Работа с ужасом-2. История моих мучений. Отец.
Не так давно я залезла в такую глубокую боль, что она даже была неосознаваема до этого лета. Эта боль - про отношения с отцом. Точнее, боль про отсутствие этих отношений, при наличии фактических связей: 23 года мы жили вместе, в одной квартире, виделись каждый день, сейчас живем в одном городе и встречаемся довольно часто.Или даже не так. Боль от отсутствия отношений с отцом вследствие систематического и планомерного эмоционального насилия взрослого (отца) над ребенком (мной). Отдельно могу выделить, что над ребенком женского пола - в контексте наших кривых «отношений» это важно. И тут снова я стряхиваю с плеча Морока и утверждаю: да, это было, и я ничего не придумала, и мои чувства мне не кажутся. Я себе верю.
Итак. Моему отцу сейчас 56 лет и он болен раком. Он был первым ребенком в полной семье, имеет младшего родного брата, с которым не общается уже лет 30. Его родительская семья была очень благополучна по советским меркам: своя квартира, машина, мать и отец работали на начальствующих должностях на заводе. Но внутри это очень токсичная семья, и неудивительно, что из моего отца получился такой откровенный нарцисс на выходе. Его мать (мою бабку) довольно узнаваемо описала Е. Михайлова в книге «Веретено Василисы или Я у себя одна» в главе про «страшную бабу» - это черствая, циничная, лживая, надменная, властная натура, для которой нет ничего святого, хотя она исправно таскает старый крестик, заботливо пристегнутый к лифчику с изнанки, иногда ходит «в церкву» поставить свечку, подкармливает соседских нищих детей, занимает этим же нищим взрослым бесконечно деньги. Ее бог не мешает ее сердцу обливаться кровью при виде соседки, которую бьет муж, но при этом проявлять чудеса жестокости и пренебрежения к своим близким. Например, когда мой отец служил в армии, умер его любимый пес, и она год врала ему, что с псом все хорошо, и пес ждет возвращения своего хозяина. Для отца это было жестокое предательство, когда по возвращении он узнал, что пса уже давно нет, и мать просто врала. Или однажды ее младший сын встречался с женщиной, которая ей не нравилась, и она пришла на работу к этой женщине, устроила скандал, унизила и оскорбила ее прилюдно. Конечно, его брату пришлось порвать отношения с этой женщиной. Это было, когда дети моей бабки уже выросли, а что было, когда они были маленькими, я даже представлять не хочу. Мне тоже досталось от нее во время моего детства: бесконечная ложь, запугивания, шантаж, угрозы, показушная «любовь наизнанку» во время пьянок, бррр, фу. Но я все-таки не дочь, поэтому от этих бабки и деда у меня остались небольшие травмы, с которыми легко работать, а вот сыновьям досталось по полной. Отец моего отца, мой дед, - странный какой-то человек, я мало что могу про него сказать, кроме того что он сломлен где-то глубоко внутри и согласился с этим, стал труслив и жалок. Поэтому ему проще запугивать всех, кто ниже его, - думаю, это касалось и сыновей.Дед с бабкой еще живы и относительно здоровы оба, им уже за 80, но они отлично справляются сами со всем хозяйством, выращивают огород, в общем, любят друг друга, довольно бодры и веселы (правда, бабку мучает бессонница). Чего не скажешь про их детей, к сожалению.
Основной фон воспоминаний об отце у меня черный с редкими вкраплениями чего-то голубого. Детство примерно лет до 5-6- 7 больше серое с голубым, а вот потом чернота. Я помню, что спала по ночам именно с отцом (вопреки господствующему тогда предписанию о раздельном сне с подросшими детьми), и я помню, что он был всегда горячий, с ним было никогда не холодно и не страшно. А еще я помню, что он часто был довольно дружелюбен, хихикал с детворой, по-доброму себя проявлял, когда выпьет, особенно. Всегда давал денег, если подкатить в нужный момент. Брал с собой в поездки по делам, и можно было кататься с ним на заднем сиденье машины, слушать музыку и смотреть в окна. Очень любил нашу первую собаку - пожалуй, такого чистого проявления любви я у него больше ни к кому не видела. Все это было до перестройки, когда он занимался чем-то связанным с автомобилями - кажется, чинил их в каком-то государственном учреждении. Перестройка открыла для него новые возможности: он арендовал себе бокс и стал чинить машины своим знакомым, среди которых было много бандитов с очень крутыми тачками, а так как мой отец мог любой кусок железа после аварии превратить в полноценный красивый автомобиль, у него всегда было много клиентов, без работы он не сидел. Но потом, когда смутные времена закончились, отец не смог удержать свой «бизнес» на плаву, ему пришлось закрыться, потому что, как он объяснил, его постоянные бандиты-клиенты открыли свои собственные СТО, а работать на бандитов он не хочет. И вот тогда что-то с ним произошло. Ему пришлось снова выходить на работу по найму, заниматься тем, что ему не нравилось, лишь бы деньги платили, и он не справился с этим. Стал выпивать, гулять. Потом с моей матерью случился тяжелейший нервный срыв с госпитализацией, и это тоже по нему сильно шарахнуло, потому что он знал, что он сделал свой весомый вклад в это. После того ,как мать поправилась, она жестко взяла всю семью в свои руки, и отец сломался окончательно: он осунулся, потерялся, стал пить все чаще и чаще, становился все более зол и нетерпим, все более невыносим и жалок и к 50 годам это уже был совершенный алкоголик, выпивающий тайком от жены по будням и надирающийся в бревно на выходных, полностью утонувший в своей вине, стыде, никчемности, всех ненавидящий, лежащий на диване перед телеком и изливающий свою злобу на каждого, кто был согласен послушать. Так как с ним пьяным разговаривать было противно, а трезвый он даже не здоровался иногда, то желающих с ним поговорить оставалось все меньше. Душевно он умер уже давно, и его смертельная болезнь сейчас - всего лишь логичное следствие смерти душевной. Мир очень равновесен.
Я еще помню время, когда я им восхищалась - какой он красивый, сильный, добрый, какие классные он делает машины, я гордилась им. Правда, чтобы докопаться до этих воспоминаний, мне понадобилось месяц как отливать испуги, сглазы, душевную боль, и написать штук 10 сливных писанок на 3-4 листа каждая, в которых раз 1000 было написано «ненавижу» и «презираю». Месяц отливок. 10 писанок. Месяц приема гомеопатического препарата и очень болезненное обострение хронической сосудистой болезни.
Началась работа как раз с жуткого обострения. Мои обычные методы уже стали не эффективны, я пошла к гомеопату, где мне подобрали препарат. И этим же вечером, после приема первой дозы, ночью я не смогла заснуть от нахлынувшего чувства жалости к себе, вдруг поднялась вся эта боль, носимая внутри годами. Я побежала на ручки к мужу жаловаться и плакать. Выплакав острое горе, наутро я проснулась с четким планом по избавлению от ужаса. Начала отливки, и сразу на меня стала сваливаться информация, кусочки паззла стали складываться один к одному: приехав в очередной раз к родителям, укладывала Макара спать, и вдруг услышала шарканье отцовых тапок по полу... И во мне поднялась огромная волна ненависти: я знала этот звук наизусть, и еще несколько лет назад каждый раз я сжималась от страха и неизбежности, когда слышала это специфическое переступание в соседней комнате. А сейчас этот звук запустил волну жуткого гнева и ненависти. Отписываю до сих пор, гнева остается все меньше.
Дальше ко мне попала информация про нарциссизм, и я узнала себя, мать, отца, и я смогла по-новому посмотреть на наши отношения в семье, мои глаза еще больше открылись, и теперь я точно знаю, что ЭТО НЕНОРМАЛЬНО, я еще раз убедилась в том, что это не я много хочу, а это родители создавали изначально больные отношения, при этом часто пытаясь обвинить во всем меня. Им это удалось, чувство вины я таскаю с собой все время, сколько себя помню. Психологи обещают, что нарциссическая травма не лечится, или лечится очень долго, упорно и требует очень много решимости, душевных сил и вагон часов терапий. Но я не унываю, прогнозам психологов я уже давно не верю. Однако, про решимость и силы все же с ними соглашусь :)
Следующим шагом было отделение своих чувств по отношению к отцу от чувств матери, которые у нее оказались вытеснены, и потому исправно воспроизводимы мной. Как раз стало известно о подозрении на онкологию у отца, и мать мне об этом шепнула на ушко. А потом началась ее любимая песня о том, что вот отец такой-сякой, не хочет меняться, я ему и книжки подсовываю, и разговариваю, и убеждаю, а ему ничо не надо, он сидит пьет и телевизор смотрит. Отец, конечно, сам мне ничего не говорил, - мы не общаемся с ним уже очень давно, даже не здороваемся иногда. После нескольких таких разговоров я почувствовала, что стала уплывать в переживания об их отношениях, да вот у них так, да вот ну что он такой непонятливый, бедная мать, как она страдает, а ему все нипочем... стала тяжело вздыхать, силы мои стали утекать, начались ссоры с мужем и сыном... пока во время очередного разговора с мамой меня не тюкнуло: так она же меня жрет!!! Наше общение с ней об отце происходило по следующему сценарию: она мне жалуется - я говорю о нем что-нибудь презрительное или реальное - она тут же бросается на амбразуру его защищать и оправдывать, мгновенно опровергая все то, что говорила несколько минут назад - конфликт - я плохая дочь, она вступилась за честь мужа. И вот во время очередного такого бессмысленного и беспощадного разговора я вдруг поняла. Первое - что тут явное нарушение моих границ как дочери (ну то есть говорить об отце гадости с целью получить сочувствие и сострадание ,как от подружки). Написала матери довольно резкое письмо, в котором рассказала о том, что я не подружка, и я отказываюсь играть в эти дебильные игры в «психологическую поддержку для страдающей матери», потому что я имею право быть только дочерью, и имею право на любовь к своему отцу. Конечно, мать не знает, что любовь, возможно, уже не восстановить - слишком долго и тщательно отец ее уничтожал во мне, но это было нужно для приведения ее в чувство. Границу я поставила, мама письмо прочитала, с тех пор об отце мне ничего не говорит. Я рада. Второе. Посмотрев немного другими глазами на наши с ней разговоры об отце, я поняла, что все эти разговоры строились всегда по одному и тому же описанному выше сценарию, ВСЕГДА. Особенно меня злило и отвращало его пьянство и свинское поведение по пьяни, и я всегда об этом говорила. И я вдруг поняла, что ЭТО НЕ МОЕ. Это мамин невысказанный гнев, невысказанные и неосознанные обиды, которые я, как хорошая дочь своей матери, воспроизвожу из раза в раз. Отдала ей причитающееся, отделила ее гнев и обиды от себя, вернула ее чувства ей, пусть сама разбирается. С тех пор меня больше не беспокоят ни их отношения, ни пьянство отца - так легко и спокойно я себя давно не чувствовала. А если вдруг, сразу повторяю: «Ваши отношения меня не касаются, я всего лишь ребенок» (Благодарю Ольгу Валяеву за курс «Как исцелить сценарии рода», эти волшебные фразы реально помогают, елси использовать их в комплексе). Поначалу часто еще туда съезжала, а теперь, спустя 3 недели, даже с трудом вспомнила фразу, чтобы ее записать тут. Чудеса))
Продолжение следует.
Итак. Моему отцу сейчас 56 лет и он болен раком. Он был первым ребенком в полной семье, имеет младшего родного брата, с которым не общается уже лет 30. Его родительская семья была очень благополучна по советским меркам: своя квартира, машина, мать и отец работали на начальствующих должностях на заводе. Но внутри это очень токсичная семья, и неудивительно, что из моего отца получился такой откровенный нарцисс на выходе. Его мать (мою бабку) довольно узнаваемо описала Е. Михайлова в книге «Веретено Василисы или Я у себя одна» в главе про «страшную бабу» - это черствая, циничная, лживая, надменная, властная натура, для которой нет ничего святого, хотя она исправно таскает старый крестик, заботливо пристегнутый к лифчику с изнанки, иногда ходит «в церкву» поставить свечку, подкармливает соседских нищих детей, занимает этим же нищим взрослым бесконечно деньги. Ее бог не мешает ее сердцу обливаться кровью при виде соседки, которую бьет муж, но при этом проявлять чудеса жестокости и пренебрежения к своим близким. Например, когда мой отец служил в армии, умер его любимый пес, и она год врала ему, что с псом все хорошо, и пес ждет возвращения своего хозяина. Для отца это было жестокое предательство, когда по возвращении он узнал, что пса уже давно нет, и мать просто врала. Или однажды ее младший сын встречался с женщиной, которая ей не нравилась, и она пришла на работу к этой женщине, устроила скандал, унизила и оскорбила ее прилюдно. Конечно, его брату пришлось порвать отношения с этой женщиной. Это было, когда дети моей бабки уже выросли, а что было, когда они были маленькими, я даже представлять не хочу. Мне тоже досталось от нее во время моего детства: бесконечная ложь, запугивания, шантаж, угрозы, показушная «любовь наизнанку» во время пьянок, бррр, фу. Но я все-таки не дочь, поэтому от этих бабки и деда у меня остались небольшие травмы, с которыми легко работать, а вот сыновьям досталось по полной. Отец моего отца, мой дед, - странный какой-то человек, я мало что могу про него сказать, кроме того что он сломлен где-то глубоко внутри и согласился с этим, стал труслив и жалок. Поэтому ему проще запугивать всех, кто ниже его, - думаю, это касалось и сыновей.Дед с бабкой еще живы и относительно здоровы оба, им уже за 80, но они отлично справляются сами со всем хозяйством, выращивают огород, в общем, любят друг друга, довольно бодры и веселы (правда, бабку мучает бессонница). Чего не скажешь про их детей, к сожалению.
Основной фон воспоминаний об отце у меня черный с редкими вкраплениями чего-то голубого. Детство примерно лет до 5-6- 7 больше серое с голубым, а вот потом чернота. Я помню, что спала по ночам именно с отцом (вопреки господствующему тогда предписанию о раздельном сне с подросшими детьми), и я помню, что он был всегда горячий, с ним было никогда не холодно и не страшно. А еще я помню, что он часто был довольно дружелюбен, хихикал с детворой, по-доброму себя проявлял, когда выпьет, особенно. Всегда давал денег, если подкатить в нужный момент. Брал с собой в поездки по делам, и можно было кататься с ним на заднем сиденье машины, слушать музыку и смотреть в окна. Очень любил нашу первую собаку - пожалуй, такого чистого проявления любви я у него больше ни к кому не видела. Все это было до перестройки, когда он занимался чем-то связанным с автомобилями - кажется, чинил их в каком-то государственном учреждении. Перестройка открыла для него новые возможности: он арендовал себе бокс и стал чинить машины своим знакомым, среди которых было много бандитов с очень крутыми тачками, а так как мой отец мог любой кусок железа после аварии превратить в полноценный красивый автомобиль, у него всегда было много клиентов, без работы он не сидел. Но потом, когда смутные времена закончились, отец не смог удержать свой «бизнес» на плаву, ему пришлось закрыться, потому что, как он объяснил, его постоянные бандиты-клиенты открыли свои собственные СТО, а работать на бандитов он не хочет. И вот тогда что-то с ним произошло. Ему пришлось снова выходить на работу по найму, заниматься тем, что ему не нравилось, лишь бы деньги платили, и он не справился с этим. Стал выпивать, гулять. Потом с моей матерью случился тяжелейший нервный срыв с госпитализацией, и это тоже по нему сильно шарахнуло, потому что он знал, что он сделал свой весомый вклад в это. После того ,как мать поправилась, она жестко взяла всю семью в свои руки, и отец сломался окончательно: он осунулся, потерялся, стал пить все чаще и чаще, становился все более зол и нетерпим, все более невыносим и жалок и к 50 годам это уже был совершенный алкоголик, выпивающий тайком от жены по будням и надирающийся в бревно на выходных, полностью утонувший в своей вине, стыде, никчемности, всех ненавидящий, лежащий на диване перед телеком и изливающий свою злобу на каждого, кто был согласен послушать. Так как с ним пьяным разговаривать было противно, а трезвый он даже не здоровался иногда, то желающих с ним поговорить оставалось все меньше. Душевно он умер уже давно, и его смертельная болезнь сейчас - всего лишь логичное следствие смерти душевной. Мир очень равновесен.
Я еще помню время, когда я им восхищалась - какой он красивый, сильный, добрый, какие классные он делает машины, я гордилась им. Правда, чтобы докопаться до этих воспоминаний, мне понадобилось месяц как отливать испуги, сглазы, душевную боль, и написать штук 10 сливных писанок на 3-4 листа каждая, в которых раз 1000 было написано «ненавижу» и «презираю». Месяц отливок. 10 писанок. Месяц приема гомеопатического препарата и очень болезненное обострение хронической сосудистой болезни.
Началась работа как раз с жуткого обострения. Мои обычные методы уже стали не эффективны, я пошла к гомеопату, где мне подобрали препарат. И этим же вечером, после приема первой дозы, ночью я не смогла заснуть от нахлынувшего чувства жалости к себе, вдруг поднялась вся эта боль, носимая внутри годами. Я побежала на ручки к мужу жаловаться и плакать. Выплакав острое горе, наутро я проснулась с четким планом по избавлению от ужаса. Начала отливки, и сразу на меня стала сваливаться информация, кусочки паззла стали складываться один к одному: приехав в очередной раз к родителям, укладывала Макара спать, и вдруг услышала шарканье отцовых тапок по полу... И во мне поднялась огромная волна ненависти: я знала этот звук наизусть, и еще несколько лет назад каждый раз я сжималась от страха и неизбежности, когда слышала это специфическое переступание в соседней комнате. А сейчас этот звук запустил волну жуткого гнева и ненависти. Отписываю до сих пор, гнева остается все меньше.
Дальше ко мне попала информация про нарциссизм, и я узнала себя, мать, отца, и я смогла по-новому посмотреть на наши отношения в семье, мои глаза еще больше открылись, и теперь я точно знаю, что ЭТО НЕНОРМАЛЬНО, я еще раз убедилась в том, что это не я много хочу, а это родители создавали изначально больные отношения, при этом часто пытаясь обвинить во всем меня. Им это удалось, чувство вины я таскаю с собой все время, сколько себя помню. Психологи обещают, что нарциссическая травма не лечится, или лечится очень долго, упорно и требует очень много решимости, душевных сил и вагон часов терапий. Но я не унываю, прогнозам психологов я уже давно не верю. Однако, про решимость и силы все же с ними соглашусь :)
Следующим шагом было отделение своих чувств по отношению к отцу от чувств матери, которые у нее оказались вытеснены, и потому исправно воспроизводимы мной. Как раз стало известно о подозрении на онкологию у отца, и мать мне об этом шепнула на ушко. А потом началась ее любимая песня о том, что вот отец такой-сякой, не хочет меняться, я ему и книжки подсовываю, и разговариваю, и убеждаю, а ему ничо не надо, он сидит пьет и телевизор смотрит. Отец, конечно, сам мне ничего не говорил, - мы не общаемся с ним уже очень давно, даже не здороваемся иногда. После нескольких таких разговоров я почувствовала, что стала уплывать в переживания об их отношениях, да вот у них так, да вот ну что он такой непонятливый, бедная мать, как она страдает, а ему все нипочем... стала тяжело вздыхать, силы мои стали утекать, начались ссоры с мужем и сыном... пока во время очередного разговора с мамой меня не тюкнуло: так она же меня жрет!!! Наше общение с ней об отце происходило по следующему сценарию: она мне жалуется - я говорю о нем что-нибудь презрительное или реальное - она тут же бросается на амбразуру его защищать и оправдывать, мгновенно опровергая все то, что говорила несколько минут назад - конфликт - я плохая дочь, она вступилась за честь мужа. И вот во время очередного такого бессмысленного и беспощадного разговора я вдруг поняла. Первое - что тут явное нарушение моих границ как дочери (ну то есть говорить об отце гадости с целью получить сочувствие и сострадание ,как от подружки). Написала матери довольно резкое письмо, в котором рассказала о том, что я не подружка, и я отказываюсь играть в эти дебильные игры в «психологическую поддержку для страдающей матери», потому что я имею право быть только дочерью, и имею право на любовь к своему отцу. Конечно, мать не знает, что любовь, возможно, уже не восстановить - слишком долго и тщательно отец ее уничтожал во мне, но это было нужно для приведения ее в чувство. Границу я поставила, мама письмо прочитала, с тех пор об отце мне ничего не говорит. Я рада. Второе. Посмотрев немного другими глазами на наши с ней разговоры об отце, я поняла, что все эти разговоры строились всегда по одному и тому же описанному выше сценарию, ВСЕГДА. Особенно меня злило и отвращало его пьянство и свинское поведение по пьяни, и я всегда об этом говорила. И я вдруг поняла, что ЭТО НЕ МОЕ. Это мамин невысказанный гнев, невысказанные и неосознанные обиды, которые я, как хорошая дочь своей матери, воспроизвожу из раза в раз. Отдала ей причитающееся, отделила ее гнев и обиды от себя, вернула ее чувства ей, пусть сама разбирается. С тех пор меня больше не беспокоят ни их отношения, ни пьянство отца - так легко и спокойно я себя давно не чувствовала. А если вдруг, сразу повторяю: «Ваши отношения меня не касаются, я всего лишь ребенок» (Благодарю Ольгу Валяеву за курс «Как исцелить сценарии рода», эти волшебные фразы реально помогают, елси использовать их в комплексе). Поначалу часто еще туда съезжала, а теперь, спустя 3 недели, даже с трудом вспомнила фразу, чтобы ее записать тут. Чудеса))
Продолжение следует.