Христианский социализм - синтез или гибрид?
Всматриваясь в Латинскую Америку, регион глубоко католический, и в прошлом колониальный, можно увидеть те мировоззренческие константы, которые позволили населяющим её народам, в конечном итоге освободится от унизительного бремени господства поработивших их иноземцев.
Существенную роль в освобождении этих порабощенных народов сыграла новая латиноамериканская интеллигенция, которая существенным образом социализировалась на Западе, получала там образование и соответствующий статус, однако именно представители этой интеллигенции в определенный момент возглавили национально-освободительную борьбу против колониализма. Поскольку любые восстание рабов против господ обречены на провал, в случае если у восставших нет собственного проекта обустройства национальной жизни после свержения угнетателей. Ленинизм называет подобную ситуацию «привнесением идеологии в стихийное восстание». Также для успеха в данном начинании необходима еще и идеология, базирующаяся на глубинных представлениях народа о благе и соотвествующие верования, в случае, если народ традиционен. Революционной интеллигенции ничего не оставалось, кроме как под определенны углом прочитать Священное писание, превращенное колониальными попами в религию смирения, иначе говоря, в пресловутый «опиум для народа», лишающий народ энергии для сопротивления. Это прочтение будучи достаточно глубоким и целостным должно было выявить в христианском вероучении другую его сторону, а именно прогрессивное начало, которое способно подвигнуть уже практически сломленных людей на освободительную войну за новый идеал. Каков же этот идеал? Христианство в своей предельной устремленности обещает человечеству обретение некого утраченного в результате первородного греха качества в некоторой высшей точке мировой истории - Втором Пришествии, в результате которого будет преодолено противоречие между плотью и духом и полупившееся субстанция составившая тела новых преображенных людей обретет новое нетленное качество. И если реакционное христианство признавало одной из основных добродетелей смирение, как предпосылку для обретения благодати в загробной жизни, то прогрессивное христианство, которое было использовано передовой народолюбивой интеллигенцией, предполагает некоторый вариант вечного боя с силами зла, которые были представлены в образе колониально-капиталистических угнетателей, за Царствие Божие в дольнем мире.
Партнером такого накаленного религиозного идеализма становится передовой научный рационализм марксизма. Марксова теория отчуждения, пролетарское мессианство тут находит соединение с мессианством христианским. Однако, на мой взгляд, теология освобождения, ставшая идеологией национально-освободительной борьбы в Латинской Америке, не может служить примером синтеза марксизма и христианства. По сути был произведен «тюннинг» христианского прогрессивизма при помощи отдельных положений марксисткой теории о классовой борьбе, однако полившийся политический клон оказался достаточно жизнеспособным, хотя и лучшие его времена уже позади. Нечто структурно, формально похожее сооружали в рамках германской политической системы, сформировавшейся на обломках нацизма. Я имею ввиду немецких христианских демократов. Насколько они христианские - это отдельный вопрос. Различия в латиноамериканском и европейском варианте, заключается в том, что в Германии неолиберализм полностью сожрал политическое христианское содержание, тогда как где-нибудь в Боливии или Венесуэле мессианское христианство подавило марксизм, жонглируя лишь марксисткой фразеологией, не впитав в себя подлинную научность, которая предполагает сопряжение теории с практикой.
Еще одна слабость теологии освобождения, как собственно теология заключается в том, что она так и не превратилась в теократию, красную церковь, осуществляющая собственно политические функции. Она так и осталась достаточно мощным политическим, идеологическим и мировоззренческим движением с целой плеядой христианомарксистских интеллектуалов, обсужденных в вынесенной в заглавие статье С. Кургиняна.