Pacta sunt servanda (Договоры должны соблюдаться) по старинке.

[konstantinovf]

Не столь давно в беседе с уважаемым daniel_grishin вспомнил несколько историй. Пообещал их доработать напильником и выложить, что и делаю.

Хитрость хитрости рознь.

Стоит ли гордиться юристу, если его назвали макиавеллевски хитроумным?

Отбрасывая привлекательность цинизма, из за которого большинство предпочтут прослыть скорее хитрыми подлецами, нежели добродушными простаками, макиавеллевская хитрость это просто обман доверившегося тебе человека.

Дать гарантии безопасности, усыпить бдительность ласковыми увещаниями, и когда враг/друг/брат отвернется, взять его печень в ножи.

Как образец политика Макиавелли упоминал папу Александра VI, который всю жизнь изощрялся в обманах, но каждый раз находились люди, готовые ему верить. Во всем свете не было человека, который так клятвенно уверял, так убедительно обещал и так мало заботился об исполнении своих обещаний.

К слову, сам Макиавелли был больше теоретиком и высших должностей в государстве не занимал.

Может быть поэтому, люди собственным умом и волей не просто покорившие вершину власти, но, по сути, ее создавшие, относились к его опусам с некоторым презрением.



Так, знакомый нам с детства по книгам Дюма кардинал Люсонский герцог Ришелье, описывая принципы управления государством, указывал, что государь нарушающий слово причиняет тем самым немалый урон своему доброму имени, и малейший ущерб такого рода приводит к тому, что великому государю оказывается уже нечего терять, а для него репутация настолько важна, что никакая выгода не могла бы возместить ему ту утрату, которую он потерпел бы, если бы вероломно нарушил взятые на себя обязательства, потому следует осторожно подходить к заключению договоров, однако когда таковые заключены, их надлежит свято выполнять. Он же считал, что люди никогда не доверяют тому, кто действует хитростью и изображает показную искренность и правдивость.

И впрямь большинство людей, отдавая целесообразности первенство перед правом, не настолько развращено, чтобы одобрить даже очень выгодный обман человеков, доверившихся заключенному договору.

Поступит так политик, мы и то брезгливо скривимся. Хотя, что взять с убогих?

Ну, а юристу подобное никак не можно. Чтобы с ним не перестали здороваться, ему нужно больше изящества в хитромыслии.

Безусловно, бывают ситуации, когда договор подписан, но блюсти его, ой, как не хочется.

Можно, конечно, не мудрствуя лукаво, просто не соблюдать его, но это все от недостатка воображения и профессионализма. История полна подобных примеров, но стоит ли их упоминать? Нет в них ни славы, ни доблести.

Куда достойнее исполнить соглашение, но так, чтобы контрагент неоднократно пожалел об этом. Как известно, при толковании договора во внимание принимается буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений.

Вот подобные обманы, свидетельствующие о мощи изощренного ума и высоте души достойны описания в назидание потомкам

Но современникам в ситуации, когда очень не хочется исполнять заключенный договор, приходится не так сложно.

В конце концов, пренебрегая заключенным соглашением, мы можем ожидать лишь некоторых судебных хлопот (при оборотистости оппонента), потери репутации (при наличии) и угрызений совести (также при наличии).

В чем люди за тысячелетия и преуспели, так это в поиске оправданий своих неблаговидных поступков.

В древности предки еще не столь поднаторели в этом высоком искусстве, соответственно, работать было сложнее.

Представим себе Средиземноморье более двух с половиной тысячелетий назад.

Место, где, буквально из за каждого второго куста, за любым твоим словом следили боги. Тут значимый договор не просто сделка, а магический обряд, делающий нарушителя договора святотатцем и обрекающим его гневу высших сил.

Понятно, что высшие слои общества, пусть и возводя свои родословные к богам и героям, не особо в это верили. Однако каким бы скепсисом элита не преисполнялась, но пренебрегать мнением простого народа, искренне верившего в богов, она не могла.

Впрочем, эту веру можно было использовать и в своих целях.

Некогда спартанский царь Агесилай[1] вел войну против персидского сатрапа Тиссаферна. Тот, будучи не готов к войне и опасаясь врага, заключил с ним мирный договор. Когда же перс решил, что скопил достаточно сил, он отказался от договора и начал боевые действия.

Агессилай сделал вид, что возликовал. В войсках распространились его слова о том, что, нарушив договор, Тиссаферон сделал своими врагами богов, которые не замедлят отомстить клятвопреступнику.

Подняв боевой дух солдат, спартанец отплатил врагу дозволенною хитростью. Он произвел обманный маневр и вторгся в область, где персы не ожидали его появления, награбив там немалые богатства.

При этом сказал друзьям, что нарушение договора означает презрение к богам, обман же врага, напротив, не только справедлив, но и доставляет большую славу, удовлетворение и выгоду.

Нельзя обойти вниманием хитрости, доказывающие почти сверхчеловеческую доблесть лжеца.

Воистину прекрасен обман сограждан, измысленный обозримо отдаленным потомком Геракла спартанским законодателем Ликургом.

К числу законов его авторства, в частности, приписывают обязательные танцы и борьбу обнаженных девушек, профилактические порки (иногда с летальным исходом) мальчиков, метание некондиционных младенцев в пропасть и поддержание на одном уровне численности коренного безоружного населения путем его периодического истребления карательными отрядами.

Когда нормотворческая работа была закончена, а дебаты были столь острыми, что Ликургу даже вышибли палкой глаз, он отправился в Дельфы, вопросить Аполлона о качестве своих законов.

Перед отъездом он взял с сограждан торжественную клятву, что они будут соблюдать разработанные им правила, пока он не вернется.

Получив ответ бога о том, что лучших законов не будет иметь никто в Греции, Ликург уморил себя голодом, тело повелел сжечь, а прах развеять.

Это, естественно, чтобы никто не мог сказать, что он, хоть и мертвый, вернулся на родину и под этим предлогом не изменил введенную им систему норм.

Скрепя сердце, сограждане были вынуждены соблюдать клятву.

Затем им даже понравилось, когда Ликурговы законы обеспечили Спарте пятисотлетнюю гигемонию, не только в пределах Пелопоннеса, но и далеко за его границами.

Впрочем, подобные случаи не столь часты.

Значительно ближе нам ситуации, когда приходилось соблюдать договор, пусть чисто формально, с немалым изяществом закладывая в него внешне неразличимые основания для расторжения.

Однажды персидское войско долго осаждало один город. Вернуться без победы нельзя - военачальники были жестко мотивированы тем, что персидский царь наверняка казнил[2] бы потерпевших неудачу, а взять город штурмом никак не удавалось.

Тогда персы предложили осажденным переговоры и мир на необременительных условиях. Те, истомленные долгой войной, согласились. Недолгие переговоры и вот представители осажденного города прибыли на заранее согласованное место встречи близ городских стен (впускать персов до заключения мира в пределы полиса горожане, конечно, не согласились).

При заключении мира персы поклялись самыми страшными клятвами и призвали всех богов в свидетели того, что пока стоит эта земля они никогда не предпримут враждебных действия в отношении осажденных.

Невозможно было не поверить таким клятвам, гнев богов неминуемо настиг бы святотатца, посмевшего их нарушить, и горожане открыли ворота, пустив за стены недавних врагов.

Однако они не знали, что персы в ночь перед торжественным заключением мира не спали. Они выкопали глубокую яму на месте встречи с горожанами. Затем заложили ее сверху досками и дерном так, то было абсолютно незаметно, что высокие договаривающиеся стороны стоят, по сути, над пустотой.

Теперь же, заняв ключевые пункты города, персы взяли заступы и вскрыли замаскированную яму, взломав настил на котором был заключен мирный договор. Затем они, мотивируя тем, что, земля, на которой заключен договор, уже не стоит, с полным правом напали на горожан, которые не могли сопротивляться войску, уже занявшем центр полиса.

Аналогично поступило племя италийских локров с сикулами.

Во время первого появления в Италии локры нашли страну, в которой хотели поселиться, занятой племенем сикулов. Сикулы испугались пришельцев. Желая обезопасить себя, они согласились пустить их в страну, только если те дадут соответствующие клятвы не притеснять коренных жителей. Тогда локры заключили с сикулами такой уговор: жить в дружбе с ними и сообща владеть страною до тех пор, пока они, локры, будут ходить по этой земле и носить эти головы на плечах.

Кажется, клятву не обойти, но «варяги» таки исхитрились.

Давая обещание, локры насыпали земли на подошвы своих башмаков, а на плечи незаметно для других положили головки лука (вариант -повесили ожерелье из головок на шею), и в таком виде давали клятву. Потом выбросили землю из башмаков, скинули головки лука с плеч и вскоре при первом удобном случае напали на аборигенов и выгнали их из страны.

И осажденных и сукулов конечно жаль, но признаем, что, удумавшие эти комбинации, оставшиеся неизвестными хитрованы, заслуживают аплодисментов и литературного бессмертия.

Скорее всего, сила всегда будет выше права. Ведь и сегодня очень редко те, кто обладает невозбранной возможностью применить силу, думают и о юридическом обосновании этого.

Тем большего уважения заслуживают попытки сохранить в неприкосновенности принцип pacta sunt servanda, ища casus belle, более достойные нежели «винтовка рождает власть».

Увы, война, как и любое длительное организованное насилие, портит нравы. Как бы люди не страшились божьего гнева, а государственная выгода всегда обойдет на два корпуса и право и честь.

Римляне, чье государство еще начало свой путь к вершинам могущества, начали очередную войну с самнитами. Войну непримиримую, без объявления,[3] пока не подчинят врагов силой.

И боги тут же покарали агрессора. Наиболее боеспособное пятидесятитысячное войско было заперто в узком Кавдинском ущелье. Страдая от голода, оно запросило мира.

Военачальник самнитов Гавий Понций решил посоветоваться с отцом. Старец посоветовал совершить одно из двух. Или отпустить римлян невредимыми, чтобы они, дорожа честью, соревновались в оказании такой же милости и это благодеяние стало залогом вечного мира. Или истребить их всех, не оставив и вестника об избиении, лишив их возможности мести.

Понций посчитал безрассудным и неразумное человеколюбие и столь ужасное злодеяние и отпустил римлян, проведя каждого из них под ярмом[4]. Одновременно с этим военачальники римского войска поклялись от лица государства отдать самнитам все захваченные земли и крепости и никогда не воевать против них.

Узнав об этом и предвидя будущее, отец Понция залился слезами.

Опозоренные солдаты вернулись на родину.

Конечно, никто и не думал соблюдать мирный договор.

Чтобы формально избежать ответственности государства за нарушение клятвы, давшие ее военачальники, приняли ее на себя. Мол, они были не вправе обещать, а такое соглашение недействительно. С их согласия они как клятвопреступники (но они, а не государство) были выданы самнитам. Те их не приняли, сказав, что если договор ничтожен, то давайте вернем стороны в первоначальное положение, то есть, получившее пощаду войско вернется в Кавдинское ущелье.

Римляне начали новую войну.

Боги, вероятно оскорбившись пренебрежением к их дару, отвернулись от самнитов. Боевые действия окончились установлением гигемонии римской республики.

Можно восхищаться силой духа полководцев, согласившихся, пусть и ценой своей жизни, освободить государство от вины клятвопреступления, но их обман, никак нельзя признать достойным и изящным.

Этот обман оказался одним из самых распространенных. Подобным образом Ганнибал приказал вырезать пленных римлян, сдавшихся при условии пощады его полководцу Магону. Тот, якобы, тоже не обладал соответствующими правомочиями.

Схоже поступил и король Франции Франциск I. Проиграв битву при Павии и взятый в полон испанцами, он был вынужден, в обмен на свое освобождение, заключить крайне невыгодный мирный договор. Вернувшись во Францию он созвал Генеральные штаты, которые объявили, что король был не вправе заключать подобный договор.

Все мельчает.

Римляне были готовы жизнью заплатить за благо родины, а Франциск I даже отказался от поединка, который ему незамедлительно предложил оскорбленный столь низким обманом король Испании.

Впрочем, с ростом мощи римского государства нравы тоже портились. Через несколько столетий после описанных событий Юлий Цезарь, в соображении пользы, не брезговал уже ни нападением на врагов во время перемирия, ни захватом издревле неприкосновенных послов, ни убийством пришедших на переговоры вражеских вождей.

Еще пример из множества подобных.

Во время тридцатилетней войны один греческий военачальник вызвал на переговоры «коменданта» осаждаемого им укрепления, тоже грека[5]. Дал гарантии безопасности, пообещав не причинять ему никакого вреда пока тот не вернется в укрепление.

Затем, пока враг находился в его ставке, послал войска на штурм крепости. Обороняющиеся, в отсутствие полководца, быстро сдались.

Затем коменданта захваченной крепости доставили обратно. Когда он вернулся в укрепление, гарантии безопасности потеряли силу и того сразу убили.

Впрочем, грекам то было с кого брать пример. Они могли поучиться двусмысленностям у самих богов, точнее их оракулов. Вот уж кто умел ввести в заблуждение, говоря чистую правду.

Широко известен случай с царем Крезом, который вопросил о победе над соседним ему царем персов Киром. Дельфийский оракул пообещал, что начав войну он разрушит великое царство. Потерпев поражение, чудом оставшейся живым Крез (его сняли с уже зажженного под ним костра), послал спросить Аполлона о причинах обмана. Тут ему и разъяснили, что бог сказал правду, ведь он и разрушил царство, но не персидское, а свое.

Не столь известна история с отцом Александра Македонского Филиппом. Он тоже собирался идти войной на Персию и на вопрос о будущем получил оракул: «Бык уже убран цветами[6] и близок день, когда его зарежут». Филипп посчитал, что бык это Персия, соответственно, победа ему обеспечена. А оказалось, что бык это он и его убили, когда он украшенный цветами шел за торжественной процессией.

Его сын Александр был прозорливее.

Начиная поход, он тоже прибыл в Дельфы. Может он и не хотел, подозревая, что персидское золото побудит богов изречь деморализующий его войско оракул, но начинать важное дело, не посоветовавшись с высшими силами, было не принято.

Жрецы стали отговариваться, мол, у вас не назначено, сегодня у богов неприемный день, зайдите попозже и прочее в том же духе. Однако царь схватил пифию и силком потащил ее к месту вопрошения Аполлона. Та закричала: «С тобой не справиться Александр». Будущий покоритель Азии соображал быстро. Сказав, что этого ему достаточно он тут же истолковал ее вопли в свою пользу и отпустил испуганную женщину.

Но довольно об этом. Описание многомыслых оракулов заслуживает отельной статьи.

Вернемся к нашим обманам.

Что может быть традиционнее обмана - обещала выйти замуж и не вышла?

Однако, в средневековой Исландии, пусть и не из страха богов, но скорее из не желания уронить себя люди не шли и на такое.

Знатной женщине Гудрун требовалось отомстить за убитого мужа. Сатисфакция признавалась лишь одна - смерть убийцы. Требовался человек, готовый возглавить отряд мстителей. И такой был. Некий Торгильс соглашался пойти на это, но только если вдова-мстительница выйдет за него замуж.

Та имела ввиду более завидное замужество и взяла время на размышление. Затем по совету Снорри Годи одного из виднейших законников своего времени, она при свидетелях пообещала Торгильсу, что если он поможет в мести, не выходить замуж ни за какого другого человека, который находится в стране, кроме него. Также она обещала не выходить замуж в другой стране.

Торгильс честно исполнил договор и помог убить врага Гудрун.

Я думаю, уже все увидели расставленную ему ловушку?

Конечно! Гудрун вышла замуж за человека, который в тот момент, когда она давала обещание Торгильсу, был на материке по торговым делам. Соответственно, слова она не нарушала.

Не сложно догадаться, как был возмущен неудачливый жених, полагающий, и небезосновательно, что его облапошили.

Впрочем, возмущался он слишком громко. В один умеренно прекрасный для него день, пока он пересчитывал деньги, ему одним ударом отсекли голову, которая  продолжила счет и отделившись от туловища. Сразу же вслед за этим был зарублен и его убийца. Как следствие, концы в воду, но обвинить кого-либо из участников событий в пренебрежении своим словом нельзя.

В архаичном обществе к слову вообще относились уважительно, особенно к слову ставшему законом. Некогда Зелевком был установлен закон, что всякий, желающий отмены старого закона или принятия нового, вносил это предложение с веревкою на шее. В случае провала законодательной инициативы этой петлей его на месте и душили.

По рассказу Полибия, это правило применялось не только при изменении законов.

Двое юношей завели тяжбу между собою из-за раба.

Один владел рабом уже довольно давно, а другой за два дня до происшествия вышел в поле и в отсутствие господина силою увел раба к себе. Узнав об этом, первый явился в дом похитителя, взял своего раба, пошел с ним к начальству и, заявив, что раб останется у него, обещал поставить поручителей. Ибо, говорил он, по закону Зелевка спорная вещь до решения суда должна находиться во власти того, у кого она отнята. Противник, опираясь на тот же закон, стал уверять, что вещь отнята у него, ибо раб перед приводом его к начальству исторгнут из его дома.

Представители суда были в недоумении и, призвав космополида[7], предоставили ему решить дело. Космополид истолковал закон так, что «увод» всегда бывает от того лица, у коего спорная вещь находилась последнее время в непререкаемом владении. Если же кто отнимет силою вещь у другого и «уведет» ее к себе, затем прежний владелец совершит «увод» от похитителя, то это не есть «увод», понимаемый законом.

Один из юношей вознегодовал на это толкование и отрицал, чтобы такова была мысль законодателя. Тогда космополид, предложил ему своеобразную юридическую дуэль. Мол, не желает ли тот вести с ним спор о намерении законодателя по закону Зелевка. То есть, говорить о намерении законодателя в заседании Тысячи с петлями на шее, и кто из спорящих окажется ложным истолкователем закона, тот обязан не медля лишить себя жизни чрез удушение.

Соглашаться - рискованно, отказаться - потерять лицо.

Но вспыльчивый юноша выкрутился. Он ответил космополиду, что положение спорящих не равное: тогда как противнику остается жить всего два-три года, - космополиду было немного меньше девяноста лет, - перед ним еще, по всей вероятности, большая часть жизни. Этим остроумным замечанием юноша обратил серьезное дело в шутку, и вполне возможно сохранил себе жизнь, так как все-таки власти истолковали «увод» согласно мнению космополида.

Уже упоминавшейся герцог Ришелье писал, что одни и те же слова довольно часто имеют двойной смысл: одно понимание диктуется людской честностью и чистосердечием, другое ловкостью и изощренностью, при помощи которых чрезвычайно легко истолковать истинное значение слова по собственному усмотрению, а потому для ведения переговоров необходимо привлекать таких людей, которые осознают весомость тех или иных слов и хорошо умеют письменно излагать свои мысли.

Его рекомендациям должен и сегодня следовать каждый, кто хочет не стать жертвой враждебного юридического словомудрия, а то и попытаться к своей выгоде найти в соглашениях зацепку, позволяющую ослабить позицию оппонента.

Ну а отбор для этого людей, осознающих весомость слов и умеющих ими играть - залог успеха.

[1] Агессилая нельзя заподозрить в излишнем богопочитании. Когда было нужно он, не сомневаясь, подделывал божественные знамения. Скажем, при жертвоприношении перед битвой рисовал на руке краской зеркальное отражение слова «победа». Получив в руки печень жертвенного животного и якобы замешкавшись держал ее в руках несколько секунд. За это время краска отобразила слово «победа» на жертвенной печени. Нужно ли говорить, как ликовало войско, получив столь явное одобрение богами, планируемых солдатами грабежей и насилий.

[2] А в Персии практиковали весьма неприятные казни.

Например, клали раздетого человека в деревянный корытообразный футляр, мешающий ему двигаться, и кормили молоком и медом.

Тем же составом мазали и открытые участки тела.

В плодах жизнедеятельности организма заводились личинки насекомых.

С течением времени, окружающих человека отходов становилось больше. Соответственно, росло и поголовье личинок, которые пренебрегали гастрономическими различиями между нечистотами и плотью, продолжая пиршество и внутри кишок. Некоторым неудачникам удавалось умереть лишь через много дней, когда значимая часть их тела была уже съедена насекомыми.

[3] Войну можно было начинать только после того как специальные жрецы фециалы исполняли обряд, требуя от противника восстановления нарушенных прав. Если это не происходило, то фециалы приносили в жертву свинью и бросали на территорию противника окровавленное копье (гаста). После этого формально война считалась справедливой и допустимой по божеским законом.

Манипуляции с забоем свиней и метанием копий было легко совершить, пока земли врагов находились неподалеку от Рима. Однако когда государство окрепло, для этого нужно было совершить трудное и долгое путешествие к границам.

Был найден любопытный выход - вражеской территорией был объявлен участок земли перед храмом Беллоны, на котором стояла, так называемая, «колонна войны». От нее и метались копья - и закон соблюден и ног трудить не надо.

[4] В землю вертикально втыкали два копья. К ним горизонтально прикрепляли третье. Воины должны были пройти под ним, оставив врагу оружие, знамена и вообще все, кроме одного платья. То была высшая степень позора.

[5] Пожалуй, древние греки кому угодно дадут фору в увлеченности, с какой они резали друг друга. Перебить всех мужчин захваченного города единоплеменников, а их женщин и детей продать в рабство -обычная рутина того времени.

[6] Это была часть церемонии жертвоприношения.

[7] Высшее должностное лицо в полисе.