По материалам судебного следствия был установлен целый ряд фактов зверского отношения к населению, начиная с середины 1918 г., когда партизанские отряды Анненкова были на Верхне- уральском фронте. Из конкретных случаев, которые были твердо установлены на суде, можно указать: расстрел нескольких крестьян в районе станицы Стенной, уничтожение одного из крестьянских селений неподалеку от станции Кидыш, расстрел целого ряда рабочих на Велорецких заводах. [Читать далее]Что касается внесудебной расправы с населением и бандитских налетов, совершенных отрядами Анненкова, то наиболее характерным является увод на обратном пути в Омск из тюрьмы города Ишима 10 советских работников. Характерно, что даже местные власти - как гражданские, так и военные -были настолько обескуражены поведением командира отряда, что завязалась целая переписка, которая продолжалась в течение нескольких недель. Но люди, увезенные отрядом Анненкова, понятно, в Ишим не возвратились. Когда отряд Анненкова прибыл на станцию Татарскую осенью 1918 г., сам Анненков был вызван по прямому проводу военным министром Ивановым-Риновым и получил распоряжение отправиться в Славгородский уезд для взятия захваченного повстанцами города Славгорода с целью: 1) провести мобилизацию…, 2) примерно наказать местное население за попытки противодействовать мобилизации и 3) собрать оружие... Для того, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать зверскую расправу с населением, которая была проделана знаменитыми офицерскими полками… была изобретена сказка относительно обороны вооруженными до зубов крестьянами Черного Дола, причем наступавшие офицеры будто бы видели глинобитные стенки, окопы, «слышали» выстрелы и все остальное, относящееся к сражениям регулярных частей. Кроме того было выдвинуто против населения обвинение в том, что за несколько дней до наступления на Черный Дол офицерский отряд, у находившийся в Славгороде, был поголовно уничтожен повстанцами. И господа офицеры настолько были возмущены и возбуждены всем происшедшим, что их месть, выразившаяся в ряде самых невероятных бесчинств и жестокостей как в Славгороде, так и в самом уезде, являлась, якобы, ответом на действия славгородских крестьян. На самом деле дело обстояло совсем иначе. Когда была объявлена мобилизация в конце августа 1918 г., население, уставшее от империалистической войны, не захотело давать молодежь и задавало совершенно справедливые вопросы: «Для чего зовут? Какие цели борьбы? Почему берут молодежь, а не старых фронтовиков-солдат, которые уже обучены военному делу?» Село Черный Дол отстояло от Славгорода верстах в шести, причем лежало оно на столбовой дороге, и все приходившие мобилизованные должны были обязательно возвращаться на обратном пути через село. Крестьяне Черного Дола приняли меры к тому, чтобы новобранцы не возвращались в гарнизон обратно. Тогда 28 августа в Черный Дол приехал начальник Славгородского гарнизона штабс-капитан Кержаев с отрядом в 20 человек, исключительно офицеров. Он собрал население, потребовал ответа, почему не дают своих сыновей в новобранцы. Когда же ему задали ряд вопросов о причинах и целях набора, он стал угрожать всем расстрелом и уехал. Через 3 дня этот же самый Кержаев прибыл с отрядом в 30-40 человек и сразу же началась стрельба по селу вдоль улицы, а всех тех, кто встречался по дороге, били при кладами, нескольких крестьян расстреляли. Было арестовано несколько человек, уроженцев Черного Дола. Об избиениях, расстрелах и арестах крестьян в Черном Долу прослышало окрестное население, и крестьяне соседних деревень собрались, чтобы порасспросить, в чем дело. Узнав, что Кержаев собирается расстреливать в эту ночь тюрьме не только арестованных пятерых, но и еще 20 человек советских работников, собрание порешило собраться часам к десяти вечера и освободить арестованных. В 12 часов ночи все были организованы и пришли пешком в город, оцепили его со всех сторон и ввели отряд, который должен был идти к тюрьме для освобождения советских работников. Двинулись по улице прямо к тюрьме, обезоружили стоявший караул, освободили из тюрьмы всех арестованных. Так как офицерский отряд, находившийся около, стал оказывать сопротивление и стрелять в наступавших, то все сопротивлявшиеся были уничтожены. После окончания боя созвали собрание и стали решать, как быть дальше. Часть говорила: раз дело сделано, арестованных освободили, надо идти по домам, другие же говорили, что нужно взять власть в свои руки, чтобы не было никаких грабежей, поставить охрану и приступить к выборам временного революционного штаба. Тут же был выбран штаб... После этого все население разъехалось по домам, а штаб приступил к работе по подготовке созыва уездного крестьянского съезда. Ввиду того, что местная милиция разбежалась, уполномоченные временного правительства также убежали, во всех волостях и селах создавались временные революционные комитеты. Весть о событиях в Славгороде быстро разнеслась по всему району. Прибыли крестьяне из Барнаула, Павлодара и стали просить разрешения присоединиться. Возбужденное население требовало, чтобы сейчас же начать наступление на офицерские части и выбросить их из названной территории. После этого произошло столкновение около станции Бурлак, куда пошла разведка вместе с добровольцами и крестьянами. Крестьяне пошли вперед, были схвачены и тут же казнены офицерским отрядом и брошены в реку. Позже революционный штаб из перехваченных телеграмм узнал о том, что должен прийти отряд атамана Анненкова. Для того чтобы дать отпор, крестьяне своим постановлением мобилизовали всех до 45 лет, причем в районе села Бурлак 7 сентября качалось наступление на прибывшие отряды. Вооруженные чем попало, крестьяне рассыпались в цепи и двинулись в наступление. Но во второй цепи произошла паника ввиду того, что кто-то пустил слух о обходе казаков. Все побежали, осталась группа в 30-40 человек, которая сдалась в плен и была изрублена на куски... После этого столкновения все крестьяне Подсосновки, Алексеевки и др. разбежались. Рассчитывать на какое бы то ни было сопротивление было невозможно И поэтому революционный штаб отдал распоряжение о том, чтобы все разошлись по домам, потому что никакого сопротивления в последующем не будет. Поэтому, когда подошли отряды атамана Анненкова к Черному Долу, все взрослое мужское население ушло, остались старухи, девушки, дети, из которых тоже часть ушла, и, таким образом, никакого сопротивления не было и не могло быть оказано. Несмотря на это утром 10 сентября на восходе солнца началось наступление. Пехота рассыпалась цепями, по бокам шла кавалерия. Услышав стрельбу, оставшиеся крестьяне начали убегать кто куда, но анненковским отрядам удалось их изловить. Часть крестьян была тут же расстреляна, причем это были никакого участия в восстании не принимавшие старики по 50 лет и старше. Когда анненковцы вошли в Черный Дол, они подожгли село со всех концов, но так как постройки были глинобитные, село не все сгорело. Зато полностью сожгли мельницу, сгорел хлеб. Пользуясь суматохой, начали грабить и возить добро к себе, в вагон - было захвачено, что попадало под руки, вплоть до самоваров, швейных машин; брали лошадей, коров, посуду, одежду. После этого возили в город и продавали - швейную машину за 5 руб., самовары и остальное - за бесценок. Через пару дней приехали старшие командиры атамана Анненкова, причем по просьбе попа и нескольких стариков-жителей был отслужен молебен и устроено пиршество, причем всему населению было предложено принести для этого пиршества свиней, кур, уток. Анненковцы и их поп предлагали благодарить бога, что «легко отделались». Всего было убито в Черном Доле 18 человек, изнасиловано большое количество женщин, выпорото раз в десять больше. А после захвата Черного Дола отряд отправился в Славгород, где сопротивляться было некому. Первый разъезд, который вошел в город, увидел около больницы крестьян, ждавших приема. Крестьяне заприметили опасность, начали разбегаться кто куда, их ловили и рубили. Одним из первых погиб бывший офицер Некрасов, служивший у крестьянского революционного штаба в качестве следователя; его захватили на соборной площади и тут же немедленно изрубили на части. Это было накануне того дня, когда должен был собраться уездный крестьянский съезд. 47 делегатов этого съезда было зарегистрировано и человек около 40 съехалось, но не было зарегистрировано. Они все собрались на площади и несмотря на уговоры разойтись, ибо им угрожает опасность, остались на месте. Крестьяне, которые собрались для того, чтобы решить свои крестьянские дела, не могли допустить мысли, что разъяренный офицерский отряд уничтожит их всех поголовно. А на самом деле они были окружены офицерскими частями и все либо расстреляны, либо зарублены. В городе всех попадавшихся немцев, киргизов и других жителей ловили и рубили без всякого опроса. Добровольцы, офицеры и казаки соперничали между собою в беспримерных зверствах - в один-два дня в Славгороде было убито, расстреляно и изрублено шашками свыше 400 человек. После того как Анненкову удалось одержать такую «блестящую» победу над безоружным крестьянским и городским населением Славгорода, на автомобилях, на конях и пешком были пущены карательные отряды по всему уезду... Таким образом в течение 2 недель в Славгородском уезде было уничтожено… свыше 1 500 человек крестьян, в несколько раз большее количество было выпорото, во всех селах без исключения были изнасилованы женщины и девушки, причем в некоторых немецких селах изнасилованы поголовно... Около 2 недель продолжался кровавый разгул атамана Анненкова в Славгородском уезде, причем в самом городе к поезду, где остановился Анненков и его отряд, ежедневно приводили по нескольку человек и расстреливали. Трупов не убирали, и около двух недель они валялись вокруг города. Несмотря на то, что пришедшая к власти городская управа в составе монархистов Трубецкого, Велоножки и др. упрашивала убрать трупы, им не было дано разрешения зарывать. Сам Анненков послал два донесения относительно взятия Славгорода... Ни звуком о том, какими методами была одержана эта кровавая победа над безоружными крестьянами, Анненков не обмолвился. Больше того. На самом суде он всячески уклонялся от того, чтобы дать объяснения по поводу этих расправ. Он начал с того, что прибывшая вместе с отрядом следственная комиссия производила следствие в каждом отдельном случае для того, чтобы установить, кто из славгородских крестьян принимал участие в восстании. Но потом должен был признаться и подтвердить в этом отношении показания целого ряда свидетелей и в первую очередь тов. Теребилло, что никакого следствия не производилось, а расправа происходила просто на месте, без всякого суда и следствия. И понятно, здесь погибло наряду с восставшими против атаманщины крестьянами огромное количество совершенно непричастных к движению людей. Объявленный на подозрении по большевизму Славгородский уезд понес чрезвычайные жертвы, причем, по показанию всех свидетелей, в уезде всего большевиков было 3-5 человек... Все же остальные были беспартийные крестьяне. Частью это были вернувшиеся фронтовики-солдаты, но в огромном большинстве - старики. Зарегистрированы случаи, когда 50-70-летние старики и даже 90-летние были уничтожены офицерами-карателями из отряда Анненкова. Для того чтобы удержать всех, кто был заподозрен в качестве участников восстания, каратели шли на уловки. То же проделывал и сам Анненков: разъезжали по району на автомобилях с красным флажком, сказывались красноармейцами, и когда им говорили, что молодежь мобилизована революционным штабом, то их немедленно захватывали и тут же уничтожали. В этом ближайшее участие принимал сам Анненков, расстрелявший собственноручно нескольких красноармейцев. Кроме того со всего района была собрана контрибуция, и в том числе с одного Черного Дола было собрано свыше 100 тыс. руб. Для того чтобы показать отношение населения к расправам Анненкова, чрезвычайно интересно привести выдержки из нескольких показаний. Жительница Черного Дола, гражданка Цирюлько, выступавшая на суде, показывает о событиях сентября 1918 г. следующее: «…До нас дошли слухи из Славгорода, и мы начали утекать: страшно стало. Они нашу деревню оцепили и начали рубить. Кто из мужиков не успел убежать, всех изрубили -18 человек. Делали, что хотели, забирали, палили, смеялись над женщинами и девушками, насиловали от 10 лет и старше. У меня в хозяйстве спалили 45 десятин хлеба, взяли пару лошадей, корову, все хозяйство разрушили. И тогда моего мужа взяли в город и изрубили, отрезали нос и язык, вырезали глаза, отрубили полголовы. Мы нашли его уже закопанным. Всех оставшихся в селе перепороли». Другая свидетельница, Онищенко, испытала расправы одного из мелких карательных отрядов, посланного из Славгорода в дер. Котлованка. «По старому стилю 26 сентября утром приехали 4 вооруженных человека и спросили: где находится здесь у вас молодой красноармеец. - Мужики сказали, что никого нет. В эту же ночь прибыл отряд численностью в 25 человек, и опять стали спрашивать, где находится красноармеец. Я не могла сказать. Тогда они мне сказали: «ложись и говори, где находится». Я сказала, что ничего не знаю. Когда они собрались меня пороть, то один солдат сказал: «не надо, пусть лучше сундук откроет». Я открыла, и они все забрали, затем взяли из амбара все, потом стали расспрашивать о красноармейце, второй раз выпороли, а когда меня в третий раз пороли, то я потеряла сознание. Когда я пришла в чувство, то услышала, что 6 человек расстреляли, вывели за село, дали лопату и заставили копать себе яму». На вопрос членов суда - были ли расстреляны большевики или нет - Онищенко заявляет: - «Нет - дедушка 70 лет, какой же он большевик. Рубили шашками его, лицо разрубили. И замучили двух его внуков. Говорят, он соскакивал и говорил: «Что вы делаете? Рубите лучше меня». Они отвечали: «Копай, сволочь, яму». Интересен рассказ свидетеля, 70-летнего старика Сибко, о том, как был расстрелян его 90-летний отец и 25-летний сын. Сибко: Один раз 24 или 25 сентября приехало человека 4 и говорят: «У вас здесь какой-то красноармеец сохраняется. В эту ночь ночевал». Мы говорим, что мы ничего не знаем и не можем указать этого красноармейца. Нам говорят «найдите» и дают 24 часа сроку, чтобы его разыскать. Мы стали просить, что за это время мы не сможем его разыскать, потому что мы не знаем его. Они заставили всех мужиков выехать по разным дорогам и найти его во что бы то ни стало. Их стали просить, чтобы дали больший срок, и они нам дали 14 суток. 26 числа вое мужики выехали по разным дорогам. Ездили по всем сельсоветам, разыскивали этого человека, нам объяснили, что у него рука перевязана и т. д., но никто не мог указать нам такого человека. Мы выехали утром, а ночью пришел отряд, после мы узнали, что этим отрядом командовал атаман Шевченко. И говорили у них на украинском наречии. …захватили спящих, начали бить. Тут был мой сын 25 лет и отец 90 лет. Начали их бить, а потом повели в амбар и там их содержали, а утром заставили земского ямщика запрячь лошадь, забрали арестованных, арестованным велели забрать лопаты, поехали - заставили рыть яму. Моего отца мучили, живому подрезали пальцы на руках. Сын мой не копал яму, потому что он ползал в ногах и просил их, чтобы раньше убили его, чтобы ему не смотреть на дедушкины муки, но они все время били его плетками до тех пор, пока он не замолчал. Отцу подрезали пальцы, разрезали на три части грудь, потом, как кончили отца, тогда из разрывной пули убили сына: ударила в грудь и вышла в спину. Они их побросали в яму и уехали... Мне пришлось, возвратиться назад через 2 месяца. Приехал я, на другой день утром приезжают четыре человека и приехал Шевченко. Я полагал, что он приехал за мной, но он приехал за фуражом. Он спрашивал меня: «Где вы были все время?» Я начал говорить, что сына расстреляли, он молодой, из него еще неизвестно что выйдет, может быть хороший человек, может быть плохой, но старик 90 лет - за что его расстреляли, он говорит: «Не может быть, чтобы ему было 90 лет», я ему показал посемейный список, он посмотрел и говорит: «Да, 90». На вопрос: «За что же вашего старика взяли», Сибко ответил: «Мы не знаем, но как будто бы за красноармейца. Нас обвинили в том, что мы содержим красноармейца, но мы не знаем, что это был за красноармеец, впоследствии как будто бы это был их подлог. Мы потом узнали, что у одной вдовы ночевал какой-то человек. Он ей сказал, что я красноармеец, но ничего не говори, чтобы меня не поймали. Утром встал и уехал, а на другой день приехали к нам и стали расправляться». Таким образом достаточно было только подозрения в том, что укрывается красноармеец для того, чтобы без всяких к тому оснований и данных были зверски замучены 6 человек. Такова была дикая и бессмысленная расправа с крестьянами Славгородского уезда. Мы выбираем наиболее яркие и наиболее характерные показания свидетелей из материалов дела, но можно было бы умножить количество примеров в несколько десятков раз и показать, какая повсеместно, на всей территории уезда происходила расправа. Отряд атамана Анненкова перешел в Семипалатинскую губернию после того, как задание, поставленное отряду, было выполнено: оружие добровольно было сдано, хотя и ценою сотен крестьянских жизней, тысяч выпоротых людей, десятков и сотен изнасилованных женщин и девушек. В Семипалатинской губернии происходили те же самые расправы и те же самые бесчинства. И здесь потоки крови, издевательства, насилия над крестьянами. Например, свидетельница Амелина из села Убинка показывает подробно, каким образом собирали после объявления мобилизации молодежь. Муж ее был уполномоченным села, и в кратких выражениях свидетельница рассказывает о том, как погиб ее муж и как расправлялись с крестьянами. Амелина: Какой отряд и под чьим распоряжением, не помню. Они просили у нас новобранцев, крестьяне наши не давали, говорили, что возьмите старых солдат запасных. Потом они приезжали из корпуса и просили главарей. «Кто здесь главари, кто не дает новобранцев?» Главарей оказалось 4 человека. Наши крестьяне и главарей не дали. Они стали наступать на наше село и окружили. Крестьяне испугались, к ним поехал один человек и стал спрашивать: «Чего вам надо, от нас?» Они сказали: «Вы поезжайте двое на переговоры». Крестьянин подъехал к волости, - там собрались все, и стал говорить, чтобы поехали туда два человека для переговоров. Мой муж смотрит, что все испугались и переговариваются, кто из них поедет. Муж и сказал: «Я поеду». Сел на вершну и поехал к этим солдатам. Спрашивает, где ваш начальник. Они сказали около могилок, он поехал к могилкам, но встретили его среди улицы. Не допустя до начальника, спросили фамилию. Он отвечает: «Амелин». Они сказали, нам его и надо. Велели слезть с лошади, лошадь взяли, а его повели к могилкам и у могилок расстреляли. Я не видела, как его расстреляли. Я была окружена 4 детьми, прятала их в землянке, были слышны выстрелы, и мы боялись этого. Через некоторое время я слышу, что Амелина расстреляли и закопали. Я, конечно, испугалась и стала его искать. Спрашиваю народ, где? «Там - говорят, - под дуваном лежит». Нет, не он. Я пошла к полковнику, они меня не допустили. Еще одного убили в деревне, когда у нас выстрелы были. И еще двоих через недели 2 также расстреляли. Всего расстреляли 4 человека. Свидетель Королев, живший в селении Бородулиха, показывает: К нам приходил карательный отряд атамана Анненкова. Оцепили деревню, выставили орудия. Я как раз шел по селу и вижу двух конных казаков. Мне скомандовали «руки вверх», исколотили и пригнали в волость. Там стояло две шеренги, меня загнали в эту шеренгу и стали всячески бить. Потом повели в волость, сняли портки, завернули рубаху и начали драть. Здесь стоял офицер, какой-то капитан. Когда кончили драть, сердце уже у меня воды требовало. Я попросил дать мне воды, и меня напоили нагайками еще раз как следует. Потом привели моего отца, отодрали его, дали ему немножко отдохнуть, потом второй раз выдрали и третий. В 12 часов 11 человек расстреляли... Свидетель Сыромятова показывает следующее: …потребовали молодых солдат из нашей деревни Шемонаихи, а мы давать не стали. Затем стали посылать телеграммы, что, если не дадим солдат, будет полевой суд... Видим, идет карательный отряд к нам в село... Собрали собрание и говорят: «Выдавайте нам главарей - большевиков». Отказались мы выдать их. Начальник сказал: «Если вы ничего не сделаете, я вас буду сажать и каждого третьего расстреливать», но мы все-таки не устрашились и не выдали никого. 10-го числа с обеда начали сажать. Первого арестовали мужа, 11-го числа сына, он приехал с пашни. 12-го числа в самый обед расстреляли. Сперва вывели двух. До места расстрела тыкали пиками, рубили шашками, роняли шашки и заставляли их поднимать; дошли до места расстрела, и там добили. Это видели оставшиеся из окон; мы в это время приносили обед и тоже видели. Видели, заехал офицер в волость, выгнал 18 человек арестованных, мой муж и сын попали. Как мы это увидели, мы закричали, они нас отогнали шашками. Не скажу чего-нибудь, а махали шашками и плетями. Когда их погнали к месту расстрела, начали рубить. Когда начали расстреливать, я упала без памяти и так без памяти нас увезли. Свидетель Смоляков из села Веселоярского говорит: Это карательный отряд атамана Анненкова. Когда прибыл отряд, начались аресты мужиков. Смотрю, уже некоторых арестованных мужиков повели... Вдруг подъезжают два казака, к соседу, а там жил мой дядя. «Ты Смоляков?», спрашивают. «Да, я». - «У тебя есть два сына?» - «Нет». - «Как так нет?» - «Так что нет». - «Ах, нет»... и стали его бить нагайкой. Вывели, били плетьми, шомполами. Смотрю, что они делают. Выбили его до безумия и повели в штаб. Я вижу, что дело ошибочное. Понял я, что они меня ищут. Мы с братом были солдатами. И нам отряда приходилось всячески избегать. Я спрятался. Брату обо всем пересказал: уходи, иначе нас заберут, они нас ищут. Я ушел во двор к соседу через 3 дома, забрался на чердак... Арестовали 12 человек и вывели. Я лежу на чердаке. Утром на 22-е дядя опомнился и сказал, что не у меня два сына, а у брата есть 2 солдата. Прибегают к нам, арестовывают отца. «Где сыновья?» - «Не знаю». Стали бить нагайкой и повели в штаб. Я не знал, привезут его обратно или нет. В то время, когда привезли из штаба, явился старший брат домой. Я ему говорил обо всем, но каким-то родом вышло, что он пришел. Его захватили. Спрашивают отца: «Это - сын твой?» - «Да». И давай нагайкой стегать, шомполами до беспамятства. Моя жена, была там. «Где твой муж?» - «Не знаю». Она и на самом деле не знала. Я ушел и не сказал ей куда. После этого взяли отца, брата, жену и давай лупить нагайкой. Они ничего не могли сказать. В это время я вижу ведут привязанного к оглобле телеги брата, два казака стегают. До штаба было полторы версты. Что делать? После этого (дело шло к обеду) привели мужиков в штаб и затем повезли на Рубцовку. …расстреляли 11 человек, а вели всего 14. Троих отпустили. Теперь я вернусь немножко назад. Когда отца и брата арестовали, производили обыск. Грабили добро, вынимали все из ящиков, а потом брата расстреляли. Отец через 3 месяца умер... Свидетель Згурский дает яркую картину, каким образом происходила реквизиция имущества для укомплектования отряда и какими методами анненковцы расправлялись с населением, переходя на другой боевой фронт. Згурский: В декабре 1919 г. прибыл отряд атамана Анненкова в село Троицкое и начал набирать лошадей. Взял 100 лошадей, 50 бричек, забрал фуража и поехал в Карповку. Командир отряда был чех, не помню я его фамилии. Было приказано также заготовлять хлеба 10 пуд. печеного. Мы не согласились. Тогда этот офицер чех приказал нас отпороть. Нас ударили немного. Кому 5, кому 2 плетки, но хлеб взяли. Потом отправились обратно в Карповку. А солдаты этого отряда обозники остались здесь. Командир уехал. Мы предложили обозникам: «Знаете ребята, вы мобилизованные?» - «Да». - «Сдайте нам оружие. Они говорят: «Возьмите, и мы разбежимся по домам». Взяли 300 винтовок и заняли пост. А вечером под 9-е число едет командир этот, чех. Мы стоим и занимаем пост в конце деревни. «Кто вы такой?» - спрашиваем мы. Он изругался площадной руганью и спрашивал: «Кто вы такие?» Он был взят нами. Мы нашли у него пакет, в котором было распоряжение, как будто от атамана Анненкова, вроде приказа, что в случае неустойки в деревне Троицкой сжечь ее. Нам пришлось в конце концов столкнуться с анненковцами. Мы не устояли, победа была на их стороне... Анненковцы спалили 20 домов, забрали 300 лошадей, 100 бричек. Всех изнасиловали и убили 108 человек, не исключая жен и детей (в селе Троицком). Когда бой прекратился, анненковцы вытаскивали жителей из изб и рубили. Запрягали лошадей в брички, наряжали коврами и играли свадьбы, а кругом лежали трупы и, подъезжая к трупу, они спрашивали его: «Что лежишь, пьян, что ли?» Итак, деревню разграбили. Убыток приблизительно был в 130 000 рублей. Таким образом Анненков расправлялся с крестьянским населением, которое не сочувствовало белому движению, но и не принимало никакого активного участия в борьбе против колчаковщины и анненковщины.