Вместо комментария о "бывших"
Вместо комментария о "бывших"
http://kot-begemott.livejournal.com/1997709.html
О власти аристократии по А.А. Любищеву
http://vikent.ru/enc/1622/
"в истории Англии мы имеем периоды, когда происходило сильнейшее истребление элиты, однако этот процесс не сопровождался падением цивилизации. Я имею в виду войну Алой и Белой роз и революцию XVII века, возглавляемую Кромвелем (так называемый Великий мятеж). В обоих случаях было не медленное вымирание малоплодовитых аристократов, а сильнейшее взаимное истребление в результате гражданских войн. Если бы действительно представители социальной верхушки были лучшими, «элитой», то такое взаимоистребленне должно было бы привести в падению уровня культуры. На самом деле, как раз после этих двух гражданских войн мы наблюдаем блестящий расцвет цивилизации, правда, не во всех отношениях."
Владимир Козьмич Зворыкин
http://jlm-taurus.livejournal.com/41528.html
Эмигрировал. Инженер и предприниматель, один из создателей телевидения
Чернавин Владимир Вячеславович, Записки "вредителя"
http://jlm-taurus.livejournal.com/47749.html
Ихтиолог, работал в Мурманске, был осужден, организовал побег себе и семье в Финляндию, 1932
Булах Глеб Дмитриевич. Записки инженера http://jlm-taurus.livejournal.com/50831.html
Закончил Николаевское кадетское училище в 1917. Инженер.
...В январе 1935-го года меня вызвал к себе в кабинет начальник Волгобалтстроя Гусев. Он объявил, что, так как я потомственный дворянин, то мне не место на транспорте, и я должен подавать заявление с просьбой об увольнении, если не хочу, чтоб меня запросто вышибли и после этого выслали из Ленинграда. Пришлось подать заявление и перестать работать в Волгобалтстрое. Но из Военно-механического института никто меня не собирался изгонять, и я продолжал читать в нём лекции. А через некоторое время устроился на работу в соседнем доме с Волгобалтстроем в Гипроречтранс где встретился с очень милыми и приятными сослуживцами - П.К.Дормидонтовым и И.В.Гирсом, внуком того самого русского посла в Константинополе, которого султан упрятал в Семи башенный замок по случаю начала Русско-турецкой войны 1877-78-го годов.
Несмотря на родовитость И.В.Гирса, его не тронули, и высылать, как видно, не собирались. Да и вообще в Гипроречтрансе никто из инженеров не был репрессирован. А в то же время в такой же транспортной проектной организации - в Волгобалтстрое пострадало очень много ведущих инженеров. И это нанесло серьёзный вред работе. Начальник Волгобалтстроя не сумел никого отстоять и даже сам, опережая события, увольнял тех, кого не выслали, как это было со мной и с некоторыми другими сотрудниками. Всё это наталкивало на мысль, что Гусев чего-то боится и поэтому правдами и неправдами старается выслужиться. Так оно и оказалось. В скором времени Гусев попал в лагеря из-за какой-то причастности к зиновьевщине.
Голицын Сергей Михайлович. Записки уцелевшего http://jlm-taurus.livejournal.com/28806.html
Бал бывших в Москве, около 1928
"Зал наполнялся все больше и больше. За рояль сел специально приглашенный пожилой тапер - единственный, кто был в долгополом сюртуке, в крахмальной рубашке с галстуком. Он заиграл вальс, и пары закружились, закружились, у меня даже в глазах зарябило.Вдруг музыка стихла. На середину зала вышел маленький, румяный, изящный старичок с белой козлиной бородкой, в военном кителе с темными следами споротых погон на плечах, в синих шароварах со споротыми лампасами, в хромовых сапожках. Старичок посмотрел на тетю Лилю, она махнула платочком, он шаркнул ножкой, поднял руку кверху и вдруг неожиданным для своей миниатюрной фигурки громким голо-сом рявкнул на весь зал:
- Les cavaliers, engagerz vos dames pour la premiere contredance!
Старичок этот был знаменитый еще с конца прошлого столетия дирижер генерал-губернаторских и прочих московских балов, адъютант великого князя Сергея Александровича Владимир Сергеевич Гадон; под его командой танцевала еще моя бабушка.
Тот танец, на который приглашал бывший генерал, назывался кадрилью.
...Это чувство оскорбления - тебя обижают, тебя притесняют, тебя выгоняют, тебя не принимают только потому, что ты сын своего отца,- чувство это, которое зародилось во мне, еще когда нас выселяли с усадьбы Бобринских, с этого второго выселения, вполне осознанное, тяжкой ношей давило меня в течение большей части моей жизни..."
Юрий Иванович Чирков
http://jlm-taurus.livejournal.com/44232.html
15 -летним школьником попал в лагерь на Соловки, учился и был знаком со многими "бывшими""Еще в тюрьме я принял железное решение: каждый день я должен что-то закладывать в голову и в сердце. Последние дни пребывания на перпункте я изучал с инженером Питкевичем геометрию, инженер Шведов, недавно вернувшийся из эмиграции, восхищал рассказами о Париже. Авиаконструктор Павел Альбертович Ивенсен рассказывал о межпланетных ракетах, первые из которых уже были испытаны под Москвой Цандером и Королевым.
...Я тихо сказал, что по математике и физике прошу профессора Вангенгейма, по географии профессора Казаринова, а к нему я буду обращаться по вопросам истории. Котляревский дипломатично добавил, что языками прекрасно владеет Ольга Петровна, но Юра не хочет ее беспокоить, и ему надо найти немца, коих здесь предостаточно. - Петр Иванович Вайгель
...Рядом лежал грязный, плешивый старик с красным носом. Он был молчалив, неопрятен, очень прожорлив и при этом «ненаряженный», то есть, по лагерной терминологии, безработный, а следовательно, получал паек - 400 граммов хлеба и в обед только первое блюдо: так звучно именовалась баланда, где на пол-литра воды приходилось несколько граммов крупы и кусочков картофеля. Поэтому он бродил по кремлю в поисках объедков с большим закопченным котелком. Вечером этот котелок висел на гвоздике, вбитом в свод потолка над изголовьем, что значило: хозяин спит. Первые дни мы не общались. Единственные слова, произносимые им, были: «Простите великодушно». Так говорил он всякий раз, тяжело взбираясь на второй этаж нар. Я отгородился от него чемоданом, чтобы во сне он не дышал на меня и не задевал своим грязным одеялом. В один из выходных дней я читал биографию Ломоносова, написанную Меншуткиным.
- Простите великодушно, - вдруг сказал сосед из-за чемодана, - что это вы читаете?
Я ответил.
- Меншуткин был учителем моего кузена, - задумчиво произнес сосед.
- А кто ваш кузен? - скорее из вежливости, чем из интереса, спросил я.
- Он академик и был в чести у Советов. Слышал, что умер года два или три уже. Мы с Меншуткиным познакомились в Неаполе еще в 1900 году.
И он начал рассказывать о путешествии по югу Франции, Италии, Египту. Я слушал как зачарованный: образная речь, интересные обобщения и сравнения, яркие описания природы и быта тех стран показали высокую культуру, обширные знания.
- Это было свадебное путешествие. - Он помолчал и добавил: - Моя жена в ссылке, я от нее не имею вестей уже два года.
- А дети ваши?
- Наши дети погибли в 1918 году - тиф. Я последний из нашей фамилии. Да, простите великодушно, я вам не представился: князь Гедройц Альфред Казимирович, полковник лейб-гвардии гусарского полка. Род наш происходит от Ягеллонов. Знаете Ягелло, великого князя Литовского и короля Польского, разгромившего тевтонов под Грюнвальдом? А жена моя - урожденная княжна Паскевич, правнучка Ивана Федоровича, фельдмаршала, у которого в бригаде служил в юности Николай I.
Старик вдруг замолчал, снял с гвоздика котелок и начал молча хлебать суп из голов ржавой селедки. Вот таков мой сосед справа. Последний из Ягеллонов, опустившийся, добитый, доживающий на четвереньках.
...библиотеки-передвижки, посылаемые в другие лагпункты Соловецкого архипелага, а также в СИЗО № 2 и № 3, комплектовал Пантелеймон Константинович Казаринов - президент Сибирского отделения Географического общества, профессор Иркутского университета. У него также было десять лет за подготовку к вооруженному восстанию, вредительство и т. п.
В библиотеке в начале 1936 года числилось свыше 1800 индивидуальных абонентов, около ста абонементов СИЗО № 2, № 3 и примерно 30 коллективных абонементов, представлявших маленькие лагерные пункты, разбросанные по архипелагу. Особо активных читателей было около двухсот. Многих я уже знал в лицо и помнил их номера. Котляревский показывал мне наиболее известных деятелей с оттенком гордости за библиотеку, имеющую столь именитых читателей. Профессоров было множество: и совсем старых, как академик Рудницкий, и молодых, как Кикодзе - элегантный профессор Тбилисского университета. Однако все ученые отдавали пальму ппервенства Павлу Александровичу Флоренскому, выдающемуся математику, химику, инженеру, философу, богослову и протоиерею.
Появление в библиотеке новых читателей было всегда очень интересным. Как-то зимой 1936 года в библиотеку пришел высокий, заросший седой щетиной старик в прогоревшей каракулевой шапке и изодранном бушлате - типичный обитатель шалмана. Оглядевшись по сторонам и сняв шапку, он как-то очень приятно улыбнулся, поклонился и произнес несколько нараспев: «Соблаговолите записать меня в читатели».
При записи заполнялись стандартные формуляры (по общесоюзной форме) - этакие своеобразные анкетки, дополненные вопросами о статье и сроке. Взяв чистый формуляр, я в тон сказал:
- Соблаговолите для этого ответить на ряд вопросов.
Старик изобразил полную покорность и готовность.
- Фамилия?
- Бобрищев-Пушкин.
Выбиравшие книги читатели, как по команде, уставились на старика. Я тоже смотрел на него во все глаза.
- Вы участвовали в защите по делу Бейлиса? - спросил Финкельштейн, бывший председатель Московской коллегии адвокатов.
- Да, - сказал с неудовольствием старик, - защищали Бейлиса мой отец, Плевако и я.
- Ваш предок был декабрист? - продолжил я интервью.
- Ах, молодой человек, каких только предков мне не дал Бог, - загадочно сказал Бобрищев-Пушкин. - Ведь наш род от Радши происходит. XII век как-никак.
Когда я дошел до вопроса о партийной принадлежности, он сделал какое-то удивительно глупое лицо и прошептал:
- В кадетах ходил.
Было видно, что его развеселила эта дурацкая анкета, необходимая для записи в читатели, и он для развлечения «придуривался». «Специальность, профессия, род занятий» - гласил один из следующих вопросов.
- Все будете записывать?
- Да, - кивнул я, процедура записи становилась забавной.
- Адвокат - раз, актер - два-с. Помню, в Афинах в эмигрантские времена даже Ричарда III играл. Литератор - это будет три, шахматист, играющий на деньги - четыре, ненаряженный[23] - пятая и, наверно, последняя специальность.
- Адрес?
- Шалман первой колонны. Оставались дополнительные вопросы:
- Срок?
- Десять лет.
- Статья?
- Не ведаю, меня же не судили, - сказал старик.
- Что же мне записать?
- Запишите: из-за Маршака.
-?!
- Видите ли, - пояснил Бобрищев-Пушкин, - вскорости после моего возвращения в Россию прочитал я маршаковского «Мистера Твистера», но у меня неискоренимая адвокатская привычка: несправедливо обвиняемых защищать, ну и написал я в защиту мистера Твистера пародию в маршаковском стиле.
И он громко нараспев стал читать:
Дети, не верьте, все врет вам Маршак,
Мистер Твистер совсем не дурак,
Быть не могло этой глупой истории
Ни в «Англетере» и ни в «Астории»…
Остальное было понятно."
Волков, Сергей Владимирович Трагедия русского офицерства. Из главы "Судьбы русского офицерства после гражданской войны"
http://militera.lib.ru/research/volkov1/07.html
"...обычному живому человеку быть офицерам русской армии с идеологической точки зрения считалось предосудительным еще долгие годы после прекращения массовых преследований бывших офицеров. В публикациях даже 50-х годов невозможно встретить упоминание, что тот или иной советский военачальник был офицерам до революции. При упоминании о службе бывших офицеров в Красной армии характеристика им давалась самая отрицательная (что относится и к мемуарам военных деятелей, т.к. большинство уцелевших к этому времени офицерами не было; Буденный, в частности, весьма плохо отзывался о Тухачевском, Лебедеве, Шорине, Миронове и других сослуживцах из бывших офицеров). Поскольку дело касалось идеологии, тенденция носила обязательный характер, и даже те авторы, которые впоследствии писали о 75%-й доле бывших офицеров в красном комсоставе, тогда говорили лишь об «одиночках», «присоединившихся к рабочему классу». С самого конца 50-х упоминать об офицерах в Красной армии стало можно, но обычно муссировался десяток наиболее известных имен; наиболее «полный» список включал 84 фамилии{1318}. С 60-х годов охотно писалось об участии бывших офицеров в революции и службе их в Красной армии, что было связано с общей тенденцией тех времен представить дело так, что интеллигенция с одобрением приняла революцию и преданно служила советской власти. Кроме того, эта тенденция получила мощную подпитку в связи с реабилитацией уничтоженных в 30-х советских военачальников, которым теперь практически всем в связи с юбилеями посвящались большие статьи. В общей сложности в эти годы в «Красной Звезде» имело место более 40 видных публикаций, так или иначе касающихся лиц, носивших до революции офицерские погоны. В 70-х годах благожелательные отзывы о русских офицерах стали обычными, но допускались только в трех аспектах.
Во-первых, в связи с научной и культурной деятельностью конкретных лиц не возбранялось упоминать о наличии у них до революции офицерских чинов. Во-вторых, в связи со службой в Красной армии. В-третьих, как и раньше, допускались благожелательное отношение к офицерам более отдаленных периодов истории. Столетний юбилей освобождения Болгарии, а равно и 500 лет Куликовской битвы послужили дополнительным фоном к оживившемуся в это время интересу к некоторым внешним чертам русской армии (помимо порожденных юбилеями череды статей, заметок и художественных произведений, в эти годы на парадной форме появились аксельбанты, было введено звание «прапорщик» - хотя и для обозначения совершенно другого явления, но, как подчеркивалось, взятое «из традиций русской армии», на военных концертах стали звучать старые солдатские песни, а также песня об «офицерских династиях», и т.п.). Что касается белых офицеров, то долгие годы единственным широко известным произведением, содержавшим их положительные образы, были булгаковские «Дни Турбиных». В 70-е годы, помимо издания булгаковской же «Белой гвардии», появились два телесериала, один из которых («Адъютант Его превосходительства») был совершенно необычен по число положительных образов белых офицеров при минимальном числе отрицательных, а в другом (новая версия «Хождений по мукам») вполне симпатично показаны белые вожди и картины «Ледяного похода», что, помимо воли авторов, работало на изменение привычного стереотипа."
Из воспоминаний академика Н.Н.Моисеева
http://www.infomag.ru/books/moiseev/chapter03.html#6
"...Со стороны могло показаться, что я, в своих попытках сделаться комсомольцем, все время старался прорваться в какое-то запретное место, старался пробиться в люди и делать карьеру, а меня какая-то сила, восстанавливая справедливость, всё время отбрасывала назад. Такая сила и в правду существовала и она меня действительно не пускала - это был порядок советской державы, это было советское общество, которое меня и в самом деле отторгало. Но я не думал об этой силе. Я не отдавал, на моё счастье, себе отчета в том положении, которое я занимал по отношению к этому обществу. Я просто делал то, что мне казалось необходимым в данный момент. Я чувствовал себя обыкновенным человеком, им я и хотел быть, быть как все, я стремился слиться с обществом. Все были комсомольцами - почему я один, как белая ворона! Вот я и "рвался в комсомол". Я не думал о его содержании, для меня не существовало идеологии. Я просто не хотел быть человеком второго сорта. Вот и весь сказ!. У каждого изгоя превалирует стремление быть как все, не отличаться от других, стушеваться, как говорил Достоевский.
История моего поступления в университет - это пример проявления самого острой недоброжелательности общества к людям моей судьбы, которую я испытал еще мальчишкой.Эта история могла окончится для меня катастрофой, могла полностью исковеркать мою жизнь. Лишь доброжелательство двух человек, нарушивших, к тому же правили приема в МГУ, плюс бешенная работа в течение нескольких месяцев позволила изгою войти в студенческий мир.
Прошло много, много лет. В действительные члены Академии Наук СССР я был избран одновременно с Израилем Моисеевичем Гельфандом - в один и тот же год. Президентом Академии в те ещё благополучные времена, устраивались богатые приемы "а ля фуршет" в честь вновь избранных академиков. В тот памятный год приём был организован в ресторане гостинницы Россия и мы оба были на том приёме. С бокалом шампанского ко мне подошёл Гельфанд. Поздравляя меня, он сказал - "но я же знал Никита, что Вы будете студентом не ниже среднего!". Такое поздравление было для меня особенно приятным.
Я тоже поздравил его с избранием, которое запоздало минимум на двадцать лет и еще раз поблагодарил его за ту поддержку, которую он мне оказал в самом начале моих студенческих лет. В самом деле, не случись её, не пойди декан факультета на прямое нарушение правил о приеме, вероятнее всего, я бы никогда не поступил бы в университет. И у меня оставался единственный путь - в инфизкульт. По началу был бы профессиональным спортсменом среднего уровня, а в последствие - учителем физкультуры, в лучшем случае!
Так человеческое доброжелательство еще раз мне помогло в жизни. И позволило заниматься тем, к чему лежала душа. Таковы привратности судьбы - можно ли после этого не верить в людей? Нужны ли коментарии? Итак, я однажды сделался студентом Университета, однако изгойство на этом не кончилось - мне советское общество еще долго демонстрировало мою неполноценность. Я уже рассказывал о том, как меня не приняли в комсомол и на своем курсе я был кажется единственным "некомсомольцем". Позднее произошла история еще более грустная, которая могла кончится для меня трагически.
Как и все военнообязанные, с проходил в Университете высшую вневойсковую подготовку, в результате которой я должен был получить звание младшего лейтенанта запаса. Меня определили в группу лётчиков. И у меня там все получалось очень неплохо: мной были весьма довольны. Но вдруг обнаружилось, что я не комсомолец. А потом выяснили и почему меня не приняли в комсомол. А дальше пошло уже и невесть что: начальству попало за то, что меня определили летать на самолете, а меня, разумеется выгнали - таким как я быть в авиации было нельзя. В результате офицерского звания я не получил и в случае войны должен был пойти на фронт рядовым. И именно в таком качестве я был призван на финскую войну. Правда не как солдат, а как лыжник - спорт мне много раз в жизни был палочкой-выручалочкой. Когда началась Отечественная война, на биографии не стали обращать внимания и меня на год отправили учиться в Военно-воздушную Инженерную Академию имени Жуковского, которую я окончил в мае 42-го года и в лейтенантском звании уехал на Волховский фронт в качестве сташего техника по вооружению самолетов.."
Реэмигрант и снова эмигрант, замечательный композитор и клавесинист,
Князь Андрей Волконский
Биография
http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer5/Zajdel1.php
Любовь Орлова и Константин Симонов как образцы элиты СССР и "бывшие" дворяне-аристократы
http://kot-begemott.livejournal.com/1997709.html
О власти аристократии по А.А. Любищеву
http://vikent.ru/enc/1622/
"в истории Англии мы имеем периоды, когда происходило сильнейшее истребление элиты, однако этот процесс не сопровождался падением цивилизации. Я имею в виду войну Алой и Белой роз и революцию XVII века, возглавляемую Кромвелем (так называемый Великий мятеж). В обоих случаях было не медленное вымирание малоплодовитых аристократов, а сильнейшее взаимное истребление в результате гражданских войн. Если бы действительно представители социальной верхушки были лучшими, «элитой», то такое взаимоистребленне должно было бы привести в падению уровня культуры. На самом деле, как раз после этих двух гражданских войн мы наблюдаем блестящий расцвет цивилизации, правда, не во всех отношениях."
Владимир Козьмич Зворыкин
http://jlm-taurus.livejournal.com/41528.html
Эмигрировал. Инженер и предприниматель, один из создателей телевидения
Чернавин Владимир Вячеславович, Записки "вредителя"
http://jlm-taurus.livejournal.com/47749.html
Ихтиолог, работал в Мурманске, был осужден, организовал побег себе и семье в Финляндию, 1932
Булах Глеб Дмитриевич. Записки инженера http://jlm-taurus.livejournal.com/50831.html
Закончил Николаевское кадетское училище в 1917. Инженер.
...В январе 1935-го года меня вызвал к себе в кабинет начальник Волгобалтстроя Гусев. Он объявил, что, так как я потомственный дворянин, то мне не место на транспорте, и я должен подавать заявление с просьбой об увольнении, если не хочу, чтоб меня запросто вышибли и после этого выслали из Ленинграда. Пришлось подать заявление и перестать работать в Волгобалтстрое. Но из Военно-механического института никто меня не собирался изгонять, и я продолжал читать в нём лекции. А через некоторое время устроился на работу в соседнем доме с Волгобалтстроем в Гипроречтранс где встретился с очень милыми и приятными сослуживцами - П.К.Дормидонтовым и И.В.Гирсом, внуком того самого русского посла в Константинополе, которого султан упрятал в Семи башенный замок по случаю начала Русско-турецкой войны 1877-78-го годов.
Несмотря на родовитость И.В.Гирса, его не тронули, и высылать, как видно, не собирались. Да и вообще в Гипроречтрансе никто из инженеров не был репрессирован. А в то же время в такой же транспортной проектной организации - в Волгобалтстрое пострадало очень много ведущих инженеров. И это нанесло серьёзный вред работе. Начальник Волгобалтстроя не сумел никого отстоять и даже сам, опережая события, увольнял тех, кого не выслали, как это было со мной и с некоторыми другими сотрудниками. Всё это наталкивало на мысль, что Гусев чего-то боится и поэтому правдами и неправдами старается выслужиться. Так оно и оказалось. В скором времени Гусев попал в лагеря из-за какой-то причастности к зиновьевщине.
Голицын Сергей Михайлович. Записки уцелевшего http://jlm-taurus.livejournal.com/28806.html
Бал бывших в Москве, около 1928
"Зал наполнялся все больше и больше. За рояль сел специально приглашенный пожилой тапер - единственный, кто был в долгополом сюртуке, в крахмальной рубашке с галстуком. Он заиграл вальс, и пары закружились, закружились, у меня даже в глазах зарябило.Вдруг музыка стихла. На середину зала вышел маленький, румяный, изящный старичок с белой козлиной бородкой, в военном кителе с темными следами споротых погон на плечах, в синих шароварах со споротыми лампасами, в хромовых сапожках. Старичок посмотрел на тетю Лилю, она махнула платочком, он шаркнул ножкой, поднял руку кверху и вдруг неожиданным для своей миниатюрной фигурки громким голо-сом рявкнул на весь зал:
- Les cavaliers, engagerz vos dames pour la premiere contredance!
Старичок этот был знаменитый еще с конца прошлого столетия дирижер генерал-губернаторских и прочих московских балов, адъютант великого князя Сергея Александровича Владимир Сергеевич Гадон; под его командой танцевала еще моя бабушка.
Тот танец, на который приглашал бывший генерал, назывался кадрилью.
...Это чувство оскорбления - тебя обижают, тебя притесняют, тебя выгоняют, тебя не принимают только потому, что ты сын своего отца,- чувство это, которое зародилось во мне, еще когда нас выселяли с усадьбы Бобринских, с этого второго выселения, вполне осознанное, тяжкой ношей давило меня в течение большей части моей жизни..."
Юрий Иванович Чирков
http://jlm-taurus.livejournal.com/44232.html
15 -летним школьником попал в лагерь на Соловки, учился и был знаком со многими "бывшими""Еще в тюрьме я принял железное решение: каждый день я должен что-то закладывать в голову и в сердце. Последние дни пребывания на перпункте я изучал с инженером Питкевичем геометрию, инженер Шведов, недавно вернувшийся из эмиграции, восхищал рассказами о Париже. Авиаконструктор Павел Альбертович Ивенсен рассказывал о межпланетных ракетах, первые из которых уже были испытаны под Москвой Цандером и Королевым.
...Я тихо сказал, что по математике и физике прошу профессора Вангенгейма, по географии профессора Казаринова, а к нему я буду обращаться по вопросам истории. Котляревский дипломатично добавил, что языками прекрасно владеет Ольга Петровна, но Юра не хочет ее беспокоить, и ему надо найти немца, коих здесь предостаточно. - Петр Иванович Вайгель
...Рядом лежал грязный, плешивый старик с красным носом. Он был молчалив, неопрятен, очень прожорлив и при этом «ненаряженный», то есть, по лагерной терминологии, безработный, а следовательно, получал паек - 400 граммов хлеба и в обед только первое блюдо: так звучно именовалась баланда, где на пол-литра воды приходилось несколько граммов крупы и кусочков картофеля. Поэтому он бродил по кремлю в поисках объедков с большим закопченным котелком. Вечером этот котелок висел на гвоздике, вбитом в свод потолка над изголовьем, что значило: хозяин спит. Первые дни мы не общались. Единственные слова, произносимые им, были: «Простите великодушно». Так говорил он всякий раз, тяжело взбираясь на второй этаж нар. Я отгородился от него чемоданом, чтобы во сне он не дышал на меня и не задевал своим грязным одеялом. В один из выходных дней я читал биографию Ломоносова, написанную Меншуткиным.
- Простите великодушно, - вдруг сказал сосед из-за чемодана, - что это вы читаете?
Я ответил.
- Меншуткин был учителем моего кузена, - задумчиво произнес сосед.
- А кто ваш кузен? - скорее из вежливости, чем из интереса, спросил я.
- Он академик и был в чести у Советов. Слышал, что умер года два или три уже. Мы с Меншуткиным познакомились в Неаполе еще в 1900 году.
И он начал рассказывать о путешествии по югу Франции, Италии, Египту. Я слушал как зачарованный: образная речь, интересные обобщения и сравнения, яркие описания природы и быта тех стран показали высокую культуру, обширные знания.
- Это было свадебное путешествие. - Он помолчал и добавил: - Моя жена в ссылке, я от нее не имею вестей уже два года.
- А дети ваши?
- Наши дети погибли в 1918 году - тиф. Я последний из нашей фамилии. Да, простите великодушно, я вам не представился: князь Гедройц Альфред Казимирович, полковник лейб-гвардии гусарского полка. Род наш происходит от Ягеллонов. Знаете Ягелло, великого князя Литовского и короля Польского, разгромившего тевтонов под Грюнвальдом? А жена моя - урожденная княжна Паскевич, правнучка Ивана Федоровича, фельдмаршала, у которого в бригаде служил в юности Николай I.
Старик вдруг замолчал, снял с гвоздика котелок и начал молча хлебать суп из голов ржавой селедки. Вот таков мой сосед справа. Последний из Ягеллонов, опустившийся, добитый, доживающий на четвереньках.
...библиотеки-передвижки, посылаемые в другие лагпункты Соловецкого архипелага, а также в СИЗО № 2 и № 3, комплектовал Пантелеймон Константинович Казаринов - президент Сибирского отделения Географического общества, профессор Иркутского университета. У него также было десять лет за подготовку к вооруженному восстанию, вредительство и т. п.
В библиотеке в начале 1936 года числилось свыше 1800 индивидуальных абонентов, около ста абонементов СИЗО № 2, № 3 и примерно 30 коллективных абонементов, представлявших маленькие лагерные пункты, разбросанные по архипелагу. Особо активных читателей было около двухсот. Многих я уже знал в лицо и помнил их номера. Котляревский показывал мне наиболее известных деятелей с оттенком гордости за библиотеку, имеющую столь именитых читателей. Профессоров было множество: и совсем старых, как академик Рудницкий, и молодых, как Кикодзе - элегантный профессор Тбилисского университета. Однако все ученые отдавали пальму ппервенства Павлу Александровичу Флоренскому, выдающемуся математику, химику, инженеру, философу, богослову и протоиерею.
Появление в библиотеке новых читателей было всегда очень интересным. Как-то зимой 1936 года в библиотеку пришел высокий, заросший седой щетиной старик в прогоревшей каракулевой шапке и изодранном бушлате - типичный обитатель шалмана. Оглядевшись по сторонам и сняв шапку, он как-то очень приятно улыбнулся, поклонился и произнес несколько нараспев: «Соблаговолите записать меня в читатели».
При записи заполнялись стандартные формуляры (по общесоюзной форме) - этакие своеобразные анкетки, дополненные вопросами о статье и сроке. Взяв чистый формуляр, я в тон сказал:
- Соблаговолите для этого ответить на ряд вопросов.
Старик изобразил полную покорность и готовность.
- Фамилия?
- Бобрищев-Пушкин.
Выбиравшие книги читатели, как по команде, уставились на старика. Я тоже смотрел на него во все глаза.
- Вы участвовали в защите по делу Бейлиса? - спросил Финкельштейн, бывший председатель Московской коллегии адвокатов.
- Да, - сказал с неудовольствием старик, - защищали Бейлиса мой отец, Плевако и я.
- Ваш предок был декабрист? - продолжил я интервью.
- Ах, молодой человек, каких только предков мне не дал Бог, - загадочно сказал Бобрищев-Пушкин. - Ведь наш род от Радши происходит. XII век как-никак.
Когда я дошел до вопроса о партийной принадлежности, он сделал какое-то удивительно глупое лицо и прошептал:
- В кадетах ходил.
Было видно, что его развеселила эта дурацкая анкета, необходимая для записи в читатели, и он для развлечения «придуривался». «Специальность, профессия, род занятий» - гласил один из следующих вопросов.
- Все будете записывать?
- Да, - кивнул я, процедура записи становилась забавной.
- Адвокат - раз, актер - два-с. Помню, в Афинах в эмигрантские времена даже Ричарда III играл. Литератор - это будет три, шахматист, играющий на деньги - четыре, ненаряженный[23] - пятая и, наверно, последняя специальность.
- Адрес?
- Шалман первой колонны. Оставались дополнительные вопросы:
- Срок?
- Десять лет.
- Статья?
- Не ведаю, меня же не судили, - сказал старик.
- Что же мне записать?
- Запишите: из-за Маршака.
-?!
- Видите ли, - пояснил Бобрищев-Пушкин, - вскорости после моего возвращения в Россию прочитал я маршаковского «Мистера Твистера», но у меня неискоренимая адвокатская привычка: несправедливо обвиняемых защищать, ну и написал я в защиту мистера Твистера пародию в маршаковском стиле.
И он громко нараспев стал читать:
Дети, не верьте, все врет вам Маршак,
Мистер Твистер совсем не дурак,
Быть не могло этой глупой истории
Ни в «Англетере» и ни в «Астории»…
Остальное было понятно."
Волков, Сергей Владимирович Трагедия русского офицерства. Из главы "Судьбы русского офицерства после гражданской войны"
http://militera.lib.ru/research/volkov1/07.html
"...обычному живому человеку быть офицерам русской армии с идеологической точки зрения считалось предосудительным еще долгие годы после прекращения массовых преследований бывших офицеров. В публикациях даже 50-х годов невозможно встретить упоминание, что тот или иной советский военачальник был офицерам до революции. При упоминании о службе бывших офицеров в Красной армии характеристика им давалась самая отрицательная (что относится и к мемуарам военных деятелей, т.к. большинство уцелевших к этому времени офицерами не было; Буденный, в частности, весьма плохо отзывался о Тухачевском, Лебедеве, Шорине, Миронове и других сослуживцах из бывших офицеров). Поскольку дело касалось идеологии, тенденция носила обязательный характер, и даже те авторы, которые впоследствии писали о 75%-й доле бывших офицеров в красном комсоставе, тогда говорили лишь об «одиночках», «присоединившихся к рабочему классу». С самого конца 50-х упоминать об офицерах в Красной армии стало можно, но обычно муссировался десяток наиболее известных имен; наиболее «полный» список включал 84 фамилии{1318}. С 60-х годов охотно писалось об участии бывших офицеров в революции и службе их в Красной армии, что было связано с общей тенденцией тех времен представить дело так, что интеллигенция с одобрением приняла революцию и преданно служила советской власти. Кроме того, эта тенденция получила мощную подпитку в связи с реабилитацией уничтоженных в 30-х советских военачальников, которым теперь практически всем в связи с юбилеями посвящались большие статьи. В общей сложности в эти годы в «Красной Звезде» имело место более 40 видных публикаций, так или иначе касающихся лиц, носивших до революции офицерские погоны. В 70-х годах благожелательные отзывы о русских офицерах стали обычными, но допускались только в трех аспектах.
Во-первых, в связи с научной и культурной деятельностью конкретных лиц не возбранялось упоминать о наличии у них до революции офицерских чинов. Во-вторых, в связи со службой в Красной армии. В-третьих, как и раньше, допускались благожелательное отношение к офицерам более отдаленных периодов истории. Столетний юбилей освобождения Болгарии, а равно и 500 лет Куликовской битвы послужили дополнительным фоном к оживившемуся в это время интересу к некоторым внешним чертам русской армии (помимо порожденных юбилеями череды статей, заметок и художественных произведений, в эти годы на парадной форме появились аксельбанты, было введено звание «прапорщик» - хотя и для обозначения совершенно другого явления, но, как подчеркивалось, взятое «из традиций русской армии», на военных концертах стали звучать старые солдатские песни, а также песня об «офицерских династиях», и т.п.). Что касается белых офицеров, то долгие годы единственным широко известным произведением, содержавшим их положительные образы, были булгаковские «Дни Турбиных». В 70-е годы, помимо издания булгаковской же «Белой гвардии», появились два телесериала, один из которых («Адъютант Его превосходительства») был совершенно необычен по число положительных образов белых офицеров при минимальном числе отрицательных, а в другом (новая версия «Хождений по мукам») вполне симпатично показаны белые вожди и картины «Ледяного похода», что, помимо воли авторов, работало на изменение привычного стереотипа."
Из воспоминаний академика Н.Н.Моисеева
http://www.infomag.ru/books/moiseev/chapter03.html#6
"...Со стороны могло показаться, что я, в своих попытках сделаться комсомольцем, все время старался прорваться в какое-то запретное место, старался пробиться в люди и делать карьеру, а меня какая-то сила, восстанавливая справедливость, всё время отбрасывала назад. Такая сила и в правду существовала и она меня действительно не пускала - это был порядок советской державы, это было советское общество, которое меня и в самом деле отторгало. Но я не думал об этой силе. Я не отдавал, на моё счастье, себе отчета в том положении, которое я занимал по отношению к этому обществу. Я просто делал то, что мне казалось необходимым в данный момент. Я чувствовал себя обыкновенным человеком, им я и хотел быть, быть как все, я стремился слиться с обществом. Все были комсомольцами - почему я один, как белая ворона! Вот я и "рвался в комсомол". Я не думал о его содержании, для меня не существовало идеологии. Я просто не хотел быть человеком второго сорта. Вот и весь сказ!. У каждого изгоя превалирует стремление быть как все, не отличаться от других, стушеваться, как говорил Достоевский.
История моего поступления в университет - это пример проявления самого острой недоброжелательности общества к людям моей судьбы, которую я испытал еще мальчишкой.Эта история могла окончится для меня катастрофой, могла полностью исковеркать мою жизнь. Лишь доброжелательство двух человек, нарушивших, к тому же правили приема в МГУ, плюс бешенная работа в течение нескольких месяцев позволила изгою войти в студенческий мир.
Прошло много, много лет. В действительные члены Академии Наук СССР я был избран одновременно с Израилем Моисеевичем Гельфандом - в один и тот же год. Президентом Академии в те ещё благополучные времена, устраивались богатые приемы "а ля фуршет" в честь вновь избранных академиков. В тот памятный год приём был организован в ресторане гостинницы Россия и мы оба были на том приёме. С бокалом шампанского ко мне подошёл Гельфанд. Поздравляя меня, он сказал - "но я же знал Никита, что Вы будете студентом не ниже среднего!". Такое поздравление было для меня особенно приятным.
Я тоже поздравил его с избранием, которое запоздало минимум на двадцать лет и еще раз поблагодарил его за ту поддержку, которую он мне оказал в самом начале моих студенческих лет. В самом деле, не случись её, не пойди декан факультета на прямое нарушение правил о приеме, вероятнее всего, я бы никогда не поступил бы в университет. И у меня оставался единственный путь - в инфизкульт. По началу был бы профессиональным спортсменом среднего уровня, а в последствие - учителем физкультуры, в лучшем случае!
Так человеческое доброжелательство еще раз мне помогло в жизни. И позволило заниматься тем, к чему лежала душа. Таковы привратности судьбы - можно ли после этого не верить в людей? Нужны ли коментарии? Итак, я однажды сделался студентом Университета, однако изгойство на этом не кончилось - мне советское общество еще долго демонстрировало мою неполноценность. Я уже рассказывал о том, как меня не приняли в комсомол и на своем курсе я был кажется единственным "некомсомольцем". Позднее произошла история еще более грустная, которая могла кончится для меня трагически.
Как и все военнообязанные, с проходил в Университете высшую вневойсковую подготовку, в результате которой я должен был получить звание младшего лейтенанта запаса. Меня определили в группу лётчиков. И у меня там все получалось очень неплохо: мной были весьма довольны. Но вдруг обнаружилось, что я не комсомолец. А потом выяснили и почему меня не приняли в комсомол. А дальше пошло уже и невесть что: начальству попало за то, что меня определили летать на самолете, а меня, разумеется выгнали - таким как я быть в авиации было нельзя. В результате офицерского звания я не получил и в случае войны должен был пойти на фронт рядовым. И именно в таком качестве я был призван на финскую войну. Правда не как солдат, а как лыжник - спорт мне много раз в жизни был палочкой-выручалочкой. Когда началась Отечественная война, на биографии не стали обращать внимания и меня на год отправили учиться в Военно-воздушную Инженерную Академию имени Жуковского, которую я окончил в мае 42-го года и в лейтенантском звании уехал на Волховский фронт в качестве сташего техника по вооружению самолетов.."
Реэмигрант и снова эмигрант, замечательный композитор и клавесинист,
Князь Андрей Волконский
Биография
http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer5/Zajdel1.php
Click to viewЛюбовь Орлова и Константин Симонов как образцы элиты СССР и "бывшие" дворяне-аристократы