Тринадцать
Открыл наугад книжку [a1] и обнаружил новое для меня имя - Морис Роллина. Там три его стихотворения в переводе Анненского («Богема», «Библиотека» и «Приятель»). Вот как этого французского поэта характеризуют специалисты:
Rollinat fut toute sa vie très tourmenté et que ses névralgies ne l'épargnèrent guère. Son ami Jules Barbey d'Aurevilly écrira que « Rollinat pourrait être supérieur à Baudelaire par la sincérité et la profondeur de son diabolisme ». Il qualifie Baudelaire de « diable en velours » et Rollinat de « diable en acier ».
Ниже сонет «Библиотека» в оригинале и в трёх переводах.
La Bibliothèque
À José-Maria de Heredia.
Elle faisait songer aux très vieilles forêts.
Treize lampes de fer, oblongues et spectrales,
Y versaient jour et nuit leurs clartés sépulcrales
Sur ses livres fanés pleins d’ombre et de secrets.
Je frissonnais toujours lorsque j’y pénétrais :
Je m’y sentais, parmi des brumes et des râles,
Attiré par les bras des treize fauteuils pâles
Et scruté par les yeux des treize grands portraits.
Un soir, minuit tombant, par sa haute fenêtre
Je regardais au loin flotter et disparaître
Le farfadet qui danse au bord des casse-cous,
Quand ma raison trembla brusquement interdite :
La pendule venait de sonner treize coups
Dans le silence affreux de la chambre maudite.
Я приходил туда, как в заповедный лес:
Тринадцать старых ламп, железных и овальных,
Там проливали блеск мерцаний погребальных
На вековую пыль забвенья и чудес.
Тревоги тайные мой бедный ум гвоздили,
Казалось, целый мир заснул иль опустел;
Там стали креслами тринадцать мертвых тел.
Тринадцать желтых лиц со стен за мной следили.
Оттуда, помню, раз в оконный переплет
Я видел лешего причудливый полет,
Он извивался весь в усильях бесполезных:
И содрогнулась мысль, почуяв тяжкий плен, -
И пробили часы тринадцать раз железных
Средь запустения проклятых этих стен.
Перевод И.Ф.Анненского.
Там вспоминался мне глухой трухлявый бор.
Тринадцать длинных ламп, откованных из стали,
как призраки, свой свет бросали в этом зале
на полки блеклых книг, таивших древний вздор.
Войдя туда, я вмиг утрачивал задор.
Казалось, там одни лишь страхи и печали.
Тринадцать кресел в ряд меня в объятья звали.
Со стен тринадцать лиц буравили в упор.
Однажды в полночь, там, в оконные проёмы
я видел антраша танцующего гнома,
мелькавшего вдали на страшной высоте.
Мой разум трепетал, и тотчас сжались веки:
часы тринадцать раз пробили в темноте -
в ужасной тишине глухой библиотеки.
Перевод Владимира Кормана
Здесь жутким веяло, как в чаще вековой.
Тринадцать медных ламп, и день и ночь зажженных,
Мерцали с потолка и арок удлиненных.
Томили сонмы книг зловещей тишиной.
Со стен тринадцать лиц в упор на вас взирали.
Тринадцать кресел там сомкнулись в тесный круг.
Незримые шаги у двери замирали
И шорох чудился холодных мертвых рук.
Я подошел к окну в угрюмый поздний час.
Вдруг заплясал огонь над дымною трясиной,
Донесся жалобный, стенящий крик совиный
И гулко пробили часы тринадцать раз.
Перевод Владимира Эльснера
[a1]Французские стихи в переводе русских поэтов XIX-XX вв.
Антология
Издательство Прогресс
1973