Несколько слов о Вандее
Если попытаться нарисовать географическую карту Французской революции, то она не будет отличаться особой пестротой. Главное место действия - Париж, в 1789 г. также Версаль, который находится от Парижа в пешей доступности; как известно, 5 октября 1789 г. женщины из Парижа дошли до Версаля за несколько часов. Затем то тут, то там появляются небольшие города - Нанси, где произошёл солдатский бунт, который удалось подавить (1790 г.), Авиньон, где произошла настоящая бойня из-за столкновения радикальных сил (1792 г.). Вклиниваются и совсем мелкие населённые пункты вроде Варенна, где прервалось неудачное бегство королевской семьи (1791 г.), или Вальми - место самого известного сражения периода революционных войн на французской земле. Также добавляется Марсель - город, откуда в Париж пришли федераты, принесшие песню Рейнской армии и давшие ей название, существующее по сей день.
В 1793 г. ситуация резко меняется, поскольку география начинает охватывать города, либо восставшие против республики, либо становящиеся ареной активности представителей Конвента в миссии (т.н. «проконсулов»). В первую категорию попадают Лион, Тулон, Бордо, Кан (откуда придёт Шарлотта Корде, чтобы убить Марата), во вторую - например, Страсбург и Нант.
Совершенно особняком тогда же возникает и Вандея - единственный из департаментов, название которого стало нарицательным. Общие работы по истории революции формируют как бы двухсоставной образ Вандеи. Прежде всего - это территория крупнейшего контрреволюционного (т.е. антиправительственного) восстания, ставшая синонимичной самому этому движению, по большей части крестьянскому (основная составляющая). Во вторую очередь это, соответственно, земля-поставщик мятежников, вроде тех, кого захватывали с оружием в руках, а затем массово казнили, как это было в том же Нанте.
[Замечу в скобках, что именно Нант стал в массовом сознании средоточием и символом террора из-за деятельность Каррье. Уже современников, а уж тем паче потомков, поразили способы казни, в особенности потопления, их беспорядочный и массовый характер. Между прочим, ведущаяся до сих пор полемика о том, считать ли истребление вандейцев геноцидом, была, можно сказать, запущена современником и участником событий. Возмущённый тем, что выяснилось о происходившем в Нанте в эпоху террора, Бабёф пишет работу ‘Du système de dépopulation ou la vie et les crimes de Carrier’, которую в советском собрании сочинений знаменитого коммуниста/предшественника коммунизма переведут как «О системе уничтожения населения, или жизнь и преступления Каррье». Формулировка исключительно меткая, говорящая о том, что некоторые наблюдатели ещё тогда отдавали себе отчёт, что здесь имело место нечто не вполне обычное, не просто террор, а - уничтожение населения.]
Соответственно, в общих работах описывается главным образом ход восстания, которое переросло в полноценную войну. В этом повествовании всё главное укладывается, на самом деле, в несколько месяцев 1793 г.: от резни в Машкуле 11 марта до сражения при Савене 23 декабря. События излагаются в логике описания военной кампании (что в значительной мере справедливо), в которой вандейская сторона поначалу достигла ряда успехов, но затем стала терпеть поражения от рук лучше организованных и руководимых республиканцев, которые и одержали верх. Многие мятежники погибли, пытаясь переправиться через Луару, другие попали в плен и были либо казнены на месте, либо направлены в тюрьмы, которые подвергались очисткам по образцу тех, что имели место в Нанте. Но что, собственно, было дальше?
Общие работы по истории ВФР (в массе своей) не останавливаются на этом вопросе, лишь глухо упоминая, что «пацификация» мятежного департамента была поручена генералу Тюрро, использовавшему для этого так называемые «адские колонны». Отсюда естественно возникает стремление узнать, что же именно и как именно делали эти самые адские колонны. Нагляднее всего это можно представить на низовом уровне
28 января 1794 г. подразделение республиканцев под командованием бригадного генерала Луи Гриньона зашло в местечко Шатомюр. К нему вышел мэр по фамилии Шапелен, несколькими днями ранее он уже размещал ненадолго республиканские войска. Однако на этот раз приём был иным. Гриньон стал кричать на незадачливого мэра, который перечислял свои должности и полномочия, но это не убедило командира республиканцев. Кто-то выкрикнул: «Шапелен - подозрительный!» Гриньон отдал приказ немедленно его расстрелять. Лишь в самый последний момент, как бывает в романах, один из солдат узнал Шапелена - он оставался верен республике на протяжении всей войны. После колебаний Гриньон отменил свой приказ. Правда, в отличие от романов, к этому моменту республиканцы убили восьмерых гвардейцев Шапелена и разграбили его дом. В деревушке поблизости «синие» убили 25 национальных гвардейцев и двух чиновников с республиканскими поясами (в эпоху ВФР множество официальных лиц подпоясывалось специальными трёхцветными поясами).
Пощадив Шапелена, Гриньон приказал ему провести его подразделение в расположенную неподалёку деревню Ла-Флосьер. Шапелен пытался подать список вожаков мятежников из этой деревни, но генерал не стал его слушать. Сразу же по прибытии на место солдаты убили шестерых человек и стали грабить дома. Затем начались изнасилования. По показаниям Шапелена, какую-то несчастную насиловали по очереди несколько десятков человек. Ещё одной жертвой изнасилования стала шестидесятилетняя женщина. Ближе к полудню убили ещё 30 человек. В деревне убивали без разбора мужчин, женщин и детей. После этого Гриньон со своими людьми направились в городок Пузож, где они пообедали в местном замке. Здесь же в тюрьме находилось несколько молодых женщин. По услышанным Шапеленом рассказам солдат, все они были изнасилованы и затем расстреляны, кроме одной «миленькой», которая понравилась офицерам.
Колонна двигалась по своему маршруту, оставляя за собой трупы и сожжённые дома. Захватывался и нередко вырезался скот, срубались леса.
Генерал Тюрро, руководивший «адскими колоннами», говорил, что Вандейская война была самой чудовищной гражданской войной из происходивших когда-либо. Он же написал в Комитет общественного спасения, что ему, Комитету, необходимо принять решение о судьбе женщин и детей. Если необходимо «предать их всех мечу», ему нужен декрет, снимающий с генерала всякую ответственность за эту меру. Комитет не отвечал несколько недель, а затем довольно уклончиво написал Тюрро, что «его намерения кажутся ему добродетельными» (слово, бывшее тогда в ходу). Решение Комитета, впрочем, показательно не столько с точки зрения развития ситуации на месте (она менялась в меньшей степени под влиянием решений центра, а в большей - в свете действий людей уровня даже не Тюрро, а таких как Гриньон), сколько для оценки его политической линии и пределов допустимого. Тюрро же позже писал в своё оправдание, что он действовал так, как он действовал, потому что боялся, что любой отказ от жестоких мер приведёт его самого на эшафот. Этого, впрочем, не случилось, он отсидел год в тюрьме, а затем занимал различные, главным образом, дипломатические посты и умер своей смертью в 1816 г.
Одна из чудовищных ироний истории «адских колонн» заключается в том, что они шли в боевом порядке с битьём барабанов, так что об их приближении было известно, и многие мятежники, заслышав об их приближении, просто сбегали в леса и тем спасались. В результате жертвами республиканцев зачастую оказывались не участники боевых действий, а, наоборот, те, кто был уверен, что им ничего не грозит (а также люди, лишённые возможности быстро сбежать, как уже упоминавшаяся безымянная женщина 60 лет, у которой, как сообщил Шапелен, был повреждён один глаз). Другой пример имел место в Сен-Мемене, где республиканцы вознамерились с утра перебить всех местных жителей, которым благодаря содействию одного из республиканских солдат, удалось сбежать. Но не всем: не повезло пожилой супружеской паре и их прислуге, которых, соответственно, зарезали.
При знакомстве с деятельностью «адских колонн» на ум приходит параллель с айнзатцгруппами. В массовом истреблении было много общего. Разница, однако, была в том, что айнзатцгруппы в целом действовали как слаженный механизм, тогда как «адские колонны» вели себя по-разному. Например, по показаниям ряда офицеров, генерал Аксо (погибший, к слову сказать, в схватке с вандейцами в том же 1794 г.) отказывался выполнять приказы, которые сейчас были бы признаны преступными. Различалось также отношение местного населения: иногда пользовавшимся репутацией «патриотических» городам и деревням удавалось предотвратить резню. А представители города Люсона даже сумели добиться привлечения к ответственности одного из заместителей Гриньона, отличавшегося особым садизмом. Его судили и казнили за воровство, изнасилования и убийства.
О зверствах адских колонн сохранились и свидетельства непосредственных участников. Некий капитан Дюпюи писал своей сестре в январе 1794 г.: «Куда бы мы ни шли, мы несём с собой огонь и смерть. Возраст, пол - ничего не принимается во внимание. Вчера одно из наших подразделений сожгло деревню. Один доброволец собственноручно убил троих женщин. Это зверство, но безопасность республики властно требует этого. Что за война! Мы не видели ни одного человека, которого бы мы не расстреляли. Повсюду земля покрыта трупами».
Один республиканский чиновник в феврале так описывал тактику своей стороны: «Уничтожать водяные мельницы, сжигать ветряные мельницы, разрушать печи. В зависимости от гуманности кавалерии каждый день собирать детей, которым может быть дано республиканское образование, посылать их вслед за зерновыми конвоями и домашним скотом, предавать всех остальных мечу, обоих полов, молодых и старых».
Агент по снабжению продовольствием Бодессон вспоминал зрелище по дороге от Шале к Вийеру: «Всюду взгляд падал на кровавые сцены (…) Что я нашёл внутри полусожжённых домов? - Отцов, матерей, детей, плавающих в лужах собственной крови, обнажённых, в позах, кои и самая свирепая душа не может себе представить без содрогания».
Описания действий «адских колонн», на самом деле, однообразны. Они приходят в селение. Начинаются первые убийства и грабежи, затем изнасилования. В одном месте хозяйку замка, некую мадемуазель де Вассло, расстреляли, сам замок подожгли. В замке Буатиссандо гусары саблями зарубили 84-летнюю женщину и двух её дочерей. В Сен-Мар-ля-Реот убили много людей (точное число не называется), расстреляли неприсягнувшего священника. В Ла-Мирей-Тиье людей согнали к церкви, обыскали и конфисковали ценности. После этого их одного за другим отводили на кладбище, где сразу же расстреливали; погибли 24 или 25 человек, включая конституционного священника.
6-7 февраля происходит резня в Венансо. По показаниям самих же республиканцев, здесь были убиты около сотни человек, в подавляющем большинстве - женщин и детей. Их просто разрубили на куски. 25 января в Ла-Жюмейере 37 женщин и детей вместе с несколькими муниципальными советниками и конституционным священником были убиты штыками на поле. 22 февраля та же колонна казнила 15 человек во Вьейвине, около сотни в Ле-Брузийе и почти столько же в Шавань-ан-Пайе. Была установлена личность 201 жертвы.
И так далее, это можно продолжать бесконечно, увы. Но суть не в том, чтобы детально описать как можно большее число случаев зверств с особенно красочными деталями. Суть в том, что эти вполне чудовищные события представляют собой интегральную часть истории Революции. Выпускать их из рассмотрения - абсолютно неоправданно. Как и приравнивать происходившее к Террору: массовые внесудебные казни гражданского населения без разбора представляли собой отличный от Террора феномен, причём, как уже говорилось, географически локализованный. Эта политика унесла большее число жертв, чем организованный террор французских революционеров. Поэтому не только в специальных, но и в общих работах по истории ВФР необходимо подробное описание этой политики, причём не через призму борьбы между группировками в Париже, а с точки зрения личного опыта жертв, исполнителей и свидетелей «на местах». В противном же случае «Вандея» будет по-прежнему означать лишь гражданскую войну, к которой она, однако, вовсе не сводится.