молчание парикмахеров
Из художественной культуры нам известно, что с парикмахером во время его работы принято общаться. Это входит в стоимость услуг и вообще в социальный договор между вами. Причем в отличие от разговоров с таксистами, попутчиками в поезде и другими посторонними лицами, парикмахер располагает к некоторому более локальному и конкретному разговору. Нужно обсуждать город, соседей, в крайнем случае погоду и заголовки местных газет. Короче, парикмахер в культуре модерна - это своего рода точка сборки публичного пространства, один из его центров.
Парикмахер мужская профессия, но в СССР она стала делом женщин. Появился кентавр “паримкахерша”, существо с туловищем женщины и руками цирюльника. Это было первым пунктом отчуждения: о чем я могу говорить со стригущей меня женщиной? Парикмахерская становится женским местом со всеми его чудовищно утрированными гендерными атрибутами, радио “Шоколад” с приторными песнями о вечной любви, измене и разлуке, секретами, сплетнями, продажей безделушек и косметики. Публичного пространства больше нет, есть пространство гендерное, район и город в разговоре тонет в “женских делах”.
Но хорошо, в последнее время в профессии снова много мужчин. Их работа протекает в полном молчании. Мне не о чем говорить с моим парикмахером. Он приезжает в мой район, чтобы работать, и ничего не знает о местной жизни. Я сам стараюсь инстинктивно сохранять анонимность, предпочитаю, чтобы меня никто не знал, и я не знал никого. У меня нет никакого публичного пространство вокруг моего жилища, никаких дел здесь. Я выхожу и сажусь в транспорт, чтобы добраться до дел. Нет ни местной спортивной команды, за которую мы с моим парикмахером болеем, ни известных нам обоих героев или персонажей. Лучше помолчать, и вот стрижка превращается из важного канала коммуникации в функциональную гигиену головы, с которой отлично справился бы и робот. Город подхватывает эти настроения, и лучшим парикмахером становится глухонемой Рустам, рекомендую.
На фото выше передвижная парикмахерская в советском Крыму, 1977 году. На пляже сплошь неместные, отдыхающие, чужаки. Им нужны переносные услуги, они и сами в течение ближайших недель сдвинутся с местом и уже не верутся. Так мы проживаем наши собственные жизни в собственной стране: чужаки и кочевники в больших русских городах. Как номад, я готов в любой момент сдвинуться с места, я не пускаю корней и не строю планов.
Originally published at kmartynov.com. You can comment here or there.