Дима! Домой!
В жаркий день ехал на машине через деревню Марьино, потом по прямой как стрела дороге мимо «Микрогорода в лесу» и затем, пересекая Пятницкое шоссе - к ТЦ Отрада. Справа по обочине навстречу брели рабочие, голые по пояс или в полинявших майках. Лица их были страшные, какие-то надменные, смотрели гордо, один, что повыше, расслаблено положил руку на плечо тому, что пониже. Он же, широкий, волосатый небритый, повязал на голову платок и совсем стал похож на разбойника. Они шли, растянувшись вдоль дороги, человек тридцать, шли на речку Синичку, купаться. И почему-то представилось, как шли турецкие воины, подступая все ближе к Константинополю, такие же, как бредущий сейчас мимо меня рабочий люд, дай им в руки оружие, - ятаганы, копья, - и они пойдут воевать Ирак и Сирию, уже пошли.
На речке Синичке хорошо, и летом и зимой. В январе по гладкому полотну реки рассекает одинокий лыжник. Он приехал сюда на джипе, переоделся в облегающее и красиво унесся вдаль. Синичку окружают холмы, лесистые, застроенные домами. В реке купаются деревенские, рабочие с ближайших строек, теперь вот и жители новых ЖК, растущих вокруг как осадные сооружения вокруг Царьграда.
В эту субботу на загаженный пляжик у реки общество начало собираться примерно в полдень. Первым пришел мужчина в клетчатых шортах, сбросил их, сандалии, положил рядом палку и очки и, разводя руками зеленую густую тину у берега, отправился плавать. Потом целая группа людей, во главе с толстым мужчиной, тоже погрузились в живительные воды Синички. Пришли загорать женщины, осел в тени, в кустах, какой-то небритый абориген с телефоном наперевес, прибыло веселое семейство с детьми, потом еще одно - на велосипедах. Подплыли утки, за хлебом, в детстве для меня поход за хлебом был событием, для уток сегодня - тоже.
Неверно думать, что время на пляже останавливается, что приходя на пляж, ты проваливаешься в безвременье. Нет, на пляже время ощущается наиболее остро, и это ошибочно принимается отдыхающими за место, где без одежд и дел, люди забывают обо всем.
В какой-то момент кажется, что любое проверенное опытом миллионов явление - лишь стереотип, уже не имеющий никакого отношения к реальности, придуманный, чтобы нам было проще жить. Так, мне не верилось, что действительно есть этот «час волка», эти самые тихие и странные минуты перед рассветом, когда ты перестаешь быть собой, теряешь возраст, рост и убеждения и превращаешься в пульсирующую память о несбывшемся, в память о страхах твоих предков, ты становишься будто бы одновременно и ребенком и стариком, заброшенным неведомой миру машиной времени в щель между.
И вот, на днях, проснувшись от чего-то, прозвучавшего в абсолютной тишине, пока я спал, я вдруг понял, что застал этот самый «час волка», попал в эпицентр безвременья. И вот это - действительно оно. Я лежал и прислушивался к никогда до этого не ощущаемому ощущению - и тут опять во сне заплакала Соня. И я пошел к ней. И когда я вошел, она опять заснула. А я остался стоять посреди комнаты.
Странное ощущение, когда стоишь посреди детской, босой, смотришь в темное окно, за которым вывеска и лес, стоишь и смотришь. И не уйти, потому что ребенок еще может проснуться и не вскакивать же по нескольку раз с кровати, когда так хочется спать, не лучше ли постоять в тишине и покое посреди темной комнаты, среди игрушек, кубиков и книг.
И вдруг, на моих глазах, этот час закончился. Взревел мотоцикл где-то далеко за окном, родились какие-то другие звуки, пропел петух, понимаете, петух пропел, блин, у нас под окнами. В «Микрогороде в лесу», в 14-иэтажном доме можно услышать петуха.
И я почему-то с облегчением выдохнул.
Иногда мне кажется, что меня зовут.
Димааа! Домой! - будто бы кричит кто-то из окна. Я оборачиваюсь, и одновременно думаю, что если это жена, то зачем кричать в окно, ведь есть телефон, потом понимаю, что почудилось, и думаю, что это меня зовет мое детство.
В узнавании в детях своих повадок и ужимок - великий замысел, который заставляет вспомнить, что всё это, твое детство и все детские страхи, всё это было совсем недавно, а бесконечная как млечный путь жизнь вот-вот пойдет по узкой лесной тропинке, которая совсем скоро выведет тебя к скрытой пока за соснами реке, где на пляже будут резвиться воины и гастарбайтеры и решительно невозможно будет понять, какой на дворе век.
На речке Синичке хорошо, и летом и зимой. В январе по гладкому полотну реки рассекает одинокий лыжник. Он приехал сюда на джипе, переоделся в облегающее и красиво унесся вдаль. Синичку окружают холмы, лесистые, застроенные домами. В реке купаются деревенские, рабочие с ближайших строек, теперь вот и жители новых ЖК, растущих вокруг как осадные сооружения вокруг Царьграда.
В эту субботу на загаженный пляжик у реки общество начало собираться примерно в полдень. Первым пришел мужчина в клетчатых шортах, сбросил их, сандалии, положил рядом палку и очки и, разводя руками зеленую густую тину у берега, отправился плавать. Потом целая группа людей, во главе с толстым мужчиной, тоже погрузились в живительные воды Синички. Пришли загорать женщины, осел в тени, в кустах, какой-то небритый абориген с телефоном наперевес, прибыло веселое семейство с детьми, потом еще одно - на велосипедах. Подплыли утки, за хлебом, в детстве для меня поход за хлебом был событием, для уток сегодня - тоже.
Неверно думать, что время на пляже останавливается, что приходя на пляж, ты проваливаешься в безвременье. Нет, на пляже время ощущается наиболее остро, и это ошибочно принимается отдыхающими за место, где без одежд и дел, люди забывают обо всем.
В какой-то момент кажется, что любое проверенное опытом миллионов явление - лишь стереотип, уже не имеющий никакого отношения к реальности, придуманный, чтобы нам было проще жить. Так, мне не верилось, что действительно есть этот «час волка», эти самые тихие и странные минуты перед рассветом, когда ты перестаешь быть собой, теряешь возраст, рост и убеждения и превращаешься в пульсирующую память о несбывшемся, в память о страхах твоих предков, ты становишься будто бы одновременно и ребенком и стариком, заброшенным неведомой миру машиной времени в щель между.
И вот, на днях, проснувшись от чего-то, прозвучавшего в абсолютной тишине, пока я спал, я вдруг понял, что застал этот самый «час волка», попал в эпицентр безвременья. И вот это - действительно оно. Я лежал и прислушивался к никогда до этого не ощущаемому ощущению - и тут опять во сне заплакала Соня. И я пошел к ней. И когда я вошел, она опять заснула. А я остался стоять посреди комнаты.
Странное ощущение, когда стоишь посреди детской, босой, смотришь в темное окно, за которым вывеска и лес, стоишь и смотришь. И не уйти, потому что ребенок еще может проснуться и не вскакивать же по нескольку раз с кровати, когда так хочется спать, не лучше ли постоять в тишине и покое посреди темной комнаты, среди игрушек, кубиков и книг.
И вдруг, на моих глазах, этот час закончился. Взревел мотоцикл где-то далеко за окном, родились какие-то другие звуки, пропел петух, понимаете, петух пропел, блин, у нас под окнами. В «Микрогороде в лесу», в 14-иэтажном доме можно услышать петуха.
И я почему-то с облегчением выдохнул.
Иногда мне кажется, что меня зовут.
Димааа! Домой! - будто бы кричит кто-то из окна. Я оборачиваюсь, и одновременно думаю, что если это жена, то зачем кричать в окно, ведь есть телефон, потом понимаю, что почудилось, и думаю, что это меня зовет мое детство.
В узнавании в детях своих повадок и ужимок - великий замысел, который заставляет вспомнить, что всё это, твое детство и все детские страхи, всё это было совсем недавно, а бесконечная как млечный путь жизнь вот-вот пойдет по узкой лесной тропинке, которая совсем скоро выведет тебя к скрытой пока за соснами реке, где на пляже будут резвиться воины и гастарбайтеры и решительно невозможно будет понять, какой на дворе век.