Ещё и о добре и зле: онтология против эмпирики
Ещё чуть-чуть полемики со Свенсоном. Если коротко и грубо (и если я всё ещё правильно помню), основной пафос Свенсона состоит в следующих утверждениях:
Но для меня важнее всего даже не то, логично ли он мыслит, а противоречит ли его позиция христианству. Потому что человек-то хороший. Попробуем разобраться по порядку.
Итак, по Свенсону, добро нельзя определить; и, более того, вредно определять. Здраво утверждать можно только о существовании зла. Которое всегда совершается в мире ради чего-то иного, с какими-то внешними целями. Зло никогда не бывает самоцелью. Внешней целью, причиной для зла, становится то, что в данным момент представляет для человека субъективную ценность, а значит, в конечном итоге, является для него "добром" - пусть и очень ущербным и ограниченным. Примеры с ворами, грабителями, насильниками и властителями держав - очевидны. Менее очевидно, что даже законченный садист мучает жертву не просто так, а чтобы получить извращённое наслаждение властью и возможностью влиять на другого человека. Таким образом, стимулом для совершения зла даже для него становится мутировавшее, изуродованное стремление к "локальному эгоистическому добру": к поиску ценности собственного существования, а также (как ни странно) к общению с другим существом. Словом, по Свенсону причиной зла всегда является стремление к добру, действующее в пределах этого принципиально несовершенного и поломанного мира, и этим миром испорченное, отравленное.
Свенсон не устаёт повторять, что понятие добра (парадоксальным образом) не дано нам эмпирически. Если спросить людей о том, что такое добро, - они наверняка разойдутся во мнениях. А вот зло, напротив, мы знаем интуитивно: все одинаково хорошо понимают, что такое боль, страдание, потеря, голод, смерть. А значит, на этом и нужно строить этику. Добро, как основание для этики, слишком субъективно. Этика должна основываться на отвержении зла.
На первый взгляд это противоречит "идеалистической" христианской философии, в которой добро, конечно же, онтологично. Но если вдуматься - то почему бы и нет? Тезис о неопределимости, неизбежной спорности добра означает только, что Абсолютное благо невозможно втиснуть в рамки фиксированного, строгого определения. Что и неудивительно, поскольку с христианской точки зрения, абсолютное благо - это Бог. Ничто в этом мире не может быть абсолютным благом (это было бы идолопоклонством), а Бог - неопределим и трансцендентен (апофатика). Так что здесь у Свенсона с христианами неосознанное согласие. Когда Свенсон говорит, что "абсолютного добра не существует", он на самом деле имеет в виду, что "в этом мире его невозможно ни описать, ни достичь". Но с этим мы как раз вполне согласны!
Другой его важный тезис: не-существование "демонического зла", т.е. зла ради самого лишь зла; самодостаточного, онтологического зла. Но и здесь тем более нет противоречия! Демоническое зло - это компонент не христианской, а дуалистической схемы мироздания (Свенсон, похоже, искренно в этом ошибается - что лишний раз показывает, насколько важно говорить людям об ортодоксальной теологии). Хотя для простоты в своих рассуждениях мы частенько пользуемся образом дьявола, как символа абсолютного зла, на самом деле даже он - по сути своей - падший ангел, т.е. нечто первоначально хорошее, но порабощённое злом, перешедшее на тёмную сторону. "Средоточия" зла нет: у зла нет сущности, поскольку зло не сотворено (Бог не творит зла), но и не нетварно (иначе оно было бы собеспричинно Богу, а это дуализм). Что, однако, не означает, что христиане отрицают существование зла (вторая вещь, за которую нас ругает Свенсон). Зло существует постольку, поскольку можно говорить о несуществовании, как о факте (например, в стакане нет воды - и это объективный, существующий факт, хотя воды там действительно нет). Зло существует, как феномен, но у него нет сущности - оно паразитирует на сущности, сотворённой Богом. Саурону нужно тело, чтобы воплотиться (простите за отсылку к античным авторитетам); у него нет своего тела. Словом, непризнание демонического зла - это как раз отличный "возврат к библейской вере", а вовсе не полемика с христианством, как думает Свенсон.
Стало быть, христианство согласуется с тезисами и практическими предложениями Свенсона гораздо лучше, чем с вульгарными, народными представлениями о природе мира. Зло не имеет средоточия, но именно оно дано нам в эмпирике, и является отправной точкой для построения любой этики (служение, аскеза). Добро имеет средоточие - нашего Господа, - но Господь открывается нам не как факт, а как откровение, а потому мы не можем увидеть Господа "позитивным" путём, через логическую индукцию. Мы можем почувствовать его только через индукцию поэтическую, которая находится за рамками логического исследования.
И в этом - единственное существенное различие между нами и Свенсоном. Штука в том, что мы и не пытаемся определять Бога через добро, но зато мы определяем добро через Бога. А Свенсон об этом как бы "не догадывается". Для него невозможность указать направление к Богу через постепенное нарастание интуиции добра является основанием для агностицизма. Для нас это становится свидетельством падшести этого мира, но не более того. Мы не Бога определяем как идеальное добро, а ровно наоборот, добро определяем как то, что хоть как-то приближает к Богу, согласуется с Ним, и следует Его пути! Поскольку с "позитивистской" позиции это ничего не меняет (сравни почти полное совпадение буддийской и христианской аскетики при противоположности первоначальных посылок), наше противоречие со Свенсоном - не в тезисах или выводах, а в общем, поэтическом, "цветовом" восприятии мира (см. Честертона с его описанием паранойяльных концепций бытия). Для Свенсона наблюдаемый мир - это трепетание абсурда среди сполохов тьмы. Для нас - это черкотня тьмы по поверхности Света. Но обе картины - уже за пределами логики, в царстве интерпретаций. О них невозможно "спорить", потому что их невозможно верифицировать. О них можно только петь, а потом, возможно, сравнивать, какая песня показалась субьективно более убедительной.
Короче говоря, это как раз тот случай, когда я "не верю" в атеизм другого человека. Как я не верю, например, в атеизм Камю, или Сартра. Не бывают люди атеистами. Просто некоторые - чуть более последовательные апофатики, чем другие. А чем выше критерии, предъявляемые к Свету, тем большее количество идолов человек успевает отбросить, и тем горше ему жить, если (пока) не грянет откровение.
- Зло существует - и в высшей степени нехорошо отрицать его существование (потому что это означает альянс со злом, апологию зла).
- Демонического зла (зла ради самого зла) не существует - и поэтому нечего ссылаться на него в качестве объяснения глубинной причины зла. Она не в этом. "Универсальное зло" - это своего рода вырожденное, универсальное объяснение, которое не обладает ценностью, поскольку не позволяет делать предсказаний, и не даёт практических выводов.
- На самом же деле причина (морального) зла состоит в том, что люди ищут добра (субъективного). Пусть и ужасного, ограниченного и эгоистичного.
- А абсолютного добра не существует. И поэтому строить этику на понятии абсолютного добра - нельзя; попытки построения такой этики приводят только к ещё большему злу (последовательно через механизмы 3 и 2). И, более того, чем выше предлагаемый идеал "добра", тем большее зло ради него люди готовы совершать.
- Поэтому следует жить стоически, и бороться с практическим, очевидным злом, а об абстрактном добре - не думать (от греха подальше).
Но для меня важнее всего даже не то, логично ли он мыслит, а противоречит ли его позиция христианству. Потому что человек-то хороший. Попробуем разобраться по порядку.
Итак, по Свенсону, добро нельзя определить; и, более того, вредно определять. Здраво утверждать можно только о существовании зла. Которое всегда совершается в мире ради чего-то иного, с какими-то внешними целями. Зло никогда не бывает самоцелью. Внешней целью, причиной для зла, становится то, что в данным момент представляет для человека субъективную ценность, а значит, в конечном итоге, является для него "добром" - пусть и очень ущербным и ограниченным. Примеры с ворами, грабителями, насильниками и властителями держав - очевидны. Менее очевидно, что даже законченный садист мучает жертву не просто так, а чтобы получить извращённое наслаждение властью и возможностью влиять на другого человека. Таким образом, стимулом для совершения зла даже для него становится мутировавшее, изуродованное стремление к "локальному эгоистическому добру": к поиску ценности собственного существования, а также (как ни странно) к общению с другим существом. Словом, по Свенсону причиной зла всегда является стремление к добру, действующее в пределах этого принципиально несовершенного и поломанного мира, и этим миром испорченное, отравленное.
Свенсон не устаёт повторять, что понятие добра (парадоксальным образом) не дано нам эмпирически. Если спросить людей о том, что такое добро, - они наверняка разойдутся во мнениях. А вот зло, напротив, мы знаем интуитивно: все одинаково хорошо понимают, что такое боль, страдание, потеря, голод, смерть. А значит, на этом и нужно строить этику. Добро, как основание для этики, слишком субъективно. Этика должна основываться на отвержении зла.
На первый взгляд это противоречит "идеалистической" христианской философии, в которой добро, конечно же, онтологично. Но если вдуматься - то почему бы и нет? Тезис о неопределимости, неизбежной спорности добра означает только, что Абсолютное благо невозможно втиснуть в рамки фиксированного, строгого определения. Что и неудивительно, поскольку с христианской точки зрения, абсолютное благо - это Бог. Ничто в этом мире не может быть абсолютным благом (это было бы идолопоклонством), а Бог - неопределим и трансцендентен (апофатика). Так что здесь у Свенсона с христианами неосознанное согласие. Когда Свенсон говорит, что "абсолютного добра не существует", он на самом деле имеет в виду, что "в этом мире его невозможно ни описать, ни достичь". Но с этим мы как раз вполне согласны!
Другой его важный тезис: не-существование "демонического зла", т.е. зла ради самого лишь зла; самодостаточного, онтологического зла. Но и здесь тем более нет противоречия! Демоническое зло - это компонент не христианской, а дуалистической схемы мироздания (Свенсон, похоже, искренно в этом ошибается - что лишний раз показывает, насколько важно говорить людям об ортодоксальной теологии). Хотя для простоты в своих рассуждениях мы частенько пользуемся образом дьявола, как символа абсолютного зла, на самом деле даже он - по сути своей - падший ангел, т.е. нечто первоначально хорошее, но порабощённое злом, перешедшее на тёмную сторону. "Средоточия" зла нет: у зла нет сущности, поскольку зло не сотворено (Бог не творит зла), но и не нетварно (иначе оно было бы собеспричинно Богу, а это дуализм). Что, однако, не означает, что христиане отрицают существование зла (вторая вещь, за которую нас ругает Свенсон). Зло существует постольку, поскольку можно говорить о несуществовании, как о факте (например, в стакане нет воды - и это объективный, существующий факт, хотя воды там действительно нет). Зло существует, как феномен, но у него нет сущности - оно паразитирует на сущности, сотворённой Богом. Саурону нужно тело, чтобы воплотиться (простите за отсылку к античным авторитетам); у него нет своего тела. Словом, непризнание демонического зла - это как раз отличный "возврат к библейской вере", а вовсе не полемика с христианством, как думает Свенсон.
Стало быть, христианство согласуется с тезисами и практическими предложениями Свенсона гораздо лучше, чем с вульгарными, народными представлениями о природе мира. Зло не имеет средоточия, но именно оно дано нам в эмпирике, и является отправной точкой для построения любой этики (служение, аскеза). Добро имеет средоточие - нашего Господа, - но Господь открывается нам не как факт, а как откровение, а потому мы не можем увидеть Господа "позитивным" путём, через логическую индукцию. Мы можем почувствовать его только через индукцию поэтическую, которая находится за рамками логического исследования.
И в этом - единственное существенное различие между нами и Свенсоном. Штука в том, что мы и не пытаемся определять Бога через добро, но зато мы определяем добро через Бога. А Свенсон об этом как бы "не догадывается". Для него невозможность указать направление к Богу через постепенное нарастание интуиции добра является основанием для агностицизма. Для нас это становится свидетельством падшести этого мира, но не более того. Мы не Бога определяем как идеальное добро, а ровно наоборот, добро определяем как то, что хоть как-то приближает к Богу, согласуется с Ним, и следует Его пути! Поскольку с "позитивистской" позиции это ничего не меняет (сравни почти полное совпадение буддийской и христианской аскетики при противоположности первоначальных посылок), наше противоречие со Свенсоном - не в тезисах или выводах, а в общем, поэтическом, "цветовом" восприятии мира (см. Честертона с его описанием паранойяльных концепций бытия). Для Свенсона наблюдаемый мир - это трепетание абсурда среди сполохов тьмы. Для нас - это черкотня тьмы по поверхности Света. Но обе картины - уже за пределами логики, в царстве интерпретаций. О них невозможно "спорить", потому что их невозможно верифицировать. О них можно только петь, а потом, возможно, сравнивать, какая песня показалась субьективно более убедительной.
Короче говоря, это как раз тот случай, когда я "не верю" в атеизм другого человека. Как я не верю, например, в атеизм Камю, или Сартра. Не бывают люди атеистами. Просто некоторые - чуть более последовательные апофатики, чем другие. А чем выше критерии, предъявляемые к Свету, тем большее количество идолов человек успевает отбросить, и тем горше ему жить, если (пока) не грянет откровение.