В любом случае цель никак не состоит в укреплении местного суверенитета, поскольку он вредит интересам центра хотя бы только непредсказуемостью суверенного субъекта. Недаром Тигран Саркисян, настойчиво пропагандируя сокращение функций (а тем самым и ответственности) суверенного государства, смещает фокус не только на микроуровень, в сторону «самореализующегося» субъекта, но одновременно и на «макроуровень», повторяя, что «субъектами мира уже являются не государства, ими становятся цивилизации (то есть гиперсистемы - представителем интересов которых в Армении и желает быть армянская власть. - К.А.)».
Нарастание экономической, финансовой и прочей связанности мира естественно ставит перед любым центром силы по сути ту же задачу, которую ставило перед собой демократическое государство по отношению к большим сообществам. В условиях гарантированных свобод такие сообщества предпочтительно было деполитизировать, размывая границы между ними, тем более, что для этого возникли объективные предпосылки. Точно так же в условиях глобальных рынков и глобальных амбиций центров гиперсистем предпочтительно десуверенизировать государства, делая границы между ними прозрачными - опять-таки объективные предпосылки для этого есть.
Результат такого «рывка» имеет некоторые плюсы, но недостатки гораздо серьезнее: резкие диспропорции между развитием экономики и политической системы, между применением высоких технологий и обеспечением безопасности государства. Если «экономическое чудо» не способно само себя защитить, если оно держится на клановой психологии внутри и военно-политическом «зонтике» извне, его трудно считать образцом успеха. Удержание даже таких результатов модернизации напрямую увязано с существованием гиперсистемы и ее центра. И при схлопывании системы их в основном постигнет судьба карточного домика, из-под которого выдергивают скатерть.
Конечно, достаточно примеров провального в конечном итоге «рывка», основанного на использовании внутренних ресурсов и собственного контроля. Такой вариант никак не повышает, а, скорее, понижает вероятность успеха. Но нас в данном случае интересует цель - в данном случае это как раз укрепление суверенитета и мощи государства. И вовсе не потому, что трансформацию изнутри затевают «хорошие парни», а извне «плохие». Со стороны власти и/или других влиятельных элит внутренний проект обычно мотивирован ростом уязвимости государства, которую они непосредственно ощущают как собственную уязвимость перед внешними силами. (В Армении власти в действительности не нужны никакие «рывки вперед», здесь у нее совершенно другие тревоги - она осознанно ищет обеспечения своей легитимности извне и видит преодоление собственной уязвимости в обслуживании интересов внешних центров силы.)
При относительном успехе внутренней трансформации так или иначе создается, развивается, набирает мощь и суверенность материальное «тело» государства, которое потом может быть национализировано, как после французской революции 1789 года была национализирована монархия Бурбонов. Здесь важно, что национализируется вся система целиком, пусть даже отдельные ее части оказываются сломанными в ходе национализации. Если же центр находится вовне - там же вовне находятся несущие конструкции системы и моторы развития. При желаемой или вынужденной эмансипации от центра на окраине удается «национализировать» не свою локальную макросистему, которая отсутствует, а только часть отдельных деталей развалившейся конструкции. Внешне благополучная эмансипация Чехии после распада империи Габсбургов, закончилась тем, что через два десятка лет после независимости чешское государство было в мгновение ока без проблем проглочено нацистской Германией. Про то, чем закончилась советская модернизация Армении, говорить излишне. Все «прелести» 90-х годов в Армении объяснялись в первую очередь не тем, что власть «удивительным образом» оказалась в руках неподходящих людей, не переходом от социализма к капитализму (точнее от периферийного «социализма» к периферийному «капитализму»), а характером предшествующих десятилетий модернизации: гиперсистема, управление из внешнего центра. Даже такой результат модернизации, как человеческий ресурс, который мог бы оказаться в независимом государстве «в сухом остатке», тоже в немалой степени утек через границы.
Конечно, множество «больших сообществ», особенно этнонациональных и классовых созрело/было реанимировано и политизировалось в периоды модернизации империй XIX-XX вв., однако это было не «заслугой» империй, а особенностью эпохи, ее доминирующих трендов, о чем подробнее будет сказано чуть ниже. В нынешнюю эпоху и гиперсистемы работают по иному и - самое главное - общество в «мире современности» переживает иную фазу развития.
Таким образом в наше время суть вопроса ускоренного развития на «временной периферии» в двух противоположных целях «рывка» - ослабление или укрепление суверенности. При внутреннем проекте дефицит ресурсов, безусловно, требует более высокой мобилизации, поскольку именно трудовой ресурс способен восполнить даже значительный дефицит всех остальных. Власть (к примеру, в Северной Корее) может проводить такую мобилизацию самыми жестокими и бесчеловечными методами, может пренебрегать интересами населения. Она может попирать его свободу еще в большей степени, чем внешний центр силы, меньше учитывать местные социальные и культурные традиции. Удается ли совместить борьбу за формирование материального «тела» страны, обеспечение суверенитета государства в мире и внутреннюю борьбу за суверенитета народа в государстве? Или эти задачи оказываются конфликтующими? Или борьба разделяется во времени? В любом случае это дорога тяжелой борьбы с внешними и внутренними противниками, дорога жертв, лишений и т.п. В самом слове «суверенитет» весь этот путь через «кровь, пот и слезы» заложен с практической очевидностью.