Моя философия. Синопсис. - 64
Моя философия. Синопсис. - ( 1), ( 2), ( 3), ( 4), ( 5), ( 6), ( 7), ( 8), ( 9), ( 10), ( 11), ( 12), ( 13), ( 14), ( 15), ( 16), ( 17), ( 18), ( 19), ( 20), ( 21), ( 22), ( 23), ( 24), ( 25), ( 26), ( 27), ( 28), ( 29), ( 30), ( 31),
1. Проблема существования «вещей одного рода», которую Платон и Аристотель решили через метафизические сущности - идеи-формы: ( 32), ( 33), ( 34),
2. Мое решение проблемы универсалий («вещей одного рода») в рамках моей философии - как проблемы онтологической, но не метафизической: ( 35), ( 36), ( 37), ( 38), ( 39),
3. Постановка проблемы «человеческой личности» и ее соотношения как «индивидуального начала» с «природой человека», общей для всех людей: ( 40), ( 41), ( 42), ( 43), ( 44),
4. Проблема Метафизического Жида как гипостазирование «природы человека» в качестве универсальной и тотальной идентичности для всех людей: ( 45), ( 46), ( 47),
5. Проблема «личности человека» в России и русской культуре. Понятие «соборность» в русской философии как ключ к решению «проблемы человека» в рамках русской православной культуры, а через нее - и других проблем философии. Почему русская философия не состоялась: ( 48), ( 49), ( 50), ( 51), ( 52),
6. Уточнение моей метафизики и определение понятия «первой материи» (она же «первое бытие» и «первое сущее»): ( 53), ( 54), ( 55), ( 56), ( 57), ( 58), ( 59), ( 60).
7. Проблема эволюции. Почему Аристотель не принял идею эволюции живой природы. Решение проблемы эволюции в рамках моей философии и метафизики: ( 61), ( 62), ( 63),
Да, так вот! Таким образом, в основе эволюции нашей Вселенной и живой природы, утверждаю я, лежит эволюция Бытия-Esse. И при этом, - снова и снова повторяю я, - это Бытие-Esse ни в коем случае не следует понимать как некую «идею» или «понятие» или «дух» или что-то в таком роде. Оно не есть идея и никаких идей (существующих вне нашего разума, объективно) не порождает, и, соответственно, и эволюцию нашего сущего мира ни в коем случае не следует понимать как «эволюцию идей» или «эволюцию понятий». Но при этом оно обладает «свойством» быть мыслимым - что мы и делаем постоянно с помощью нашего разума. Подобно тому, как вода может быть горячей или холодной, - в нашем чувственном восприятии, - но при этом вода не является ни «теплотой», ни «холодом» - вот примерно так же и Бытие-Esse может быть мыслимо нашим разумом, хотя само оно не является мыслью, идеей или понятием. И, собственно, все наше мышление - это мышление о бытии.
Я так настойчиво отделяю Бытие-Esse от нашего мышления, а Единство Бытия-Esse - от идеи о его Единстве потому, что отождествление бытия и мышления было на протяжении всей истории философии, пожалуй, самой распространенной ошибкой. И ошибкой очень серьезной и грубой - которая приводила к очень серьезным заблуждениям. Особенно грубую форму эта ошибка, конечно, приняла у Гегеля, что превратило его философию в настоящее шарлатанство и безумие. Ведь у Гегеля развивается именно идея - Абсолютная Идея, и развивается она именно как «движение понятий». И только на каком-то этапе эта Абсолютная Идея становится чем-то конкретным, единичным сущим, а затем снова устремляется ввысь - уже как Абсолютный Дух, познавший самое себя.
О, какое безумие! Никогда еще философия не порождала такое откровенное безумие и не превращалась в такое грубое шарлатанство! Да не будет! Не будем повторять весь этот схоластический бред немецкого безумца! В моей философии Бытие-Esse не есть идея или понятие, и ее развитие происходит как развитие нашего сущего мира - начиная с первоматерии-первобытия. То есть это развитие происходит уже в сущем мире, когда Бытие-Esse уже соединилось с Материей и стало чем-то сущим, и это развитие, конечно же, с самого начала происходит через единичные вещи, в материи и через материю.
Каким же образом? Каким же образом Бытие-Esse - будучи Единством и всегда оставаясь Единством - может развиваться и эволюционировать? Как бытие-ens, конечно. Бытие-Esse в своем соединении с Материей превращается в бытие-ens, в сущее бытие, в материализованное бытие. То есть превращается в бытие единичных материальных вещей. А единичных вещей в нашем мире много, очень много. И вот через эти единичные вещи - которые есть уже сущее, а потому есть единство бытия-ens - и происходит развитие нашего сущего мира, а через него - и развитие Бытия-Esse.
Иначе говоря, Бытие-Esse, соединяясь с Материей и оставаясь Единством, уже одновременно становится и многим - множеством конкретных вещей с их бытием-ens и с их конкретным единством. При этом это единство у всех единичных вещей - это единство, и оно одно и то же (такое же и одинаковое) у всех единичных вещей. Сократ есть некое единство. И Платон есть некое единство. И кошка Мурка и дерево под окном и все прочие единичные вещи - это некое единство. И это их единство - именно как единство - у них у всех одинаковое.
Но все эти вещи, тем не менее, разные. И не только потому, что Платон не есть Сократ, а есть нечто другое, - уже другое единичное бытие, которое существует отдельно от Сократа, - но и потому, что в этих вещах разная материя, и организована материя в единство вещи в разных вещах тоже по-разному. В единичных материальных вещах их единство уже соотнесено с тем многим и разным, единством чего оно выступает. Но именно как единство - это единство во всех вещах одинаковое, так как единство не может быть чем-то другим, помимо единства. И поэтому бытие-еns как бытие и как единство - одинаковое во всех вещах.
Я бы привел такой пример. Возьмем какое-нибудь число - например, число «пять». После чего возьмем пять лошадей, пять коров и пять горшков с вином. Все это вещи разные, но ведь вряд ли кто-то скажет, что «число пять» у пяти коров отличается от «числа пять» у пяти лошадей или от «числа пять» у пяти горшков. «Число пять» - всегда одно и то же и всегда одинаковое, независимо от того, какие вещи мы определяем (исчисляем) через это число. И если «число пять» изменится - оно уже перестанет быть «числом пять» и станет чем-то другим (например, «числом шесть» или «числом восемь»). Конечно, этот пример нужно понимать с определенными оговорками, так как моя философия далека от философии Пифагора, и Единство Бытия-Esse и единство бытия-ens не следует понимать как число «единицу» - как не следует его понимать как понятие или идею. Это числа возникают благодаря сущему и бытию, само же бытие не может быть числом и его единство не может быть определено как число «единица» (как это ошибочно полагали пифагорейцы). Но этот пример показывает, что Бытие-Единство может присутствовать в различных единичных вещах - то есть уже существовать как множество бытия-ens, при этом оставаясь все тем же Бытием и Единством.
Именно здесь, повторюсь, в философии возникали наибольшие сложности и ошибки. Парменид совершенно правильно понял, что бытие есть единство, и что мы всегда мыслим бытие (и мыслим его как единство). Однако как и почему это бытие-единство присутствует в сущем чувственном мире, в мире единичных материальных вещей - этого Парменид и элеаты объяснить не могли, и на этом основании отрицали действительность всего сущего (материального) мира вещей (и это стало главной «фишкой» элеатов - то есть их главным заскоком).
У Платона единичные вещи уже «причастны» и бытию, и материи. Однако Платон отождествил бытие с идеями, а идеи - с видовыми сущностями вещей. На каком основании? На том основании, что вещи одного вида (все люди или все лошади) схожи между собой, а следовательно, ошибочно заключил Платон, они схожи или подобны некоей общей для них идее, «причастность» к которой и придает вещам их бытие - причем уже определенное бытие (как бытие человека или бытие лошади). И это породило в учении Платона множество глупостей и противоречий - от чисто логических до метафизических.
В частности, Платон так и не смог толком объяснить, что он понимает под «причастностью» вещи к идее. Вот как он ставит эту проблему в своем диалоге «Парменид» (131a и далее):
- Ты еще молод, Сократ, - сказал Парменид, - и философия еще не завладела тобой всецело, как, по моему мнению, завладеет со временем, когда ни одна из таких вещей не будет казаться тебе ничтожной; теперь же ты, по молодости, еще слишком считаешься с мнением людей. Но как бы то ни было, скажи вот что: судя по твоим словам, ты полагаешь, что существуют определенные идеи, названия которых получают приобщающиеся к ним другие вещи; например, приобщающиеся к подобию становятся подобными, к великости - большими, к красоте - красивыми, к справедливости - справедливыми?
- Именно так, - ответил Сократ.
- Но каждая приобщающаяся [к идее] вещь приобщается к целой идее или к ее части? Или возможен какой-либо иной вид приобщения, помимо этих?
- Как так? - сказал Сократ.
- По-твоему, вся идея целиком - хоть она и едина - находится в каждой из многих вещей или дело обстоит как-то иначе?
- А что же препятствует ей, Парменид, там находиться? - сказал Сократ.
- Ведь оставаясь единою и тождественною, она в то же время будет вся целиком содержаться во множестве отдельных вещей и таким образом окажется отделенной от самой себя.
- Ничуть, - ответил Сократ, - ведь вот, например, один и тот же день бывает одновременно во многих местах и при этом нисколько не отделяется от самого себя, так и каждая идея, оставаясь единою и тождественною, может в то же время пребывать во всем.
- Славно, Сократ, - сказал Парменид, - помещаешь ты единое и тождественное одновременно во многих местах, все равно как если бы, покрыв многих людей одною парусиною, ты стал утверждать, что единое все целиком находится над многими. Или смысл твоих слов не таков?
- Пожалуй, таков, - сказал Сократ.
- Так вся ли парусина будет над каждым или над одним - одна, над другим - другая ее часть?
- Только часть.
- Следовательно, сами идеи, Сократ, делимы, сказал Парменид, - и причастное им будет причастно их части и в каждой вещи будет находиться уже не вся идея, а часть ее.
- По-видимому, так.
- Что же, Сократ, решишься ты утверждать, что единая идея действительно делится у нас на части и при этом все же остается единой?
- Никоим образом, - ответил Сократ.
- Смотри-ка, - сказал Парменид, - не получится ли нелепость, если ты разделишь на части самое великость и каждая из многих больших вещей будет большой благодаря части великости, меньшей, чем сама великость?
- Конечно, получится нелепость, - ответил Сократ.
- Далее, если каждая вещь примет малую часть равенства, сделает ли ее эта часть, меньшая самого равного, равным чему-нибудь?
- Это невозможно.
- Но, положим, кто-нибудь из нас будет иметь часть малого: малое будет больше этой своей части; таким образом, само малое будет больше, а то, к чему прибавится отнятая от малого часть, станет меньше, а не больше прежнего.
- Но этого никак не может быть, - сказал Сократ.
- Так каким же образом, Сократ, - сказал Парменид, - будут у тебя приобщаться к идеям вещи, коль скоро они не могут приобщаться ни к частям [идей), ни к целым [идеям]?
- Клянусь Зевсом, - сказал Сократ, - определить это мне представляется делом совсем не легким.
Далее Парменид приводит еще один аргумент против учения Платона - который Аристотель также приводит в своей «Метафизике» и который известен как «проблема третьего человека». Но здесь важно вот что: как только мы отождествляем бытие с какой-либо идеей или «сущностью» - «великостью», «справедливостью», «человеком», «лошадью» или чем-то еще, или отождествляем его с числом «единица» (как это сделал Пифагор) - эта проблема (как вещи «причастны» бытию) становится принципиально неразрешимой.
Поэтому бытие всегда остается только единством и существует в вещах как бытие-ens только как единство. И вот тогда уже никаких проблем - ни логических, ни онтологических, ни гносеологических - не возникает. И Бытие-Esse как Единство уже может присутствовать в единичных вещах - как их единство, как их бытие-еns. И при этом оно - как единство разного и многого, задаваемого материей - в то же время уже есть единство разных вещей.
Ведь в примере из этого диалога «один и тот же день бывает одновременно во многих местах» благодаря тому, что существуют разные места - то есть благодаря пространству, которое уже есть «свойство» нашего сущего мира, где Бытие-Esse уже соединено с Материей. Но хотя «места» в пространстве у вещей разные, все вещи пребывают в одном и том же Едином Пространстве. Вот примерно так же и c бытием: оставаясь одним и тем же и Единым как Бытие-Esse, оно уже может быть многим и разным как бытие-ens в различных единичных вещах, при этом оставаясь все тем же единством - как Единое Пространство остается все тем же пространством в различных местах, занимаемых разными вещами. И как Единое Пространство «предоставляет место» для множества самых разных вещей - превращаясь в «их место» - примерно так же и Бытие-Esse как Единство превращается в единство разных вещей, «предоставляя им единство», а вместе с единством - и их бытие-ens.
Поэтому если вы хотите понять, как Бытие-Esse существует как бытие-ens различных и разных вещей - смотрите на пространство. Этот пример ближе всего и лучше всего указывает на это отношение - так как Пространство (как и Время) очень близко по своей метафизической природе к бытию-ens, уже не являясь Бытием-Esse, но еще не являясь и сущей Материей. Собственно, как я отмечал ранее, именно через Пространство и Время и происходит соединение Бытия-Esse и Материи, этих двух метафизических начал нашего сущего мира.