Райкин
Зашел по дороге в первую попавшуюся кофейню, ну, которая в ТЦ Райкин-плаза. Заказал, зачем-то, куриный бульон с лапшой, наверное, хотел согреться, на улице мерзень, проникающая под кожу.
- куриный бульон и американо, маленький. Кофе, пожалуйста, позже, после супа.
- хорошо.
Через мгновение принесли кофе.
- я же просил позже!
- извините!
Погрузился в чтение. Очнулся, огляделся, знаете, так бывает, когда погружаешься посреди толпы в какое-то занятие, будто отгораживаешься ото всех невидимой стеной, будто ныряешь на 100 метров без акваланга, а потом что-то происходит, какая-нибудь ерунда, и ты выныриваешь.
Вынырнув, огляделся, и обнаружил, что прямо передо мною, за соседним столом, сидит одинокий Райкин.
Сидит и шевелит губами, проговаривает что-то, бубнит. Ваш салат! Перед Райкиным поставили салат из свежих овощей. Спасибо. Быстро съел и когда услужливый официант собирался забрать пустую тарелку, сказал: Я, вообще-то, просил еще факаччо, к салату. Ой, принести? Да нет, теперь уже не надо.
Константин Аркадьевич, воскликнул я, Костя! Никогда так не делаю, но сейчас, извините ради Бога, не удержался, подошел, чтобы сказать, что вы мой любимец. Но почему, почему, скажите на милость, вы перестали делать то, что у вас так хорошо получалось, вы же Труффальдино!
Тут, от избытка чувств, я пошел пятнами и в конце пути встал на колено.
Вы гениальный шут, вы наш Джим Керри, который оставил экран ради - чего? Ваша мимика сводила с ума, вы могли бы в итоге дать нам нового Бонда, веселого и неистового, вы Шико, Фред Астер, вы живой, как комик 14-ого века, в вас жил языческий бог оргии, вы двигались как лава, как плазма, как Верховный сурикат, а теперь я вижу вас, Райкина, в кофейне в Райкин-плаза, вы могли убедить немца купить китайский внедорожник, вы обаятельны как пламень, в ваших глазах, чуть навыкате, - скорбь и бесы, меж ваших зубов гуляет древний ветер зубров, в ваших жилах течет зубровка инков, вы бы и сейчас могли бы театрально хохотать с голубого экрана и танцевать комсомольскую джигу на наших пиратских кораблях, и я готов платить самым драгоценным, что у меня есть, чтобы видеть ваши личины, - платить смехом и слезами.
Я встал, отряхнул колено, чуть поклонился, и вышел, смущенно улыбаясь.
Нет, ничего этого я не сказал, а просто расплатился и вышел.
Райкин же сидел и беззвучно бормотал что-то, при этом постукивая пальцами по столу, будто играя неведомую миру симфонию.
- куриный бульон и американо, маленький. Кофе, пожалуйста, позже, после супа.
- хорошо.
Через мгновение принесли кофе.
- я же просил позже!
- извините!
Погрузился в чтение. Очнулся, огляделся, знаете, так бывает, когда погружаешься посреди толпы в какое-то занятие, будто отгораживаешься ото всех невидимой стеной, будто ныряешь на 100 метров без акваланга, а потом что-то происходит, какая-нибудь ерунда, и ты выныриваешь.
Вынырнув, огляделся, и обнаружил, что прямо передо мною, за соседним столом, сидит одинокий Райкин.
Сидит и шевелит губами, проговаривает что-то, бубнит. Ваш салат! Перед Райкиным поставили салат из свежих овощей. Спасибо. Быстро съел и когда услужливый официант собирался забрать пустую тарелку, сказал: Я, вообще-то, просил еще факаччо, к салату. Ой, принести? Да нет, теперь уже не надо.
Константин Аркадьевич, воскликнул я, Костя! Никогда так не делаю, но сейчас, извините ради Бога, не удержался, подошел, чтобы сказать, что вы мой любимец. Но почему, почему, скажите на милость, вы перестали делать то, что у вас так хорошо получалось, вы же Труффальдино!
Тут, от избытка чувств, я пошел пятнами и в конце пути встал на колено.
Вы гениальный шут, вы наш Джим Керри, который оставил экран ради - чего? Ваша мимика сводила с ума, вы могли бы в итоге дать нам нового Бонда, веселого и неистового, вы Шико, Фред Астер, вы живой, как комик 14-ого века, в вас жил языческий бог оргии, вы двигались как лава, как плазма, как Верховный сурикат, а теперь я вижу вас, Райкина, в кофейне в Райкин-плаза, вы могли убедить немца купить китайский внедорожник, вы обаятельны как пламень, в ваших глазах, чуть навыкате, - скорбь и бесы, меж ваших зубов гуляет древний ветер зубров, в ваших жилах течет зубровка инков, вы бы и сейчас могли бы театрально хохотать с голубого экрана и танцевать комсомольскую джигу на наших пиратских кораблях, и я готов платить самым драгоценным, что у меня есть, чтобы видеть ваши личины, - платить смехом и слезами.
Я встал, отряхнул колено, чуть поклонился, и вышел, смущенно улыбаясь.
Нет, ничего этого я не сказал, а просто расплатился и вышел.
Райкин же сидел и беззвучно бормотал что-то, при этом постукивая пальцами по столу, будто играя неведомую миру симфонию.