лето 19-24
в минске нихуя не пишется, будем откровенны, и даже не потому, что дома захватывает стремительный водоворот событий, а даже где-то наоборот. скажем, этот пост я начинала писать раз пять, всякий раз вкручивая кокетливые зачины про Инерцию Города, Метафизику Пространства, резкий налет на воображаемую стену и прочие тонкие материи. на практике все куда проще: ты просто разбираешь сумку, просто закидываешь белье в машинку, просто открываешь почту, говоришь "уй, блядь", и хоп! - следующий текст, который пишешь, заканчивается словами "будем на связи, хорошего дня", вот и все;
но кроме шакотиса-татуировки, пары платьев и бутылок с красной совой, в этот раз через границу удалось провезти приятную в своей злости уверенность, что теперь такими словами будет заканчиваться лишь то, что должно,
так будь что будет.
лето 19.
подумала, что по последним записям запросто может сложиться впечатление, будто я не люблю свою работу, а вся моя жизнь - эдакая ложная дихотомия Творческого и Профессионального начал, на болезненный выбор между которыми уходят все силы и остатки здравого смысла. самое время исправить эту несправедливость и сделать небольшое честное заявление: я люблю свою работу, просто у меня есть вопросы к способам, которыми ее делаю. во всяком случае, лично мне тяжело не любить вид деятельности, который позволяет одновременно смотреть испытания боевой авиации, влезать в витрины центрального универмага на главном проспекте страны, подвешивая шарнирный манекен-таксу, устраивать пресс-конференцию с настоящими космонавтами и ночные онлайн-созвоны с замировской и славой швец, обсуждая под вино сыры пьемонта для Большого Сырного Справочника.
[тут пятиминутка рефлексий и тщеславия заканчивается, наступает ответственность по nda; в целом отвлеклась]
так вот - во вторник я отвела еву в школьный лагерь, встретилась с женей с. за чашкой холодника, вручив ей памятный значок "общество борьбы за трезвость", и поехала на работу щеголять в умном костюме из неопрена и Будушего. костюм из будущего шьют в минске, костюм явно умнее и круче меня, во всяком случае, я не умею измерять температуру и сатурацию крови, заставлять людей танцевать, чувствовать щекотку и холод, попадать под воображаемый ливень и отдергивать руку от воображаемой раскаленной дверной ручки. так и подмывало спросить, смогу ли играть на скрипке, и хорошо, что сдержалась - в не самой далекой перспективе действительно смогу. коллега снимал меня на видео, у меня на нем оказалось такое же лицо, как на спектакле полунина, куда меня в прошлой жизни водила замировская, - лицо пятилетнего ребенка, который дернул за бороду деда мороза, а дед мороз в ответ вынул из головы шар. домой ехала притихшая, выпила вина, легла спать, долго смотрела в потолок.
лето 20.
утром очень порадовалась, что вина было мало: впереди был длинный съемочный день, про который толком нечего рассказать, кроме того, администратор магазина, где мы снимали, наябедничал на нас руководству ("они вели себя возмутительно! блокировали проход! СНИЗИЛИ ТОВАРООБОРОТ И ПРОХОДИМОСТЬ НА ЗАЛЕ"). руководство магазина донесло руководству клиента, то, по свойству транзитивности, дало нам люлей, после чего мы с коллегой натальей приперли администратора к стенке и принялись сокрушенно кивать головами, цокать языками и требовательно заглядывать администратору в бэдж и карие глаза:
- вы же владимир? - ласково спрашивала наталья, - вот зачем вы так с нами, владимир? мы же очень достойно себя вели. мало того - ваш продавец не знал английского, а наш режиссер помог совершить вашему клиенту покупку, без которой он бы ушел, не будь нас сегодня с вами, владимир!
владимир виновато улыбался, засовывал пальцы за тугой воротник форменной рубашки и говорил: "девушки, я просто дал СВОИ РЕКОМЕНДАЦИИ, а как вам их донесли, я тут уже не отвечаю".
в этот момент особо остро почувствовала себя дома.
перед сном слушала лекцию аствацатурова про генри миллера, думала, что наконец дожила до того момента, когда мир автора интересней и ближе, чем те, что придумывает он сам.
лето 21.
было жарко. писала письма, делала документы, все время хотела спать. с огорчением отметила окончание эффекта молодильных яблок, которыми, судя по всему, я питалась весь июнь в вильнюсе. так как это жж, в котором принято жаловаться, а не хвастаться (тем более, сегодня я это уже делала), честно скажу: таким сладким бубличком я не была даже, кажется, в двадцать (ох, впрочем, в двадцать я была другим сладким бубличком, о чем лучше нам всем не помнить). кроме шуток, они там что-то распыляют в воздух со своих воздушных шаров: за две недели я приобрела максимально сытый и гладкий вид, как у пасхального яичка, на котором из косметики был только крем с спф. со мной знакомились студенты и англичане, цепкую даму из ювелирной лавки я искренне развеселила известием о том, что у меня есть восьмилетняя дочь, а в парк европы нас с м. пустили по подростковым билетам, но это уже, кажется, другая история. видимо, это тоже был некий демо-режим (каждый город, в котором останавливаюсь одна, показывает что-то свое - в вильнюсе что-то делают со временем). уже через три дня после возвращения с мрачным торжеством обнаружила на лбу знакомые заломы, где-то даже обрадовавшись им, как старой сварливой родственнице, которую уже не чаял застать в живых. довольно быстро утешилась и пошла в спортзал, где час махала ногами и руками в перчатках. еще в мае я записалась на тай-бо и теперь раз в неделю бестолково прыгаю в шортах среди потных мужчин со сбитыми голенями и капами во рту, не воображая себя, впрочем, при этом никем.
после тренировки гуляли с димой, вручила ему парный значок "общества борьбы за трезвость", подумала, что теперь они с женей с. солнечные братья, как из носовской книжки о незнайке. дома обнаружила, что весь город пошел на переоткрытие единственной в минске частной галерее совриска. долго ощупывала себя, пытаясь понять, обидно ли мне, что меня не позвали, выяснила, что все-таки просто хотела бы там оказаться и повидать знакомых, а то, что не позвали, да и пес с ним - как показала практика, если меня куда-то позвать, я туда точно не пойду.
ночью была гроза.
лето 22.
легли спать поздно. еле поднялась в семь, повела еву на скрипку. на площади свободы словно впервые увидела скульптуру, посвященную принятию магдебургского права, - войт с грамотой в руках грустно смотрит на карту у себя под ногами. почему-то подумала, что в заготовке была голова ленина, уж больно знакомое лицо, - наверняка в этом материале у нас нет недостатка.
позавтракала, поехала на встречу в далекий заводской район, который еще недавно имел опасную репутацию, а теперь там айти-гетто, процветание, биение жизни. в айти-гетто и правда процветание и биение жизни - за полчаса повстречала там всех, с кем работала последние тринадцать лет, встреча выпускников, ура! забрала все задания и уехала, подумав, что одной из главных причин, по которым не смогу вернуться даже в самый лучший офис в мире, - тотальная невозможность дистанции, которая нужна даже с самыми лучшими - хотя бы для того, чтобы продолжать их такими считать.
вечером ходили в гости к а. и а., у них теперь есть красивый младенец ян, который степенно крутит головой и выглядит настолько осмысленным и энергичным, что вскоре наверняка сможет колоть орехи кулаками - если, конечно, захочет.
вернулись рано, я тут же уснула на так и не застеленной с утра кровати: в одежде, с телефоном в руке, как перед утренним рейсом, который невозможно пропустить, но все-таки валишься в сладкую бездну, так никуда и не долетев.
лето 23.
в субботу проснулась с больной поясницей, испугалась, побежала к врачу, от которого вернулась с ворохом рецептов, в том числе на антибиотики, с каким-то злорадным облегчением начала их принимать ("по состоянию здоровья вынуждена вести правильный образ жизни"). вечером пошла на концерт кедра ливанского - одна, чем немало удивила замировскую; в клубе не смогла купить билет, потому что на входе сидела грустная женщина с обувной коробкой вместо кассы, которая сказала мне, что карточки они не принимают. шла в банкомат, думала - так странно, во вторник я надеваю сшитый за углом этого клуба умный костюм, который может снять мою экг, а сегодня не могу расплатиться карточкой за концерт электронной музыки.
кедр ливанский оказался нежной птичкой яной с пушистой челкой и действительно ангельским голосом, который очень легко представить исполняющим что-то вроде falling. перед яной было немного неловко из-за публики - как всегда на минских концертах, где видишь сдержанного беларуского зрителя, аккуратно вступающего в поток, как в холодный ручей, пробуя воду ногой в резиновом сапоге. вспомнила, как много лет назад моя тезка, известная поэтесса в.п., впервые приехала в минск, выступив на квартирнике, где на нее в благоговейном восторге и тишине смотрели все пятьдесят или сколько там человек, набившихся в двушку на окраине. после выступления мы ехали в такси, заваленном охапками цветов, в. теребила целлофан букета и говорила - слушай, что я делала не так? почему они так слушали?, а я ей говорила - потому что им очень нравилось. я почти забыла о том, что беларус чаще всего сперва замирает при встрече с чем-то большим и прекрасным, и потому особенно остро захотелось подбежать к сцене и бросить записочку с текстом "яна, ты нам очень нравишься", но лишь на мгновение - такие записочки нужно писать только за себя.
лето 24.
с утра было холодно и мрачно, шел дождь - даже немного пожалела, что не было похмелья, идеальная погода, чтобы им страдать. к полудню вышло солнце. поехали на рынок за ягодами, на обратном пути проезжали мимо "короны" на победителей. на задворках гипермаркета, оранжевой коробкой втиснутой в плотный грозовой горизонт, стоял обтянутый рабицей футбольный стадион, по которому бегали парни в красной форме. почему-то этот вид, промелькнувший буквально за полминуты, очень взволновал - то ли сочетанием цветов (тревожным, ярким, будто выкрученным на максимум фильтром x-proII), то ли общим напряжением картинки, от которой невозможно было оторваться, так и не узнав, попадет мяч в ворота,
ведь это не тот матч, который можно пересмотреть на повторе,
но так легко пропустить, стоит лишь на мгновение закрыть глаза.
но кроме шакотиса-татуировки, пары платьев и бутылок с красной совой, в этот раз через границу удалось провезти приятную в своей злости уверенность, что теперь такими словами будет заканчиваться лишь то, что должно,
так будь что будет.
лето 19.
подумала, что по последним записям запросто может сложиться впечатление, будто я не люблю свою работу, а вся моя жизнь - эдакая ложная дихотомия Творческого и Профессионального начал, на болезненный выбор между которыми уходят все силы и остатки здравого смысла. самое время исправить эту несправедливость и сделать небольшое честное заявление: я люблю свою работу, просто у меня есть вопросы к способам, которыми ее делаю. во всяком случае, лично мне тяжело не любить вид деятельности, который позволяет одновременно смотреть испытания боевой авиации, влезать в витрины центрального универмага на главном проспекте страны, подвешивая шарнирный манекен-таксу, устраивать пресс-конференцию с настоящими космонавтами и ночные онлайн-созвоны с замировской и славой швец, обсуждая под вино сыры пьемонта для Большого Сырного Справочника.
[тут пятиминутка рефлексий и тщеславия заканчивается, наступает ответственность по nda; в целом отвлеклась]
так вот - во вторник я отвела еву в школьный лагерь, встретилась с женей с. за чашкой холодника, вручив ей памятный значок "общество борьбы за трезвость", и поехала на работу щеголять в умном костюме из неопрена и Будушего. костюм из будущего шьют в минске, костюм явно умнее и круче меня, во всяком случае, я не умею измерять температуру и сатурацию крови, заставлять людей танцевать, чувствовать щекотку и холод, попадать под воображаемый ливень и отдергивать руку от воображаемой раскаленной дверной ручки. так и подмывало спросить, смогу ли играть на скрипке, и хорошо, что сдержалась - в не самой далекой перспективе действительно смогу. коллега снимал меня на видео, у меня на нем оказалось такое же лицо, как на спектакле полунина, куда меня в прошлой жизни водила замировская, - лицо пятилетнего ребенка, который дернул за бороду деда мороза, а дед мороз в ответ вынул из головы шар. домой ехала притихшая, выпила вина, легла спать, долго смотрела в потолок.
лето 20.
утром очень порадовалась, что вина было мало: впереди был длинный съемочный день, про который толком нечего рассказать, кроме того, администратор магазина, где мы снимали, наябедничал на нас руководству ("они вели себя возмутительно! блокировали проход! СНИЗИЛИ ТОВАРООБОРОТ И ПРОХОДИМОСТЬ НА ЗАЛЕ"). руководство магазина донесло руководству клиента, то, по свойству транзитивности, дало нам люлей, после чего мы с коллегой натальей приперли администратора к стенке и принялись сокрушенно кивать головами, цокать языками и требовательно заглядывать администратору в бэдж и карие глаза:
- вы же владимир? - ласково спрашивала наталья, - вот зачем вы так с нами, владимир? мы же очень достойно себя вели. мало того - ваш продавец не знал английского, а наш режиссер помог совершить вашему клиенту покупку, без которой он бы ушел, не будь нас сегодня с вами, владимир!
владимир виновато улыбался, засовывал пальцы за тугой воротник форменной рубашки и говорил: "девушки, я просто дал СВОИ РЕКОМЕНДАЦИИ, а как вам их донесли, я тут уже не отвечаю".
в этот момент особо остро почувствовала себя дома.
перед сном слушала лекцию аствацатурова про генри миллера, думала, что наконец дожила до того момента, когда мир автора интересней и ближе, чем те, что придумывает он сам.
лето 21.
было жарко. писала письма, делала документы, все время хотела спать. с огорчением отметила окончание эффекта молодильных яблок, которыми, судя по всему, я питалась весь июнь в вильнюсе. так как это жж, в котором принято жаловаться, а не хвастаться (тем более, сегодня я это уже делала), честно скажу: таким сладким бубличком я не была даже, кажется, в двадцать (ох, впрочем, в двадцать я была другим сладким бубличком, о чем лучше нам всем не помнить). кроме шуток, они там что-то распыляют в воздух со своих воздушных шаров: за две недели я приобрела максимально сытый и гладкий вид, как у пасхального яичка, на котором из косметики был только крем с спф. со мной знакомились студенты и англичане, цепкую даму из ювелирной лавки я искренне развеселила известием о том, что у меня есть восьмилетняя дочь, а в парк европы нас с м. пустили по подростковым билетам, но это уже, кажется, другая история. видимо, это тоже был некий демо-режим (каждый город, в котором останавливаюсь одна, показывает что-то свое - в вильнюсе что-то делают со временем). уже через три дня после возвращения с мрачным торжеством обнаружила на лбу знакомые заломы, где-то даже обрадовавшись им, как старой сварливой родственнице, которую уже не чаял застать в живых. довольно быстро утешилась и пошла в спортзал, где час махала ногами и руками в перчатках. еще в мае я записалась на тай-бо и теперь раз в неделю бестолково прыгаю в шортах среди потных мужчин со сбитыми голенями и капами во рту, не воображая себя, впрочем, при этом никем.
после тренировки гуляли с димой, вручила ему парный значок "общества борьбы за трезвость", подумала, что теперь они с женей с. солнечные братья, как из носовской книжки о незнайке. дома обнаружила, что весь город пошел на переоткрытие единственной в минске частной галерее совриска. долго ощупывала себя, пытаясь понять, обидно ли мне, что меня не позвали, выяснила, что все-таки просто хотела бы там оказаться и повидать знакомых, а то, что не позвали, да и пес с ним - как показала практика, если меня куда-то позвать, я туда точно не пойду.
ночью была гроза.
лето 22.
легли спать поздно. еле поднялась в семь, повела еву на скрипку. на площади свободы словно впервые увидела скульптуру, посвященную принятию магдебургского права, - войт с грамотой в руках грустно смотрит на карту у себя под ногами. почему-то подумала, что в заготовке была голова ленина, уж больно знакомое лицо, - наверняка в этом материале у нас нет недостатка.
позавтракала, поехала на встречу в далекий заводской район, который еще недавно имел опасную репутацию, а теперь там айти-гетто, процветание, биение жизни. в айти-гетто и правда процветание и биение жизни - за полчаса повстречала там всех, с кем работала последние тринадцать лет, встреча выпускников, ура! забрала все задания и уехала, подумав, что одной из главных причин, по которым не смогу вернуться даже в самый лучший офис в мире, - тотальная невозможность дистанции, которая нужна даже с самыми лучшими - хотя бы для того, чтобы продолжать их такими считать.
вечером ходили в гости к а. и а., у них теперь есть красивый младенец ян, который степенно крутит головой и выглядит настолько осмысленным и энергичным, что вскоре наверняка сможет колоть орехи кулаками - если, конечно, захочет.
вернулись рано, я тут же уснула на так и не застеленной с утра кровати: в одежде, с телефоном в руке, как перед утренним рейсом, который невозможно пропустить, но все-таки валишься в сладкую бездну, так никуда и не долетев.
лето 23.
в субботу проснулась с больной поясницей, испугалась, побежала к врачу, от которого вернулась с ворохом рецептов, в том числе на антибиотики, с каким-то злорадным облегчением начала их принимать ("по состоянию здоровья вынуждена вести правильный образ жизни"). вечером пошла на концерт кедра ливанского - одна, чем немало удивила замировскую; в клубе не смогла купить билет, потому что на входе сидела грустная женщина с обувной коробкой вместо кассы, которая сказала мне, что карточки они не принимают. шла в банкомат, думала - так странно, во вторник я надеваю сшитый за углом этого клуба умный костюм, который может снять мою экг, а сегодня не могу расплатиться карточкой за концерт электронной музыки.
кедр ливанский оказался нежной птичкой яной с пушистой челкой и действительно ангельским голосом, который очень легко представить исполняющим что-то вроде falling. перед яной было немного неловко из-за публики - как всегда на минских концертах, где видишь сдержанного беларуского зрителя, аккуратно вступающего в поток, как в холодный ручей, пробуя воду ногой в резиновом сапоге. вспомнила, как много лет назад моя тезка, известная поэтесса в.п., впервые приехала в минск, выступив на квартирнике, где на нее в благоговейном восторге и тишине смотрели все пятьдесят или сколько там человек, набившихся в двушку на окраине. после выступления мы ехали в такси, заваленном охапками цветов, в. теребила целлофан букета и говорила - слушай, что я делала не так? почему они так слушали?, а я ей говорила - потому что им очень нравилось. я почти забыла о том, что беларус чаще всего сперва замирает при встрече с чем-то большим и прекрасным, и потому особенно остро захотелось подбежать к сцене и бросить записочку с текстом "яна, ты нам очень нравишься", но лишь на мгновение - такие записочки нужно писать только за себя.
лето 24.
с утра было холодно и мрачно, шел дождь - даже немного пожалела, что не было похмелья, идеальная погода, чтобы им страдать. к полудню вышло солнце. поехали на рынок за ягодами, на обратном пути проезжали мимо "короны" на победителей. на задворках гипермаркета, оранжевой коробкой втиснутой в плотный грозовой горизонт, стоял обтянутый рабицей футбольный стадион, по которому бегали парни в красной форме. почему-то этот вид, промелькнувший буквально за полминуты, очень взволновал - то ли сочетанием цветов (тревожным, ярким, будто выкрученным на максимум фильтром x-proII), то ли общим напряжением картинки, от которой невозможно было оторваться, так и не узнав, попадет мяч в ворота,
ведь это не тот матч, который можно пересмотреть на повторе,
но так легко пропустить, стоит лишь на мгновение закрыть глаза.