении языка представителям ижоры, утратившим язык и желающим его вос- становить. Заметим, что даже у тех носителей языка, которые не участвуют в этом конфликте, нередко проявляется склонность к языковому пуризму и, как следствие, негативное отношение к любым отклонениям от некоторой условной языковой нормы.
Еще одной проблемой стала «фольклоризация языка», подменяющая активное восстановление языка полез- ной, но недостаточной для сохранения языка активностью (фольклорные ансамбли, музей, курсы традиционных ремесел).
Общий процесс распада сельского уклада жизни и разрушения социальной структуры деревни, при котором среднее и молодое поколения перебираются в города и оказываются полностью выключенными из языковой среды, тоже не способствует сохранению языка и национальной самоидентификации.
Ингерманландия
Происходит от шведского - Ingermanland.
Шведское название Ingermanland по мнению Улофа Рудбека старшего происходит от имени Ingo, Inge (Germun, Germund). Но гораздо более убедительна версия о происхождении слова от топонима-этнонима Inkerinmaa, Ingerimaa - Ижорская земля или Земля Ижор.
Есть версия, что в топониме Ingermanland слово «земля» встречается два раза: к ижорскому maa добавлено шведское land, также обозначающее «земля». По другой версии, элемент «ман» происходит не от ижорского maa, а от германского man - «человек». Т.о. Ингерманландия - земля ижорских людей.
Язык и литература. Ижорский язык относится к прибалтийско-финской подгруппе финно-угорской ветви уральской семьи. Наиболее близок карельскому и финскому языкам. Считается, что ижорский язык произошел от древнекарельского языка - основы и относится к прибалтийско-финской группе финно-угорских языков. В ижорском языке выделяют четыре диалекта: сойкинский; хэваский; нижнелужский; оредежский. Письменный ижорский язык появился в 1933 году. В наши дни ижоры говорят на двух сохранившихся диалектах - сойкинском и нижнелужском.
При этом нижнелужский диалект вобрал в себя многие черты водского языка и фактически является конвергентным ижорско-водским образованием, первоначально служившим для межэтнического общения
Первые памятники в виде списков отдельных слов, записанных русскими буквами, относятся к XVIII веку.
Письменность ижоры была разработана в 1920-е годы на основе латинской графики.
Еще в середине XX века финские лингвисты не признавали за ижорским статус самостоятельного языка и пользовались термином «ижорские диалекты» - не уточняя, какого именно языка.
Первый исследователь ижорского языка, В. Поркка писал, что в некоторых местах уже тогда, в 1880-х годах, русский язык являлся разговорным языком молодых людей, в то время как свой родной язык они применяли с трудом.
Фольклор ижоры известен по устному народному творчеству - песням-рунам сказителей-рунопевцев.
Ижорский фольклор был неизвестен вплоть до середины XIX в. На него не обращали внимание ни исследователи Ингерманландии, ни создатель «Калевалы» Э. Леннрот. Лишь в 1847 г. финский собиратель старинных рун Даниэль Европеус обнаружил древние песни в северных приграничныхижорских деревнях.
Внимательное изучение фольклорного наследия ижор показало, что ижорский эпос значительно отличается от традиций других прибалтийско-финских народов. При всем внешнем сходстве большинства эпических сюжетов ижорские руны своеобразны и отражают иные представления о мире.
Что касается ижорского фольклора в наши дни, сохраняются только малые жанры: детские стишки, считалочки и другие; сказок не помнит никто. Сегодня существуют детский и взрослый фольклорные коллективы, члены которых выучивают песни, сохранившиеся в старых аудиозаписях. Однако практически никто из них не знает языка, перевод песен иногда знают лишь приблизительно, а слова произносят с русским акцентом.
Ижорский народ сохранил в своей памяти руны общего с карелами и финнами эпоса, известного широкому читателю как «Калевала», отдельные части которого, такие как сказание о Куллерво, оказались известны только ижорским рунопевцам.
За полтора века исследований (начиная с 1847 года) фольклористам удалось записать свыше 120 тысяч старинных ижорских песен так называемой «калевальской» метрики у более чем 2 тысяч ижорских исполнителей.
Ларин Параске Самой известной из них была Ларин Параске, жившая (1833-1904) на севере Ингерманландии. В ижорских деревнях пели почти все, но она превзошла всех. От неё записано 1152 песни, 1750 пословиц, 336 загадок, множество причитаний. Она знала более 32 тысяч стихов.
Сказительница, рунопевица, песенница. Урожденная Праско́вья Никитична (Параскева Никитина) Игнатьева.
Родилась в семье крепостных крестьян ижор на хуторе Мискунмяки деревни Мякиенкюля, прихода Лемпаала (современное Лемболово).
Вместе с мужем, Гаврилой Степановым (Каурилу Ларила), жила в дер. Васкела (ныне Луговое Приозерский р-н). Небольшой хутор, на котором семья жила в Васкела, назывался «Ларин Тупа» (Изба Лари). Отсюда и псевдоним рунопевицы.
В 1877 г. собиратель народных рун Армас Борениус-Ляхтеенкорва записал от Ларин 24 песни. Через 10 лет с ней познакомился пастор Вольф Неовиус. Всего ему удалось записать 1 152 песни, 1 750 пословиц, 336 загадок, старинные плачи, а в 1893 г. он издал первую тетрадь ее песен.
Лучшие финские художники писали ее портреты, композиторы заимствовали мелодии ее песен.
Лучше на земле родимой
посреди ходить болота,
чем в чужой земле немилой
улицею городскою
по булыжникам гремящим.
Лучше на земле родимой
из-под лаптя пить водицу,
чем в земле чужой немилой
пиво пить из полной кружки,
хмель пригубливать из рюмки.
Лучше на земле родимой
в бане спать на жестком камне,
чем в земле чужой немилой
на постели спать ворсистой.
Лучше на земле родимой
обходиться хлебом грубым,
чем в земле чужой немилой
есть в гостиных хлеб пшеничный,
кушать булки с красной коркой...
В центре г. Хельсинки установлен бронзовый памятник Ларин Параске.
Приносил мне песни ветер,
Ледяной порыв весенний.
Их ко мне толкало море,
Гнали их морские волны.
Эти строки из песни Ларин Параске выбиты на памятнике в Хельсинки.
В Порвоо, идиллическом и безмятежном финском городке, есть небольшой памятник, посвященный Прасковье Никитиной. Это камень, окруженный скромными цветами, на котором на небольшом металлическом барелефе запечатлена судьбоносная встреча Параске с Неовиусом.
Этот памятник не единственный в Финляндии, посвященный Параске. Но именно сюда, в Порвоо, Неовиус приглашал исполнительницу, чтобы записать за ней невероятное богатство фольклорных песен.
Памятник на месте православной церкви, возле которой была похоронена Прасковья Никитина (Ларин Параске) в Замостье Ленинградской обл.
В 1911 г. на могиле Ларин Параске на Палкеальском кладбище (ныне дер. Замостье, Приозерский р-н), Молодежное общество Южной Карелии поставило гранитную стелу с бронзовым кругом, в которую помещен был барельеф Ларин Параске.
Со временем могила Ларин затерялась, но 29 августа 1992 г. на предполагаемом месте захоронения рунопевицы появился новый гранитный памятник, восстановленный по инициативе жительницы дер. Замостье Л. Д. Лайдинен.
В сборнике «Древние руны финского народа» (фин. Suomen kansan vanhat runot) значатся имена четверых рунопевцев из Эстонской Ингерманландии. Это Хету Войпяя из деревни Калливере, Мария Мёрё и Юлё Варкки из деревни Кулла, а также - Кати Варкки из деревни Ванакюля. Самой известной из них была Хету Войпяя, у которой собиратели рун Волмари Поркка, Вихтори Алава и Юхана Руотсалайнен записали 47 рун. У остальных трёх исполнительниц руны записывал только В. Алава. Об исполнительнице Хету Войпяя известно.
Самой богатой на народные таланты была деревня Кулла. В деревне Кулла жила рунопевица по имени Катрина, у которой В. Поркка в 1883 году записал 35 рун. Среди лучших рунопевиц деревни Калливере была Ульяна Похьялайнен, переселившаяся из деревни Кулла.
Родом из деревни Кулла была и известная калливерская рунопевица Валпури Варкки (Вохта), студийные записи песен которой делали в Таллине. В деревне Кулла было известно также семейство Сякки, у которого, как Ю. Ф. Руотсалайнен, так и В. Алава записывали песни].
В 1937 году исполнители ижорских песен ижоры Татьяна Егорова , Анна Кивисоо, Мари Вахтер родом из деревни Ропсу (Ропша), ижора Паро Мяги и водская исполнительница Дарья Лехти родом из Краколья, ингерманландка Валпури Вохта из Калливере, а также Петер Лииванди - игрок на пастушьем рожке, приняли участие в записи народных песен на студии Государственного радиовещания в Таллине. Всего было записано 19 пластинок.
В деревне Рякяля (на ижорском языке означает «гиблое место») жила Евдокия Рякяля (Евдокия Даниловна Фёдорова) (1867-1932) - известная ижорская рунопевица. В 1931 году Евдокия Рякяля выступала на IV финно-угорской культурной конференции в Хельсинки.
От большинства рунопевцев остались известны лишь имена - Анни, Юркки, Элина… Всего, по данным 1936 года в Эстонской Ингерманландии проживали 70 человек, у которых этнографы записывали древние руны. В деревне Кулла таких было 30 человек, в деревне Калливере - 28, в деревне Ванакюля - 6, в деревне Вяйкюля - 2, в деревне Рякяля - 1 и в деревне Мерекюля, также 1 человек].
Исполнители народных песен Эстонской Ингерманландии: Валпури Вохта, (писательница Айли Лайхо), Мари Вахтер, Татьяна Егорова, Анна Кивисоо и Дарья Лехти. 1938 год.
Рунопевица Кадой Александрова родилась в 1902 году и всю жизнь прожила на Сойкинском полуострове в деревне Валяницы (Voloitsa)
Ижорская песенница Татьяна Егорова родилась в 1894 году в деревне Ропша (Ropsu).
Анна Кивисоо, ижорка по отцу и водь по матери, родилась в 1881 году в деревне Ропша (Ropsu). Сама причисляла себя к ижорам.
Натю Лукина (1898-1977) родилась в деревне Лужицы (Luuditsa). Её отец был водью, а мать ижоркой.
Дуня Трофимова (1908-1981) была коренной жительницей деревни Лужицы (Luuditsa), и говорила на водском, ижорском и русском языках. В водских песнях Дуни встречается много ижорских элементов, а в ижорских - водских.
В 1931 году исполнительница народных песен из деревни Ханике, ижорка Мария Вахтер (Ефимова), выступала на IV финно-угорской культурной конференции в Хельсинки. В 1937 году в Таллине были сделаны студийные записи её песен.
Женщины деревни Ханике в воскресный день, первая слева - исполнительница ижорских народных песен Мария Вахтер.
Фото: И. Калдмаа, 1939.
Сотворение мира.
В ижорской руне мир из яйца творит ласточка - «птица воздуха». Она находит кочку посреди вод, отливает гнездо из меди и кладёт туда золотое яйцо. Тут налетает большая туча и скатывает гнездо в воду. Тогда ласточка летит к кузнецу и просит сковать ей грабли со стальными зубьями. Этими граблями птичка достаёт лишь половину белка и половину желтка. Разбившаяся скорлупа становится звёздами на небе.
Некоторые исследователи выводят этноним «ижора» из yysyrjäinen (грубый, неприветливый).
Вторая - версия, высказанная Василием Татищевым, поддержанная и развитая А. М. Шёгреном, - от имени шведской принцессы, жены Ярослава Мудрого Ингигерды (швед. Ingegerd, фин. Ingeri, Inkeri, Inko)
Третья версия - предложенная тем же Василием Татищевым на основании Иоакимовской летописи, которая связывает название с личным именем сына Рюрика, князя Игоря (Ингоря, Ингвара)
По мнению историка А. М. Шарымова, из Иоакимовской летописи следует, что топоним Ижара, Ижора существовал и до Ингигерд, и до Игоря - «егда та роди сына Ингоря, даде ей обесчанный при море град с Ижарою в вено».
С народом Ижора связаны топонимы и гидронимы Ижорская возвышенность, деревня Ижора в Веревском сельском поселении Гатчинского района, деревня Ижора в Елизаветинском сельском поселении Гатчинского района, Малая Ижора - деревня в Ломоносовском районе Ленинградской области, Большая Ижора - посёлок на южном берегу Финского залива, в Ломоносовском районе, Ижорское озеро в районе Большой Ижоры, река Большая Ижорка - приток Ижоры, река Попова Ижорка - левый приток Ижоры, река Ижора - левый приток Невы, по ней - Ижорские заводы и Ижорский бульвар в городе Колпино.
Инкерин Маа
(Ингрия, Ижора, Ижорская земля; швед. Ingermanland; фин. Inkeri, Inkerinmaa; эст. Ingeri, Ingerimaa; др.-рус. Ижера, Ижерская земля)
Inkerin maa («прекрасная земля»),Ингрия, Ижорская земля дала название реке Ижоре (Inkeri, Ingeri).
Или наоборот: по мнению лингвиста Юлиуса Мягисте топоним Ижора восходит к inkeri, первоначально - «извилистая река».
Согласно этимологическому словарю М. Р. Фасмера, Ижора - это река к югу от Финского залива, а Ижорская земля - местность по этой реке.
Первые письменные упоминания стране Ингрия и её жителях - инграх были найдены в булле папы Александра III Упсальскому епископу Стефану (приблизительно 1164 год), запрещающей продавать оружие воинственным языческим племенам саамам, води, карелам и инграм.
В 1221 году Ижорская земля под названием «Ингардия» упоминается Генрихом Латвийским в «Хронике Ливонии» в связи с походом сакаласких эстонцев.
Народ ижора впервые был описан в русских летописях в 1228 году, когда новгородцы вместе с ижорской дружиной отразили нападение племени емь ( jäämit). А.Шёгрен отождествлял с емью hämäläiset - финнов из Хяме, Häme - названия исторической области на юге Финляндии (шв. tavastland, лат. tavaste).
По мнению шведского епископа И. Гепелиуса "водь и ижора были православными и носили русскую одежду". Скорее всего,"русской" она была в глазах епископа, но само указание на этот факт весьма примечательно.
В XII-XIII веках ижоры жили по обе стороны Невы, приблизительными границами их поселений были реки Сестра, Тосна, Назия. В начале XVI века их владения достигли реки Оредежи на юге. Но потом территория начала постепенно сокращаться: сначала исчезли поселения на Карельском перешейке, потом около прибрежной зоны Ломоносова, а затем и у Оредежи.
Северные ижоры к середине XIX века проживали, в основном, на юге Карельского перешейка, вокруг искусственно созданных «сёл» Троицемяки и Матокса, в районе Лахты, а также в Выборгской губернии, в волостях Рауту и Саккола (в северной части впоследствии выделившейся в волость Метсяпирти). Южные ижоры проживали в основном в Полужье, а также на Сойкинском полуострове[
Сейчас ижоры проживают в Ломоносовском и Кингисеппском районах Ленинградской области. Основным местом проживания является Сойкинский полуостров, который находится между Лужской и Копорской губой.
Ижора вместе с водью участвовалa в призвании вярягов наравне со славянами, и в решении вопросов внутриполитической жизни Новгородской республики наравне с русскими.
С XIII века племя ижора выступает вместе с новгородцами в военных столкновениях со шведами, финским племенем емь и ливонскими рыцарями. В Сказании о житии Александра Невского говорится, что именно «старейшина в земле Ижерстей, именем Пелгусий», (Пелгуй, Пелконен) в 1240 году предупредил князя Александра (будущего Невского) о высадке шведов на берегу Невы.
Место Невской битвы - Усть-Ижора
Диорама Невской битвы в музее Уст -Ижоры.
Реконструкция Невской битвы
Ижора была не самым древним племенем этих мест, но очень активным, боевым и предприимчивым народом.
Путешественник Федор Туманский в XVIII веке писал: «…Примечается у них лукавство в великом почтении; они проворны и гибки. Вместе с тем у них в характере нет злобы и праздности, напротив, ижорцы трудолюбивы и соблюдают чистоту».
Активность ижор привела к ассимиляции ими води, к тому времени водь уже утрачивала пассионарность, и более молодой ижорские народ вбитал ее в себя, т.о. происходила убыль водского населения и прирастание ижорского.
Но и для самих ижор национальный характер, наряду с трудностями приграничной жизни, преданностью православной вере и чередой несчастий, оказался фатальным.
Неурожай 1569 года породил сильный голод.
Летом того же года эпидемия чумы охватила новгородские пятины.
В 1570 году опричники одновременно с погромом Новгорода разорили новгородские пятины.
В начале 1570 года на Неве разбойничал опричник Темеш Бастанов.
В июне 1570 г. на невские берега вторглись шведы.
В 1572 году татарский военачальник на русской службе Кутук-мурза разграбил поселения на берегах Невы.
В 1574 году шведские войска под командованием Германа Флеминга прошли вверх по Неве, разрушая купеческие городки.
В 1575 году на реке Сестре было заключено русско-шведское перемирие с условием не разорять Ингрию.
Но уже в 1578 году шведский полковник Генрих Классон Горн переправился через Нарву и вторгся в Ингрию.
В 1579 году шведы вновь напали на Ингрию со стороны Выборга и Эстонии.
В 1581 году в ходе Ливонской войны шведы захватили Нарву, а также овладели западной Ингрией с крепостями Ивангород, Ям и Копорье.
В 1693 году в Ингерманландии произошёл массовый падёж скота.
С 1695 по 1697 год в Ингерманландии не вызревал хлеб, в результате чего начался «великий голод» и численность населения провинции за три года сократилась на треть.
Исход. В период Смутного времени на Руси в начале XVII века устье Невы и вся ижорская земля попали под власть шведов, что вызвало массовое переселение ижор вместе с группами родственных им карел с Карельского перешейка на земли, оставшиеся под властью Руси.
Ижора стойко придерживалась православия: в источниках имеются сообщения о достаточно активном противодействии ижор шведским попыткам внедрить лютеранство. Из-за повинностей и начавшихся религиозных притеснений православное население покидало пределы шведской провинции. Коренным жителям разрешалось заниматься торговлей только при условии перехода в лютеранство, активная лютеранская пропаганда велась среди православных ижоры и вожан.
Будучи малочисленным народом, ижора постепенно ассимилировалась ингерманландскими финнами, с которыми её сближал язык.
Шведы проводили активную переселенческую политику на исконные земли ижоры: крестьян с Карельского перешейка, из привыборгских уездов и финской провинции Саво, колонистами из Северной Германии. К концу XVII века доля лютеранского населения составляла 70-75 %.
Пётр I, возвратив Ингерманландию в ходе Северной войны, нашёл её запустевшей. Потребовалось переселение крестьян из других регионов России. По данным переписи населения 1732 года, в Копорском, Шлиссельбургском и Ямбургском уездах русских «переведенцев» было около 17 %, «старожилов русских, которых деды и отцы в Ингерманландии жили до шведского владения» - 9,6 %, финнов-ингерманландцев - 37,6 %, ижоры - 24 %.
После шведов по данным переписи в Ингерманландии почти половина населения стала лютеранской, из православных же половина была ижорой, половина - русскими.
В течение XVIII и XIX веков к ижоре, води, карелам, вепсам, русским, финнам-савакотам и лютеранам карелам-эвремёйсам, прибавились немцы, эстонцы и латыши.
За время столетней шведской оккупации многие ижоры покинули свои селения.
Отток и ассимиляция. В 1920 году по условиям Тартуского мирного договора между РСФСР и Эстонией небольшая часть Западной Ингерманландии, так называемая Эстонская Ингерманландия (эст. Eesti Ingeri, фин. Viron Inkeri), расположенная вдоль правого берега реки Нарвы, была включена в состав Эстонской республики. При этом эстонцев в Эстонской Ингерманландии было столько же, сколько и русских - 7-10%.
На территории Eesti Ingeri только одна деревня была полностью русской, остальные были населены ижорами (с водью) и небольшим процентом ингерманландских финнов. Коренные народы состявляли большую часть населения, русских, как и эстонцев, было не более 10%.
В 1930-х годах местные жители Вяйкюля(ижор. Väikylä, эст. Väiküla, фин. Väikylä, швед. Wenekÿle, Wäenkÿlla, Wägenkylä, рус. село Норовское, нем. Russisches Dorp - русская деревня от ижор. venäläiset - русские) носили ижорскую национальную одежду не только по праздникам, но и дома, занимаясь домашними работами.
Образование в Эстонской Ингерманландии можно было получить на трёх языках, работали финские, эстонские и русские школы, ижорские дети, как правило, получали образование на эстонском языке.
Если для води эстонский язык был родственным, то для ижор ближе был финский, и поскольку профессиональное, среднее и высшее образование можно было приобрести только на эстонском языке, зажиточные ингерманландцы уезжали продолжать учёбу в Финляндию. Возвращались не все.
В январе 1922 года новые эстонские власти стали принудительно менять у жителей фамилии на эстонские.
Тогда основатель селения Рякяля (на ижорском языке означает «гиблое место») взял себе фамилию Рякяля, а его старший сын - Паю (в переводе с ижорского - «ива», его брат - Роя (в переводе с ижорского - «межа»).
Политика эстонизации приводила к изменению не только фамилий, но и топонимов.
В деревне Кулла (Мертвица - Kullakülä) жили, либо из этой деревни были родом, большинство исполнительниц древних рун в Эстонской Ингерманландии. Деревня Мертвица на реке Мертвице, согласно шведским «Балтийским писцовым книгам», носила названия: Miertwiss (1584 год), Kulddakÿlla (1585 год), Kulddakÿlla (1586 год), Kuldakÿla (1589 год), Mertuitza by (1618-1623 гг, после образования Эстонской Ингерманландии стала называться Кулла, к этому времени все ее население было лютеранским.
Население восточных ижорских деревень, лучше знавшее русский язык, уезжало в Санкт-Петербург: мужчины уходили на фабрики и в мастерские,ижоры славились как отличные плотники, работали извозчиками, девушки шли в няньки.
Плен и депортация.Во время Второй мировой войны ижоры были депортированы в эстонский концентрационный лагерь Кло́ога (эст. Klooga). Заключённых систематически убивали лагерные врачи. Выжившие ижоры были вывезены в Финляндию на принудительные работы.
После подписания Финляндией соглашения о перемирии они вернулись в СССР.
Исторические свидетельства различных периодов, начиная со шведского времени, показывают исключительную преданность ижор своим родным местам.
"Приведу одну запись, сделанную мною в 1986 г. в д. Гамалово(Hamala) Кингисеппсского района Ленинградской области. При рассказе о выселении в военные годы в Финляндию в качестве рабочей силы ижорка Евгения Петрова описывала, как финны предлагали ей не возвращаться вСССР, где ее ждали репрессии, а советовали остаться в Финляндии, и даже предлагали ей землю. Она же ответила им так: «Что вы предлагаете мне свою финскую землю? У нас дома и так все свое. Направо болото - свое, налево ольшаник - свой, над головой ветер - и тот свой». (О.И. Конькова)
Большая часть ижорских деревень была уничтожена в ходе военных действий. Советская власть поселила ижор не в родные места, а на поселение в Ярославскую, Калининскую, Новгородскую, Псковскую и Великолукскую области. Возвращаться в места исконного проживания они получили возможность только в середине 1950-х годов.
Самосознание и самоидентификация. В результате трагических переломов народ стал исчезающим. Поиски виноватых подводят, разумеется, к русским: эту идею давно и настойчиво развивают финны, эстонцы, шведы и прочие наши "партнеры".
Однако, с точки зрения ученых, а не пропагандистов, причины кроются в истории и самосознании народа и особенностях национальной самоидентификации.
Так же, как ижора ассимилировала водь, саму ижору ассимилировали шведские оккупанты, переселенные шведами ингерманландские финны, на востоке эстонцы, на севере ижора сливалась с родственными карелами, на востоке вливалась в русский народ.
Выбор в пользу православия вызывал ненависть западных "соседей", религиозные притеснения ижоры захватчиками, насильственное обращение в лютеранство, вызывало сокращение численности ижор и вливание их в общности, с которыми их роднили религия, язык, родственные связи.
Ижорский народ отождествлял себя по религиозным и языковым основаниям.
Ижоры Карельского перешейка считали себя «русскими» (venäläiset) - «по национальности», что проистекало из конфессии, и вместе с тем «финнами» (suomalaiset) - по языку.
В Центральной Ингерманландии ижоры проживали дисперсно, образуя ораниенбаумский, тяглинский и ещё несколько небольших ареалов. Они тоже считали себя «русскими», а свой язык - финским.
Представление о некой ижорской общности встречается только в пределах Кингисеппского района. В Западной Ингерманландии, в Кингисеппском районе существует распространение этнонима ижоры на западную часть води.
Часть ижор использует в качестве самоназвания слово каръялайшт (мн.ч.) ‘карелы’; «карелами» же их называла и водь, что согласуется с близостью языка и культуры ижор к карельским языку и культуре и объясняется тем, что по крайней мере часть ижор представляет собой потомков группы древнекарельского населения, освоившего по крайней мере до XII века территории к югу и юго-западу от основной зоны расселения карел - Карельского перешейка, первоначально - по течению Невы.
Такая мозаичность этнического самосознания и распространение этнонима ижоры на соседние группы прибалтийско-финского населения позволяет предположить, что он принадлежит русскому языку и не означает ни одной конкретной этнической группы, а «ижера» из русских летописей, это не то же самое, что современные ижоры, на которых данный этноним, по всей видимости, перенесён механически.
Кроме того, традиционно ижоры не сохраняли отцовскую фамилию, а носили фамилию по имени деда, что еще больше осложняет национальную идентификацию, если муж и жена представители разных народов.
В XX веке ответ на вопрос, на каком языке респонденты говорят с соседями и друзьями, был неожиданным: во всех случаях - по-русски, даже с ижорцами. Социолингвистическое анкетирование проводилось одновременно и среди води, и среди ингерманландских финнов, но только ижорцы продемонстрировали такой языковой нигилизм.
На вопрос о том, хотели бы респонденты, чтобы их язык преподавался в школе, ижорцы в очередной раз продемонстрировали низкую языковую лояльность: в отличие от представителей соседних этносов, большинство (38,8%) ответили отрицательно, 33,3% - положительно, а остальным и вовсе все равно.
Лингвист Татьяна Агранат рассказывает, что сегодня среди ижор сказок не помнит никто. Один из информантов, родившийся перед началом Второй мировой войны, объяснил, что сегодняшние носители ижорского языка совсем не знают сказок, так как во время войны бабушки так сильно переживали, что им было не до рассказывания детям сказок.
Первый исследователь ижорского языка, В. Поркка писал, что в некоторых местах уже тогда, в 1880-х годах, русский язык являлся разговорным языком молодых людей, в то время как свой родной язык они применяли с трудом.
Исследователь языка ижор Замятин отмечал существование конфликта внутри ижорской общины: наличие группы носителей, считающих владение языком своей прерогативой и не намеренных помогать в изучении языка представителям ижоры, утратившим язык и желающим его вос- становить. Заметим, что даже у тех носителей языка, которые не участвуют в этом конфликте, нередко проявляется склонность к языковому пуризму и, как следствие, негативное отношение к любым отклонениям от некоторой условной языковой нормы.
Еще одной проблемой стала «фольклоризация языка», подменяющая активное восстановление языка полез- ной, но недостаточной для сохранения языка активностью (фольклорные ансамбли, музей, курсы традиционных ремесел).
Общий процесс распада сельского уклада жизни и разрушения социальной структуры деревни, при котором среднее и молодое поколения перебираются в города и оказываются полностью выключенными из языковой среды, тоже не способствует сохранению языка и национальной самоидентификации.
Ингерманландия
Происходит от шведского - Ingermanland.
Шведское название Ingermanland по мнению Улофа Рудбека старшего происходит от имени Ingo, Inge (Germun, Germund). Но гораздо более убедительна версия о происхождении слова от топонима-этнонима Inkerinmaa, Ingerimaa - Ижорская земля или Земля Ижор.
Есть версия, что в топониме Ingermanland слово «земля» встречается два раза: к ижорскому maa добавлено шведское land, также обозначающее «земля». По другой версии, элемент «ман» происходит не от ижорского maa, а от германского man - «человек». Т.о. Ингерманландия - земля ижорских людей.
Язык и литература. Ижорский язык относится к прибалтийско-финской подгруппе финно-угорской ветви уральской семьи. Наиболее близок карельскому и финскому языкам. Считается, что ижорский язык произошел от древнекарельского языка - основы и относится к прибалтийско-финской группе финно-угорских языков. В ижорском языке выделяют четыре диалекта: сойкинский; хэваский; нижнелужский; оредежский. Письменный ижорский язык появился в 1933 году. В наши дни ижоры говорят на двух сохранившихся диалектах - сойкинском и нижнелужском.
При этом нижнелужский диалект вобрал в себя многие черты водского языка и фактически является конвергентным ижорско-водским образованием, первоначально служившим для межэтнического общения
Первые памятники в виде списков отдельных слов, записанных русскими буквами, относятся к XVIII веку.
Письменность ижоры была разработана в 1920-е годы на основе латинской графики.
Еще в середине XX века финские лингвисты не признавали за ижорским статус самостоятельного языка и пользовались термином «ижорские диалекты» - не уточняя, какого именно языка.
Первый исследователь ижорского языка, В. Поркка писал, что в некоторых местах уже тогда, в 1880-х годах, русский язык являлся разговорным языком молодых людей, в то время как свой родной язык они применяли с трудом.
Фольклор ижоры известен по устному народному творчеству - песням-рунам сказителей-рунопевцев.
Ижорский фольклор был неизвестен вплоть до середины XIX в. На него не обращали внимание ни исследователи Ингерманландии, ни создатель «Калевалы» Э. Леннрот. Лишь в 1847 г. финский собиратель старинных рун Даниэль Европеус обнаружил древние песни в северных приграничныхижорских деревнях.
Внимательное изучение фольклорного наследия ижор показало, что ижорский эпос значительно отличается от традиций других прибалтийско-финских народов. При всем внешнем сходстве большинства эпических сюжетов ижорские руны своеобразны и отражают иные представления о мире.
Что касается ижорского фольклора в наши дни, сохраняются только малые жанры: детские стишки, считалочки и другие; сказок не помнит никто. Сегодня существуют детский и взрослый фольклорные коллективы, члены которых выучивают песни, сохранившиеся в старых аудиозаписях. Однако практически никто из них не знает языка, перевод песен иногда знают лишь приблизительно, а слова произносят с русским акцентом.
Ижорский народ сохранил в своей памяти руны общего с карелами и финнами эпоса, известного широкому читателю как «Калевала», отдельные части которого, такие как сказание о Куллерво, оказались известны только ижорским рунопевцам.
За полтора века исследований (начиная с 1847 года) фольклористам удалось записать свыше 120 тысяч старинных ижорских песен так называемой «калевальской» метрики у более чем 2 тысяч ижорских исполнителей.
Ларин Параске Самой известной из них была Ларин Параске, жившая (1833-1904) на севере Ингерманландии. В ижорских деревнях пели почти все, но она превзошла всех. От неё записано 1152 песни, 1750 пословиц, 336 загадок, множество причитаний. Она знала более 32 тысяч стихов.
Сказительница, рунопевица, песенница. Урожденная Праско́вья Никитична (Параскева Никитина) Игнатьева.
Родилась в семье крепостных крестьян ижор на хуторе Мискунмяки деревни Мякиенкюля, прихода Лемпаала (современное Лемболово).
Вместе с мужем, Гаврилой Степановым (Каурилу Ларила), жила в дер. Васкела (ныне Луговое Приозерский р-н). Небольшой хутор, на котором семья жила в Васкела, назывался «Ларин Тупа» (Изба Лари). Отсюда и псевдоним рунопевицы.
В 1877 г. собиратель народных рун Армас Борениус-Ляхтеенкорва записал от Ларин 24 песни. Через 10 лет с ней познакомился пастор Вольф Неовиус. Всего ему удалось записать 1 152 песни, 1 750 пословиц, 336 загадок, старинные плачи, а в 1893 г. он издал первую тетрадь ее песен.
Лучшие финские художники писали ее портреты, композиторы заимствовали мелодии ее песен.
Лучше на земле родимой
посреди ходить болота,
чем в чужой земле немилой
улицею городскою
по булыжникам гремящим.
Лучше на земле родимой
из-под лаптя пить водицу,
чем в земле чужой немилой
пиво пить из полной кружки,
хмель пригубливать из рюмки.
Лучше на земле родимой
в бане спать на жестком камне,
чем в земле чужой немилой
на постели спать ворсистой.
Лучше на земле родимой
обходиться хлебом грубым,
чем в земле чужой немилой
есть в гостиных хлеб пшеничный,
кушать булки с красной коркой...
В центре г. Хельсинки установлен бронзовый памятник Ларин Параске.
Приносил мне песни ветер,
Ледяной порыв весенний.
Их ко мне толкало море,
Гнали их морские волны.
Эти строки из песни Ларин Параске выбиты на памятнике в Хельсинки.
В Порвоо, идиллическом и безмятежном финском городке, есть небольшой памятник, посвященный Прасковье Никитиной. Это камень, окруженный скромными цветами, на котором на небольшом металлическом барелефе запечатлена судьбоносная встреча Параске с Неовиусом.
Этот памятник не единственный в Финляндии, посвященный Параске. Но именно сюда, в Порвоо, Неовиус приглашал исполнительницу, чтобы записать за ней невероятное богатство фольклорных песен.
Памятник на месте православной церкви, возле которой была похоронена Прасковья Никитина (Ларин Параске) в Замостье Ленинградской обл.
В 1911 г. на могиле Ларин Параске на Палкеальском кладбище (ныне дер. Замостье, Приозерский р-н), Молодежное общество Южной Карелии поставило гранитную стелу с бронзовым кругом, в которую помещен был барельеф Ларин Параске.
Со временем могила Ларин затерялась, но 29 августа 1992 г. на предполагаемом месте захоронения рунопевицы появился новый гранитный памятник, восстановленный по инициативе жительницы дер. Замостье Л. Д. Лайдинен.
В сборнике «Древние руны финского народа» (фин. Suomen kansan vanhat runot) значатся имена четверых рунопевцев из Эстонской Ингерманландии. Это Хету Войпяя из деревни Калливере, Мария Мёрё и Юлё Варкки из деревни Кулла, а также - Кати Варкки из деревни Ванакюля. Самой известной из них была Хету Войпяя, у которой собиратели рун Волмари Поркка, Вихтори Алава и Юхана Руотсалайнен записали 47 рун. У остальных трёх исполнительниц руны записывал только В. Алава. Об исполнительнице Хету Войпяя известно.
Самой богатой на народные таланты была деревня Кулла. В деревне Кулла жила рунопевица по имени Катрина, у которой В. Поркка в 1883 году записал 35 рун. Среди лучших рунопевиц деревни Калливере была Ульяна Похьялайнен, переселившаяся из деревни Кулла.
Родом из деревни Кулла была и известная калливерская рунопевица Валпури Варкки (Вохта), студийные записи песен которой делали в Таллине. В деревне Кулла было известно также семейство Сякки, у которого, как Ю. Ф. Руотсалайнен, так и В. Алава записывали песни].
В 1937 году исполнители ижорских песен ижоры Татьяна Егорова , Анна Кивисоо, Мари Вахтер родом из деревни Ропсу (Ропша), ижора Паро Мяги и водская исполнительница Дарья Лехти родом из Краколья, ингерманландка Валпури Вохта из Калливере, а также Петер Лииванди - игрок на пастушьем рожке, приняли участие в записи народных песен на студии Государственного радиовещания в Таллине. Всего было записано 19 пластинок.
В деревне Рякяля (на ижорском языке означает «гиблое место») жила Евдокия Рякяля (Евдокия Даниловна Фёдорова) (1867-1932) - известная ижорская рунопевица. В 1931 году Евдокия Рякяля выступала на IV финно-угорской культурной конференции в Хельсинки.
От большинства рунопевцев остались известны лишь имена - Анни, Юркки, Элина… Всего, по данным 1936 года в Эстонской Ингерманландии проживали 70 человек, у которых этнографы записывали древние руны. В деревне Кулла таких было 30 человек, в деревне Калливере - 28, в деревне Ванакюля - 6, в деревне Вяйкюля - 2, в деревне Рякяля - 1 и в деревне Мерекюля, также 1 человек].
Исполнители народных песен Эстонской Ингерманландии: Валпури Вохта, (писательница Айли Лайхо), Мари Вахтер, Татьяна Егорова, Анна Кивисоо и Дарья Лехти. 1938 год.
Рунопевица Кадой Александрова родилась в 1902 году и всю жизнь прожила на Сойкинском полуострове в деревне Валяницы (Voloitsa)
Ижорская песенница Татьяна Егорова родилась в 1894 году в деревне Ропша (Ropsu).
Анна Кивисоо, ижорка по отцу и водь по матери, родилась в 1881 году в деревне Ропша (Ropsu). Сама причисляла себя к ижорам.
Натю Лукина (1898-1977) родилась в деревне Лужицы (Luuditsa). Её отец был водью, а мать ижоркой.
Дуня Трофимова (1908-1981) была коренной жительницей деревни Лужицы (Luuditsa), и говорила на водском, ижорском и русском языках. В водских песнях Дуни встречается много ижорских элементов, а в ижорских - водских.
В 1931 году исполнительница народных песен из деревни Ханике, ижорка Мария Вахтер (Ефимова), выступала на IV финно-угорской культурной конференции в Хельсинки. В 1937 году в Таллине были сделаны студийные записи её песен.
Женщины деревни Ханике в воскресный день, первая слева - исполнительница ижорских народных песен Мария Вахтер.
Фото: И. Калдмаа, 1939.
Сотворение мира.
В ижорской руне мир из яйца творит ласточка - «птица воздуха». Она находит кочку посреди вод, отливает гнездо из меди и кладёт туда золотое яйцо. Тут налетает большая туча и скатывает гнездо в воду. Тогда ласточка летит к кузнецу и просит сковать ей грабли со стальными зубьями. Этими граблями птичка достаёт лишь половину белка и половину желтка. Разбившаяся скорлупа становится звёздами на небе.