Несельская идиллия
Несельская идиллия
Миф второй. Настоящий украинец происходит из села - идеализация крестьянства, вплоть до отрицания исторического существования других слоев населения, подмена общенациональной культуры деревенским фольклором.
В чем вред. Миф отводит украинцам место на периферии социума, вне центров принятия решений, политических и деловых структур, центров высшего образования, науки, профессиональной культуры, международных контактов, то есть вне модерного общества.
Убеждение, более того - интуитивное осознание, что село - «это наше всьо», большинство соотечественников всосали отнюдь не с молоком матери-крестьянки, а получили в основном из школьных учебников по литературе и истории. Хрестоматийный образ трудолюбивого и певучего украинца непременно содержит в себе определяющие крестьянские черты: любовь к хлебу и земле, «садок вишневий коло хати», «пісню про рушник» и немало другой земледельческой атрибутики.
Европейское народолюбие
Миф, который ставит знак равенства между селом и Украиной, на удивление жизнеспособен и устойчив не только благодаря своему длительному историческому стажу, но и потому, что фактически является ровесником появления современной национальной самоидентификации. На рубеже XVIII-XIX веков, когда путь поиска национального самосознания проходили все европейские нации, его эталонным мерилом была народная, «низкая» культура. Она, с точки зрения тогдашней интеллигенции, наиболее удерживала в себе настоящий «дух нации» и не была испорчена космополитным образованием и модой. Поиск народного духа интеллектуалы эпохи романтизма начали с фольклора, обычаев и их непосредственных носителей - крестьян. Университетские профессора, а то и просто любители записывают народные песни, сказки, легенды, собирают народную одежду, предметы быта, описывают обычаи, часто перенося фольклорные сюжеты и героев в собственные произведения «высокого жанра». Так с любованием мифологическим миром простых швабов, украинцев и шотландцев появились на свет шедевры братьев Гримм, Ивана Котляревского и Роберта Бернса.
Вслед за художниками крестьянство подняли на щит и лидеры национальных движений. В «Книзі буття українського народу», программном манифесте первой украинской политической организации - Кирилло-Мефодиевского братства, автор - историк и писатель Николай Костомаров - недвусмысленно заявил, что все достоинства «южнороссов», за которые они, собственно, и стали богоизбранным народом (демократизм, терпимость, свободолюбие, трудолюбие), наиболее проявились именно в крестьянах. Чуть-ли не мистичным воплощением этого тезиса был современник Костомарова, легендарный Кобзарь - Тарас Шевченко. Простой крестьянин, вышедший из народа, изрекал страшные истины и пророчества о судьбе Украины и, несмотря на то, что был франтом и человеком вполне светским, в глазах интеллигенции приобрел имидж мессии.
С быстрой политизацией украинского движения интенсивно формировалось представление о «народном», то есть крестьянском характере украинской нации, опора на который была секретом успеха. Борьба крестьян за землю и социальные права провозглашалась и борьбой за национальное освобождение. Неудивительно, что идейными предшественниками украинских политических партий стали народолюбы-«хлопоманы» Владимир Антонович, Тадей Рыльский, Павел Чубинский, которые не только носили крестьянские одежды (заказанные, между прочим, у модных киевских портных), но и провозглашали необходимость служения крестьянину и искупления своей «социальной вины» перед народом.
Политикам по-своему вторила творческая интеллигенция: со страниц романов Ивана Нечуй-Левицкого и Панаса Мирного к читателю обращались идеализированные персонажи «от сохи», совершенно несимпатичные черты которых списывались на враждебный украинству (читай крестьянству) социальный климат Российской империи.
Как город становился селом
Сохранить крестьянство - означало сохранить нацию. Впрочем, как оказалось впоследствии, романтичным украинским политикам это было не по силам. Когда во время столыпинских реформ начала ХХ века российское правительство стимулировало эмиграцию украинских крестьян на Дальний Восток и в Среднюю Азию, чтобы снизить избыток рабочих рук в постреформенном селе, украинская интеллигенция радостно приветствовала эти шаги, свято веря, что таким образом крестьянство сохранит свою этнокультуру, избежав русификации в городе. Таким образом был потеряно шанс украинизировать город и подготовить в нем социальную основу для массовых украинских партий. Наивно веря, что судьбу украинской автономии, а впоследствии и государственности решит крестьянская революция, украинская интеллигенция отдала город и его население в сферу влияния общероссийских политических партий, которые в большинстве своем были украинофобными. В конечном итоге это в значительной мере запрограммировало проигрыш Украинской революции и освободительной борьбы, а украинизацию города осуществил уже большевистский режим, использовав ее для укрепления своего положения в Украине.
Анекдотичность и искусственность мифа об Украине - крестьянской стране отчетливо просматриваются и сквозь исторические реалии. С XV века - общеевропейской урбанизационной волны - западно-, а впоследствии и правобережные украинские земли, входившие в состав Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, довольно быстро нарастили густую сеть замков и крепостей, которые с течением времени превратились в полноценные города с Магдебургским правом, купеческими и ремесленными цехами. Левобережье и Восток страны, учитывая нестабильный кочевой мир, приобщились к этой тенденции несколько позже - в XVII и XVIII веках. И хотя отечественная урбанизация не имела таких масштабов, как, например, в Англии или Нидерландах, около трети местного населения все же проживало в небольших городках, будучи задействованной именно в городских секторах экономики и культуры. Вхождение большей части украинских земель в Российскую империю перекроило административное устройство и вызвало преобладание в экономическом развитии сельскохозяйственной конъюнктуры, поставив тем самым жирный крест на урбанизации как таковой. За несколько десятилетий бывшие магдебургское города или столицы казацких полков превратились в грязные и заброшенные деревни, в которых было трудно даже заподозрить былую славу и величие. Прекрасными примерами могут быть хотя бы Гоголевские Миргород, Гадяч, Глухов или описанный Шевченко в плачевном состоянии Чигирин, которые в николаевские времена уже напрочь лишились прежнего лоска гетманских столиц.
Политические дивиденды
Впрочем, неправильно перекладывать ответственность за культивирование óбраза украинца-крестьянина-селюка на одну лишь интеллигенцию. На протяжении последних ста лет есть немало красноречивых примеров того, как на этом мифе откровенно и цинично грел руки не один политический режим, который стремился контролировать украинские земли. Бесклассовость (читай - однородность) певче-крестьянского народа была очень удобной, чтобы держать его усмирённым. Ведь без проводников, т.е. элиты, даже самая свободолюбивая и самая трудолюбивая нация оставалась обычной отарой. Так из подданых цензуре советских учебников отечественной истории на долгое время исчезли упоминания об украинской шляхте, князьях, казацкой старшине, украинских дворянах и предпринимателях. Все элитные слои или экономически успешные социальные группы были неукраинскими, связанными с чужой государственностью, привитой украинцам поляками, немцами или русскими. Не гнушалась напоминанием своему народу о его селюковатости и украинская политическая элита, которая еще в советские времена, хвалясь происхождением «от земли», цинично строила систему кланового распределения должностей, квартир, дефицитов. Генетическим продолжением «селократии» есть и нынешние наследники во власти, которые требуют «вернуть долги деревне».
Сокирко Алексей оригинал - http://ut.net.ua/Publication/3364
Миф второй. Настоящий украинец происходит из села - идеализация крестьянства, вплоть до отрицания исторического существования других слоев населения, подмена общенациональной культуры деревенским фольклором.
В чем вред. Миф отводит украинцам место на периферии социума, вне центров принятия решений, политических и деловых структур, центров высшего образования, науки, профессиональной культуры, международных контактов, то есть вне модерного общества.
Убеждение, более того - интуитивное осознание, что село - «это наше всьо», большинство соотечественников всосали отнюдь не с молоком матери-крестьянки, а получили в основном из школьных учебников по литературе и истории. Хрестоматийный образ трудолюбивого и певучего украинца непременно содержит в себе определяющие крестьянские черты: любовь к хлебу и земле, «садок вишневий коло хати», «пісню про рушник» и немало другой земледельческой атрибутики.
Европейское народолюбие
Миф, который ставит знак равенства между селом и Украиной, на удивление жизнеспособен и устойчив не только благодаря своему длительному историческому стажу, но и потому, что фактически является ровесником появления современной национальной самоидентификации. На рубеже XVIII-XIX веков, когда путь поиска национального самосознания проходили все европейские нации, его эталонным мерилом была народная, «низкая» культура. Она, с точки зрения тогдашней интеллигенции, наиболее удерживала в себе настоящий «дух нации» и не была испорчена космополитным образованием и модой. Поиск народного духа интеллектуалы эпохи романтизма начали с фольклора, обычаев и их непосредственных носителей - крестьян. Университетские профессора, а то и просто любители записывают народные песни, сказки, легенды, собирают народную одежду, предметы быта, описывают обычаи, часто перенося фольклорные сюжеты и героев в собственные произведения «высокого жанра». Так с любованием мифологическим миром простых швабов, украинцев и шотландцев появились на свет шедевры братьев Гримм, Ивана Котляревского и Роберта Бернса.
Вслед за художниками крестьянство подняли на щит и лидеры национальных движений. В «Книзі буття українського народу», программном манифесте первой украинской политической организации - Кирилло-Мефодиевского братства, автор - историк и писатель Николай Костомаров - недвусмысленно заявил, что все достоинства «южнороссов», за которые они, собственно, и стали богоизбранным народом (демократизм, терпимость, свободолюбие, трудолюбие), наиболее проявились именно в крестьянах. Чуть-ли не мистичным воплощением этого тезиса был современник Костомарова, легендарный Кобзарь - Тарас Шевченко. Простой крестьянин, вышедший из народа, изрекал страшные истины и пророчества о судьбе Украины и, несмотря на то, что был франтом и человеком вполне светским, в глазах интеллигенции приобрел имидж мессии.
С быстрой политизацией украинского движения интенсивно формировалось представление о «народном», то есть крестьянском характере украинской нации, опора на который была секретом успеха. Борьба крестьян за землю и социальные права провозглашалась и борьбой за национальное освобождение. Неудивительно, что идейными предшественниками украинских политических партий стали народолюбы-«хлопоманы» Владимир Антонович, Тадей Рыльский, Павел Чубинский, которые не только носили крестьянские одежды (заказанные, между прочим, у модных киевских портных), но и провозглашали необходимость служения крестьянину и искупления своей «социальной вины» перед народом.
Политикам по-своему вторила творческая интеллигенция: со страниц романов Ивана Нечуй-Левицкого и Панаса Мирного к читателю обращались идеализированные персонажи «от сохи», совершенно несимпатичные черты которых списывались на враждебный украинству (читай крестьянству) социальный климат Российской империи.
Как город становился селом
Сохранить крестьянство - означало сохранить нацию. Впрочем, как оказалось впоследствии, романтичным украинским политикам это было не по силам. Когда во время столыпинских реформ начала ХХ века российское правительство стимулировало эмиграцию украинских крестьян на Дальний Восток и в Среднюю Азию, чтобы снизить избыток рабочих рук в постреформенном селе, украинская интеллигенция радостно приветствовала эти шаги, свято веря, что таким образом крестьянство сохранит свою этнокультуру, избежав русификации в городе. Таким образом был потеряно шанс украинизировать город и подготовить в нем социальную основу для массовых украинских партий. Наивно веря, что судьбу украинской автономии, а впоследствии и государственности решит крестьянская революция, украинская интеллигенция отдала город и его население в сферу влияния общероссийских политических партий, которые в большинстве своем были украинофобными. В конечном итоге это в значительной мере запрограммировало проигрыш Украинской революции и освободительной борьбы, а украинизацию города осуществил уже большевистский режим, использовав ее для укрепления своего положения в Украине.
Анекдотичность и искусственность мифа об Украине - крестьянской стране отчетливо просматриваются и сквозь исторические реалии. С XV века - общеевропейской урбанизационной волны - западно-, а впоследствии и правобережные украинские земли, входившие в состав Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, довольно быстро нарастили густую сеть замков и крепостей, которые с течением времени превратились в полноценные города с Магдебургским правом, купеческими и ремесленными цехами. Левобережье и Восток страны, учитывая нестабильный кочевой мир, приобщились к этой тенденции несколько позже - в XVII и XVIII веках. И хотя отечественная урбанизация не имела таких масштабов, как, например, в Англии или Нидерландах, около трети местного населения все же проживало в небольших городках, будучи задействованной именно в городских секторах экономики и культуры. Вхождение большей части украинских земель в Российскую империю перекроило административное устройство и вызвало преобладание в экономическом развитии сельскохозяйственной конъюнктуры, поставив тем самым жирный крест на урбанизации как таковой. За несколько десятилетий бывшие магдебургское города или столицы казацких полков превратились в грязные и заброшенные деревни, в которых было трудно даже заподозрить былую славу и величие. Прекрасными примерами могут быть хотя бы Гоголевские Миргород, Гадяч, Глухов или описанный Шевченко в плачевном состоянии Чигирин, которые в николаевские времена уже напрочь лишились прежнего лоска гетманских столиц.
Политические дивиденды
Впрочем, неправильно перекладывать ответственность за культивирование óбраза украинца-крестьянина-селюка на одну лишь интеллигенцию. На протяжении последних ста лет есть немало красноречивых примеров того, как на этом мифе откровенно и цинично грел руки не один политический режим, который стремился контролировать украинские земли. Бесклассовость (читай - однородность) певче-крестьянского народа была очень удобной, чтобы держать его усмирённым. Ведь без проводников, т.е. элиты, даже самая свободолюбивая и самая трудолюбивая нация оставалась обычной отарой. Так из подданых цензуре советских учебников отечественной истории на долгое время исчезли упоминания об украинской шляхте, князьях, казацкой старшине, украинских дворянах и предпринимателях. Все элитные слои или экономически успешные социальные группы были неукраинскими, связанными с чужой государственностью, привитой украинцам поляками, немцами или русскими. Не гнушалась напоминанием своему народу о его селюковатости и украинская политическая элита, которая еще в советские времена, хвалясь происхождением «от земли», цинично строила систему кланового распределения должностей, квартир, дефицитов. Генетическим продолжением «селократии» есть и нынешние наследники во власти, которые требуют «вернуть долги деревне».
Сокирко Алексей оригинал - http://ut.net.ua/Publication/3364