Реконструкция Старопатриотизма (4-7)
(Начало)
4. Истинная альтернатива Старопатриотизму
Еще раз подчеркнем, что сердцевина доктрины Старопатриотизма, его «Кощеева Игла», - это признание факта ненависти зарубежных элит, «Хозяев Мира Сего», к величию русского народа, а отсюда - необходимость русской державности, синдром «осажденной крепости» и все остальное, что из этого вытекает. Продемонстрировав свое резкое неприятие русского национального воссоединения, Запад расписался в правоте этой доктрины. Оказалось, что даже для такой тривиальной и законной цели, как сохранение своего языка на своей новороссийской земле, русские не могут обойтись без Державы, причем державы настолько сильной, чтобы она могла противостоять воле совокупного Запада.
Чтобы преодолеть Старопатриотизм по-настоящему, «сломать Кощееву Иглу», потребуется доказать если не «доброту» Америки и остальных западных элит к русскому народу, то хотя бы справедливое отношение к русским, отсутствие ненависти и предубеждения, уважение к законным гражданским и политическим правам русского народа. Если признать, что окружение - дружелюбно, а «русские - сами виноваты», что русский народ прекрасно сможет жить и процветать на своей земле без сильного государства, то тогда Старопатриотизм отпадет сам собой. Не нравится Старопатриотизм? Докажите, что Америка поддержала укронацистов, истребляющих все русское в Южной России, «из уважения к русскому народу». Докажите, что Евросоюз «из дружелюбия к русским» мирится с нацистскими режимами Российской Прибалтики, которые официально объявили русских гражданами второго сорта. Докажите хотя бы, что Новороссия смогла бы защитить свое право говорить на русском языке, учить своих детей в русских школах, без вооруженной помощи со стороны России.
Теперь, наконец, мы можем ответить на вопрос уважаемого Константина Крылова (здоровья ему побольше): «Почему появление русского национализма не было воспринято почтенными деятелями русского направления как закономерный этап развития «патриотической идеи», а, напротив того, стало причиной интеллектуального и морального дискомфорта?»
Разгадка проста. Русские деятели нашего поколения сформировались в 80-е гг., когда вера в «извечную злокозненность Запада» казалась никчемной старческой паранойей, закрывающей от изголодавшейся советской молодежи волшебный мир «Джинсов, Жвачки и Голливуда». Наше поколение попросту не верило в исконную враждебность Запада к русскому народу, полагало, что эта враждебность направлена на коммунизм, тоталитаризм, советский строй и т.п., а не на собственно русских и Россию. Наше поколение верило, что стоит только России сбросить «оскал коммунизма» (а затем и «оскал путинизма»), как братья-европейцы дружелюбно протянут руку и радостно примут русских в семью европейских народов, как было до 1917 года. Мысль о том, что в 1917 году русские «ушли из Европы» отнюдь не добровольно, а были выпихнуты взашей, что революцию навязали России западные конкуренты, дабы вывести страну из числа великих держав, многим казалась чистой конспирологией. Молодежь верила если не в дружелюбие, то хотя бы в нейтральную корректность Запада: «Да, возможны конфликты на почве конкуренции, но они случаются и между самими западными странами, и русские вовсе не обречены на роль всеобщего мальчика для битья или крепости, осажденной со всех сторон. Россия может позволить себе быть просто «нормальной», «обычной» западной страной, отказавшись и от мессианства, и от комплекса жертвы, и просто защищая свои законные национальные интересы».
Таким образом, расхождение национал-демократов и старопатриотов касалось не каких-то второстепенных пунктов, а наиболее фундаментального принципа - «осажденной крепости». С точки зрения русских старичков, молодые попали в общий ряд «демшизы», которая полагает, что во всех столкновениях с Западом виноваты сами русские, что Держава - просто никчемная обуза, что русские могут процветать в слабом и зависимом государстве, в полуколонии, всецело полагаясь на Запад, и что нынешняя слабость РФ никоим образом русским не вредит. Старички просто не увидели существенной разницы между «Крыловыми» и «Широпаевыми», хотя, как мы видим сегодня, эта разница колоссальна. На самом деле большая часть новых националистов в своем отрицании «принципа осажденной крепости» так далеко не заходила, не столько отвергая его, сколько не придавая ему должного значения, поставив во главу угла иные темы. Только сейчас, после того, как русским на Украине даже право на родной язык пришлось защищать с оружием в руках, а Запад в полном составе поддержал украинскую карательную операцию, до людей начинает доходить истинное отношение Запада к русским, и то, что обустройство русского государства должно учитывать эту ненависть как существенный фактор.
Существует только одна новая доктрина, которая решительно и без колебаний бросила вызов самому Ядру Старопатриотизма, не отказываясь при этом от логики и здравого смысла: это радикальная национал-демократия Алексея Широпаева, исповедуемая сектантами из Национал-Демократического Альянса. На этом примере мы хорошо можем видеть последствия этого отказа. Отказ от Русской Державности неизбежно связан с отрицанием таких ценностей, как русская идентичность и русское единство. Вину в конфликте между Россией и Западом широпаевцы переносят целиком на русскую сторону, на «неправильную» ментальность русского народа, «зараженного» державностью, советскостью и т.п. Поэтому широпаевцы готовы вытравлять эту державность каленым железом, готовы разделить Россию на несколько «русских государств» и не видят беды в том, что эти государства будут постепенно мутировать в отдельные «украинские нации». Сама русская идентичность, русская народность рассматривается ими как искалеченный имперский конструкт, не стоящий сохранения. Не дорожат они и классической русской культурой, в особенности - литературой, которую считают вредоносной. Логическим развитием этого является поддержка широпаевцами украинского нацизма и его стремлений по уничтожению всего русского в Южной России. Украинцы, по сути, являются для них тем идеалом национального строительства, которое должно быть запущено во всех осколках разделенной (в будущем) русской России. Широпаевцы на своем примере хорошо показали, что решительный и последовательный отказ от Ядра старопатриотической доктрины неизбежно превращает русского в воинствующего «украинизирующего» нациста и русофоба.
Поскольку нормальные русские национальные демократы, наподобие Константина Крылова, таких крайностей не разделяют, для них невозможна и серьезная критика Ядра старопатриотической доктрины. По сути, они - слегка модифицированные старопатриоты, с новым набором «внешних слоев» доктрины. Их критика классического Старопатриотизма либо направлена на внешние слои доктрины (на обусловленность их формулировки предрассудками старых авторов), либо связана с недостаточной продуманностью собственной позиции (с непониманием, как те или иные постулаты логически вытекают из Ядра доктрины).
Я склоняюсь к мнению, что настоящая критика Старопатриотизма вообще невозможна для человека, который не может порвать с русскостью столь же решительно, как это сделали широпаевцы. Не можешь бросить в топку Пушкина и Толстого? Значит, в душе ты - старопатриот! Старопатриотизм - это не идеология, а общая матрица для всех русских идеологий, которые не могут отказаться от русского национального единства. Правильно было бы дать ему имя «Русский Древлепатриотизм» или «Патриотический реализм» («Патреализм»). По большому счету, Старопатриотизм (если брать Ядро) исповедуется в России с самого момента ее рождения, и все успешные российские лидеры придерживались его в той или иной форме. Исключением не является и Петр I, который заимствовал сильные стороны Запада и пролез в систему западных государств вовсе не для того, чтобы превратить Россию в аналог ельцинской РФ, а наоборот, для усиления русской Державы и укрепления реального суверенитета России. Не случайно западные конспирологи приписали ему «Завещание», в котором он выступает как коварный враг всей Европы, замысливший ее завоевание.
5. Европа или Азия?
Симпатии старопатриотов к «просвещенному деспотизму», а также их антизападничество (как политическое, так и цивилизационное) создали адептам этой доктрины репутацию «анти-европейского», «евразийского» или даже «азиатского» выбора. В общественном сознании закрепилась привычная дихотомия. Тоталитарные либералы-западники (типа Новодворской) выступают за европейские ценности, за копирование западных либеральных институтов, за политическую ориентацию России на США, ЕС и НАТО. Старопатриоты, наоборот, выступают за некие особые «антизападные» ценности, за авторитарный строй, за противоборство с Западом и поиск союзников в Азии и Африке. Одни - как бы «европейцы», тянут Россию в Европу, к европейским свободам. Другие - «азиаты», тянут Россию в Азию, к азиатскому деспотизму и мракобесию. «Внешние слои» доктрины у многих старых авторов действительно могут способствовать такой интерпретации.
На самом деле это вопрос личных пристрастий. Ядро Старопатриотизма вполне допускает истолкование этой доктрины как европейского выбора для России, противостоящего азиатчине. Это и не удивительно, учитывая, что и Петр I, и Екатерина II, и другие выдающиеся правители Российской Империи, будучи европейцами, в то же время проводили политику в духе старопатриотического Ядра.
Начнем с того, что «просвещенный деспотизм», то есть деспотизм, направленный на развитие страны и просвещение народа, - это не «азиатчина», а мейнстрим европейской общественной мысли XVII-XVIII. (На эту тему рекомендую книгу Мишеля Анри «Идея Государства») В частности, сторонниками «просвещенного деспотизма» были такие величайшие европейские мыслители, как Лейбниц, Вольтер, Юм, которые представляют самые великие нации Старой Европы. И даже Руссо, кумир французских революционеров и общепризнанный защитник Свободы, был этатистом, полагал, что сама жизнь гражданина - это «условный дар Государства», и рекомендовал навязывание обязательной для всех гражданской религии. Идеи Руссо впоследствии были осуществлены французскими патриотами в эпоху Революции, которая, в свою очередь, сотворила Наполеона - идеальное земное воплощение самой идеи «просвещенного деспотизма».
Таким образом, приверженность «просвещенному деспотизму» может быть истолкована как верность европейским идеалам эпохи Просвещения. Разумеется, если в этом «просвещенном деспотизме» целью является Просвещение, а деспотизм - лишь инструмент. Интуитивно нам понятно, что «деспотизм» Фридриха Великого - нечто гораздо более европейское, чем самая распрекрасная «демократия» в центральноафриканской стране («А сегодня мы устраиваем референдум, сварить ли нам тутси или зажарить»). «Деспотическая» Франция Наполеона - это явно лучший выбор, чем «Свободное Сомали», где каждый с автоматом в руках может вершить суд и расправу. Истина доктрины «просвещенного деспотизма» состоит в том, что в архаичных обществах сначала нужно создать материальные предпосылки для свободы (экономические, правовые, ментальные), иначе она останется пустым звуком: будет не свободой выбора из ряда позитивных возможностей, а свободой умирать в нищете и убивать друг друга в войне всех против всех. В этом смысле Старопатриотизм, даже в своей антидемократической версии, - это не «азиатчина», а наоборот, «староевропейский национализм», ориентированный на развитие и прогресс, в пику современной Европе, насаждающей в Азии и Африке варварство и мракобесие, свергая диктаторов-прогрессистов.
Перейдем теперь к «политическому антизападничеству». Не является ли политическая оппозиция Евросоюзу и Западу признаком «азиатчины»? Тут многих людей сбивает с толку демагогическая игра слов: «европейский выбор». Использующие ее демагоги пытаются «склеить» в единое целое как минимум три разных смысла:
1) Верность основополагающим ценностям европейской цивилизации, т.е. ценностям античного и христианского происхождения.
2) Заимствование европейских институтов, европейской культуры, подражание сильным сторонам европейской цивилизации. Этим Россия занимается со времен Петра I, если не раньше.
3) Политическая лояльность ЕС на правах сателлита и полуколонии. Это выбор современной Украины.
Демагоги пытаются жестко связать «европейский цивилизационный выбор» и «лояльность Европе», а «неподчинение Европе» и «войну с Европой» представить как отказ от «европейского выбора». Но столь возвышенные слова, как «европейский выбор», оправдано применять только к первым двум значениям. История Европы в Новое время состоит в основном в ожесточенной борьбе европейских стран друг с другом. Условием допуска в европейский клуб «великих держав» долгое время была именно способность воевать на равных с другими великими европейскими державами. Так, например, Россию пустили в этот клуб по факту победы над Швецией. Не можешь «набить морду» европейцам - значит, ты не европеец, а азиат, раб, быдло. Тут вспоминается издевательство Клаузевица над поляками: он зачислил их в варвары-азиаты на том основании, что они не сумели дать отпор России, Пруссии и Австрии и сохранить собственную государственность. («Можно ли было смотреть на Польшу, как на европейское государство, заслуживающее одинаковой мерки с другими членами европейского концерта? Нет. Это было государство варварское, которое, вместо того чтобы лежать, как Крымское ханство на берегу Черного моря, на грани европейского государственного мира, было расположено среди него на Висле». - Клаузевиц, «О войне»)
Не является «антиевропейским выбором» и война против всей Европы как целого, и даже натравливание на Европу азиатских полчищ. Нередко в европейской истории одна из стран, сильнейшая на тот момент, воевала против всей остальной Европы, объединившейся против ее претензий. К примеру, фундаментальной тенденцией в политике такой стопроцентно европейской страны, как Британия, было противостояние всей континентальной Европе в целом, желание держать ее в состоянии раскола и междоусобной борьбы, не допуская усиления одной из великих держав. В конечном итоге эта политика привела к Наполеоновским войнам, а затем - к двум Мировым войнам. Тот факт, что Россия строила в прошлом и собирается строить в будущем свою политику в пику остальной Европе, стимулируя ее раскол, ища себе союзников на других континентах, абсолютно ничего не говорит о том, какой она сделала выбор - «европейский» или «азиатский». Нет ничего «более европейского» во внешней политике, чем «ковать крамолу против Европы» или даже призывать против Европы союзников из Азии. Напомню, что «христианнейшая» Франция в XVI-XVIII вв. традиционно была союзницей Османской Империи в своем противостоянии с Габсбургами, а во время Крымской войны Британия и Франция воевали на стороне Турции против России.
Итак, принадлежность страны к Европе определяет отнюдь не ее политическая лояльность какому-либо блоку европейских стран, а ее вхождение в ареал европейской культуры, ее общность с Европой на уровне цивилизационных основ. В этом смысле «европейский выбор» для России - это ориентация на наследие собственной русской культуры имперского периода, - периода, когда Россия без всяких оговорок входила в круг великих европейских держав, и не только по своему военно-политическому значению, но и по вкладу в развитие европейской культуры и европейской мысли. При этом культурные особенности Российской Империи, в сравнении с другими европейскими странами, не должны вводить в заблуждения. На самом деле Европа отнюдь не гомогенна. Взаимные различия между величайшими национальными культурами Европы вполне соизмеримы с их отстоянием от русской. В XIX веке вообще было принято разделять европейскую цивилизацию на отдельные «романо-католическую цивилизацию» и «германо-протестантскую цивилизацию». В этом контексте третью европейскую цивилизационную ветвь, «русско-православную цивилизацию», следует не противопоставлять Европе как целому, а рядополагать на одном структурном уровне с другими ветвями европейской цивилизации.
Если русский ориентируется на русскую классическую культуру, то какие-либо комплексы или сомнения на тему «европейцы ли мы» - просто смешны. Проникновение русского вклада в европейскую культуру настолько глубоко, что без него невозможно даже понимание европейцами самих себя. Вот, к примеру, лаконичная заметка Мартина Хайдеггера «Пять главных рубрик в мысли Ницше». В ней для истолкования мышления Ницше ему пришлось прибегнуть к упоминанию шести имен европейских мыслителей и писателей, три из которых (т.е. половина) принадлежат России: Пушкин, Тургенев и Достоевский. Вдумайтесь в это: величайший европейский мыслитель XX века не может объяснить европейцам мысль величайшего европейского мыслителя XIX века, не обращаясь при этом к именам великих русских писателей. На фоне такого взаимного срастания двух культур, какие-либо упреки русских в «неевропейскости» (особенно со стороны каких-нибудь несуществующих в европейской культуре украинцев или прибалтов) выглядят откровенно жалкими.
6. Демократия или деспотизм?
Наиболее серьезным упреком национал-демократов в адрес Старопатриотизма является симпатия старых авторов к авторитарным методам управления, недоверие к демократии западного образца. Насколько это свойство логически вытекает из Ядра доктрины, а насколько является следствием личных предрассудков старых идеологов? Другими словами, возможен ли «демократический старопатриотизм», или же русские державники в обязательном порядке должны присягать «Плетке и Сапогу»?
На первый взгляд, образ «осажденной крепости» тяготеет к единоначалию, к по-военному четкой организации власти, к сворачиванию демократических институтов. Однако склоняющиеся к этому авторы во многом заворожены Сталинской эпохой и мнимой «эффективностью» этого строя, который на деле обернулся колоссальным перерасходом ресурсов, в том числе человеческих. Как известно, бардака, воровства, предательства и глупости во власти при Сталине было через край, что признавалось и официально, поскольку ему приходилось расстреливать своих управленцев целыми пачками на протяжении всего своего правления. При этом на смену одним предателям и агентам западных разведок тут же приходили другие предатели и агенты, и их потом тоже приходилось расстреливать, и так без конца. Трудно признать такую систему власти эффективной.
Сила государства и деспотизм в управлении этим государством - далеко не одно и то же, о чем свидетельствуют, с одной стороны, примеры могущественных демократий (США), а с другой стороны - многочисленные примеры слабых диктатур и деспотических режимов, неспособных эффективно разрешать конфликтные ситуации и разваливающихся с одного пинка. Здесь я рекомендую книгу американца Френсиса Фукуямы «Сильное государство: Управление и порядок в XXI веке», которую он написал, разочаровавшись в «конце истории».
Главный недостаток деспотической системы управления обществом состоит в том, что она ограничивает критику не только верховной власти, но и каждого подчиненного начальника, вплоть до самого мелкого. Неизбежно устанавливается самооглупляющая система «Я начальник - ты дурак». При этом накапливается вал управленческих ошибок и коррупции, вину за который народ, по справедливости, возлагает на верховную власть, как на главную «крышу» чиновных воров и дураков. Поскольку ошибки и коррупция захватывают также и систему кадровых назначений, то во власти начинается отрицательный отбор, который в итоге захлестывает и верховную власть, и после смены нескольких поколений превращает ее в кучку компрадоров, предателей и врагов собственного народа. Весь цикл развития деспотизма мы могли наблюдать на примере эволюции верхушки СССР-РФ. Не нужно, я думаю, доказывать, что такого рода система несовместима с задачами Старопатриотизма.
Демократические институты совместимы со Старопатриотизмом именно по той причине, что позволяют сделать систему управления более эффективной. Так, например, если нет свободы слова и начальники всех уровней скрутили журналистов в бараний рог, то вышестоящее начальство не получает в полной мере информацию о глупостях и воровстве нижестоящего начальства. Нижестоящее начальство получает возможность манипулировать вышестоящим через липовые отчеты, взятки контролирующим инстанциям и т.п. Власть становится слепой, а значит - слабой. Другой пример. Если деспотизм подавил местное и региональное самоуправление, то в итоге верховной власти придется либо подверстывать все регионы большой страны под одну гребенку, что вызовет массу косяков и проблем, либо вникать в мельчайшие детали управления каждого региона, перегружая себя и увеличивая до бесконечности государственный аппарат. При этом ответственность за все местные косяки и за непопулярных назначенцев ложится на верховную власть. И наоборот, допуская самоуправление, верховная власть может избавить себя от множества лишних проблем, а любые местные косяки поставить в вину самому населению, которое избирает неадекватных руководителей.
Старопатриоты, отрицающие необходимость демократических институтов для России, находятся в плену буржуазной доктрины XIX века о том, что демократия - это, якобы, «роскошь», удел «среднего класса», а для бедных обществ она - «слишком дорогое удовольствие». Аристотель, однако, думал иначе, представляя демократию именно как власть бедных. В своей «Политике» (Книга 3) он написал буквально следующее: «То, чем различаются демократия и олигархия, есть бедность и богатство; вот почему там, где власть основана - безразлично, у меньшинства или большинства - на богатстве, мы имеем дело с олигархией, а где правят неимущие, там перед нами демократия. А тот признак, что в первом случае мы имеем дело с меньшинством, а во втором - с большинством, повторяю, есть признак случайный». Величайший образец демократии всех времен и народов - Древние Афины - в эпоху своего расцвета были демократией гребцов на галерах и портовых грузчиков, которым государство компенсировало поденную плату за участие в управлении. В современных западных демократиях всеобщее избирательное право было введено в начале XX века, когда большинство граждан составляли бедняки и промышленные рабочие, уровень жизни которых был ниже уровня жизни современных граждан России. Другими словами, не доминирование среднего класса там создало демократию, а демократия, увеличив эффективность управления, создала доминирование среднего класса, наступившее уже во второй половине XX века.
Быть может, демократия противопоказана «осажденной крепости», государству, которое находится в «кольце врагов»? Но история показывает, что даже страна, обреченная постоянно воевать и быть могущественной Военной Империей, вовсе не обязана быть управляемой деспотическими методами. Яркий пример тому - Древний Рим. Римская Республика сокрушила сильнейшие державы своего времени ( в основном - деспотические и «единоначальные»), оставаясь государством, где уровень развития демократии и уровень реального влияния граждан на власть был не меньше, чем сегодня в США. Достаточно сказать, что решение о начале Первой Пунической войны, которая вывела Рим в разряд мировых держав, было принято на общегражданском референдуме, - примера чему мы не найдем даже в истории современных западных демократий, где решения о мире и войне принимаются исключительно на уровне парламентов и правительств. И даже после перехода к Империи, Римская держава два столетия наслаждалась Золотым Веком, пока наверху сохранялись остатки республиканских традиций, а на низовом уровне процветало сильное местное самоуправление. А вот когда эти элементы демократии были уничтожены полицейщиной и солдатчиной, когда воцарился восточный деспотизм, Империя пришла в упадок, утратила военную мощь и была разрушена мелкими бандами разбойников. Если Россия - «Третий Рим», то должна учитывать уроки Рима Первого.
Итак, отвращение к демократии - это вопрос личных предпочтений авторов, дефект «внешних слоев» старопатриотической доктрины, а не порок ее Ядра. На самом деле Старопатриотизм вполне может сочетаться со здоровыми элементами национальной демократии, как это было в Риме времен расцвета Республики. В этом смысле коренное различие между Широпаевым, с одной стороны, и Крыловым, с другой стороны, заключается в том, что первый - нацдем за рамками Старопатриотизма, а второй - нацдем внутри рамок Старопатриотизма (хотя сам, вполне возможно, не до конца это понимает).
Впрочем, адаптация национал-демократии к Старопатриотизму - дело не столь простое, как кажется, поскольку дискурс национал-демократии, в ее современном виде, заражен встроенными в него дефектными идеологемами. Один из таких дефектов - некритичное принятие концепции, противопоставляющей «гражданское общество» и «государство». При этом «самоорганизующееся общество» ошибочно считается главным вместилищем нации, а национальное государство - просто внешним инструментом нации, чем-то вроде технического экзоскелета. История происхождения великих наций Старой Европы говорит об обратном. Первоначально именно государство было ключевым элементом национальной самоорганизации. Государство и нация были одним целым, и вместе вели борьбу с элементами «гражданского общества», унаследованными от эпохи феодализма и являвшимися главным препятствием на пути к национальной консолидации. Когда Людовик XIV сказал парижскому парламенту: «Вы думаете, Государство - это вы? Нет, господа, Государство - это я!», - он вполне мог бы заменить слово «Государство» словом «Нация». Не случайно одним из первых деяний Французской Революции был роспуск феодальных «парламентов» с их наследственными привилегиями.
«Гражданское общество» в его современном виде появилось уже позже, как инструмент усложнения государственного самоуправления нации, как система «обратных связей» государства-нации. То есть, это подсистема, вторичная к национальному государству. Перенос акцента на «гражданское общество», как на главное вместилище нации, принципиально оппозиционное государству, описывает ситуацию диаспоры в чужой стране. Для диаспоры это действительно верно: нация-диаспора существует только на уровне институтов гражданского общества, а государство, где проживает эта диаспора, выступает в ее отношении как абсолютно чуждая сила, а не органичный продукт творчества нации. Для «родной» нации такое отношение абсолютно неестественно. Более того, если в гражданском обществе данной страны наблюдается засилье диаспор, то государство, при всех его недостатках, в гораздо большей мере отражает волю нации, чем «гражданское общество». Впрочем, в политической жизни России и современных западных стран «коренная нация» нередко отчуждается от управления государством и переводится на уровень «диаспоры в ряду других диаспор».
Вопрос о «гражданском обществе», является ли оно «оплотом национальной свободы», или наоборот, инструментом оттеснения коренной нации от управления собственной страной, слишком сложен, чтобы детально рассмотреть его в контексте нашей дискуссии. Здесь я лишь хочу подчеркнуть, что относиться к этой доктрине нужно с осторожностью, понимая, что она сама по себе отнюдь не нейтральна с точки зрения борьбы за власть. Т.е. она является идеологией, причем идеологией, максимально выгодной для «беспочвенных» группировок, чуждых данной стране. В последнее время эта идеология активно используется для «демодернизации» развивающихся стран. «Во имя гражданского общества», под лозунгом «борьбы за свободу», деспоты-прогрессисты в Третьем мире свергаются «цветочными революциями» (или прямой интервенцией западных «крестоносцев демократии»), после чего страна обрушивается в хаос и средневековье, и там вообще уничтожается почва для свобод европейского типа и социальные ниши, свойственные современному образу жизни.
7. В чем же состоит «особость» России и русских?
Стереотипной темой для нападок на старопатриотов является их вера в «особость» России, часто доходящая до мессианства и мегаломании. Между тем, в этой вере есть здоровое зерно. Выше мы уже говорили о том, что противопоставлять в культурном отношении Россию и «Европу», взятую как целое, невозможно. Европа слишком многообразна для этого: культурно-психологическая разница между русскими и народами центральной и северной Европы, пожалуй, меньше, чем между ними всеми и южными европейцами. Россия в Европе представляет нечто «особое» примерно в том же смысле, в каком «особенной» в Европе является любая великая («всемирно-историческая») европейская нация. Эта «особость» относительно больше, чем у других наций, исключительно в силу большего размера и внутреннего величия самой России, а также в силу большей геокультурной открытости России, связанной с ее окраинным положением и протяженными границами.
Другими словами, «бОльшая особость» России, по сравнению с другими европейскими «всемирными» нациями, имеет чисто техническую природу:
1. Русские - самый многочисленный европейский народ.
2. Россия - самая большая и богатая ресурсами страна Европы.
3. Русские и в плане культуры тоже оказались великим, всемирно-историческим народом (что умножает бонусы от 1 и 2).
Русская Россия, по объективным критериям, является природным лидером всего европейского («белого») человечества. И в этом - главное основание и ее культурной специфики, и ее положения «осажденной крепости», «извергнутой» из политического единства Европы. Она извергнута (еще с 1917 года) именно для того, чтобы не признавать ее права на всеевропейское лидерство. Единственный способ для элит других западных стран надежно защитить себя от перспективы быть сателлитами России, в рамках общеевропейского, общезападного единства, - это «извергнуть» Россию из Европы и Запада как нечто «культурно чуждое», а в идеале - уничтожить ее. Будучи вынуждена враждовать с Западом как с целым, Россия платит за свое величие как истинно европейской страны.
С другой стороны, оказавшись в ситуации «осажденной крепости», Россия вынуждена развивать некоторые культурные особенности, необходимые в этом положении, а кроме того, всячески подчеркивать свою духовную и культурную «инаковость» остальной Европе, ради укрепления сплоченности и лояльности населения и элит. Но вся эта «особость» не уводит ее вовне Европы, а является лишь вариантом выбора внутри европейской парадигмы.
Резюмируя все сказанное, парадигму Старопатриотизма можно свести к следующей формуле:
Русские - великий европейский народ.
Великий народ нуждается в большой и сильной стране.
Большая и сильная страна неизбежно имеет много врагов.
- Поэтому должна быть способна при нужде превратиться в «осажденную крепость».
- Поэтому должна быть сильной и самодостаточной во всех смыслах.
- Поэтому должна быть крепкой и дружной внутри.
- Поэтому должна быть экономной в расходовании ресурсов, особенно - человеческих.
- Поэтому не должна увеличивать число врагов без нужды.
- Поэтому ее граждане должны быть готовы к испытаниям и аскетизму.
- Поэтому должна быть самостоятельной в интеллектуальной, духовной и культурной сфере.
4. Истинная альтернатива Старопатриотизму
Еще раз подчеркнем, что сердцевина доктрины Старопатриотизма, его «Кощеева Игла», - это признание факта ненависти зарубежных элит, «Хозяев Мира Сего», к величию русского народа, а отсюда - необходимость русской державности, синдром «осажденной крепости» и все остальное, что из этого вытекает. Продемонстрировав свое резкое неприятие русского национального воссоединения, Запад расписался в правоте этой доктрины. Оказалось, что даже для такой тривиальной и законной цели, как сохранение своего языка на своей новороссийской земле, русские не могут обойтись без Державы, причем державы настолько сильной, чтобы она могла противостоять воле совокупного Запада.
Чтобы преодолеть Старопатриотизм по-настоящему, «сломать Кощееву Иглу», потребуется доказать если не «доброту» Америки и остальных западных элит к русскому народу, то хотя бы справедливое отношение к русским, отсутствие ненависти и предубеждения, уважение к законным гражданским и политическим правам русского народа. Если признать, что окружение - дружелюбно, а «русские - сами виноваты», что русский народ прекрасно сможет жить и процветать на своей земле без сильного государства, то тогда Старопатриотизм отпадет сам собой. Не нравится Старопатриотизм? Докажите, что Америка поддержала укронацистов, истребляющих все русское в Южной России, «из уважения к русскому народу». Докажите, что Евросоюз «из дружелюбия к русским» мирится с нацистскими режимами Российской Прибалтики, которые официально объявили русских гражданами второго сорта. Докажите хотя бы, что Новороссия смогла бы защитить свое право говорить на русском языке, учить своих детей в русских школах, без вооруженной помощи со стороны России.
Теперь, наконец, мы можем ответить на вопрос уважаемого Константина Крылова (здоровья ему побольше): «Почему появление русского национализма не было воспринято почтенными деятелями русского направления как закономерный этап развития «патриотической идеи», а, напротив того, стало причиной интеллектуального и морального дискомфорта?»
Разгадка проста. Русские деятели нашего поколения сформировались в 80-е гг., когда вера в «извечную злокозненность Запада» казалась никчемной старческой паранойей, закрывающей от изголодавшейся советской молодежи волшебный мир «Джинсов, Жвачки и Голливуда». Наше поколение попросту не верило в исконную враждебность Запада к русскому народу, полагало, что эта враждебность направлена на коммунизм, тоталитаризм, советский строй и т.п., а не на собственно русских и Россию. Наше поколение верило, что стоит только России сбросить «оскал коммунизма» (а затем и «оскал путинизма»), как братья-европейцы дружелюбно протянут руку и радостно примут русских в семью европейских народов, как было до 1917 года. Мысль о том, что в 1917 году русские «ушли из Европы» отнюдь не добровольно, а были выпихнуты взашей, что революцию навязали России западные конкуренты, дабы вывести страну из числа великих держав, многим казалась чистой конспирологией. Молодежь верила если не в дружелюбие, то хотя бы в нейтральную корректность Запада: «Да, возможны конфликты на почве конкуренции, но они случаются и между самими западными странами, и русские вовсе не обречены на роль всеобщего мальчика для битья или крепости, осажденной со всех сторон. Россия может позволить себе быть просто «нормальной», «обычной» западной страной, отказавшись и от мессианства, и от комплекса жертвы, и просто защищая свои законные национальные интересы».
Таким образом, расхождение национал-демократов и старопатриотов касалось не каких-то второстепенных пунктов, а наиболее фундаментального принципа - «осажденной крепости». С точки зрения русских старичков, молодые попали в общий ряд «демшизы», которая полагает, что во всех столкновениях с Западом виноваты сами русские, что Держава - просто никчемная обуза, что русские могут процветать в слабом и зависимом государстве, в полуколонии, всецело полагаясь на Запад, и что нынешняя слабость РФ никоим образом русским не вредит. Старички просто не увидели существенной разницы между «Крыловыми» и «Широпаевыми», хотя, как мы видим сегодня, эта разница колоссальна. На самом деле большая часть новых националистов в своем отрицании «принципа осажденной крепости» так далеко не заходила, не столько отвергая его, сколько не придавая ему должного значения, поставив во главу угла иные темы. Только сейчас, после того, как русским на Украине даже право на родной язык пришлось защищать с оружием в руках, а Запад в полном составе поддержал украинскую карательную операцию, до людей начинает доходить истинное отношение Запада к русским, и то, что обустройство русского государства должно учитывать эту ненависть как существенный фактор.
Существует только одна новая доктрина, которая решительно и без колебаний бросила вызов самому Ядру Старопатриотизма, не отказываясь при этом от логики и здравого смысла: это радикальная национал-демократия Алексея Широпаева, исповедуемая сектантами из Национал-Демократического Альянса. На этом примере мы хорошо можем видеть последствия этого отказа. Отказ от Русской Державности неизбежно связан с отрицанием таких ценностей, как русская идентичность и русское единство. Вину в конфликте между Россией и Западом широпаевцы переносят целиком на русскую сторону, на «неправильную» ментальность русского народа, «зараженного» державностью, советскостью и т.п. Поэтому широпаевцы готовы вытравлять эту державность каленым железом, готовы разделить Россию на несколько «русских государств» и не видят беды в том, что эти государства будут постепенно мутировать в отдельные «украинские нации». Сама русская идентичность, русская народность рассматривается ими как искалеченный имперский конструкт, не стоящий сохранения. Не дорожат они и классической русской культурой, в особенности - литературой, которую считают вредоносной. Логическим развитием этого является поддержка широпаевцами украинского нацизма и его стремлений по уничтожению всего русского в Южной России. Украинцы, по сути, являются для них тем идеалом национального строительства, которое должно быть запущено во всех осколках разделенной (в будущем) русской России. Широпаевцы на своем примере хорошо показали, что решительный и последовательный отказ от Ядра старопатриотической доктрины неизбежно превращает русского в воинствующего «украинизирующего» нациста и русофоба.
Поскольку нормальные русские национальные демократы, наподобие Константина Крылова, таких крайностей не разделяют, для них невозможна и серьезная критика Ядра старопатриотической доктрины. По сути, они - слегка модифицированные старопатриоты, с новым набором «внешних слоев» доктрины. Их критика классического Старопатриотизма либо направлена на внешние слои доктрины (на обусловленность их формулировки предрассудками старых авторов), либо связана с недостаточной продуманностью собственной позиции (с непониманием, как те или иные постулаты логически вытекают из Ядра доктрины).
Я склоняюсь к мнению, что настоящая критика Старопатриотизма вообще невозможна для человека, который не может порвать с русскостью столь же решительно, как это сделали широпаевцы. Не можешь бросить в топку Пушкина и Толстого? Значит, в душе ты - старопатриот! Старопатриотизм - это не идеология, а общая матрица для всех русских идеологий, которые не могут отказаться от русского национального единства. Правильно было бы дать ему имя «Русский Древлепатриотизм» или «Патриотический реализм» («Патреализм»). По большому счету, Старопатриотизм (если брать Ядро) исповедуется в России с самого момента ее рождения, и все успешные российские лидеры придерживались его в той или иной форме. Исключением не является и Петр I, который заимствовал сильные стороны Запада и пролез в систему западных государств вовсе не для того, чтобы превратить Россию в аналог ельцинской РФ, а наоборот, для усиления русской Державы и укрепления реального суверенитета России. Не случайно западные конспирологи приписали ему «Завещание», в котором он выступает как коварный враг всей Европы, замысливший ее завоевание.
5. Европа или Азия?
Симпатии старопатриотов к «просвещенному деспотизму», а также их антизападничество (как политическое, так и цивилизационное) создали адептам этой доктрины репутацию «анти-европейского», «евразийского» или даже «азиатского» выбора. В общественном сознании закрепилась привычная дихотомия. Тоталитарные либералы-западники (типа Новодворской) выступают за европейские ценности, за копирование западных либеральных институтов, за политическую ориентацию России на США, ЕС и НАТО. Старопатриоты, наоборот, выступают за некие особые «антизападные» ценности, за авторитарный строй, за противоборство с Западом и поиск союзников в Азии и Африке. Одни - как бы «европейцы», тянут Россию в Европу, к европейским свободам. Другие - «азиаты», тянут Россию в Азию, к азиатскому деспотизму и мракобесию. «Внешние слои» доктрины у многих старых авторов действительно могут способствовать такой интерпретации.
На самом деле это вопрос личных пристрастий. Ядро Старопатриотизма вполне допускает истолкование этой доктрины как европейского выбора для России, противостоящего азиатчине. Это и не удивительно, учитывая, что и Петр I, и Екатерина II, и другие выдающиеся правители Российской Империи, будучи европейцами, в то же время проводили политику в духе старопатриотического Ядра.
Начнем с того, что «просвещенный деспотизм», то есть деспотизм, направленный на развитие страны и просвещение народа, - это не «азиатчина», а мейнстрим европейской общественной мысли XVII-XVIII. (На эту тему рекомендую книгу Мишеля Анри «Идея Государства») В частности, сторонниками «просвещенного деспотизма» были такие величайшие европейские мыслители, как Лейбниц, Вольтер, Юм, которые представляют самые великие нации Старой Европы. И даже Руссо, кумир французских революционеров и общепризнанный защитник Свободы, был этатистом, полагал, что сама жизнь гражданина - это «условный дар Государства», и рекомендовал навязывание обязательной для всех гражданской религии. Идеи Руссо впоследствии были осуществлены французскими патриотами в эпоху Революции, которая, в свою очередь, сотворила Наполеона - идеальное земное воплощение самой идеи «просвещенного деспотизма».
Таким образом, приверженность «просвещенному деспотизму» может быть истолкована как верность европейским идеалам эпохи Просвещения. Разумеется, если в этом «просвещенном деспотизме» целью является Просвещение, а деспотизм - лишь инструмент. Интуитивно нам понятно, что «деспотизм» Фридриха Великого - нечто гораздо более европейское, чем самая распрекрасная «демократия» в центральноафриканской стране («А сегодня мы устраиваем референдум, сварить ли нам тутси или зажарить»). «Деспотическая» Франция Наполеона - это явно лучший выбор, чем «Свободное Сомали», где каждый с автоматом в руках может вершить суд и расправу. Истина доктрины «просвещенного деспотизма» состоит в том, что в архаичных обществах сначала нужно создать материальные предпосылки для свободы (экономические, правовые, ментальные), иначе она останется пустым звуком: будет не свободой выбора из ряда позитивных возможностей, а свободой умирать в нищете и убивать друг друга в войне всех против всех. В этом смысле Старопатриотизм, даже в своей антидемократической версии, - это не «азиатчина», а наоборот, «староевропейский национализм», ориентированный на развитие и прогресс, в пику современной Европе, насаждающей в Азии и Африке варварство и мракобесие, свергая диктаторов-прогрессистов.
Перейдем теперь к «политическому антизападничеству». Не является ли политическая оппозиция Евросоюзу и Западу признаком «азиатчины»? Тут многих людей сбивает с толку демагогическая игра слов: «европейский выбор». Использующие ее демагоги пытаются «склеить» в единое целое как минимум три разных смысла:
1) Верность основополагающим ценностям европейской цивилизации, т.е. ценностям античного и христианского происхождения.
2) Заимствование европейских институтов, европейской культуры, подражание сильным сторонам европейской цивилизации. Этим Россия занимается со времен Петра I, если не раньше.
3) Политическая лояльность ЕС на правах сателлита и полуколонии. Это выбор современной Украины.
Демагоги пытаются жестко связать «европейский цивилизационный выбор» и «лояльность Европе», а «неподчинение Европе» и «войну с Европой» представить как отказ от «европейского выбора». Но столь возвышенные слова, как «европейский выбор», оправдано применять только к первым двум значениям. История Европы в Новое время состоит в основном в ожесточенной борьбе европейских стран друг с другом. Условием допуска в европейский клуб «великих держав» долгое время была именно способность воевать на равных с другими великими европейскими державами. Так, например, Россию пустили в этот клуб по факту победы над Швецией. Не можешь «набить морду» европейцам - значит, ты не европеец, а азиат, раб, быдло. Тут вспоминается издевательство Клаузевица над поляками: он зачислил их в варвары-азиаты на том основании, что они не сумели дать отпор России, Пруссии и Австрии и сохранить собственную государственность. («Можно ли было смотреть на Польшу, как на европейское государство, заслуживающее одинаковой мерки с другими членами европейского концерта? Нет. Это было государство варварское, которое, вместо того чтобы лежать, как Крымское ханство на берегу Черного моря, на грани европейского государственного мира, было расположено среди него на Висле». - Клаузевиц, «О войне»)
Не является «антиевропейским выбором» и война против всей Европы как целого, и даже натравливание на Европу азиатских полчищ. Нередко в европейской истории одна из стран, сильнейшая на тот момент, воевала против всей остальной Европы, объединившейся против ее претензий. К примеру, фундаментальной тенденцией в политике такой стопроцентно европейской страны, как Британия, было противостояние всей континентальной Европе в целом, желание держать ее в состоянии раскола и междоусобной борьбы, не допуская усиления одной из великих держав. В конечном итоге эта политика привела к Наполеоновским войнам, а затем - к двум Мировым войнам. Тот факт, что Россия строила в прошлом и собирается строить в будущем свою политику в пику остальной Европе, стимулируя ее раскол, ища себе союзников на других континентах, абсолютно ничего не говорит о том, какой она сделала выбор - «европейский» или «азиатский». Нет ничего «более европейского» во внешней политике, чем «ковать крамолу против Европы» или даже призывать против Европы союзников из Азии. Напомню, что «христианнейшая» Франция в XVI-XVIII вв. традиционно была союзницей Османской Империи в своем противостоянии с Габсбургами, а во время Крымской войны Британия и Франция воевали на стороне Турции против России.
Итак, принадлежность страны к Европе определяет отнюдь не ее политическая лояльность какому-либо блоку европейских стран, а ее вхождение в ареал европейской культуры, ее общность с Европой на уровне цивилизационных основ. В этом смысле «европейский выбор» для России - это ориентация на наследие собственной русской культуры имперского периода, - периода, когда Россия без всяких оговорок входила в круг великих европейских держав, и не только по своему военно-политическому значению, но и по вкладу в развитие европейской культуры и европейской мысли. При этом культурные особенности Российской Империи, в сравнении с другими европейскими странами, не должны вводить в заблуждения. На самом деле Европа отнюдь не гомогенна. Взаимные различия между величайшими национальными культурами Европы вполне соизмеримы с их отстоянием от русской. В XIX веке вообще было принято разделять европейскую цивилизацию на отдельные «романо-католическую цивилизацию» и «германо-протестантскую цивилизацию». В этом контексте третью европейскую цивилизационную ветвь, «русско-православную цивилизацию», следует не противопоставлять Европе как целому, а рядополагать на одном структурном уровне с другими ветвями европейской цивилизации.
Если русский ориентируется на русскую классическую культуру, то какие-либо комплексы или сомнения на тему «европейцы ли мы» - просто смешны. Проникновение русского вклада в европейскую культуру настолько глубоко, что без него невозможно даже понимание европейцами самих себя. Вот, к примеру, лаконичная заметка Мартина Хайдеггера «Пять главных рубрик в мысли Ницше». В ней для истолкования мышления Ницше ему пришлось прибегнуть к упоминанию шести имен европейских мыслителей и писателей, три из которых (т.е. половина) принадлежат России: Пушкин, Тургенев и Достоевский. Вдумайтесь в это: величайший европейский мыслитель XX века не может объяснить европейцам мысль величайшего европейского мыслителя XIX века, не обращаясь при этом к именам великих русских писателей. На фоне такого взаимного срастания двух культур, какие-либо упреки русских в «неевропейскости» (особенно со стороны каких-нибудь несуществующих в европейской культуре украинцев или прибалтов) выглядят откровенно жалкими.
6. Демократия или деспотизм?
Наиболее серьезным упреком национал-демократов в адрес Старопатриотизма является симпатия старых авторов к авторитарным методам управления, недоверие к демократии западного образца. Насколько это свойство логически вытекает из Ядра доктрины, а насколько является следствием личных предрассудков старых идеологов? Другими словами, возможен ли «демократический старопатриотизм», или же русские державники в обязательном порядке должны присягать «Плетке и Сапогу»?
На первый взгляд, образ «осажденной крепости» тяготеет к единоначалию, к по-военному четкой организации власти, к сворачиванию демократических институтов. Однако склоняющиеся к этому авторы во многом заворожены Сталинской эпохой и мнимой «эффективностью» этого строя, который на деле обернулся колоссальным перерасходом ресурсов, в том числе человеческих. Как известно, бардака, воровства, предательства и глупости во власти при Сталине было через край, что признавалось и официально, поскольку ему приходилось расстреливать своих управленцев целыми пачками на протяжении всего своего правления. При этом на смену одним предателям и агентам западных разведок тут же приходили другие предатели и агенты, и их потом тоже приходилось расстреливать, и так без конца. Трудно признать такую систему власти эффективной.
Сила государства и деспотизм в управлении этим государством - далеко не одно и то же, о чем свидетельствуют, с одной стороны, примеры могущественных демократий (США), а с другой стороны - многочисленные примеры слабых диктатур и деспотических режимов, неспособных эффективно разрешать конфликтные ситуации и разваливающихся с одного пинка. Здесь я рекомендую книгу американца Френсиса Фукуямы «Сильное государство: Управление и порядок в XXI веке», которую он написал, разочаровавшись в «конце истории».
Главный недостаток деспотической системы управления обществом состоит в том, что она ограничивает критику не только верховной власти, но и каждого подчиненного начальника, вплоть до самого мелкого. Неизбежно устанавливается самооглупляющая система «Я начальник - ты дурак». При этом накапливается вал управленческих ошибок и коррупции, вину за который народ, по справедливости, возлагает на верховную власть, как на главную «крышу» чиновных воров и дураков. Поскольку ошибки и коррупция захватывают также и систему кадровых назначений, то во власти начинается отрицательный отбор, который в итоге захлестывает и верховную власть, и после смены нескольких поколений превращает ее в кучку компрадоров, предателей и врагов собственного народа. Весь цикл развития деспотизма мы могли наблюдать на примере эволюции верхушки СССР-РФ. Не нужно, я думаю, доказывать, что такого рода система несовместима с задачами Старопатриотизма.
Демократические институты совместимы со Старопатриотизмом именно по той причине, что позволяют сделать систему управления более эффективной. Так, например, если нет свободы слова и начальники всех уровней скрутили журналистов в бараний рог, то вышестоящее начальство не получает в полной мере информацию о глупостях и воровстве нижестоящего начальства. Нижестоящее начальство получает возможность манипулировать вышестоящим через липовые отчеты, взятки контролирующим инстанциям и т.п. Власть становится слепой, а значит - слабой. Другой пример. Если деспотизм подавил местное и региональное самоуправление, то в итоге верховной власти придется либо подверстывать все регионы большой страны под одну гребенку, что вызовет массу косяков и проблем, либо вникать в мельчайшие детали управления каждого региона, перегружая себя и увеличивая до бесконечности государственный аппарат. При этом ответственность за все местные косяки и за непопулярных назначенцев ложится на верховную власть. И наоборот, допуская самоуправление, верховная власть может избавить себя от множества лишних проблем, а любые местные косяки поставить в вину самому населению, которое избирает неадекватных руководителей.
Старопатриоты, отрицающие необходимость демократических институтов для России, находятся в плену буржуазной доктрины XIX века о том, что демократия - это, якобы, «роскошь», удел «среднего класса», а для бедных обществ она - «слишком дорогое удовольствие». Аристотель, однако, думал иначе, представляя демократию именно как власть бедных. В своей «Политике» (Книга 3) он написал буквально следующее: «То, чем различаются демократия и олигархия, есть бедность и богатство; вот почему там, где власть основана - безразлично, у меньшинства или большинства - на богатстве, мы имеем дело с олигархией, а где правят неимущие, там перед нами демократия. А тот признак, что в первом случае мы имеем дело с меньшинством, а во втором - с большинством, повторяю, есть признак случайный». Величайший образец демократии всех времен и народов - Древние Афины - в эпоху своего расцвета были демократией гребцов на галерах и портовых грузчиков, которым государство компенсировало поденную плату за участие в управлении. В современных западных демократиях всеобщее избирательное право было введено в начале XX века, когда большинство граждан составляли бедняки и промышленные рабочие, уровень жизни которых был ниже уровня жизни современных граждан России. Другими словами, не доминирование среднего класса там создало демократию, а демократия, увеличив эффективность управления, создала доминирование среднего класса, наступившее уже во второй половине XX века.
Быть может, демократия противопоказана «осажденной крепости», государству, которое находится в «кольце врагов»? Но история показывает, что даже страна, обреченная постоянно воевать и быть могущественной Военной Империей, вовсе не обязана быть управляемой деспотическими методами. Яркий пример тому - Древний Рим. Римская Республика сокрушила сильнейшие державы своего времени ( в основном - деспотические и «единоначальные»), оставаясь государством, где уровень развития демократии и уровень реального влияния граждан на власть был не меньше, чем сегодня в США. Достаточно сказать, что решение о начале Первой Пунической войны, которая вывела Рим в разряд мировых держав, было принято на общегражданском референдуме, - примера чему мы не найдем даже в истории современных западных демократий, где решения о мире и войне принимаются исключительно на уровне парламентов и правительств. И даже после перехода к Империи, Римская держава два столетия наслаждалась Золотым Веком, пока наверху сохранялись остатки республиканских традиций, а на низовом уровне процветало сильное местное самоуправление. А вот когда эти элементы демократии были уничтожены полицейщиной и солдатчиной, когда воцарился восточный деспотизм, Империя пришла в упадок, утратила военную мощь и была разрушена мелкими бандами разбойников. Если Россия - «Третий Рим», то должна учитывать уроки Рима Первого.
Итак, отвращение к демократии - это вопрос личных предпочтений авторов, дефект «внешних слоев» старопатриотической доктрины, а не порок ее Ядра. На самом деле Старопатриотизм вполне может сочетаться со здоровыми элементами национальной демократии, как это было в Риме времен расцвета Республики. В этом смысле коренное различие между Широпаевым, с одной стороны, и Крыловым, с другой стороны, заключается в том, что первый - нацдем за рамками Старопатриотизма, а второй - нацдем внутри рамок Старопатриотизма (хотя сам, вполне возможно, не до конца это понимает).
Впрочем, адаптация национал-демократии к Старопатриотизму - дело не столь простое, как кажется, поскольку дискурс национал-демократии, в ее современном виде, заражен встроенными в него дефектными идеологемами. Один из таких дефектов - некритичное принятие концепции, противопоставляющей «гражданское общество» и «государство». При этом «самоорганизующееся общество» ошибочно считается главным вместилищем нации, а национальное государство - просто внешним инструментом нации, чем-то вроде технического экзоскелета. История происхождения великих наций Старой Европы говорит об обратном. Первоначально именно государство было ключевым элементом национальной самоорганизации. Государство и нация были одним целым, и вместе вели борьбу с элементами «гражданского общества», унаследованными от эпохи феодализма и являвшимися главным препятствием на пути к национальной консолидации. Когда Людовик XIV сказал парижскому парламенту: «Вы думаете, Государство - это вы? Нет, господа, Государство - это я!», - он вполне мог бы заменить слово «Государство» словом «Нация». Не случайно одним из первых деяний Французской Революции был роспуск феодальных «парламентов» с их наследственными привилегиями.
«Гражданское общество» в его современном виде появилось уже позже, как инструмент усложнения государственного самоуправления нации, как система «обратных связей» государства-нации. То есть, это подсистема, вторичная к национальному государству. Перенос акцента на «гражданское общество», как на главное вместилище нации, принципиально оппозиционное государству, описывает ситуацию диаспоры в чужой стране. Для диаспоры это действительно верно: нация-диаспора существует только на уровне институтов гражданского общества, а государство, где проживает эта диаспора, выступает в ее отношении как абсолютно чуждая сила, а не органичный продукт творчества нации. Для «родной» нации такое отношение абсолютно неестественно. Более того, если в гражданском обществе данной страны наблюдается засилье диаспор, то государство, при всех его недостатках, в гораздо большей мере отражает волю нации, чем «гражданское общество». Впрочем, в политической жизни России и современных западных стран «коренная нация» нередко отчуждается от управления государством и переводится на уровень «диаспоры в ряду других диаспор».
Вопрос о «гражданском обществе», является ли оно «оплотом национальной свободы», или наоборот, инструментом оттеснения коренной нации от управления собственной страной, слишком сложен, чтобы детально рассмотреть его в контексте нашей дискуссии. Здесь я лишь хочу подчеркнуть, что относиться к этой доктрине нужно с осторожностью, понимая, что она сама по себе отнюдь не нейтральна с точки зрения борьбы за власть. Т.е. она является идеологией, причем идеологией, максимально выгодной для «беспочвенных» группировок, чуждых данной стране. В последнее время эта идеология активно используется для «демодернизации» развивающихся стран. «Во имя гражданского общества», под лозунгом «борьбы за свободу», деспоты-прогрессисты в Третьем мире свергаются «цветочными революциями» (или прямой интервенцией западных «крестоносцев демократии»), после чего страна обрушивается в хаос и средневековье, и там вообще уничтожается почва для свобод европейского типа и социальные ниши, свойственные современному образу жизни.
7. В чем же состоит «особость» России и русских?
Стереотипной темой для нападок на старопатриотов является их вера в «особость» России, часто доходящая до мессианства и мегаломании. Между тем, в этой вере есть здоровое зерно. Выше мы уже говорили о том, что противопоставлять в культурном отношении Россию и «Европу», взятую как целое, невозможно. Европа слишком многообразна для этого: культурно-психологическая разница между русскими и народами центральной и северной Европы, пожалуй, меньше, чем между ними всеми и южными европейцами. Россия в Европе представляет нечто «особое» примерно в том же смысле, в каком «особенной» в Европе является любая великая («всемирно-историческая») европейская нация. Эта «особость» относительно больше, чем у других наций, исключительно в силу большего размера и внутреннего величия самой России, а также в силу большей геокультурной открытости России, связанной с ее окраинным положением и протяженными границами.
Другими словами, «бОльшая особость» России, по сравнению с другими европейскими «всемирными» нациями, имеет чисто техническую природу:
1. Русские - самый многочисленный европейский народ.
2. Россия - самая большая и богатая ресурсами страна Европы.
3. Русские и в плане культуры тоже оказались великим, всемирно-историческим народом (что умножает бонусы от 1 и 2).
Русская Россия, по объективным критериям, является природным лидером всего европейского («белого») человечества. И в этом - главное основание и ее культурной специфики, и ее положения «осажденной крепости», «извергнутой» из политического единства Европы. Она извергнута (еще с 1917 года) именно для того, чтобы не признавать ее права на всеевропейское лидерство. Единственный способ для элит других западных стран надежно защитить себя от перспективы быть сателлитами России, в рамках общеевропейского, общезападного единства, - это «извергнуть» Россию из Европы и Запада как нечто «культурно чуждое», а в идеале - уничтожить ее. Будучи вынуждена враждовать с Западом как с целым, Россия платит за свое величие как истинно европейской страны.
С другой стороны, оказавшись в ситуации «осажденной крепости», Россия вынуждена развивать некоторые культурные особенности, необходимые в этом положении, а кроме того, всячески подчеркивать свою духовную и культурную «инаковость» остальной Европе, ради укрепления сплоченности и лояльности населения и элит. Но вся эта «особость» не уводит ее вовне Европы, а является лишь вариантом выбора внутри европейской парадигмы.
Резюмируя все сказанное, парадигму Старопатриотизма можно свести к следующей формуле:
Русские - великий европейский народ.
Великий народ нуждается в большой и сильной стране.
Большая и сильная страна неизбежно имеет много врагов.
- Поэтому должна быть способна при нужде превратиться в «осажденную крепость».
- Поэтому должна быть сильной и самодостаточной во всех смыслах.
- Поэтому должна быть крепкой и дружной внутри.
- Поэтому должна быть экономной в расходовании ресурсов, особенно - человеческих.
- Поэтому не должна увеличивать число врагов без нужды.
- Поэтому ее граждане должны быть готовы к испытаниям и аскетизму.
- Поэтому должна быть самостоятельной в интеллектуальной, духовной и культурной сфере.