Василий Максимов об Ижевском восстании. Часть II
Из книги Василия Андриановича Максимова «Кулацкая контрреволюция и Ижевское восстание (1918 г.)».
4 августа тревожные заводские гудки подняли весь Ижевск в 3 часа утра. Член ревкома Холмогоров известил собравшихся на площади о падении Казани. Партия большевиков выбросила лозунг: «На фронт, в защиту советов». Под Казань было отправлено 2 отряда из коммунистов и максималистов, всего до 900 чел.; 4-го же августа была объявлена мобилизация нескольких лет молодежи. С этого момента события развертывались с молниеносной быстротой. Партия большевиков допустила ошибку, обнажив Ижевск. Контрреволюция немедленно использовала эту ошибку.
[Читать далее]6 августа с утра в здание совета явилась делегация от союза фронтовиков с требованием выдать оружие мобилизованным на месте до отправки их на фронт. В противном случае, заявил союз, он не даст ни одного мобилизованного. Понятно, союз фронтовиков и не думал посылать своих членов на чехословацкий фронт, а намеревался немедленно использовать полученное оружие против совета. Большевики это учли. Переговоры с делегацией ни к чему не привели, и посланную делегацию фронтовиков совет арестовал.
Предлог был налицо, чтобы апеллировать к массам. Меньшевики, эсеры и бывшие офицеры пошли по мастерским с агитацией против большевиков: «Что делают большевики? Мы, старые, испытанные солдаты, хотим на фронт, но нас не вооружают. Нас не хотят брать. Мы спрашиваем, почему? Ответ один - большевики предают Россию, они агенты германского штаба».
7 августа утром фронтовики устроили демонстрацию. Участников демонстрации было около 5 тыс. Они остановились у здания совета. Ревком решил устроить митинг, чтобы разрядить атмосферу. Однако демонстранты кроме своих командиров никого не хотели слушать. От здания совета масса демонстрантов двинулась к угольным воротам. Руководитель фронтовиков - Солдатов - открыл митинг. Выступали эсеры и меньшевики и призывали фронтовиков вооружиться, свергнуть «ненавистную власть большевиков» и установить истинную демократическую власть. На митинг прибыло три конных милиционера. Толпа встретила милиционера угрозами, затем стала избивать: двое милиционеров сумели вырваться, а над третьим была учинена зверская расправа. На призыв вооружиться толпа бросилась к поверочному складу винтовок, обезоружила стражу и захватила ружья.
Внутри завода у чугунолитейной мастерской в это время тоже происходил митинг. Выступали здесь эсеры, меньшевики и бывшие офицеры с теми самыми лозунгами, как и на митинге фронтовиков. Затем появилась шайка вооруженных фронтовиков. Часть рабочих тоже оказалась вооруженной. На место происшествия из военного отдела был выслан вооруженный отряд коммунистов, у здания совета были выставлены пулеметы. Отряд коммунистов был встречен оружейным огнем фронтовиков. Отряд повернул обратно. В ответ на ружейную стрельбу открыл огонь пулемет со стороны совета. Так начались военные действия. На этот раз перестрелка продлилась недолго. Первыми прекратили стрельбу фронтовики. Рабочие завода в основной своей массе не хотели вооруженной борьбы против совета. Под их давлением был снова созван митинг, на котором рабочие предложили фронтовикам сложить оружие и для переговоров послали в совет делегацию. Ревком принял заводскую делегацию и предложил немедленно сдать оружие, захваченное фронтовиками. Делегация предложение совета приняла. Казалось, что этим инцидент будет исчерпан. По возвращении делегации часть вооруженных рабочих начала сдавать оружие.
Однако такой исход дела не входил в планы контрреволюции. К этому времени фронтовики были уже разбиты на роты и взводы и находились под командой офицеров. Белогвардейцы пошли на провокацию. Отряды фронтовиков делают перебежки для перехода в нагорную часть Ижевска у Долгого моста. Отряд коммунистов открывает по ним огонь. Это дает повод офицерам, эсерам и меньшевикам говорить рабочим: «Вас расстреливают, и вы же хотите, чтобы мы сложили оружие». Антисоветски настроенная часть рабочих присоединилась к фронтовикам. В отношении остальной части рабочих было применено насилие. Все ворота заводов были заперты. Части рабочих все же удалось оттуда вырваться, остальные остались ночевать под станками в мастерских.
Перестрелка длилась до поздней ночи. При наступлении темноты фронтовикам удалось перебросить часть своих сил на лодках через пруд. Стало ясно, что при всем героизме революционных сил им не устоять в неравной борьбе (400 чел. Против 5 тыс.)... Несмотря на гибель ряда ответственных работников, отступление прошло без паники.
Так с утра 8 августа наступило царство белых... Начались мобилизации... В течение месяца территория восстания… расширилась до 12-13 тыс. кв. верст с 700-800 тыс. населения.
…встал вопрос об организации новой власти. Несмотря на то, что ядром восстания был союз фронтовиков во главе с офицерами под руководством черносотенца Солдатова, думать о создании власти без демократической вывески конечно не приходилось. Ижевск - рабочий центр, пока что изолированный от других белогвардейских районов; внутри самого Ижевска социальная база для открытой военной диктатуры слишком слаба. Отсюда необходимость создания демократической власти с участием «социалистов». Начались переговоры между союзом фронтовиков, эсерами и меньшевиками. Общий язык был найден без всяких затруднений... Советская власть настолько укоренилась, что форму управления пришлось на первых порах оставить старую. 9 августа, на второй день после переворота на заводе был устроен «широкий» митинг, на котором… присутствовало из 35 тыс. рабочих около 1 тыс. Организаторы митинга предложили избрать коменданта города, который временно должен был стать представителем власти. Был избран бывший офицер Шабалин. Участвовало в голосовании около 300 чел.
10 августа собрался в составе оставшихся членов исполнительный комитет совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и провозгласил себя исполкомом района Ижевска. На место бывшего большевистского президиума был избран новый. Оказались избранными: председателем меньшевик В. Куценко, товарищем председателя хлеботорговец Тюлькин, секретарями: Санников (личность, до того времени совершенно незнакомая ижевским рабочим) и Горев, сын торговца красными товарами, формально числившийся меньшевиком, но по убеждению кадет. В президиум был кооптирован как член Учредительного собрания правый эсер И. В. Бузанов. Командующим войсками был назначен офицер Цыганов, начальником штаба - полковник Власов, от исполкома в штаб выдвинут меньшевик Выгдарович, от эсеров - Бузанов, от союза фронтовиков - фельдфебель Солдатов. Так оформилась на «широких» «демократических» началах новая «советская» власть.
В первые дни своего господства новая власть не проявила особенной энергии в области «положительных» мероприятий даже по части выработки программы своей деятельности. Все условия были направлены на другое: на дискредитацию в глазах масс самой идеи советской формы власти. /От себя: что-то это мне напоминает…/
Организация власти по типу советов была неприемлема для нового правительства не только с точки зрения сходства ее с большевистской властью, но и потому, что она в условиях рабочего центра была сугубо опасна. Уже на второй день восстания в штабе было заявлено Бузанову, что восстание должно идти под флагом Учредительного собрания. Бузанов с этим согласился, но предложил согласовать вопрос с советом. Нужно было время для известной моральной подготовки переустройства системы управления, нужно было облить грязью большевистскую советскую систему управления как систему насилия над массами и «демократически» санкционировать переход к новой системе. В этом направлении наиболее рьяно работали меньшевики и эсеры, выпуская листовки, газеты, выступая на митингах и пр. Вместо положительной программы представители правящих партий пока что преподносили массам общие «демократические» обещания... /От себя: и снова напрашиваются некие аналогии…/ Правда, в качестве практического мероприятия совет вынес на заседании 13 августа постановление о отмене смертной казни: «Российская демократия, - говорится в постановлении, всегда стояла за отмену смертной казни, а совет состоит из сынов этой демократии. Ижевский совет… единогласно постановил, что... в Ижевске не должно быть и речи о смертной казни, которая применялась только царскими сатрапами и большевистскими насильниками народной воли». Но точно в пику этому постановлению в тот же день на митинге у Михайловского собора Солдатов во всеуслышание объявил, что главари большевистской власти казнены. Таков был практический результат первого конкретного «демократического» действия совета без большевиков.
Не больше толку вышло и из торжественных обещаний белогвардейцев дать рабочим хлеб. 13 августа крестьянам раздавались на базаре листовки: «Рабочие выступили на борьбу с угнетателями. Граждане крестьяне, в трудный момент рабочих, дабы они могли окончательно расправиться с насильниками... везите хлеб... Цены на хлеб устанавливаются - пуд ржи 20 руб. и пуд муки 25 руб. Везите прямо на базар. Поддержите своих братьев, не медлите подвозом». Однако хлеба на базаре не появлялось, и вскоре пришлось от этих установленных цен отказаться.
Наконец 28 августа в газете «Ижевский защитник» публикуется постановление исполкома и командующего армией об упразднении советской власти...
1 сентября тот же исполком объявил, что с этого дня в городе Ижевске высшей верховной властью является Временный прикамский комитет членов Учредительного собрания...
Теперь лицо белогвардейской власти приняло более резкие и ясные очертания, и тем самым классово более четко выступают в дальнейшим и мероприятия этой власти. Хозяином в управлении была военщина, и она диктовала ему свою волю. «Верховная власть» должна была служить демократическим привеском к установившейся диктатуре военщины и органом, помогающим ей проводить в действие свои решения. Первые же шаги «демократического» управления показали фиктивность этой демократии и предательскую роль в ней меньшевиков и эсеров... Хотя… прикамский Комуч лишний раз прокламировал «всю полноту своей власти в восставшем крае», однако на деле эта «полнота власти» была существенно ограничена полномочиями «главнокомандующего» армией Д. И. Федечкина, кстати сказать очень далекого от демократии и в то время уже готовившего переворот для установления единоличной диктатуры.
Постановление Комуча от 9 сентября ярко вскрывает смысл взаимоотношений гражданских и военных властей... «Целесообразность устанавливается с согласия на это уполномоченного комитета членов Учредительного собрания, который принимая во внимание военную обстановку, в случае надобности, предварительно запрашивает штаб народной армии». «В случае надобности» вставлено только из тактических соображений; по существу эта «надобность» оказывалась всегда, ибо военная обстановка была налицо. Военная власть не только не считалась с демократическим Комучом, но сама диктовала ему свою волю, а Комуч как добросовестный исполнитель напрягал все усилия, чтобы провести в жизнь реакционные мероприятия военщины. Ни одно постановление Комуча не входило в силу без подписи командования и все архиреакционные мероприятия обосновывались военными обстоятельствами. Федечкин на втором месяце своего командования решил произвести военный переворот, объявив себя диктатором. Если ему это не удалось, так только потому, что социальная база, на которую он опирался, чувствовала, что без демократического одурачивания масс пока еще обойтись нельзя. «Вследствие слабого здоровья» Федечкин от обязанности командующего был освобожден, а на его место назначен Юрьев. Лица переменились, но существо дела осталось. Новый главнокомандующий принял даже еще более независимый и диктаторский тон, чем его предшественник. Так, на митинге в связи с назначением его командующим войсками Юрьев заявил: «Я искореню измену и провокацию в рядах армии. Я введу в армии железную дисциплину. От имени моего будут трепетать все изменники и провокаторы...»
В исполнение этой угрозы Юрьев вводит приказом смертную казнь, а ижевский совет под руководством меньшевиков торопится санкционировать «распоряжения штаба народной армии, направленные к поддержанию строгой дисциплины». В виде уступки демократическим иллюзиям масс Комучу оставалось тол-ко добавить, что «применение этих чрезвычайных мер признается советом лишь в пределах исполняемой ныне народной армией задачи восстановления и защиты истинного народовластия в лице Всероссийского учредительного собрания». Эсеры и меньшевики свято выполняли роль прислужников буржуазно-помещичьей контрреволюции и по мере сил и уменья старались скрыть от «руководимых» ими рабочих истинную суть воцарившегося в Ижевске режима. Наконец новому главнокомандующему Юрьеву после ряда неудач в борьбе с красными надоело играть «демократию» и при взятии красными Воткинска он решил арестовать членов Комуча. Узнав о предстоящем аресте, Евсеев, Щулаков, Корякин и Шмелев скрылись... Так бесславно кончилось правление прикамского комитета членов Учредительного собрания. Затея, намеченная Федечкиным, была успешно выполнена его преемником Юрьевым. «Демократическая» политика меньшевиков и эсеров подготовила военную диктатуру. /От себя: точно так же, как, например, в Сибири/. Целиком оправдались, как и в других районах «демократической» контрреволюции России, слова Ленина:
«Либо диктатура (т. е. железная власть) помещиков и капиталистов, либо диктатура рабочего класса. Середины нет. О средине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам. Нигде в мире средины нет и быть не может. Либо диктатура буржуазии, прикрытая пышными эсеровскими и меньшевистскими фразами о народовластии, учредилке, свободах и прочее, либо диктатура пролетариата».
Если для полной смены политических декораций потребовалось все же 2½ месяца, то внутренняя эволюция «демократии» от революционных фраз к открыто реакционной политике совершилась гораздо скорее... Как известно, основными лозунгами эсеров и меньшевиков были: свобода слова, печати, собраний и организаций, неприкосновенность личности и имущества и выборность всех правительственных органов на началах равного, прямого и тайного голосования. Мы… уже показали, как меньшевистско-эсеровский совет торжественной отменой смертной казни стремился усыпить бдительность масс и отвлечь их внимание от кровавых расправ военщины над революционными рабочими и крестьянами и как потом тот же совет без колебаний санкционировал приказ командующего войсками о применении смертной казни. Та же судьба постигла и другие «демократические» лозунги. Начало организации контрреволюционной власти было ознаменовано «демократическим» жестом выбора коменданта города на митинге. Однако стоило совету своими первыми постановлениями сформировать новую власть, как политическая роль этого органа «демократии» оказалась сыгранной до конца, и совет почти перестал собираться. Если и устраивались в дальнейшем какие-либо рабочие собрания, так исключительно для мероприятий в помощь белой армии: это митинги для записи добровольцев и для усиления работы на заводе в целях укрепления обороноспособности народной армии, митинги при поголовной мобилизации мужчин на фронт и т. д. Наконец 26 августа вводится военное положение, в силу которого запрещается под страхом военного суда «всякая агитация, направленная против власти Учредительного собрания и существующего в Ижевске распорядка» и «все митинги и собрания без разрешения существующих властей». Рабочие Ижевска должны были на своей шкуре испытать ту истину, что в обществе, где у власти стоит буржуазия, демократия неизбежно должна носить буржуазный характер и служить интересам господствующего класса. Работа судебного аппарата еще более наглядно подтверждала это положение. Благородный жест эсеро-меньшевистского совета - постановление: «Аресты и обыски производить только по ордерам, выданным комендантом города и начальником милиции» - повис в воздухе. Уже на 2-3-й день белогвардейского переворота в одном Ижевске было арестованных около 800 чел., над которыми систематически чинились жестокие расправы со стороны военных и тюремных властей. С этого времени ежедневно прибывали десятки и сотни новых арестованных, так что, несмотря на расстрелы и гибель арестованных от истязаний, не хватало арестных помещений, и белогвардейцам приходилось строить специальные баржи на пруду для содержания заключенных. …в одном Воткинске за 3 месяца господства белогвардейщины было расстреляно свыше 1 тыс. рабочих и работниц за сочувствие советской власти, 600 пленников не вернулось с баржи.
Военщина систематически производила ночные облавы для вылавливания дезертиров. Днем на улице останавливали «подозрительных» лиц и достаточно было простого подозрения в желании уклониться от явки при мобилизации, как сейчас же арестовывали и били нагайками.
Не говоря уже о таких организациях, как профсоюзы, роль которых при господстве «демократии» свелась на нет, даже восстановленные Комучем «во всех своих правах» земские и городские самоуправления - эти вполне буржуазные организации - и те были сильно ограничены в своих действиях по сравнению с периодом «керенщины» и поставлены под контроль военных властей.
Восстанавливая волостные и городские управы, Комуч призывал население развернуть в органах самоуправления широкую самодеятельность. Легко понять, насколько благоприятные условия для проявления самодеятельности масс создавались военным положением и белым террором офицерской диктатуры.
Свобода слова и печати существовала конечно только для травли большевиков, для провокационных вымыслов и одурачивания масс. В этой области шло подлинное соревнование между эсерами, меньшевиками, буржуазией и военщиной...
Вот выдержки из меньшевистско-эсеровского воззвания к «братьям-крестьянам»: «…возьмите любого красноармейца или комиссара. Грабеж и казнокрадство не процветали так нигде, никогда, как процветают теперь. У взятых в плен красноармейцев всегда находится по нескольку тысяч рублей, а про комиссаров уже и говорить нечего. У тех нередко находят миллионы».
В другом воззвании «граждане Ижевска» призываются к защите города и жизни их «детей и престарелых отцов и матерей». «Есть сведения, - говорится в этом документе, - что большевики хотят во что бы то ни стало стереть с лица земли Ижевский завод, чтобы мы не могли защищать нашу родину. Они собираются взорвать пороховые погреба и разрушить плотину. Город взорвать, а завод затопить. Граждане, неужели вы не защитите своих детей и себя от смерти и ужасов раззорения?! Нет, не будет этого! Становитесь все под знамя освобождения России! Лучше смерть, чем гибель Ижевска и дорогой для нас всех России»...
Устная агитация не отставала от печатной. Декрет об отделении церкви от государства, изданный советской властью, был в первый же месяц господства белых отменен, в школах введен закон божий, с амвонов церквей произносились проповеди против большевиков. На площадях агитаторы, оплачиваемые контрразведкой, пытались внушить массам самые дикие представления о целях советской власти. «Сядет на престол, - говорили они, вместо Николая II Ленин и будет царем...»
Буржуазия стремилась как можно скорее восстановить свои прежние права в отношении рабочих. Но сделать это открыто в первые же дни переворота было слишком рискованно. Поэтому наступление на рабочих идет постепенно, шаг за шагом, и маскируется «демократической» фразеологией и мотивами «военной потребности».
Новая власть почти сейчас же после переворота стала на путь восстановления частной собственности. Газета «Прикамье» от 18 сентября 1918 г. печатает объявление сарапулской городской управы о том, «что произведенная бывшей коллегией городского хозяйства муниципализация частновладельческих домов в городе сама собой пала после совершившегося 31 августа свержения советской власти, и дома с того же дня поступили в полное распоряжение домовладельцев»...
«Демократия» не решалась формально отменить восьмичасовой рабочий день. Но на деле рабочие вынуждены были работать не меньше десяти часов. Удлинение рабочего дня объяснялось рабочим как временная мера в связи с военной обстановкой...
Что же получал рабочий за такой труд? Уже в августе приказом по заводу оповещалось: «По условиям момента оставление на сверхурочное время необходимо ввиду денежного кризиса. Теперь часы только записывать, оплата же будет сделана, когда завод будет обеспечен деньгами». 13 сентября последовало новое «уведомление». Оказывается, по подсчету средств государственного казначейства «представляется возможным произвести выдачу жалования служащим всех учреждений и заработную плату рабочим за первую половину сентября лишь в размере 2/3 причитающегося количества». Остаток обещано было уплатить «в первую очередь»...
Пришлось перейти к квитанционной системе выдачи зарплаты. Рабочий получал квитанцию, по которой он должен был получить настоящие деньги с наступлением «лучших времен». Таким путем зарплата фактически была просто сведена на нет. Ни один крестьянин, даже «архисознательный» и преданный учредиловцам, не хотел отдавать своих продуктов за эти квитанции. Рабочий вынужден был за бесценок обменивать свои последние вещи на продукты питания. Между тем цены на рынке поднимались все выше и выше. Установленные в первые дни господства белых твердые цены на хлеб никаких положительных результатов не дали. Пришлось объявить свободу торговли. …жить при такой дороговизне на скудную зарплату рабочих было невозможно. Главнокомандующий отдал было «грозный» приказ против спекулянтов, пугавший их тюремным заключением и штрафом до 15 тыс. руб. Однако ниоткуда не видно, чтобы этот приказ хоть раз был приведен в исполнение. Спекуляция не только не прекращалась, а расцветала все больше. Кулачество, имевшее запасы хлеба, пользовалось удобным случаем для наживы.
Впрочем не лучше, чем положение рабочих, было положение и рядового крестьянства. …установка, данная прикамским Комучем, молчаливо диктовала возврат крестьянами прежним владельцам той земли, которую они получили от помещиков, монастырей и церквей в результате Октябрьской революции... Политком штаба т. Соколов в разговоре по прямому проводу с политкомом 2-й сводной дивизии от 27 октября 1918 г. передает: «...в Николо-Березовске белые 20 октября призвали взяться за оружие. Крестьяне отказались, заявив, что идут за советскую власть. Крестьяне Камбарки заявили белым: большевики за землю, а вы ее отбираете офицерам и своим солдатам».
Наиболее ярко проявили себя учредиловцы в выкачке у крестьян продовольствия. В первые дни своего господства они во всеуслышание заявили: «большевики отбирают хлеб от крестьян, а народная власть за добровольную продажу хлеба крестьянам». Однако уже через 2-3 недели налицо практика твердых заданий по хлебозаготовкам. В газете «Народовластие» от 27 октября опубликовано постановление… «В обеспечение хлебом Г. Ижевска и народной армии в обязательном порядке произвести сбор по одному пуду с надельной души по числу душ с каждого общества по цене, установленной в 1-м пункте сего протокола, в течение первых же трех дней». И в это же самое время… отмечается другой приказ уже по военной линии, которым «предписывается немедленно принять самые срочные меры к немедленной доставке (хлеба - В. М.) в Ижевск. Никаких твердых цен не устанавливается. Имеющие запасы и уклонившиеся будут привлечены к ответственности. Обнаруженные запасы будут реквизированы бесплатно. Сельские власти, не принявшие мер к доставке хлеба в Ижевск по вольным ценам, будут привлечены к ответственности по законам военного времени». Так билось в тисках противоречий «демократическое» правительство. С одной стороны, оно было за незыблемость основ священной собственности, с другой - безвыходность положения диктовала ряд мероприятий, несомненно ударявших и по кулачеству. Но разумеется главная тяжесть поборов и разверсток падала на деревенскую бедноту и середняков. Принцип разверстки по «надельным душам» был для бедноты невыполним, труден для середняка и малочувствителен для кулачества... Ко всему этому нужно наконец добавить практиковавшееся белыми мародерство. «Приезжают к нам в деревню 3 или 4 типа в солдатской форме, с Ижевскими обывательницами, - говорил делегат Старовеньинской волости на съезде бедноты по восстановлении советской власти, - забирают, угрожая револьверами, мельницу, ссыпают в ковши украденную тут же сырую рожь. Что от сырой ржи жернова сразу же портятся, об этом грабителям нет дела. В результате ряд деревень остался без мельниц»...
Газета «Борьба» не сгущала красок, когда, подводя итог выступлениям делегатов съезда бедноты, писала: «Все деревни говорят о страшном разорении в итоге белогвардейского восстания. Разорены целые деревни, разрушены пасеки, погиб хлеб, хозяйства».
Таково было положение рабочих и крестьян в царстве «народовластия». Но это еще не все. Положение их безмерно отягощалось введенной белыми воинской повинностью... Вначале еще рассчитывали на массовый приток добровольцев...
Однако… воззвания приносили мало пользы. Приток добровольцев в ряды «народной армии» был ничтожен. Так, Сарапул с 20-тысячным населением дал всего 300-500 добровольцев. «Демократии» пришлось прибегнуть к другому методу пополнения армии. 18 августа был опубликован приказ… о мобилизации всего мужского населения от 18 до 45 лет. Однако… и этих мобилизованных сил… оказалось недостаточно. Пришлось все население превратить в военные резервы. Мало того, что оно обязано было обслуживать армию обозами, кормить ее, производить оружие и огнеприпасы - мужская часть населения Ижевска, в том числе и все рабочие, должна была по тревожным заводским гудкам являться на сборный пункт и, взяв винтовку, идти на фронт отражать наступление красных. Население городов и селений без различия пола и возраста гонялось на земляные работы по укреплению позиций белых.
Весь этот режим голода, насилий и крови не мог держаться на одном «демократическом» обмане масс, на эсеро-меньшевистской агитации и антисоветской клевете. Очень скоро обнаружились симптомы широкого недовольства в массах и активного противодействия с их стороны мероприятиям белогвардейской власти. На это белогвардейщина ответила усилением террора. Невозможно дать точное представление об ужасах, организованной расправы буржуазии с рабочими и крестьянами Ижевского района... По одному Воткинску… погибло расстрелянными и растерзанными более 1 тыс. чел. Так было и в Ижевске, и в Сарапуле и на всей территории, где господствовали белые. Приведем несколько фактов, иллюстрирующих приемы белого террора.
Белогвардейцы в октябре искали некоего Банникова, в чем-то провинившегося перед белой властью. А так как они не знали ни имени, ни отчества этого Банникова, то арестовали сразу 28 Банниковых - крестьян дер. Болгур, Июльской волости - и, приведя в Ижевск, на глазах остальных арестованных запороли всех до смерти. Если такие расправы производились с беспартийными крестьянами только за то, что они оказались однофамильцами разыскиваемого «преступника», то с арестованными большевиками белые церемонились еще меньше. Страшную картину издевательств над политическими заключенными рисует в № 16 «Коммунистического интернационала» т. Мороз. Главным героем этих кровавых подвигов был «сам» глава союза фронтовиков Солтатов. Впрочем истязанием и убийством арестованных руководил не только бывш. фельдфебель Солдатов, но и «истинный демократ» эсер Бузанов. Одним из мероприятий учредиловцев было устройство плавучей тюрьмы на прудах Ижевска, где арестованных держали в неописуемых условиях. Из среды этих арестованных десятки ежедневно шли на истязания и смерть. Когда красные войска приблизились к Ижевску, главком Юрьев издал приказ: «Пусть арестованные молят бога, чтобы мы отогнали красных. Если красные приблизятся к городу ближе, чем на три версты, то все арестные помещения будут закиданы бомбами».
4 августа тревожные заводские гудки подняли весь Ижевск в 3 часа утра. Член ревкома Холмогоров известил собравшихся на площади о падении Казани. Партия большевиков выбросила лозунг: «На фронт, в защиту советов». Под Казань было отправлено 2 отряда из коммунистов и максималистов, всего до 900 чел.; 4-го же августа была объявлена мобилизация нескольких лет молодежи. С этого момента события развертывались с молниеносной быстротой. Партия большевиков допустила ошибку, обнажив Ижевск. Контрреволюция немедленно использовала эту ошибку.
[Читать далее]6 августа с утра в здание совета явилась делегация от союза фронтовиков с требованием выдать оружие мобилизованным на месте до отправки их на фронт. В противном случае, заявил союз, он не даст ни одного мобилизованного. Понятно, союз фронтовиков и не думал посылать своих членов на чехословацкий фронт, а намеревался немедленно использовать полученное оружие против совета. Большевики это учли. Переговоры с делегацией ни к чему не привели, и посланную делегацию фронтовиков совет арестовал.
Предлог был налицо, чтобы апеллировать к массам. Меньшевики, эсеры и бывшие офицеры пошли по мастерским с агитацией против большевиков: «Что делают большевики? Мы, старые, испытанные солдаты, хотим на фронт, но нас не вооружают. Нас не хотят брать. Мы спрашиваем, почему? Ответ один - большевики предают Россию, они агенты германского штаба».
7 августа утром фронтовики устроили демонстрацию. Участников демонстрации было около 5 тыс. Они остановились у здания совета. Ревком решил устроить митинг, чтобы разрядить атмосферу. Однако демонстранты кроме своих командиров никого не хотели слушать. От здания совета масса демонстрантов двинулась к угольным воротам. Руководитель фронтовиков - Солдатов - открыл митинг. Выступали эсеры и меньшевики и призывали фронтовиков вооружиться, свергнуть «ненавистную власть большевиков» и установить истинную демократическую власть. На митинг прибыло три конных милиционера. Толпа встретила милиционера угрозами, затем стала избивать: двое милиционеров сумели вырваться, а над третьим была учинена зверская расправа. На призыв вооружиться толпа бросилась к поверочному складу винтовок, обезоружила стражу и захватила ружья.
Внутри завода у чугунолитейной мастерской в это время тоже происходил митинг. Выступали здесь эсеры, меньшевики и бывшие офицеры с теми самыми лозунгами, как и на митинге фронтовиков. Затем появилась шайка вооруженных фронтовиков. Часть рабочих тоже оказалась вооруженной. На место происшествия из военного отдела был выслан вооруженный отряд коммунистов, у здания совета были выставлены пулеметы. Отряд коммунистов был встречен оружейным огнем фронтовиков. Отряд повернул обратно. В ответ на ружейную стрельбу открыл огонь пулемет со стороны совета. Так начались военные действия. На этот раз перестрелка продлилась недолго. Первыми прекратили стрельбу фронтовики. Рабочие завода в основной своей массе не хотели вооруженной борьбы против совета. Под их давлением был снова созван митинг, на котором рабочие предложили фронтовикам сложить оружие и для переговоров послали в совет делегацию. Ревком принял заводскую делегацию и предложил немедленно сдать оружие, захваченное фронтовиками. Делегация предложение совета приняла. Казалось, что этим инцидент будет исчерпан. По возвращении делегации часть вооруженных рабочих начала сдавать оружие.
Однако такой исход дела не входил в планы контрреволюции. К этому времени фронтовики были уже разбиты на роты и взводы и находились под командой офицеров. Белогвардейцы пошли на провокацию. Отряды фронтовиков делают перебежки для перехода в нагорную часть Ижевска у Долгого моста. Отряд коммунистов открывает по ним огонь. Это дает повод офицерам, эсерам и меньшевикам говорить рабочим: «Вас расстреливают, и вы же хотите, чтобы мы сложили оружие». Антисоветски настроенная часть рабочих присоединилась к фронтовикам. В отношении остальной части рабочих было применено насилие. Все ворота заводов были заперты. Части рабочих все же удалось оттуда вырваться, остальные остались ночевать под станками в мастерских.
Перестрелка длилась до поздней ночи. При наступлении темноты фронтовикам удалось перебросить часть своих сил на лодках через пруд. Стало ясно, что при всем героизме революционных сил им не устоять в неравной борьбе (400 чел. Против 5 тыс.)... Несмотря на гибель ряда ответственных работников, отступление прошло без паники.
Так с утра 8 августа наступило царство белых... Начались мобилизации... В течение месяца территория восстания… расширилась до 12-13 тыс. кв. верст с 700-800 тыс. населения.
…встал вопрос об организации новой власти. Несмотря на то, что ядром восстания был союз фронтовиков во главе с офицерами под руководством черносотенца Солдатова, думать о создании власти без демократической вывески конечно не приходилось. Ижевск - рабочий центр, пока что изолированный от других белогвардейских районов; внутри самого Ижевска социальная база для открытой военной диктатуры слишком слаба. Отсюда необходимость создания демократической власти с участием «социалистов». Начались переговоры между союзом фронтовиков, эсерами и меньшевиками. Общий язык был найден без всяких затруднений... Советская власть настолько укоренилась, что форму управления пришлось на первых порах оставить старую. 9 августа, на второй день после переворота на заводе был устроен «широкий» митинг, на котором… присутствовало из 35 тыс. рабочих около 1 тыс. Организаторы митинга предложили избрать коменданта города, который временно должен был стать представителем власти. Был избран бывший офицер Шабалин. Участвовало в голосовании около 300 чел.
10 августа собрался в составе оставшихся членов исполнительный комитет совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и провозгласил себя исполкомом района Ижевска. На место бывшего большевистского президиума был избран новый. Оказались избранными: председателем меньшевик В. Куценко, товарищем председателя хлеботорговец Тюлькин, секретарями: Санников (личность, до того времени совершенно незнакомая ижевским рабочим) и Горев, сын торговца красными товарами, формально числившийся меньшевиком, но по убеждению кадет. В президиум был кооптирован как член Учредительного собрания правый эсер И. В. Бузанов. Командующим войсками был назначен офицер Цыганов, начальником штаба - полковник Власов, от исполкома в штаб выдвинут меньшевик Выгдарович, от эсеров - Бузанов, от союза фронтовиков - фельдфебель Солдатов. Так оформилась на «широких» «демократических» началах новая «советская» власть.
В первые дни своего господства новая власть не проявила особенной энергии в области «положительных» мероприятий даже по части выработки программы своей деятельности. Все условия были направлены на другое: на дискредитацию в глазах масс самой идеи советской формы власти. /От себя: что-то это мне напоминает…/
Организация власти по типу советов была неприемлема для нового правительства не только с точки зрения сходства ее с большевистской властью, но и потому, что она в условиях рабочего центра была сугубо опасна. Уже на второй день восстания в штабе было заявлено Бузанову, что восстание должно идти под флагом Учредительного собрания. Бузанов с этим согласился, но предложил согласовать вопрос с советом. Нужно было время для известной моральной подготовки переустройства системы управления, нужно было облить грязью большевистскую советскую систему управления как систему насилия над массами и «демократически» санкционировать переход к новой системе. В этом направлении наиболее рьяно работали меньшевики и эсеры, выпуская листовки, газеты, выступая на митингах и пр. Вместо положительной программы представители правящих партий пока что преподносили массам общие «демократические» обещания... /От себя: и снова напрашиваются некие аналогии…/ Правда, в качестве практического мероприятия совет вынес на заседании 13 августа постановление о отмене смертной казни: «Российская демократия, - говорится в постановлении, всегда стояла за отмену смертной казни, а совет состоит из сынов этой демократии. Ижевский совет… единогласно постановил, что... в Ижевске не должно быть и речи о смертной казни, которая применялась только царскими сатрапами и большевистскими насильниками народной воли». Но точно в пику этому постановлению в тот же день на митинге у Михайловского собора Солдатов во всеуслышание объявил, что главари большевистской власти казнены. Таков был практический результат первого конкретного «демократического» действия совета без большевиков.
Не больше толку вышло и из торжественных обещаний белогвардейцев дать рабочим хлеб. 13 августа крестьянам раздавались на базаре листовки: «Рабочие выступили на борьбу с угнетателями. Граждане крестьяне, в трудный момент рабочих, дабы они могли окончательно расправиться с насильниками... везите хлеб... Цены на хлеб устанавливаются - пуд ржи 20 руб. и пуд муки 25 руб. Везите прямо на базар. Поддержите своих братьев, не медлите подвозом». Однако хлеба на базаре не появлялось, и вскоре пришлось от этих установленных цен отказаться.
Наконец 28 августа в газете «Ижевский защитник» публикуется постановление исполкома и командующего армией об упразднении советской власти...
1 сентября тот же исполком объявил, что с этого дня в городе Ижевске высшей верховной властью является Временный прикамский комитет членов Учредительного собрания...
Теперь лицо белогвардейской власти приняло более резкие и ясные очертания, и тем самым классово более четко выступают в дальнейшим и мероприятия этой власти. Хозяином в управлении была военщина, и она диктовала ему свою волю. «Верховная власть» должна была служить демократическим привеском к установившейся диктатуре военщины и органом, помогающим ей проводить в действие свои решения. Первые же шаги «демократического» управления показали фиктивность этой демократии и предательскую роль в ней меньшевиков и эсеров... Хотя… прикамский Комуч лишний раз прокламировал «всю полноту своей власти в восставшем крае», однако на деле эта «полнота власти» была существенно ограничена полномочиями «главнокомандующего» армией Д. И. Федечкина, кстати сказать очень далекого от демократии и в то время уже готовившего переворот для установления единоличной диктатуры.
Постановление Комуча от 9 сентября ярко вскрывает смысл взаимоотношений гражданских и военных властей... «Целесообразность устанавливается с согласия на это уполномоченного комитета членов Учредительного собрания, который принимая во внимание военную обстановку, в случае надобности, предварительно запрашивает штаб народной армии». «В случае надобности» вставлено только из тактических соображений; по существу эта «надобность» оказывалась всегда, ибо военная обстановка была налицо. Военная власть не только не считалась с демократическим Комучом, но сама диктовала ему свою волю, а Комуч как добросовестный исполнитель напрягал все усилия, чтобы провести в жизнь реакционные мероприятия военщины. Ни одно постановление Комуча не входило в силу без подписи командования и все архиреакционные мероприятия обосновывались военными обстоятельствами. Федечкин на втором месяце своего командования решил произвести военный переворот, объявив себя диктатором. Если ему это не удалось, так только потому, что социальная база, на которую он опирался, чувствовала, что без демократического одурачивания масс пока еще обойтись нельзя. «Вследствие слабого здоровья» Федечкин от обязанности командующего был освобожден, а на его место назначен Юрьев. Лица переменились, но существо дела осталось. Новый главнокомандующий принял даже еще более независимый и диктаторский тон, чем его предшественник. Так, на митинге в связи с назначением его командующим войсками Юрьев заявил: «Я искореню измену и провокацию в рядах армии. Я введу в армии железную дисциплину. От имени моего будут трепетать все изменники и провокаторы...»
В исполнение этой угрозы Юрьев вводит приказом смертную казнь, а ижевский совет под руководством меньшевиков торопится санкционировать «распоряжения штаба народной армии, направленные к поддержанию строгой дисциплины». В виде уступки демократическим иллюзиям масс Комучу оставалось тол-ко добавить, что «применение этих чрезвычайных мер признается советом лишь в пределах исполняемой ныне народной армией задачи восстановления и защиты истинного народовластия в лице Всероссийского учредительного собрания». Эсеры и меньшевики свято выполняли роль прислужников буржуазно-помещичьей контрреволюции и по мере сил и уменья старались скрыть от «руководимых» ими рабочих истинную суть воцарившегося в Ижевске режима. Наконец новому главнокомандующему Юрьеву после ряда неудач в борьбе с красными надоело играть «демократию» и при взятии красными Воткинска он решил арестовать членов Комуча. Узнав о предстоящем аресте, Евсеев, Щулаков, Корякин и Шмелев скрылись... Так бесславно кончилось правление прикамского комитета членов Учредительного собрания. Затея, намеченная Федечкиным, была успешно выполнена его преемником Юрьевым. «Демократическая» политика меньшевиков и эсеров подготовила военную диктатуру. /От себя: точно так же, как, например, в Сибири/. Целиком оправдались, как и в других районах «демократической» контрреволюции России, слова Ленина:
«Либо диктатура (т. е. железная власть) помещиков и капиталистов, либо диктатура рабочего класса. Середины нет. О средине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам. Нигде в мире средины нет и быть не может. Либо диктатура буржуазии, прикрытая пышными эсеровскими и меньшевистскими фразами о народовластии, учредилке, свободах и прочее, либо диктатура пролетариата».
Если для полной смены политических декораций потребовалось все же 2½ месяца, то внутренняя эволюция «демократии» от революционных фраз к открыто реакционной политике совершилась гораздо скорее... Как известно, основными лозунгами эсеров и меньшевиков были: свобода слова, печати, собраний и организаций, неприкосновенность личности и имущества и выборность всех правительственных органов на началах равного, прямого и тайного голосования. Мы… уже показали, как меньшевистско-эсеровский совет торжественной отменой смертной казни стремился усыпить бдительность масс и отвлечь их внимание от кровавых расправ военщины над революционными рабочими и крестьянами и как потом тот же совет без колебаний санкционировал приказ командующего войсками о применении смертной казни. Та же судьба постигла и другие «демократические» лозунги. Начало организации контрреволюционной власти было ознаменовано «демократическим» жестом выбора коменданта города на митинге. Однако стоило совету своими первыми постановлениями сформировать новую власть, как политическая роль этого органа «демократии» оказалась сыгранной до конца, и совет почти перестал собираться. Если и устраивались в дальнейшем какие-либо рабочие собрания, так исключительно для мероприятий в помощь белой армии: это митинги для записи добровольцев и для усиления работы на заводе в целях укрепления обороноспособности народной армии, митинги при поголовной мобилизации мужчин на фронт и т. д. Наконец 26 августа вводится военное положение, в силу которого запрещается под страхом военного суда «всякая агитация, направленная против власти Учредительного собрания и существующего в Ижевске распорядка» и «все митинги и собрания без разрешения существующих властей». Рабочие Ижевска должны были на своей шкуре испытать ту истину, что в обществе, где у власти стоит буржуазия, демократия неизбежно должна носить буржуазный характер и служить интересам господствующего класса. Работа судебного аппарата еще более наглядно подтверждала это положение. Благородный жест эсеро-меньшевистского совета - постановление: «Аресты и обыски производить только по ордерам, выданным комендантом города и начальником милиции» - повис в воздухе. Уже на 2-3-й день белогвардейского переворота в одном Ижевске было арестованных около 800 чел., над которыми систематически чинились жестокие расправы со стороны военных и тюремных властей. С этого времени ежедневно прибывали десятки и сотни новых арестованных, так что, несмотря на расстрелы и гибель арестованных от истязаний, не хватало арестных помещений, и белогвардейцам приходилось строить специальные баржи на пруду для содержания заключенных. …в одном Воткинске за 3 месяца господства белогвардейщины было расстреляно свыше 1 тыс. рабочих и работниц за сочувствие советской власти, 600 пленников не вернулось с баржи.
Военщина систематически производила ночные облавы для вылавливания дезертиров. Днем на улице останавливали «подозрительных» лиц и достаточно было простого подозрения в желании уклониться от явки при мобилизации, как сейчас же арестовывали и били нагайками.
Не говоря уже о таких организациях, как профсоюзы, роль которых при господстве «демократии» свелась на нет, даже восстановленные Комучем «во всех своих правах» земские и городские самоуправления - эти вполне буржуазные организации - и те были сильно ограничены в своих действиях по сравнению с периодом «керенщины» и поставлены под контроль военных властей.
Восстанавливая волостные и городские управы, Комуч призывал население развернуть в органах самоуправления широкую самодеятельность. Легко понять, насколько благоприятные условия для проявления самодеятельности масс создавались военным положением и белым террором офицерской диктатуры.
Свобода слова и печати существовала конечно только для травли большевиков, для провокационных вымыслов и одурачивания масс. В этой области шло подлинное соревнование между эсерами, меньшевиками, буржуазией и военщиной...
Вот выдержки из меньшевистско-эсеровского воззвания к «братьям-крестьянам»: «…возьмите любого красноармейца или комиссара. Грабеж и казнокрадство не процветали так нигде, никогда, как процветают теперь. У взятых в плен красноармейцев всегда находится по нескольку тысяч рублей, а про комиссаров уже и говорить нечего. У тех нередко находят миллионы».
В другом воззвании «граждане Ижевска» призываются к защите города и жизни их «детей и престарелых отцов и матерей». «Есть сведения, - говорится в этом документе, - что большевики хотят во что бы то ни стало стереть с лица земли Ижевский завод, чтобы мы не могли защищать нашу родину. Они собираются взорвать пороховые погреба и разрушить плотину. Город взорвать, а завод затопить. Граждане, неужели вы не защитите своих детей и себя от смерти и ужасов раззорения?! Нет, не будет этого! Становитесь все под знамя освобождения России! Лучше смерть, чем гибель Ижевска и дорогой для нас всех России»...
Устная агитация не отставала от печатной. Декрет об отделении церкви от государства, изданный советской властью, был в первый же месяц господства белых отменен, в школах введен закон божий, с амвонов церквей произносились проповеди против большевиков. На площадях агитаторы, оплачиваемые контрразведкой, пытались внушить массам самые дикие представления о целях советской власти. «Сядет на престол, - говорили они, вместо Николая II Ленин и будет царем...»
Буржуазия стремилась как можно скорее восстановить свои прежние права в отношении рабочих. Но сделать это открыто в первые же дни переворота было слишком рискованно. Поэтому наступление на рабочих идет постепенно, шаг за шагом, и маскируется «демократической» фразеологией и мотивами «военной потребности».
Новая власть почти сейчас же после переворота стала на путь восстановления частной собственности. Газета «Прикамье» от 18 сентября 1918 г. печатает объявление сарапулской городской управы о том, «что произведенная бывшей коллегией городского хозяйства муниципализация частновладельческих домов в городе сама собой пала после совершившегося 31 августа свержения советской власти, и дома с того же дня поступили в полное распоряжение домовладельцев»...
«Демократия» не решалась формально отменить восьмичасовой рабочий день. Но на деле рабочие вынуждены были работать не меньше десяти часов. Удлинение рабочего дня объяснялось рабочим как временная мера в связи с военной обстановкой...
Что же получал рабочий за такой труд? Уже в августе приказом по заводу оповещалось: «По условиям момента оставление на сверхурочное время необходимо ввиду денежного кризиса. Теперь часы только записывать, оплата же будет сделана, когда завод будет обеспечен деньгами». 13 сентября последовало новое «уведомление». Оказывается, по подсчету средств государственного казначейства «представляется возможным произвести выдачу жалования служащим всех учреждений и заработную плату рабочим за первую половину сентября лишь в размере 2/3 причитающегося количества». Остаток обещано было уплатить «в первую очередь»...
Пришлось перейти к квитанционной системе выдачи зарплаты. Рабочий получал квитанцию, по которой он должен был получить настоящие деньги с наступлением «лучших времен». Таким путем зарплата фактически была просто сведена на нет. Ни один крестьянин, даже «архисознательный» и преданный учредиловцам, не хотел отдавать своих продуктов за эти квитанции. Рабочий вынужден был за бесценок обменивать свои последние вещи на продукты питания. Между тем цены на рынке поднимались все выше и выше. Установленные в первые дни господства белых твердые цены на хлеб никаких положительных результатов не дали. Пришлось объявить свободу торговли. …жить при такой дороговизне на скудную зарплату рабочих было невозможно. Главнокомандующий отдал было «грозный» приказ против спекулянтов, пугавший их тюремным заключением и штрафом до 15 тыс. руб. Однако ниоткуда не видно, чтобы этот приказ хоть раз был приведен в исполнение. Спекуляция не только не прекращалась, а расцветала все больше. Кулачество, имевшее запасы хлеба, пользовалось удобным случаем для наживы.
Впрочем не лучше, чем положение рабочих, было положение и рядового крестьянства. …установка, данная прикамским Комучем, молчаливо диктовала возврат крестьянами прежним владельцам той земли, которую они получили от помещиков, монастырей и церквей в результате Октябрьской революции... Политком штаба т. Соколов в разговоре по прямому проводу с политкомом 2-й сводной дивизии от 27 октября 1918 г. передает: «...в Николо-Березовске белые 20 октября призвали взяться за оружие. Крестьяне отказались, заявив, что идут за советскую власть. Крестьяне Камбарки заявили белым: большевики за землю, а вы ее отбираете офицерам и своим солдатам».
Наиболее ярко проявили себя учредиловцы в выкачке у крестьян продовольствия. В первые дни своего господства они во всеуслышание заявили: «большевики отбирают хлеб от крестьян, а народная власть за добровольную продажу хлеба крестьянам». Однако уже через 2-3 недели налицо практика твердых заданий по хлебозаготовкам. В газете «Народовластие» от 27 октября опубликовано постановление… «В обеспечение хлебом Г. Ижевска и народной армии в обязательном порядке произвести сбор по одному пуду с надельной души по числу душ с каждого общества по цене, установленной в 1-м пункте сего протокола, в течение первых же трех дней». И в это же самое время… отмечается другой приказ уже по военной линии, которым «предписывается немедленно принять самые срочные меры к немедленной доставке (хлеба - В. М.) в Ижевск. Никаких твердых цен не устанавливается. Имеющие запасы и уклонившиеся будут привлечены к ответственности. Обнаруженные запасы будут реквизированы бесплатно. Сельские власти, не принявшие мер к доставке хлеба в Ижевск по вольным ценам, будут привлечены к ответственности по законам военного времени». Так билось в тисках противоречий «демократическое» правительство. С одной стороны, оно было за незыблемость основ священной собственности, с другой - безвыходность положения диктовала ряд мероприятий, несомненно ударявших и по кулачеству. Но разумеется главная тяжесть поборов и разверсток падала на деревенскую бедноту и середняков. Принцип разверстки по «надельным душам» был для бедноты невыполним, труден для середняка и малочувствителен для кулачества... Ко всему этому нужно наконец добавить практиковавшееся белыми мародерство. «Приезжают к нам в деревню 3 или 4 типа в солдатской форме, с Ижевскими обывательницами, - говорил делегат Старовеньинской волости на съезде бедноты по восстановлении советской власти, - забирают, угрожая револьверами, мельницу, ссыпают в ковши украденную тут же сырую рожь. Что от сырой ржи жернова сразу же портятся, об этом грабителям нет дела. В результате ряд деревень остался без мельниц»...
Газета «Борьба» не сгущала красок, когда, подводя итог выступлениям делегатов съезда бедноты, писала: «Все деревни говорят о страшном разорении в итоге белогвардейского восстания. Разорены целые деревни, разрушены пасеки, погиб хлеб, хозяйства».
Таково было положение рабочих и крестьян в царстве «народовластия». Но это еще не все. Положение их безмерно отягощалось введенной белыми воинской повинностью... Вначале еще рассчитывали на массовый приток добровольцев...
Однако… воззвания приносили мало пользы. Приток добровольцев в ряды «народной армии» был ничтожен. Так, Сарапул с 20-тысячным населением дал всего 300-500 добровольцев. «Демократии» пришлось прибегнуть к другому методу пополнения армии. 18 августа был опубликован приказ… о мобилизации всего мужского населения от 18 до 45 лет. Однако… и этих мобилизованных сил… оказалось недостаточно. Пришлось все население превратить в военные резервы. Мало того, что оно обязано было обслуживать армию обозами, кормить ее, производить оружие и огнеприпасы - мужская часть населения Ижевска, в том числе и все рабочие, должна была по тревожным заводским гудкам являться на сборный пункт и, взяв винтовку, идти на фронт отражать наступление красных. Население городов и селений без различия пола и возраста гонялось на земляные работы по укреплению позиций белых.
Весь этот режим голода, насилий и крови не мог держаться на одном «демократическом» обмане масс, на эсеро-меньшевистской агитации и антисоветской клевете. Очень скоро обнаружились симптомы широкого недовольства в массах и активного противодействия с их стороны мероприятиям белогвардейской власти. На это белогвардейщина ответила усилением террора. Невозможно дать точное представление об ужасах, организованной расправы буржуазии с рабочими и крестьянами Ижевского района... По одному Воткинску… погибло расстрелянными и растерзанными более 1 тыс. чел. Так было и в Ижевске, и в Сарапуле и на всей территории, где господствовали белые. Приведем несколько фактов, иллюстрирующих приемы белого террора.
Белогвардейцы в октябре искали некоего Банникова, в чем-то провинившегося перед белой властью. А так как они не знали ни имени, ни отчества этого Банникова, то арестовали сразу 28 Банниковых - крестьян дер. Болгур, Июльской волости - и, приведя в Ижевск, на глазах остальных арестованных запороли всех до смерти. Если такие расправы производились с беспартийными крестьянами только за то, что они оказались однофамильцами разыскиваемого «преступника», то с арестованными большевиками белые церемонились еще меньше. Страшную картину издевательств над политическими заключенными рисует в № 16 «Коммунистического интернационала» т. Мороз. Главным героем этих кровавых подвигов был «сам» глава союза фронтовиков Солтатов. Впрочем истязанием и убийством арестованных руководил не только бывш. фельдфебель Солдатов, но и «истинный демократ» эсер Бузанов. Одним из мероприятий учредиловцев было устройство плавучей тюрьмы на прудах Ижевска, где арестованных держали в неописуемых условиях. Из среды этих арестованных десятки ежедневно шли на истязания и смерть. Когда красные войска приблизились к Ижевску, главком Юрьев издал приказ: «Пусть арестованные молят бога, чтобы мы отогнали красных. Если красные приблизятся к городу ближе, чем на три версты, то все арестные помещения будут закиданы бомбами».