унесенные ветром порнографии
В кинотеатрах идет нравоучительная пастораль “Лавлейс” - байопик о порнозвезде “Глубокой глотки” Линде Борман, задавшей своеобразный стандарт для сексуальных отношений западного мира конца XX века. Под своим сценическим псевдонимом Линда Лавлейс Борман стала самой знаменитой порноактрисой эпохи сексуальной революции. Первая часть “Глубокой глотки” - самым успешным фильмом в истории индустрии, собрав по подтвержденным данным до 50 млн долларов. В 70-х выходят две автобиографии Борман, в которых она прославляет свою карьеру. После 1980 Борман, испытав несколько кризисов, обращается последовательно к наркотикам и к религии, а также публикует книгу “Ordeal”, “Суд Божий”, которая становится культовой для феминистского и антипорнографического движения. В книге Борман утверждает, что снималась в порнофильма под угрозой убийства со стороны своего мужа Чака Трейнора.
“Лавлейс” - очередная вариация на тему этой истории. Фильм снят безупречно с точки зрения картинки: крупное зерно, цветофильтр как в 70-е, множество предметов тогдашнего быта, автомобили. И образ юной девушки, выросшей в консервативной семье, которая попадает в объятия Трейнора, становится его женой, а затем склоняется им к занятиям проституцией и съемкам в порно. Все это сделано чрезвычайно серьезно и в строго соответствии с нынешней моралью о том, что можно показывать в кинотеатрах, ни шага в сторону. Из цензурных соображений, вероятно, зрителям “Лавлейс” не сообщают, что первым порнофильмом Линды Борман был отнюдь не “Глубокая глотка”, а “Dogorama”, состоящий из единственной сцены секса с собакой. Такое было бы слишком даже для высоких целей авторов “Лавлейс” по борьбе с домашним насилием. С другой стороны, создатели фильма умалчивают и о том, что последним объектом критики Борман были именно деятели антипорнографического движения: в своей последней книге “Other Hollywood” она представляла себя уже жертвой этих активистов. Борман, вне всякого сомнения, была жертвой, но большая ложь фильма состоит в том, что жертвой ее сделала именно и исключительно встреча с Чаком Трейнором. Виктимизация Линды происходила до и продолжалась после жизни с этим человеком - в семье родителей, в наркологических клиниках. Муж не разбил прекрасную жизнь юной Линды Борман, но скорее был закономерной точкой развития этой жизни. Ее проблемы не были разрешены в счастливом браке со вторым мужем, как это рассказано в “Лавлейс”
Такая полуправда, режим умолчания, активированный для создания предположительно взрослого и искреннего фильма, делает его еще более порнографическим, чем оригинальные работы Линды. Фильму присущ менторский тон, и “Лавлейс” без стеснения занимаются эмоциональным террором в отношении своего зрителя. Единственной мыслью, которую зритель должен усвоить перед выходом из кинозала, становится тезис о том, что насилие над женщинами, - это очень плохо. Никакой рефлексии над причинам такого положения дел нет, все в принципе можно свести к девиантному поведению Трейнора - стоило Линде повстречать хорошего парня, как все наладилось. Еще через минуту и об этой мысли можно забыть, фильм-то развлекательный. И в отличие от “Унесенных ветром” порнографии”, как называют “Глубокую глотку”, будет немедленно после окончания проката выброшен в мусорную корзину. Говорить о важных вещах, да еще занимать менторскую позицию, в таком дешевом стиле - очень скверное дело.
Фильм заканчивается показным примирением Линды со своей семьей и занятием ей надлежащего места в социальной иерархии. “Пойдем накроем на стол”, - последняя реплика сценария “Лавлейс” сказана ее матерью, призывающая Линду вновь идти служить мужчинам, но уже по привычным законам и в привычных рамках.
Судьба Линды Борман формировалась на разломе эпох Запада. С одной стороны, патриархальная семья и мать, которая требует от нее уважения к мужу, предполагая, что речь идет о простых побоях. Это состарившийся мир модерна с его пуританской этикой, ясными и статичными схемами поведения. С другой - в 1970 году американские девушки в провинции были не против ночных поездок на автомобилях с незнакомцами или употребления алкоголя и марихуаны. Ведь новая эпоха разрушала старые схемы, провозглашала ценности свободы и естественности. Мир 1968 года нужно изучать не по “Забриски Пойнт” Антониони, который я задаю смотреть студентам, но по “Глубокой глотке”, в контексте вокруг которой гораздо точнее отразились страхи, фрустрации, надежды и ценности эпохи. То, что внешне выглядело как брак, для Трейнора стало игрой, направленной на совместные “исследования границ сексуальности”, которая одновременно превращалась в истязание и извлечение ренты из женского тела.
Мир освобожденной любви, символом которого стала “Глубокая глотка”, на практике стал еще более репрессивным, чем патриархальная семья предыдущей формации, усиливаясь благодаря невротической маскулинности, носители которой переживают потерю реальных прав распоряжаться своими женами, а главное - благодаря медийной объективации женщины, которой предписывается определенное поведение в качестве “раскрепощенного” участника сексуальных отношений.
“Лавлейс” - это лживая история о репрессивной стороне сексуальной революции, и о том, как раскрепощение становится источником тирании.
Интересно, что в этом контексте означает феномен Саши Грей, современной Лавлейс, лишенной на первый взгляд каких-либо проблем и комплексов, свободной от присутствия маскулинности, патриархальной семьи или общественного осуждения.
Originally published at kmartynov.com. You can comment here or there.