лето 14,5-18,5
в четверг приехала саша, и все стремительно завертелось в прямом смысле слова. сперва мы пообедали мидиями и пивом в рене (почему-то кажется очень важным фиксировать даже еду как разновидность реальности, данной нам в ощущениях), затем пошли в бернандинский парк лежать под музыкальным фонтаном, немного поспали и пересели на карусель. сошли с нее, кажется, уже только в минске - пошатываясь, робко ощупывая почву ногами.
после парка мы неспешно побрели искать винный бар, по дороге встретили несколько воздушных шаров (каши среди них не было - наверное, каша показывается на глаза только в присутствии м., у которой с ней сложная геральдическая связь) и от души промыли кости современному искусству. в винном баре с предсказуемым названием "богема" нам принесли по запотевшей колбе хаусвайна (почему-то в тот день весь алкоголь у нас был в каких-то химических сосудах), и мы залоснились еще больше.
- что ты делаешь завтра в два? - спросила я у саши.
- ничего, - сказала саша, на всякий случай, впрочем, посмотрев в телефон.
- значит, ты идешь со мной делать татуировку, мне нужен тату-ситтер.
- ого, - сказала саша. - ого.
это было действительно некоторым образом ого: я давно придумала, что жизнь есть череда неловких колебаний между желанием сделать татуировку и облегчением по поводу того, что все-таки ее не сделал, и поэтому ко всем своим порывам ввести под кожу немного краски относилась с истинно родительским спокойствием (просто нужно немного подождать, и все пройдет). но тут я в который раз шла мимо дома с баннерными сетками на окнах, на которых были напечатаны сепийные фото глубоко татуированных хороших семей начала двадцатого века, и на автомате свернула в открытую дверь.
внутри оказалось ужасно мило - пряничный домик, а не тату-салон (хотя это был мой первый тату-салон, черт его знает, может, они все такие): играет the doors, на столе чан с печеньем, тихо стрекочут машинки, никто не орет. ко мне подошел клевый усатый парень, которому я сказала: хай, я тут проходила мимо, может, сделаете мне тату? я не знаю, чего хочу, но нравится мне это, и ткнула ему в нос телефон с пинтрестом. парень сказал: хай, а у нас как раз для тебя есть мастер максим из латвии, который приезжает завтра, напиши ему, и я написала, выслала несколько его же работ, промычала что-то невнятное про Лес и Лаконичность (хотя за такой рабочий бриф сама бы себя уволила) и сказала, что в целом ему доверяю. через три часа он мне выслал два варианта: на одном рисунке была изумительной красоты пчела, на другой - деликатная птица на еловой ветке с шишкой.
- pchelu ty, navernoe, ne zahochesh', - написал максим, - ptica tebe budet horosho, shishka i hvoja tozhe, t.k. esli brat' listvennoe, pridetsja bit' bolshuju, a ty ne hochesh'.
пчелу я действительно не захотела, птица казалась хрупкой и смутно знакомой (eto lesnoj konek, уточнил максим), поэтому мы просто договорились на два часа пятницы, и я пошла на рынок за малиной.
- она очень знакомая, - сказала саша, - как будто из заставки сериала. "королек - птичка певчая".
я очень возмутилась - какой еще блять королек, а потом схватила телефон и дрожащими руками полезла в гугл. со страницы twin peaks opening credits sequence на меня смотрела птица со скетча, только в другом ракурсе.
- ох, мама, - сказали мы с сашей, допили вино и пошли домой
дома мы сделали маски для лица, улеглись на кровать, обложившись тазами с ягодами, ноутбуком и бокалами, и смотрели black books, великие серии про детские книги и вино для папы римского.
- да у вас там целый пионерлагерь, - сказала н. в ответ на фото в телеграме.
да, целый пионерлагерь, в котором я бы с радостью осталась на все три смены, но кто же из него тогда вернется, хотелось бы знать.
лето 15
утром я сделала зарядку перед спящей сашей (подумала, что это такой перформанс: делать зарядку перед спящим человеком, махать гантелями, пыхтеть в планке, уступая с ним таким образом в единство и борьбу).
завтракать мы пошли в бейглешную, в которой за две недели суммарно я съела больше бейгелей, чем за всю свою жизнь (строго говоря, это и были все бейглы, что я ела в жизни, и они стоили того, чтоб всю жизнь их ждать). делая заказ, я почему-то сказала - and latte for my girlfriend, указывая на сашу. никто не повел бровью, включая меня.
- это вариант языковой нормы! - уже за столом смущенно сказала я саше.
- нет, мне даже понравилось, - сказала саша. - это было странно, но приятно, я даже почувствовала себя как-то мужественней, что ли.
мы отправились искать винтажный магазин, о котором саша помнила лишь то, что в нем два этажа и харизматичный дед-продавец (но это не точно). вообще во все поездки по знакомым местам отныне собираюсь брать с собой сашу - она умеет превратить затертые до дыр маршруты в захватывающие квесты, кажется, будто город рандомально перемешивает улицы и объекты специально для нее. тот магазин ожидаемо не нашелся, но в другом на правах girlfriend саша купила мне солнечные очки, в которых я тут же стала кем-то симпатичным из семидесятых. мы еще немного покружили по центру, потом я отправила сашу за едой (максим сказал, что перед сессией нельзя пить кофе и быть голодным), а сама пошла в пряничный домик с сепийными усачами на окнах.
максим ловко припечатал мне на плечо копирку с рисунком, я смотрела на себя в зеркало и думала - вот одна из немногих вещей, о которых можно сказать, что это навсегда, видимо, потому это так страшно, а уже потом сепсис, кровь, боль, но ведь и это не точно, так зачем все усложнять, подумаешь, тату.
тем не менее, когда открыла короб с лапшой, который принесла саша, в животе похолодело: я почувствовала себя человеком, идущим на казнь, having his last last meal.
- у тебя невесты часто из-под иглы сбегали? - спросила я у максима, уложив руку на стол, как на плаху.
- ой да все уже, - буднично сказал максим и включил машинку.
через два часа все закончилось, в последний раз я чувствовала себя так после получения американской визы: без крови, боли и драки - до обидного легко. я переписывалась с клиентом, саша прочитала весь интернет в телефоне, мы пили чай, болтали с коллегами максима, пробегавшими мимо и сующими нос ему через плечо, а потом заиграл саундтрек из третьего сезона "твин пикса".
- слушай, - говорю я, - а ты вообще это специально? - и показала максиму скриншот заставки с птицей, сидяшей на ветке дугласовой пихты.
- ого, - сказал максим. - ого. я не специально, я очень люблю твин пикс, но первый сезон смотрел лет десять назад, кажется.
и тут меня совсем отпустило.
максим наклеил на руку кусок пленки, от чего она стала похожа на сосиску с претензией, и мы с сашей пошли на улицу смерти, где наделали кучу снимков, на которых обе вышли какими-то бледненькими;
затем отправились на ночь культуры, где уже с м. смотрели танцевальный спектакль в одном действии и пяти лицах: прусские королевы, одна из которых была с синими волосами, танцевали прямо в толпе зрителей под аккомпанемент рассказа, звучащего в разданных нам наушниках. м. наушников не хватило, но что-то мне подсказывает, что она получила от зрелища не меньшее удовольствие, хотя бы потому что оно было другое.
затем мы пошли на рынок слушать балканский клезмер-бэнд. я не знаю, кто догадался проводить концерт с балканскими песнями и плясками на рынке, но он сраный гений: блестящая от пота толпа, беснующаяся среди китайских сумок и хищно подсвеченных прилавков с творогом, салом и
шакотисом - сам кустурица не выдумал бы лучше. теперь я не уверена, что смогу ходить на такие концерты куда-то еще, несмотря на то, что социопатия, клаустрофобия и мигрень буквально через пять минут накрыли волной, вынесшей нас в тихий грот сырной лавки, где я стала грести пахнущие смертью сыры. м. оглядела мое перекошенное от шума и жадности лицо и с тихим ликованием сказала:
- вот, вот, чую в тебе родственную бездуховность.
я немного прослезилась (кроме шуток, это было очень важное признание), запихала в сумку дары смерти, и мы отправились на поиски алкоголя.
- сегодня мы нигде не сядем, тут пиздец, какого много лет не видела, - с гордостью сказала м. тем не менее, я упорно тащила нас к бару, выросшему в стене с чайниками на месте чайного магазина. естественно, мой любимый диван, на котором я провела ряд вечеров, был занят.
естественно, в тот момент, когда мы подошли к нему, компания встала из-за стола, надела рюкзаки и пошагала прочь, галантно предложив нам сесть. м. и саша посмотрели на меня с интересом и уважением.
- в этот раз почему-то тут все так работает, - оправдывалась я (оно действительно тут все так работает - если все делать правильно).
мы пили вино, говорили о замировской, комиссаре мегрэ на двух персон, автобусах и французском, о страхе сцены и его отсутствии, о самом маленьком городе европы хуме, в котором семнадцать душ и одна таксофонная будка, о море (летом говорить о море особенно верно) и о чем-то не менее важном, пока совсем не разошлись на углу пилес и латако, легко оттолкнувшись друг от друга.
лето 16.
день приезда и отъезда обычно не считаются, не считались и в этот раз. утром мы собирали вещи. я сложила в аккуратную кучу все икеевские пожитки, красившие (и небезуспешно) мой быт на протяжении почти двух недели жизни в царь-апартаментах, ключ к которым я вытянула в какой-то небесной лотерее. подумала, что больше всего мои преемники должны удивиться гантелям. впрочем, может, они также придумают с ними какой-то арт-проект, не все же тексты писать. мы сходили за вином в лавку, которую мне посоветовал мой информационный дилер кирилл дуб-ий еще в самом начале моего пребывания тут, также предложив отличную систему kpi: "когда напишешь 10 000 знаков, купи Хорошего Вина" - и видит бог, это было действительно хорошее вино, спасибо, кирилл, система сработала. мы еще немного бестолково потолклись в номере, хлопая ящиками и проверяя карманы, затем я закрыла дверь, опустила ключ в почтовый ящик, погладив его, как коня по шее - нежно, отрывисто, с нажимом, сказала: "спасибо", и мы уехали в минск.
в минске нас встретил мрачный от недосыпа женя, холод и голод; дома я нарубила себе бутербродов и села под одеяло читать комментарии к фото татуировки в инстаграме.
- нет, это не лесной конек, - написала мне замировская. - я провела тут некоторый ресерч в отношении птички, это не он, - и завалила меня ссылками на статьи, из которых следовало, что у меня на руке действительно не лесной конек, а вовсе даже изменчивый дрозд.
сначала я ужасно расстроилась: то есть, это не та птица? все зря?
- слушай, это не та птица, но она правильная, понимаешь? - втолковывала мне таня. - он случайно набил тебе правильную птицу.
я перечитала ссылки еще раз: по всему выходило, что на той самой заставке на маревном фоне крутит головой изменчивый дрозд, и его же набил мне простой латвийский парень максим, искренне думая, что это лесной конек, который в америке даже не водится.
ох, кажется, это фокус похлеще фокуса с диваном на улице с чайниками.
лето 17.
хорошее вино (к слову, одно из них - с совой на этикетке) не дожило до утра - к нам приехал евин дедушка праздновать восьмилетие внучки, поэтому мы встали в смешанных чувствах и отправились на рынок за черешней, которой от жадности купили больше, чем она того заслуживала. женя откуда-то приволок пиньяту в форме эмодзи-говна (или коричневого облака с глазами и жизнерадостной улыбкой, это уж как посмотреть), мы вынесли ее во двор, где умотали лазалки флажками и собрали всех соседских детей. дети самозабвенно били пиньяту палкой, пока из нее не хлынул дождь из конфет и игрушек, потом взрывали хлопушки, прыгали через скакалку, задували свечи на торте, загадывали желания, уступали друг другу подарки, в общем, вели себя как совершенно нормальные люди, которых мы не видели тысячу лет.
лето 18
за день я прошла расстояние в три раза меньшее, чем проходила в среднем за последние две недели;
в почте образовался сугроб из непрочитанных писем, белой шапкой накрывший входящие, на улице плотной стеной стал густой воздух, заряженный перед грозой. в тот вечер в пятницу саша рассказывала, что есть легенда, будто в самолете при внештатных ситуациях специально снижают давление, чтобы беспокойные пассажиры уснули, а стюардессы сидят в кислородных масках и держат все под контролем. вот и сейчас чувствую, как закладывает уши и хочется спать, каждое движение дается с усилием, помноженным на сомнение в его необходимости;
и тем острей хочется нашарить под сиденьем свою маску - хотя бы потому что слишком хорошо помнишь легкость и силу, с которой вспарываешь собой воздух, как теннисным мячом, с упругим свистом летящим от ракетки, крепко зажатой в руке.
после парка мы неспешно побрели искать винный бар, по дороге встретили несколько воздушных шаров (каши среди них не было - наверное, каша показывается на глаза только в присутствии м., у которой с ней сложная геральдическая связь) и от души промыли кости современному искусству. в винном баре с предсказуемым названием "богема" нам принесли по запотевшей колбе хаусвайна (почему-то в тот день весь алкоголь у нас был в каких-то химических сосудах), и мы залоснились еще больше.
- что ты делаешь завтра в два? - спросила я у саши.
- ничего, - сказала саша, на всякий случай, впрочем, посмотрев в телефон.
- значит, ты идешь со мной делать татуировку, мне нужен тату-ситтер.
- ого, - сказала саша. - ого.
это было действительно некоторым образом ого: я давно придумала, что жизнь есть череда неловких колебаний между желанием сделать татуировку и облегчением по поводу того, что все-таки ее не сделал, и поэтому ко всем своим порывам ввести под кожу немного краски относилась с истинно родительским спокойствием (просто нужно немного подождать, и все пройдет). но тут я в который раз шла мимо дома с баннерными сетками на окнах, на которых были напечатаны сепийные фото глубоко татуированных хороших семей начала двадцатого века, и на автомате свернула в открытую дверь.
внутри оказалось ужасно мило - пряничный домик, а не тату-салон (хотя это был мой первый тату-салон, черт его знает, может, они все такие): играет the doors, на столе чан с печеньем, тихо стрекочут машинки, никто не орет. ко мне подошел клевый усатый парень, которому я сказала: хай, я тут проходила мимо, может, сделаете мне тату? я не знаю, чего хочу, но нравится мне это, и ткнула ему в нос телефон с пинтрестом. парень сказал: хай, а у нас как раз для тебя есть мастер максим из латвии, который приезжает завтра, напиши ему, и я написала, выслала несколько его же работ, промычала что-то невнятное про Лес и Лаконичность (хотя за такой рабочий бриф сама бы себя уволила) и сказала, что в целом ему доверяю. через три часа он мне выслал два варианта: на одном рисунке была изумительной красоты пчела, на другой - деликатная птица на еловой ветке с шишкой.
- pchelu ty, navernoe, ne zahochesh', - написал максим, - ptica tebe budet horosho, shishka i hvoja tozhe, t.k. esli brat' listvennoe, pridetsja bit' bolshuju, a ty ne hochesh'.
пчелу я действительно не захотела, птица казалась хрупкой и смутно знакомой (eto lesnoj konek, уточнил максим), поэтому мы просто договорились на два часа пятницы, и я пошла на рынок за малиной.
- она очень знакомая, - сказала саша, - как будто из заставки сериала. "королек - птичка певчая".
я очень возмутилась - какой еще блять королек, а потом схватила телефон и дрожащими руками полезла в гугл. со страницы twin peaks opening credits sequence на меня смотрела птица со скетча, только в другом ракурсе.
- ох, мама, - сказали мы с сашей, допили вино и пошли домой
дома мы сделали маски для лица, улеглись на кровать, обложившись тазами с ягодами, ноутбуком и бокалами, и смотрели black books, великие серии про детские книги и вино для папы римского.
- да у вас там целый пионерлагерь, - сказала н. в ответ на фото в телеграме.
да, целый пионерлагерь, в котором я бы с радостью осталась на все три смены, но кто же из него тогда вернется, хотелось бы знать.
лето 15
утром я сделала зарядку перед спящей сашей (подумала, что это такой перформанс: делать зарядку перед спящим человеком, махать гантелями, пыхтеть в планке, уступая с ним таким образом в единство и борьбу).
завтракать мы пошли в бейглешную, в которой за две недели суммарно я съела больше бейгелей, чем за всю свою жизнь (строго говоря, это и были все бейглы, что я ела в жизни, и они стоили того, чтоб всю жизнь их ждать). делая заказ, я почему-то сказала - and latte for my girlfriend, указывая на сашу. никто не повел бровью, включая меня.
- это вариант языковой нормы! - уже за столом смущенно сказала я саше.
- нет, мне даже понравилось, - сказала саша. - это было странно, но приятно, я даже почувствовала себя как-то мужественней, что ли.
мы отправились искать винтажный магазин, о котором саша помнила лишь то, что в нем два этажа и харизматичный дед-продавец (но это не точно). вообще во все поездки по знакомым местам отныне собираюсь брать с собой сашу - она умеет превратить затертые до дыр маршруты в захватывающие квесты, кажется, будто город рандомально перемешивает улицы и объекты специально для нее. тот магазин ожидаемо не нашелся, но в другом на правах girlfriend саша купила мне солнечные очки, в которых я тут же стала кем-то симпатичным из семидесятых. мы еще немного покружили по центру, потом я отправила сашу за едой (максим сказал, что перед сессией нельзя пить кофе и быть голодным), а сама пошла в пряничный домик с сепийными усачами на окнах.
максим ловко припечатал мне на плечо копирку с рисунком, я смотрела на себя в зеркало и думала - вот одна из немногих вещей, о которых можно сказать, что это навсегда, видимо, потому это так страшно, а уже потом сепсис, кровь, боль, но ведь и это не точно, так зачем все усложнять, подумаешь, тату.
тем не менее, когда открыла короб с лапшой, который принесла саша, в животе похолодело: я почувствовала себя человеком, идущим на казнь, having his last last meal.
- у тебя невесты часто из-под иглы сбегали? - спросила я у максима, уложив руку на стол, как на плаху.
- ой да все уже, - буднично сказал максим и включил машинку.
через два часа все закончилось, в последний раз я чувствовала себя так после получения американской визы: без крови, боли и драки - до обидного легко. я переписывалась с клиентом, саша прочитала весь интернет в телефоне, мы пили чай, болтали с коллегами максима, пробегавшими мимо и сующими нос ему через плечо, а потом заиграл саундтрек из третьего сезона "твин пикса".
- слушай, - говорю я, - а ты вообще это специально? - и показала максиму скриншот заставки с птицей, сидяшей на ветке дугласовой пихты.
- ого, - сказал максим. - ого. я не специально, я очень люблю твин пикс, но первый сезон смотрел лет десять назад, кажется.
и тут меня совсем отпустило.
максим наклеил на руку кусок пленки, от чего она стала похожа на сосиску с претензией, и мы с сашей пошли на улицу смерти, где наделали кучу снимков, на которых обе вышли какими-то бледненькими;
затем отправились на ночь культуры, где уже с м. смотрели танцевальный спектакль в одном действии и пяти лицах: прусские королевы, одна из которых была с синими волосами, танцевали прямо в толпе зрителей под аккомпанемент рассказа, звучащего в разданных нам наушниках. м. наушников не хватило, но что-то мне подсказывает, что она получила от зрелища не меньшее удовольствие, хотя бы потому что оно было другое.
затем мы пошли на рынок слушать балканский клезмер-бэнд. я не знаю, кто догадался проводить концерт с балканскими песнями и плясками на рынке, но он сраный гений: блестящая от пота толпа, беснующаяся среди китайских сумок и хищно подсвеченных прилавков с творогом, салом и
шакотисом - сам кустурица не выдумал бы лучше. теперь я не уверена, что смогу ходить на такие концерты куда-то еще, несмотря на то, что социопатия, клаустрофобия и мигрень буквально через пять минут накрыли волной, вынесшей нас в тихий грот сырной лавки, где я стала грести пахнущие смертью сыры. м. оглядела мое перекошенное от шума и жадности лицо и с тихим ликованием сказала:
- вот, вот, чую в тебе родственную бездуховность.
я немного прослезилась (кроме шуток, это было очень важное признание), запихала в сумку дары смерти, и мы отправились на поиски алкоголя.
- сегодня мы нигде не сядем, тут пиздец, какого много лет не видела, - с гордостью сказала м. тем не менее, я упорно тащила нас к бару, выросшему в стене с чайниками на месте чайного магазина. естественно, мой любимый диван, на котором я провела ряд вечеров, был занят.
естественно, в тот момент, когда мы подошли к нему, компания встала из-за стола, надела рюкзаки и пошагала прочь, галантно предложив нам сесть. м. и саша посмотрели на меня с интересом и уважением.
- в этот раз почему-то тут все так работает, - оправдывалась я (оно действительно тут все так работает - если все делать правильно).
мы пили вино, говорили о замировской, комиссаре мегрэ на двух персон, автобусах и французском, о страхе сцены и его отсутствии, о самом маленьком городе европы хуме, в котором семнадцать душ и одна таксофонная будка, о море (летом говорить о море особенно верно) и о чем-то не менее важном, пока совсем не разошлись на углу пилес и латако, легко оттолкнувшись друг от друга.
лето 16.
день приезда и отъезда обычно не считаются, не считались и в этот раз. утром мы собирали вещи. я сложила в аккуратную кучу все икеевские пожитки, красившие (и небезуспешно) мой быт на протяжении почти двух недели жизни в царь-апартаментах, ключ к которым я вытянула в какой-то небесной лотерее. подумала, что больше всего мои преемники должны удивиться гантелям. впрочем, может, они также придумают с ними какой-то арт-проект, не все же тексты писать. мы сходили за вином в лавку, которую мне посоветовал мой информационный дилер кирилл дуб-ий еще в самом начале моего пребывания тут, также предложив отличную систему kpi: "когда напишешь 10 000 знаков, купи Хорошего Вина" - и видит бог, это было действительно хорошее вино, спасибо, кирилл, система сработала. мы еще немного бестолково потолклись в номере, хлопая ящиками и проверяя карманы, затем я закрыла дверь, опустила ключ в почтовый ящик, погладив его, как коня по шее - нежно, отрывисто, с нажимом, сказала: "спасибо", и мы уехали в минск.
в минске нас встретил мрачный от недосыпа женя, холод и голод; дома я нарубила себе бутербродов и села под одеяло читать комментарии к фото татуировки в инстаграме.
- нет, это не лесной конек, - написала мне замировская. - я провела тут некоторый ресерч в отношении птички, это не он, - и завалила меня ссылками на статьи, из которых следовало, что у меня на руке действительно не лесной конек, а вовсе даже изменчивый дрозд.
сначала я ужасно расстроилась: то есть, это не та птица? все зря?
- слушай, это не та птица, но она правильная, понимаешь? - втолковывала мне таня. - он случайно набил тебе правильную птицу.
я перечитала ссылки еще раз: по всему выходило, что на той самой заставке на маревном фоне крутит головой изменчивый дрозд, и его же набил мне простой латвийский парень максим, искренне думая, что это лесной конек, который в америке даже не водится.
ох, кажется, это фокус похлеще фокуса с диваном на улице с чайниками.
лето 17.
хорошее вино (к слову, одно из них - с совой на этикетке) не дожило до утра - к нам приехал евин дедушка праздновать восьмилетие внучки, поэтому мы встали в смешанных чувствах и отправились на рынок за черешней, которой от жадности купили больше, чем она того заслуживала. женя откуда-то приволок пиньяту в форме эмодзи-говна (или коричневого облака с глазами и жизнерадостной улыбкой, это уж как посмотреть), мы вынесли ее во двор, где умотали лазалки флажками и собрали всех соседских детей. дети самозабвенно били пиньяту палкой, пока из нее не хлынул дождь из конфет и игрушек, потом взрывали хлопушки, прыгали через скакалку, задували свечи на торте, загадывали желания, уступали друг другу подарки, в общем, вели себя как совершенно нормальные люди, которых мы не видели тысячу лет.
лето 18
за день я прошла расстояние в три раза меньшее, чем проходила в среднем за последние две недели;
в почте образовался сугроб из непрочитанных писем, белой шапкой накрывший входящие, на улице плотной стеной стал густой воздух, заряженный перед грозой. в тот вечер в пятницу саша рассказывала, что есть легенда, будто в самолете при внештатных ситуациях специально снижают давление, чтобы беспокойные пассажиры уснули, а стюардессы сидят в кислородных масках и держат все под контролем. вот и сейчас чувствую, как закладывает уши и хочется спать, каждое движение дается с усилием, помноженным на сомнение в его необходимости;
и тем острей хочется нашарить под сиденьем свою маску - хотя бы потому что слишком хорошо помнишь легкость и силу, с которой вспарываешь собой воздух, как теннисным мячом, с упругим свистом летящим от ракетки, крепко зажатой в руке.