П. И. Павловский об анненковщине. Часть II
Из книги П. И. Павловского «Анненковщина».
Анненковский партизанский отряд сохранил только незначительные кадры со времен империалистической войны.
…после ликвидации Славгородского восстания в отряд принимались и добровольцы и мобилизованные. Когда потребности фронта увеличились в связи с ростом Красной армии, нужда заставляла усиливать количественно свои ряды мобилизованным пополнением. Много славгородских крестьян попало в партизанскую дивизию Анненкова. И если в самой дивизии, в ее стрелковых полках сначала поголовно был добровольческий состав, то впоследствии значительное число рот складывалось из мобилизованного пополнения, одна-две оставались чисто добровольческими, а затем и эти роты были раскомандированы по всем остальным для того, чтобы составить боевой и верный костяк среди неблагонадежного крестьянского пополнения. Возможность через мобилизацию пополнить ряды упиралась, однако, в невозможность удержания в повиновении крестьянского пополнения. Первые успехи добровольцев, давшие в их распоряжение весь аппарат управления части Сибири и позволившие провести ряд мобилизаций, превратили добровольческие отряды с ярко-классовым, непримиримым, антибольшевистским составом, в классово-разжиженные войсковые единицы, которые лишь вследствие принуждения и самого разнузданного террора оставались в рядах белых.
[Читать далее]…штабы пополнения имели при себе специально сформированные комендантские команды. Команды эти как военными, так и гражданскими властями использовались для производства всевозможных экзекуций над мирным населением. Слава о штабах пополнения была настолько велика, что в целом ряде документов, дошедших до нашего времени, упоминание об анненковщине и анненковцах произносится с небывалым раздражением, негодованием и омерзением. Эти штабы пополнения выполняли функции карательных отрядов, наиболее реакционных и жестоких, готовых принять участие в любом выступлении против рабочих и крестьян и даже мелкобуржуазной интеллигенции, сочувственно относившейся к революции. Всегда это связывалось с излишними бессмысленными жертвами. Жертвы вырывались из рядов населения с совершенно неслыханными зверствами. Чтобы судить о безобразиях этих штабов пополнения, нужно сказать, что, например, руководство павлодарского штаба пополнения позволило себе такие бесчинства в отношении киргизского населения, поддерживая местного помещика, что даже привыкшая ко всяким видам военная власть в Семипалатинске принуждена была предпринять в отношении штаба целый ряд репрессивных мер. Эти же самые штабы пополнения информировали Анненкова о политическом состоянии обслуживаемого района. Особенно неистовствовали китайцы, бывшие торговцы вразнос, мелкие предприниматели и другие разорившиеся элементы, которых Анненков особенно вербовал в свой отряд... Второй способ получения добровольцев в отряде заключался в перечислении рядовых солдат в разряд добровольцев. Так как добровольцы считались наиболее сознательными бойцами отряда, то и получали целый ряд привилегий материального и иного свойства, которые манили анненковских солдат на подачу рапорта о перечислении в разряд добровольцев... Каждый доброволец давал торжественное обещание служить верой и правдой атаману, никогда его не покидать, ни при каких условиях. Внешним выражением преданности добровольцев были эмблемы анненковского отряда, которые выжигались на теле в виде причудливой татуировки. На груди крест, под крестом череп и две скрещенные кости и затем змеи, извиваясь и обтекая тело в различных направлениях и причудливейших формах, были символом верности атаману и братства отрядников. Эта же самая эмблема - череп и две скрещенные кости -носилась солдатами всего отряда вместо кокард на фуражках. Один из самых любимых полков Анненкова - черные гусары носили это украшение в виде розетки спереди на голенище сапога. Атаман имел пристрастие к красивой, разноцветной, разнообразной форме, и в то время как все солдаты белой армии были одеты в защитный цвет, у атамана Анненкова каждый полк имел свои отличительные цвета: черные гусары, голубые уланы, атаманский полк, личный конвой, кирасиры и т. д. Все это было пестро, но в то же самое время давало возможность добровольцам кичиться своей формой и защищать «честь» мундира. На полковых значках вместо знамен и на отрядном знамени над черепом и костями была надпись «С нами бог». Вскоре для солдат «С нами бог» превратилось в «С нами бог и атаман». Бог на небе, атаман на земле - вот два предмета поклонения бойцов отряда, две силы, призванные разрешать все вопросы на земле, по мнению отрядников. В этом выражалось слепое преклонение перед миром случайного и перед атаманом, который представлял из себя сгусток силы, храбрости и белой классовой воли в борьбе против красных большевиков. Нет царя, так есть атаман, который в отряде являлся заместителем царя. В отряде была установлена своеобразная дисциплина и своеобразные чиноотношения. Все высокоблагородия и благородия были выброшены; «господин поручик», «господин полковник» - словом, обращение «господин» было выведено из обихода. Все это было заменено обращением «брат»... Но когда в партизанском отряде появились мобилизованные и когда отряд вырос до десятка тысяч человек, то взаимоотношения между «братьями» стали явно ненормальными. Целый ряд случаев ареста и убийств офицеров, переходы на сторону красных как солдат, так и офицеров, попытки бросать ручные гранаты в собрание «братьев»-офицеров со стороны солдат - все это говорило за то, что разросшийся отряд был подвержен тем же самым явлениям, из-за которых распалась и старая царская армия. Расслоение шло по определенной линии. С одной стороны - дворянско-буржуазное офицерство и примыкавший к ним командный состав, с другой стороны - крестьянско-казачья масса, которая могла быть одурачена, могла быть терроризована, но не могла долго оставаться верной принципам «братства», введенным атаманом Анненковым. И это объясняется очень просто: «братья» офицеры били «братьев» солдат, причем мордобой, порка и всякие другие виды телесных наказаний были в большом ходу.
Офицерский состав в отряде был тот же, что и в царской армии, да, кроме того, он пережил в царской армии период между февралем и октябрем, находясь вое время под угрозой уничтожения, и сейчас он вымещал все перенесенные обиды и злоключения на своих подчиненных солдатах. Первоначальные белые формирования - офицерские полки - по характеристике самого Анненкова состояли из элементов ценных в боевом отношении, но в то же самое время позволяли себе исключительные бесчинства в отношении населения и этим вооружали последнее против себя. Само собой разумеется, что, попадая в отряд атамана Анненкова, эти офицеры не понимали «демократических» затей Анненкова и продолжали делать то, что делал офицерский корпус и у Колчака и у Деникина и у всех других белых генералов. И это понятно: все они были сделаны из одного и того же теста. Свидетели так описывали узаконенные отношения офицеров и солдат. Скажем, солдат должен был войти в помещение. Он стучался в дверь, прося разрешения войти и, когда он это разрешение получал, то должен был особым голосом неистово кричать: «Приказано войти». Если писарь получал какую-нибудь бумагу в канцелярии для того, чтобы переписать, то, беря ее в руки, должен был опять-таки неистово рапортовать: «Приказано бумагу такую-то переписать». И вот это рапортование ежечасно, ежеминутно должно было у солдат создать истинное представление о том братстве, которое существует в отряде.
Для борьбы с населением, которое никак не могло примириться с колчаковским и анненковским режимом, а также для борьбы против проникновения революционных настроений в отряд был создан целый ряд организаций, которые боролись с «гидрой революции». Во всех штабах существовали контрразведывательные отделения. Эти контрразведывательные отделения имели свою широкую агентуру во всех полках отряда Анненкова и среди населения. При малейшем подозрении в принадлежности к той или иной организации, которая могла бы разложить отряд, или исповедовании взглядов, несовместимых со званием добровольца или отрядника, солдат или офицер попадал в контрразведку, где его пытали. Точно так же поступали и с жителями района. Причем, если были какие-либо основания для предания суду, то военно-полевой суд в составе нескольких офицеров по назначению атамана учинял расправу. Если же не было никаких формальных признаков преступления, то тогда просто-напросто распоряжением коменданта или распоряжением каких-нибудь других офицеров производилось уничтожение солдат под благовидным предлогом. Еще легче и проще было с жителями. Здесь не надо было предлогов - просто рубили или расстреливали. Известны случаи, когда суд выносил оправ дательный приговор подсудимому, Анненков не соглашался с ним и распоряжался оправданного повесить. Был целый ряд случаев с солдатами отряда, добровольцами и военнопленными, когда достаточно было одного случайного недовольства офицера для того, чтобы попавший под руку человек немедленно уничтожался. Целый ряд свидетелей, бывших солдат из отряда, показывал, что такие случаи были нередки и называл фамилии офицеров и фамилии погибших солдат. Вначале по указанию контрразведки при наличии заподозренных в «большевизме» жителей посылались взводы из добровольцев. И эти добровольцы, приходя затем в казармы, бахвалились перед молодыми солдатами своими убийствами и насилиями. Особенно отличались этими боевыми успехами, связанными с насилиями, стоявшие в Семипалатинском районе голубые уланы и черные гусары... Жуткая память об их действиях и острая ненависть к ним крестьян приводили к тому, что не только после ликвидации колчаковщины, но и при ней нередко крестьяне, истерзанные и возмущенные, били поодиночке этих своих кровных врагов. Но затем посылка воинских частей признана была неудобной, и по распоряжению Анненкова на основании приказа Колчака были созданы отряды особого назначения из людей, не запятнавших себя службой где-либо у советской власти...
Правда, современники (Будберг) в своих мемуарах характеризовали эти отряды особого назначения как величайший сброд, составленный из бывших жандармов, стражников, полицейских и прочего царского отребья. Но эти отряды выполняли у Колчака и Анненкова важнейшие функции по изъятию заподозренных в большевизме, их пыткам и уничтожению. Впоследствии Анненков отряды особого назначения переформировал в жандармский эскадрон, и, насколько велика была ненависть солдат анненковского отряда к этому жандармскому эскадрону видно из того, что во время восстания в марте - апреле 1920 г. в селе Герасимовке (в Семиречье) были уничтожены не только поголовно все офицеры, находившиеся тогда в Герасимовке, но и этот эскадрон жандармов в полном составе. Ни один жандарм не ушел от законного гнева восставших батарейцев Оренбургской казачьей батареи... Весь район действий Анненкова был распределен приказом по корпусу на несколько частей, причем в каждой из них имелся уполномоченный по поддержанию государственного порядка. Этот уполномоченный имел в своем распоряжении отряды особого назначения, сносился с контрразведывательными отделениями, получал политическую информацию... До чего Анненков в своей непримиримой злобе и яростной борьбе против большевиков придавал большое значение этим организациям, явствует из того, что начальники контрразведывательных отделений были его ближайшими друзьями, а между тем их называли обычно в отряде палачами. Начиная с Верхне-уральского фронта, начальником контрразведки у Анненкова был поручик Левандовский. Солдатская молва его обвиняла в бесчисленных насилиях и исключительных зверствах по отношению к населению.
Интересен допрос защитником Анненкова на суде о Левандовском.
Защитник: Три-четыре дня тому назад вы на вопрос прокурора о том, согласны ли вы с характеристикой Левандовского, обоснованной на заявлении Ромадановского, сказали: да - согласен. Разрешите узнать, считаете ли вы соответствующим действительности то, что Ромадановский пишет, что Левандовский заставлял рыть могилы и закапывал живыми.
Анненков: Я докладывал о том, что это был первый контрразведчик, был наиболее деятельный, энергичный. Такую характеристику я знаю.
Защитник: А соответствует ли действительности такая яркая характеристика, как: он вырывал горло у людей и пр. Наблюдали вы такую вещь, слыхали о ней?
Анненков: Я об этом не могу ответить.
Защитник: Просто не слыхали?
Анненков (молчит).
Из-за бесчинств в отношении к населению Анненков должен был расстрелять на Семиреченском фронте несколько офицеров, но уже тогда, когда Колчак рухнул, и эти бесчинства могли вызвать немедленное восстание.
Кроме того эти бесчинства производились не коренными анненковскими офицерами, а теми, которые сидели в Семипалатинске и причиняли много неприятностей ему. Анненков им мстил, когда они попали под его начальство. «Своих» Анненков в обиду бы не дал и посмотрел бы на их дела сквозь пальцы. По имеющимся сведениям, Анненков лично принимал участие в целом ряде расстрелов, а что касается бесед с провокаторами и дачи им заданий, то Анненков этого права не уступал никому.
Надо было расправляться со всеми заподозренными в большевизме и, с другой стороны, нужно было иметь уверенность в том, что арестованные будут находиться в благонадежных белогвардейских руках и не сумеют уйти от мстящей руки белогвардейских палачей. Поэтому атаманы, разъезжавшие в железнодорожных поездах, обязательно имели в своем составе вагоны, в которых содержались арестованные по подозрению в большевизме. Был такой вагон у атамана Калмыкова на Дальнем Востоке... Имелся такой вагон и у атамана Анненкова, причем официально назывался вагоном для подследственных, а в общежитии его называли «вагоном смерти». Кто попадал в этот вагон, тот либо совершенно не возвращался на волю, либо уходил оттуда провокатором. И в Славгороде и в Семипалатинске ежедневно около вагона производились расстрелы. А для того, чтобы это не бросалось в глаза широкой публике, на вокзале играл оркестр военной музыки. Арестованные сидели в вагонах в лучшем случае на воде и хлебе, а обычно подолгу и без воды и без хлеба. Расстрелы производились либо тут же около вагона, причем закапывали в песке около железнодорожного полотна, либо, как это было около Семипалатинска, водили на берег Иртыша, либо к проруби Иртыша. Но если среди арестованных находились малодушные, которые готовы были продать рабоче-крестьянское дело за свою жизнь, то после целого ряда хитрейших операций для того чтобы скрыть действительную роль выпускаемого и не расшифровать ценного агента-провокатора, он вывозился в другой город и там под различными предлогами освобождался. Бывали среди арестованных и убежденные враги советской власти, которые на первом этапе существования советов в Сибири примазались к новой власти, для того чтобы ее дискредитировать. Их тоже освобождали; и по старой привычке, чтобы нажить политический капитал, один из таких молодцов даже попытался появиться на процессе, с намерением выслужиться перед советской властью на голове Анненкова, так же, как в свое время провокаторской работой он получил жизнь от него самого. Молодец был разоблачен...
Анненковский партизанский отряд сохранил только незначительные кадры со времен империалистической войны.
…после ликвидации Славгородского восстания в отряд принимались и добровольцы и мобилизованные. Когда потребности фронта увеличились в связи с ростом Красной армии, нужда заставляла усиливать количественно свои ряды мобилизованным пополнением. Много славгородских крестьян попало в партизанскую дивизию Анненкова. И если в самой дивизии, в ее стрелковых полках сначала поголовно был добровольческий состав, то впоследствии значительное число рот складывалось из мобилизованного пополнения, одна-две оставались чисто добровольческими, а затем и эти роты были раскомандированы по всем остальным для того, чтобы составить боевой и верный костяк среди неблагонадежного крестьянского пополнения. Возможность через мобилизацию пополнить ряды упиралась, однако, в невозможность удержания в повиновении крестьянского пополнения. Первые успехи добровольцев, давшие в их распоряжение весь аппарат управления части Сибири и позволившие провести ряд мобилизаций, превратили добровольческие отряды с ярко-классовым, непримиримым, антибольшевистским составом, в классово-разжиженные войсковые единицы, которые лишь вследствие принуждения и самого разнузданного террора оставались в рядах белых.
[Читать далее]…штабы пополнения имели при себе специально сформированные комендантские команды. Команды эти как военными, так и гражданскими властями использовались для производства всевозможных экзекуций над мирным населением. Слава о штабах пополнения была настолько велика, что в целом ряде документов, дошедших до нашего времени, упоминание об анненковщине и анненковцах произносится с небывалым раздражением, негодованием и омерзением. Эти штабы пополнения выполняли функции карательных отрядов, наиболее реакционных и жестоких, готовых принять участие в любом выступлении против рабочих и крестьян и даже мелкобуржуазной интеллигенции, сочувственно относившейся к революции. Всегда это связывалось с излишними бессмысленными жертвами. Жертвы вырывались из рядов населения с совершенно неслыханными зверствами. Чтобы судить о безобразиях этих штабов пополнения, нужно сказать, что, например, руководство павлодарского штаба пополнения позволило себе такие бесчинства в отношении киргизского населения, поддерживая местного помещика, что даже привыкшая ко всяким видам военная власть в Семипалатинске принуждена была предпринять в отношении штаба целый ряд репрессивных мер. Эти же самые штабы пополнения информировали Анненкова о политическом состоянии обслуживаемого района. Особенно неистовствовали китайцы, бывшие торговцы вразнос, мелкие предприниматели и другие разорившиеся элементы, которых Анненков особенно вербовал в свой отряд... Второй способ получения добровольцев в отряде заключался в перечислении рядовых солдат в разряд добровольцев. Так как добровольцы считались наиболее сознательными бойцами отряда, то и получали целый ряд привилегий материального и иного свойства, которые манили анненковских солдат на подачу рапорта о перечислении в разряд добровольцев... Каждый доброволец давал торжественное обещание служить верой и правдой атаману, никогда его не покидать, ни при каких условиях. Внешним выражением преданности добровольцев были эмблемы анненковского отряда, которые выжигались на теле в виде причудливой татуировки. На груди крест, под крестом череп и две скрещенные кости и затем змеи, извиваясь и обтекая тело в различных направлениях и причудливейших формах, были символом верности атаману и братства отрядников. Эта же самая эмблема - череп и две скрещенные кости -носилась солдатами всего отряда вместо кокард на фуражках. Один из самых любимых полков Анненкова - черные гусары носили это украшение в виде розетки спереди на голенище сапога. Атаман имел пристрастие к красивой, разноцветной, разнообразной форме, и в то время как все солдаты белой армии были одеты в защитный цвет, у атамана Анненкова каждый полк имел свои отличительные цвета: черные гусары, голубые уланы, атаманский полк, личный конвой, кирасиры и т. д. Все это было пестро, но в то же самое время давало возможность добровольцам кичиться своей формой и защищать «честь» мундира. На полковых значках вместо знамен и на отрядном знамени над черепом и костями была надпись «С нами бог». Вскоре для солдат «С нами бог» превратилось в «С нами бог и атаман». Бог на небе, атаман на земле - вот два предмета поклонения бойцов отряда, две силы, призванные разрешать все вопросы на земле, по мнению отрядников. В этом выражалось слепое преклонение перед миром случайного и перед атаманом, который представлял из себя сгусток силы, храбрости и белой классовой воли в борьбе против красных большевиков. Нет царя, так есть атаман, который в отряде являлся заместителем царя. В отряде была установлена своеобразная дисциплина и своеобразные чиноотношения. Все высокоблагородия и благородия были выброшены; «господин поручик», «господин полковник» - словом, обращение «господин» было выведено из обихода. Все это было заменено обращением «брат»... Но когда в партизанском отряде появились мобилизованные и когда отряд вырос до десятка тысяч человек, то взаимоотношения между «братьями» стали явно ненормальными. Целый ряд случаев ареста и убийств офицеров, переходы на сторону красных как солдат, так и офицеров, попытки бросать ручные гранаты в собрание «братьев»-офицеров со стороны солдат - все это говорило за то, что разросшийся отряд был подвержен тем же самым явлениям, из-за которых распалась и старая царская армия. Расслоение шло по определенной линии. С одной стороны - дворянско-буржуазное офицерство и примыкавший к ним командный состав, с другой стороны - крестьянско-казачья масса, которая могла быть одурачена, могла быть терроризована, но не могла долго оставаться верной принципам «братства», введенным атаманом Анненковым. И это объясняется очень просто: «братья» офицеры били «братьев» солдат, причем мордобой, порка и всякие другие виды телесных наказаний были в большом ходу.
Офицерский состав в отряде был тот же, что и в царской армии, да, кроме того, он пережил в царской армии период между февралем и октябрем, находясь вое время под угрозой уничтожения, и сейчас он вымещал все перенесенные обиды и злоключения на своих подчиненных солдатах. Первоначальные белые формирования - офицерские полки - по характеристике самого Анненкова состояли из элементов ценных в боевом отношении, но в то же самое время позволяли себе исключительные бесчинства в отношении населения и этим вооружали последнее против себя. Само собой разумеется, что, попадая в отряд атамана Анненкова, эти офицеры не понимали «демократических» затей Анненкова и продолжали делать то, что делал офицерский корпус и у Колчака и у Деникина и у всех других белых генералов. И это понятно: все они были сделаны из одного и того же теста. Свидетели так описывали узаконенные отношения офицеров и солдат. Скажем, солдат должен был войти в помещение. Он стучался в дверь, прося разрешения войти и, когда он это разрешение получал, то должен был особым голосом неистово кричать: «Приказано войти». Если писарь получал какую-нибудь бумагу в канцелярии для того, чтобы переписать, то, беря ее в руки, должен был опять-таки неистово рапортовать: «Приказано бумагу такую-то переписать». И вот это рапортование ежечасно, ежеминутно должно было у солдат создать истинное представление о том братстве, которое существует в отряде.
Для борьбы с населением, которое никак не могло примириться с колчаковским и анненковским режимом, а также для борьбы против проникновения революционных настроений в отряд был создан целый ряд организаций, которые боролись с «гидрой революции». Во всех штабах существовали контрразведывательные отделения. Эти контрразведывательные отделения имели свою широкую агентуру во всех полках отряда Анненкова и среди населения. При малейшем подозрении в принадлежности к той или иной организации, которая могла бы разложить отряд, или исповедовании взглядов, несовместимых со званием добровольца или отрядника, солдат или офицер попадал в контрразведку, где его пытали. Точно так же поступали и с жителями района. Причем, если были какие-либо основания для предания суду, то военно-полевой суд в составе нескольких офицеров по назначению атамана учинял расправу. Если же не было никаких формальных признаков преступления, то тогда просто-напросто распоряжением коменданта или распоряжением каких-нибудь других офицеров производилось уничтожение солдат под благовидным предлогом. Еще легче и проще было с жителями. Здесь не надо было предлогов - просто рубили или расстреливали. Известны случаи, когда суд выносил оправ дательный приговор подсудимому, Анненков не соглашался с ним и распоряжался оправданного повесить. Был целый ряд случаев с солдатами отряда, добровольцами и военнопленными, когда достаточно было одного случайного недовольства офицера для того, чтобы попавший под руку человек немедленно уничтожался. Целый ряд свидетелей, бывших солдат из отряда, показывал, что такие случаи были нередки и называл фамилии офицеров и фамилии погибших солдат. Вначале по указанию контрразведки при наличии заподозренных в «большевизме» жителей посылались взводы из добровольцев. И эти добровольцы, приходя затем в казармы, бахвалились перед молодыми солдатами своими убийствами и насилиями. Особенно отличались этими боевыми успехами, связанными с насилиями, стоявшие в Семипалатинском районе голубые уланы и черные гусары... Жуткая память об их действиях и острая ненависть к ним крестьян приводили к тому, что не только после ликвидации колчаковщины, но и при ней нередко крестьяне, истерзанные и возмущенные, били поодиночке этих своих кровных врагов. Но затем посылка воинских частей признана была неудобной, и по распоряжению Анненкова на основании приказа Колчака были созданы отряды особого назначения из людей, не запятнавших себя службой где-либо у советской власти...
Правда, современники (Будберг) в своих мемуарах характеризовали эти отряды особого назначения как величайший сброд, составленный из бывших жандармов, стражников, полицейских и прочего царского отребья. Но эти отряды выполняли у Колчака и Анненкова важнейшие функции по изъятию заподозренных в большевизме, их пыткам и уничтожению. Впоследствии Анненков отряды особого назначения переформировал в жандармский эскадрон, и, насколько велика была ненависть солдат анненковского отряда к этому жандармскому эскадрону видно из того, что во время восстания в марте - апреле 1920 г. в селе Герасимовке (в Семиречье) были уничтожены не только поголовно все офицеры, находившиеся тогда в Герасимовке, но и этот эскадрон жандармов в полном составе. Ни один жандарм не ушел от законного гнева восставших батарейцев Оренбургской казачьей батареи... Весь район действий Анненкова был распределен приказом по корпусу на несколько частей, причем в каждой из них имелся уполномоченный по поддержанию государственного порядка. Этот уполномоченный имел в своем распоряжении отряды особого назначения, сносился с контрразведывательными отделениями, получал политическую информацию... До чего Анненков в своей непримиримой злобе и яростной борьбе против большевиков придавал большое значение этим организациям, явствует из того, что начальники контрразведывательных отделений были его ближайшими друзьями, а между тем их называли обычно в отряде палачами. Начиная с Верхне-уральского фронта, начальником контрразведки у Анненкова был поручик Левандовский. Солдатская молва его обвиняла в бесчисленных насилиях и исключительных зверствах по отношению к населению.
Интересен допрос защитником Анненкова на суде о Левандовском.
Защитник: Три-четыре дня тому назад вы на вопрос прокурора о том, согласны ли вы с характеристикой Левандовского, обоснованной на заявлении Ромадановского, сказали: да - согласен. Разрешите узнать, считаете ли вы соответствующим действительности то, что Ромадановский пишет, что Левандовский заставлял рыть могилы и закапывал живыми.
Анненков: Я докладывал о том, что это был первый контрразведчик, был наиболее деятельный, энергичный. Такую характеристику я знаю.
Защитник: А соответствует ли действительности такая яркая характеристика, как: он вырывал горло у людей и пр. Наблюдали вы такую вещь, слыхали о ней?
Анненков: Я об этом не могу ответить.
Защитник: Просто не слыхали?
Анненков (молчит).
Из-за бесчинств в отношении к населению Анненков должен был расстрелять на Семиреченском фронте несколько офицеров, но уже тогда, когда Колчак рухнул, и эти бесчинства могли вызвать немедленное восстание.
Кроме того эти бесчинства производились не коренными анненковскими офицерами, а теми, которые сидели в Семипалатинске и причиняли много неприятностей ему. Анненков им мстил, когда они попали под его начальство. «Своих» Анненков в обиду бы не дал и посмотрел бы на их дела сквозь пальцы. По имеющимся сведениям, Анненков лично принимал участие в целом ряде расстрелов, а что касается бесед с провокаторами и дачи им заданий, то Анненков этого права не уступал никому.
Надо было расправляться со всеми заподозренными в большевизме и, с другой стороны, нужно было иметь уверенность в том, что арестованные будут находиться в благонадежных белогвардейских руках и не сумеют уйти от мстящей руки белогвардейских палачей. Поэтому атаманы, разъезжавшие в железнодорожных поездах, обязательно имели в своем составе вагоны, в которых содержались арестованные по подозрению в большевизме. Был такой вагон у атамана Калмыкова на Дальнем Востоке... Имелся такой вагон и у атамана Анненкова, причем официально назывался вагоном для подследственных, а в общежитии его называли «вагоном смерти». Кто попадал в этот вагон, тот либо совершенно не возвращался на волю, либо уходил оттуда провокатором. И в Славгороде и в Семипалатинске ежедневно около вагона производились расстрелы. А для того, чтобы это не бросалось в глаза широкой публике, на вокзале играл оркестр военной музыки. Арестованные сидели в вагонах в лучшем случае на воде и хлебе, а обычно подолгу и без воды и без хлеба. Расстрелы производились либо тут же около вагона, причем закапывали в песке около железнодорожного полотна, либо, как это было около Семипалатинска, водили на берег Иртыша, либо к проруби Иртыша. Но если среди арестованных находились малодушные, которые готовы были продать рабоче-крестьянское дело за свою жизнь, то после целого ряда хитрейших операций для того чтобы скрыть действительную роль выпускаемого и не расшифровать ценного агента-провокатора, он вывозился в другой город и там под различными предлогами освобождался. Бывали среди арестованных и убежденные враги советской власти, которые на первом этапе существования советов в Сибири примазались к новой власти, для того чтобы ее дискредитировать. Их тоже освобождали; и по старой привычке, чтобы нажить политический капитал, один из таких молодцов даже попытался появиться на процессе, с намерением выслужиться перед советской властью на голове Анненкова, так же, как в свое время провокаторской работой он получил жизнь от него самого. Молодец был разоблачен...