Фридляндер Иосиф Наумович
ВОСПОМИНАНИЯ О СОЗДАНИИ АВИАКОСМИЧЕСКОЙ И АТОМНОЙ ТЕХНИКИ ИЗ АЛЮМИНИЕВЫХ СПЛАВОВ
Добаткин отличался систематичностью, умением терпеливо собирать, анализировать наблюдаемые явления при возникновении той или иной структуры металла и особенностей процесса. Ливанов был импульсивным человеком, но ему удавалось экспромтом открывать выявляющиеся закономерности процесса и находить правильные технологии и конструкторские варианты, ведущие к полному успеху. За спиной обоих металлургов с начала войны стояли мощные, колоритные фигуры директоров, рьяно защищавших марку своего завода, ныне обретших чины полковников.
В Ступино - полковник А.Ф. Белов, высокий, красивый, решительный, необычайно энергичный человек, ради достижения цели готовый и на не совсем законные маневры. В Верхней Салде - полковник Лещенко, такой же крупный, как и Белов, властный человек с хриплым голосом, который он приобрел во время пребывания в северных лагерях. До войны он был директором завода в Сетуни, был в командировке в Америке, потом его арестовали и отправили "перевоспитываться" на Север, затем, перед войной или в начале войны, выпустили и назначили директором завода № 95 в Верхней Салде. В общем, довольно типичная жизненная история руководящих кадров тех лет. Оба директора прекрасно знали производство и успешно организовывали работу коллективов и при внешнем дружелюбии друг к другу жестоко конкурировали.
Источник: http://scilib.narod.ru/Avia/Fridlyander/Fridlyander.htm
Декабрь 1941 г. На авиационных заводах нет заклепок. В конце декабря 1941 г. в авиационной промышленности крайне обострилась ситуация с заклепками. На истребителях и штурмовиках устанавливается 600-800 тыс. заклепок, а на больших самолетах - до
двух млн. Проволоку для заклепок изготавливал завод, расположенный в г. Кольчугино Московской области. В суматохе эвакуации часть оборудования этого завода попала в Сибирь, остальное - в Среднюю Азию. Попробуй собрать все воедино. Авиационным заводам грозила остановка и как раз в то время, когда фронту позарез требовались все новые и новые машины. Тут Александр Федорович Белов - директор Ступинского комбината, человек огромной энергии - вспомнил, что он видел в Ленинграде установку изобретателя Василия Георгиевича Головки- по непрерывной отливке тонкой проволоки. В январе 1942 г. он добился разрешения слетать в блокадный Ленинград и вывез оттуда чуть живого изобретателя с дочкой, остальные члены его семьи умерли от голода и холода. В пустых цехах эвакуированного из Сетуни завода № 95 с необычайной быстротой строили плавильные печи и установки для отливки проволоки.
Метод был оригинальным и очень простым. У плавильной печи несколько ниже уровня расплавленного металла делали выпускное отверстие. В это отверстие вставляли проволоку и начинали ее медленно вытягивать в горизонтальном положении. За проволокой тянулась струя жидкого металла, она удерживала круглую форму силами поверхностного натяжения. Сразу по выходе из отверстия металл охлаждался холодной водой и попадал на тянущие ролики и далее на моталку. Вот и весь процесс (рис. 10). Василий Георгиевич - очень скромный, слегка заи кающийся человек - дневал и ночевал на заводе; он чрезвычайно радовался, что его метод нашел такое широкое применение. Буквально за один-два месяца было сооружено много печей с установками для вытягивания проволоки, и цех стал выдавать продукцию в количествах, полностью обеспечивающих потребность промышленности. На этой проволоке советские авиационные заводы проработали всю войну. Группа специалистов во главе с Головкиным награждена в 1943 г. Сталинской премией.
Я тоже занялся заклепками. Вместе с конструктором Ю. Трескиным из Гипроавиапрома мы спроектировали и соорудили герметичный бак, внутри которого была установлена плавильная печь, а под печью - медная форма, охлаждаемая водой, с отверстиями для сотни заклепок. Жидкий металл под давлением заполнял и кристаллизовался в медной форме. Первая порция готова, за ней - вторая, третья. Заклепки получились точные по форме, с блестящей поверхностью, мелкой структурой и хорошими свойствами. Они прекрасно расклепывались и были готовы к употреблению. Но к тому времени, когда работы с ними были закончены, литая проволока уже полностью обеспечивала промышленность, и литые заклепки остались в истории металловедения как яркое свидетельство возможностей литого металла, полученного в оптимальных условиях.
Катастрофической стала ситуация с алюминием. Основным поставщиком алюминия до войны был Днепропетровский завод. Немцы заняли Днепропетровск, алюминий пришлось получать с завода в Каменске-Уральском. Его не хватало. Поэтому ВИАМ и ильюшинскоеконструкторское бюро заменили, где возможно, алюминиевые сплавы на магниевые и на облагороженную древесину. Завод № 1 выпускал Ил2 с крыльями из алюминиевых сплавов, а завод № 18-с крыльями из древесины, причем один завод рисовал на крыльях пятиконечные звезды, обводя их кругом, а другой - просто звезды без круга. Через некоторое время немцы нащупали эту разницу и пулеметным огнем отсекали деревянные крылья - звезды без круга. Пришлось обоим заводам обводить звезды. Впрочем, через полгода стал поступать алюминий из Америки по ленд-лизу, и с деревянными крыльями было покончено.
Выпуск самолетов быстро наращивался, заводы работали в три смены, у станков стояли женщины, пожилые люди и совсем юные ребята. Самые квалифицированные рабочие, мастера, инженеры имели бронь, ну и условия жизни у них были лучше, чем у рядовых рабочих. От тяжелой работы и плохого питания некоторые умирали прямо в цехах, трупы каждое утро собирали и хоронили без особых церемоний на заводских кладбищах. Среди рабочих и строителей были тысячи заключенных, жили они в бараках и утром бесконечными колоннами под конвоем тянулись на заводы, а вечером назад - в бараки.
Мы жили в старой Самаре и ездили на Безымянку в маленьком холодном автобусике-коробочке. Был такой случай. Ехали мы по территории завода, мороз около 40°, окна замерзли, по бокам ничего не видно. Вдруг сильный удар по нашей коробочке, она крутанулась раза два-три и затихла. Окна выбиты, мотор заглох, кто-то поранился стеклами. Вылезли наружу. Автобус стоит рядом с железнодорожной колеей, чуть дальше по ней катит заводской паровозик, рядом - группа заключенных, которые ожесточенно спорят. Оказывается, они видели, что мы едем наперерез паровозу, и тут же заключили между собой пари на дневной паек - одни говорили. что паровоз нас раздавит, другие - что мы успеем проскочить. Паровоз нас стукнул, но не раздавил, было не ясно, кто же выиграл, поэтому шли споры. Машинист паровоза тоже был заключенным и не удосужился дать гудки, предупредить шофера.
В Самаре нас разместили, уплотнив местных жителей. Меня с женой поместили в довольно большую комнату, разделенную простынями на две половины. На одной половине - хозяева, на другой - мы. Наша стена была очень холодная, к утру она обрастала льдом, но за день лед стаивал. На работе, в помещении бывшего Куйбышевского авиационного института, где разместился ВИАМ. было тепло; работа у нас налаживалась, продолжало приходить оборудование, частично железной дорогой, частично по Волге, которая еще не успела стать. Выгрузка оборудования с барж была очень тяжелой. Иногда приходилось тащить его по колено в ледяной воде. Особенно отличились при выгрузке техники - бывшие моряки - Валентин Лихоманов и Михаил Казаков. Михаил схватил тяжелое воспаление легких и еле выкарабкался. Валентин познакомился и подружился с молодой местной вдовой, у которой было великое достоинство - собственная корова. Он так и остался в Самаре при корове и вдове.
А.Т. Туманов снарядил экспедицию на машинах за картошкой. Каждый набрал что можно из вещей для обмена. Я в туфлях и легком пальто, хотя мороз градусов 30°. В деревне наменяли не только картошки, но и сало, и здоровыми, не простудившись, вернулись в Самару. Картошка превратилась в камень. Но это никого не смущало. Если ее варить обычным способом, то она расползалась в слизистую массу и приобретала неприятный сладковатый вкус. Надо было бросить ее в бурнокипящую воду, и тогда все было в порядке.
Впрочем, все мы имели продовольственные карточки и их неплохо отоваривали. Вместо мяса выдавали коробки консервированных крабов, очень вкусных и питательных. Совсем по Маяковскому:
...Раз попробуйте хотя бы. Как вкусны и нежны крабы...Мы пробовали до самой весны почему-то оказавшиеся в Самаре большие запасы крабов.
Через несколько месяцев в КБ Микояна были готовы два МиГ15. Летные и наземные испытания прошли успешно, страхи относительно сплава В95 немного развеялись.Правительство приняло решение запустить самолет МиГ15 в серийное производство в Куйбышеве на заводе № 1. Это был крупный завод с опытными кадрами, он выпускал истребители МиГ9 и параллельно быстро начал осваивать самолеты МиГ15. В общем все шло хорошо, но в марте 1947 г. мне вечером домой позвонил начальник ВИАМ Туманов - завтра в 8 часов утра надо быть на центральном аэродроме, летим в Куйбышев, какие-то неприятности со сплавом В95. Центральный аэродром на Ленинградском проспекте принадлежал заводу № 1. 8 часов утра, порывистый ветер, низкие тучи. На аэродроме нарком авиационной промышленности Дементьев, группа генералов ВВС и КГБ, Туманов и группа металлургов. Дементьев сообщает, что вчера было заседание Политбюро. Товарищ Сталин сказал, что из Куйбышева пришло известие об обнаружении трещин на самолете МиГ15. Но эти самолеты должны быть на первомайском параде. Если самолеты не смогут участвовать в параде, ряд людей отправится на Север; если самолеты будут участвовать в параде, но хоть с одним из них что-нибудь случится над Красной площадью, этим же людям придется отправиться на Север. Поэтому, заканчивает свою речь Дементьев, хотя сегодня нелетная погода, мы летим в Куйбышев.
Воодушевленные такой "блестящей" перспективой, мы садимся в самолет. Это наркомовский служебный самолет Ил 12. Он разделен на две части, передняя для начальства - там диваны, столики, задняя половина - для остальных это металлурги, в том числе главный металлург завода № 65 Михаил Соломонович Озерский, как обычно, хорошо одетый, с ухоженной бородкой клинышком. Только мы взлетели, он достал солидную банку со спиртом, взятую из заводской лаборатории. В те годы ни один авиационный металлург, ни в одну командировку без спирта не ездил. Самолет бросает и кидает - это самолет с поршневым двигателем, он не может подняться высоко, чтобы уйти от непогоды. Берем у экипажа воду и посуду - две жестяные кружки. В одну кружку наливаем спирт, а в другую - воду. Кружки пошли по кругу.
Пьют по-разному. Если воду перелить в спирт, то эта смесь согревается, а пить теплую водку не очень-то приятно. Можно выпить спирт, а потом сразу же, не переводя дыхания запить водой. Если же невольно вдохнуть воздух, человек начинает задыхаться. После выпивки настроение поднялось, и мы стали обсуждать серьезный вопрос: предложить или нет спирт переднему салону. В конце концов, я попросил Туманова зайти на нашу половину и задал ему этот же вопрос. Он переговорил с Дементьевым, оказалось, что генеральская половина очень рада этому предложению. Опять в ход пошли жестяные кружки. Но тут вышла оказия с генералом ВВС Лосюковым, боевым командиром. Он выпил спирт, выпил из другой кружки и вдруг стал, согнувшись, судорожно задыхаться. По ошибке в обе кружки влили спирт. Поднесли ему воды, через несколько минут он пришел в себя. Остальные генералы внимательно смотрели, что наливают в кружки.
В Куйбышеве погода была спокойной, сели на заводской аэродром. Поехали прямо в сборочный цех. Там стоят совершенно готовые к полетам 15 самолетов МиГ15. Рядом - виновник этого переполоха - капитан ВВС из военной приемки Карасев. Небольшого роста, щупленький, но весьма дотошный, он обнаружил в цехе на одной из прессованных полос сплава В95 тонкую волосную, едва заметную трещину, которая пересекала все сечение полосы. Если такая трещина есть хоть бы на одном готовом самолете, крыло в полете может отвалиться. Итак, задача - определить, может ли быть трещина на готовых самолетах, причем трогать эти самолеты нельзя, они полностью закончены.
Ввиду сложности ситуации генералы отправились расслабиться в директорский коттедж на берегу Волги, ну а мы принялись за работу, срок нам был дан три дня. На заводе имелось большое количество полос поставки обоих заводов - Сетуни и Верхней Салды. Надо было убедиться, является ли трещина, обнаруженная капитаном Карасевым, единичной или это массовое явление. Поэтому от всех полос с обеих сторон сделали макрошлифы и их тщательно просмотрели; дали шифровки на оба металлургических завода: вновь просмотреть все макротемплеты слитков, которые хранились у них в центральных лабораториях, а если есть прессованные полосы, то заново проконтролировать.
В Куйбышеве и Верхней Салде ни в одной полосе трещины нет. В Сетуни на одном макротемплете слитка обнаружили тонкую волосную трещину, идущую через все сечение. Как раз из этого слитка и была отпрессована полоса, на которой в Куйбышеве нашли трещину. История макротемплета слитка в Сетуни такова: в ночную смену контролерше показалось, что на макротемплете есть трещина, но трещина плохо выявлялась, и она оставила запись в журнале, что этот темплет необходимо заново посмотреть дневной смене. Дневная смена внимательно посмотрела, но к этому времени поверхность темплета затянулась окиснон пленкой, и тонкую трещину не обнаружили. По правилам контролерам надо было заново отшлифовать и протравить темплет, чтобы выявить трещину. Но этого не сделали.
Итак, я докладываю генералам обстановку. Генералы за три дня хорошо отдохнули, вместо спирта пили прекрасную захоложенную водку и "закусывали не рукавами", поэтому настроение у них было превосходное.
Я докладываю: трещина единичная; вероятность того, что в готовых самолетах может быть трещина, чрезвычайно мала. Но это их не устраивает. В конце концов, мы пишем заключение: трещина единичная, в самолетах трещин нет. Мы - металлурги - подписываем заключение, генералы наблюдают. Снова самолет Ил 12, летим в Москву.Приближается 1 мая, приближается военный парад. Но 30 апреля у меня раздастся звонок из КБ Микояна: МиГ15 упал с высоты 8 км. Я тут же помчался к месту падения. Неужели проскочила трещина в одном из лонжеронов, думал я. Но все оказалось совсем по-другому: на высоте 8 км отказал двигатель. Летчик нажал на кнопку катапультирования, и его выбросило из падающего самолета. Потом кресло отделилось, раскрылся парашют, и он благополучно приземлился. Это был первый случай катапультирования из реактивного самолета в нашей авиации, и на следующий день газеты сообщили о награждении летчика орденом Красной Звезды за проявленное им личное мужество. В чем заключалось его мужество, в газетах по тогдашним обычаям не было ни слова. Лонжероны из сплава В95 после такого испытания уцелели.
И вот Первого мая. Демонстрация. Я иду в колонне ВИАМа. Мы подошли к Трубной площади, и в этот момент над нами пролетели МиГ 15. Господи, думал я, пронеси их над Красной площадью, а потом хоть потоп. Молитва моя была услышана. Воздушный парад успешно закончился. Сплаву В95 был дан зеленый свет, а я через какое-то время был награжден орденом.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Самолет Ту16 - новый пикирующий реактивный бомбардировщик - должен пойти в крупную серию на Казанском заводе, и полностью на В95.
Заседание закончено, все уходят, а меня Андрей Николаевич просит повременить. Когда никого не осталось, он грозно подступает ко мне: "Слушай, ты почему не даешь мне работать? Ты зачем привел сюда эту бабу?" -"Андрей Николаевич, так она же моя первая помощница по этому сплаву". "Первая не первая, но женщин больше не приводи, не мешай мне работать".
На этом мы расстаемся. У Андрея Николаевича, хоть он как будто из интеллигентной дореволюционной семьи, каждое второе слово нецензурное, причем употребляет он их не по злобе, это просто составная часть его речи, так же он разговаривает с рабочими, к которым относится с большим уважением, и с некоторыми часто советуется. В первые послевоенные голодные годы он очень помогал рабочим и сотрудникам в обработке индивидуальных огородов и вывозке оттуда картошки, и все это под нецензурную брань, произносимую задушевным голосом. Во всяком случае, больше я ни одной женщины к нему на заседание не приводил.
Через некоторое время я узнал причины столь радикального изменения отношения к сплаву. Оказывается, самолет Ту 16, изготовленный в конструкторском бюро Туполева из стандартного сплава Д16, не прошел в ЦАГИ статических испытаний, он выдержал всего 92% расчетной нагрузки вместо 100% или 100% с небольшим завышением. Поэтому перед Туполевым встала проблема: или заново рассчитывать все детали из сплава Д16, несколько утолщая их и перерабатывая все чертежи, что потребовало бы огромного времени, или перейти на сплав В95, который безусловно гарантировал получение требуемой статической прочности. Туполев выбрал второй вариант, и это открыло дорогу широкому применению сплава В95 во всех последующих самолетах фирмы.
Через некоторое время в Верхней Салде было освоено производство ребристых панелей шириной метр, длиной несколько метров для корневой части крыльев бомбардировщика. Панели после механической обработки в КБ Туполева надо было согнуть под прессом по дужке крыла. Впервые гнули под прессом такие высокопрочные панели. Сбежались посмотреть рабочие, пришел С.А. Вигдорчик; он был уверен, что панель треснет. Однако я вместе с опытными рабочими-правильщиками принял кое-какие меры: между ребрами панели мы вложили бакелитовые планки, чтобы давление было более равномерным, и начали гибку. Пресс стонал, и что-то в нем трещало от непривычной нагрузки, панель сильно изогнулась, но не треснула. После снятия нагрузки ее изгиб уменьшился и остался таким, какой требуется для обвода крыла. Цеховики и я остались довольными. Вигдорчик сердитый ушел.
Одно из препятствий было взято, но главные трудности были впереди. Меня вызвал министр: "Казанский завод встал, нет листов из сплава В95, все листы забракованы. Вы и главный инженер главка В.А. Шапошников завтра выезжайте в Каменск-Уральский, где делают эти листы, и пока не наладите выпуск качественной продукции, в Москву не возвращайтесь". Вспомнил Диккенса: "Ехать, так ехать, как сказал попугай, когда кошка вытянула его из клетки..."
Вот и Каменск-Уральский. Боже ты мой! Весь завод завален бракованными слитками из сплава В95, в общей сложности - 2 тыс. тонн. Директором завода был Павел Петрович Мочалов, по профессии строитель, он был прекрасным хозяйственником и к тому времени уже хорошо знал металлургию. Меня он встретил очень доброжелательно и сказал, что надеется на успех. Начали разбираться, в чем дело. На Казанском заводе на всех листах из сплава В95 после анодирования обнаруживались небольшие продолговатые углубления в плакировке в виде червячков, их стали называть провалами плакировки. На Каменск-Уральском заводе без анодирования эти провалы не обнаруживались. Изучение шлифов показало, что в местах провалов присутствуют трещины, именно в эти трещины и затекает плакировка.
Предстояло выявить, когда и как эти трещины появляются, и устранить их. Но в общем казалось очевидным, что идут эти трещины от слитка. Слитки отливались в высокий, почти метр длиной, охлаждаемый водой кристаллизатор, по выходе из кристаллизатора слитки охлаждались сжатым воздухом. Попытки отливать плоские слитки из сплава В95 в короткий кристаллизатор с непосредственным охлаждением водой, как сплав Д16, на первых порах ни к чему не привели, из-за склонности сплава В95 к горячеломкости слитки тут же растрескивались.
Широкие грани слитков после их отливки и охлаждения фрезеруются, но тщательное изучение поверхности слитков никаких трещин не выявило. Лишь значительно позже мы установили, что трещины в слитках действительно есть, но обнаружить их можно только под лупой в течение нескольких минут после фрезеровки, потом поверхность затягивается окисной пленкой, и они уже не видны.
Потянулись дни исследований. Мы меняли условия литья, температуру отливки слитков, скорость литья и т.п., но трещины не исчезали. Мы добавляли все новые тонны слитков к тем бракованным, что уже лежали на заводе, но картина не очень-то прояснялась: завод в Казани по-прежнему стоял и возникла вполне реальная угроза, что вместо возвращения в Москву нашу бригаду повезут под конвоем на Север. Вместе с нами на заводе в командировке находился представитель органов. У нас с ним были вполне дружеские отношения. Иногда он меня упрекал: "Ты же понимаешь, что у Вас ничего не выйдет, зря волынку тянете, признайся открыто, ты - вредитель. Я вернусь в Москву, ну а ты - сам знаешь куда". Тем не менее я духом не падал и пока снега было много каждый вечер мотал километров 20 на лыжах по заснеженным полям, на Урале в этом отношении раздолье: мороз, солнце, а ночью луна, светло как днем. Спасибо еще директору П.П. Мочалову, который терпеливо ждал результатов нашей работы, а не строчил на нас доносы в КГБ.
В конце концов мы установили, что трещины появляются только в средней части слитка, примерно на 1/3 его ширины. Следующим этапом было замораживание в слитке 10 термопар, расположенных в различных точках по сечению, и запись температурных кривых. Этот опыт долгое время не удавался, но наконец мы получили хорошие кривые. Из них стало ясно, что в средней части слитка сначала идет охлаждение, а потом, по мере опускания слитка, температура вновь повышается и достигает точку плавления, а затем идет дальнейшее охлаждение. Стало ясно, что, по мере утолщения затвердевающей корочки слитка, он отходит от стенок длинного кристаллизатора, появляется зазор, теплоотвод нарушается, жидкость, обогащенная легирующими элементами из внутренних слоев, просачивается наружу, и в этих местах появляются трещины. Следовательно, в широких гранях кристаллизатора необходимо сделать вырезы и устранить вторичный разогрев металла. Срочно приступили к изготовлению нового кристаллизатора.
Приближалось 1 мая, мы находились на заводе уже больше трех месяцев. В.А. Шапошников мне говорит: "Звони министру, пусть разрешит съездить в Москву на праздники". Звоню: "Петр Васильевич, у нас дела налаживаются, разрешите съездить на три дня в Москву на праздники". -"А вы хорошие листы в Казань отправили?" - "Нет, не отправили, но уже ясно, как их получить". - "Как только эта ясность превратится в хорошие листы, отправленные в Казань, можете возвращаться в Москву, а пока поздравляю с праздником".
Шапошников ужасно расстроился. Мы жили в так называемой директорской квартире, на третьем этаже дома, мимо которого шла первомайская демонстрация. Я куда-то вышел, а когда возвратился, заметил на балконе нашей квартиры Василия Александровича, сильно выпившего и громко приветствовавшего демонстрантов: "Да здравствует 1 Мая, вперед к победе коммунизма!" Демонстранты радостно улыбались и посылали ему приветствия. Я еле затащил его в квартиру.
Наконец новый кристаллизатор с вырезом в средней части готов, мы отлили несколько плавок: судя по результатам наблюдения свежефрезерованных поверхностей слитков - трещин нет, но надо дождаться результатов Казанского завода. Казань подтвердила - провалов плакировки на листах нет. Завод приступил к регулярному выпуску бомбардировщика Ту 16. Через несколько лет А.Н. Туполев использовал крылья Ту 16 для первого советского реактивного пассажирского самолета Ту 104, а затем и гигантский бомбардировщик Ту95 и сверхдальний пассажирский турбовинтовой самолет Ту 114 имели крылья, верх и низ которых были выполнены из сплава В95.
Через два года после эпопеи с провалами плакировки мы освоили на Каменск-Уральском заводе отливку слитков из В95 в короткий кристаллизатор с непосредственным охлаждением металла водой. Для этого пришлось точно регулировать содержание примесей железа и кремния. В дальнейшем шла нормальная, спокойная работа. Глядя на многочисленные плавильные печи, из которых в совершенно будничной обстановке отливались одновременно многие слитки из сплава В95, я невольно вспоминал те суматошные дни, когда мы. считая каждый час, боролись с провалами плакировки. За разработку и освоение высокопрочного сплава В95 Фридляндер, Добаткин и другие были удостоены Сталинской премии.
Добаткин отличался систематичностью, умением терпеливо собирать, анализировать наблюдаемые явления при возникновении той или иной структуры металла и особенностей процесса. Ливанов был импульсивным человеком, но ему удавалось экспромтом открывать выявляющиеся закономерности процесса и находить правильные технологии и конструкторские варианты, ведущие к полному успеху. За спиной обоих металлургов с начала войны стояли мощные, колоритные фигуры директоров, рьяно защищавших марку своего завода, ныне обретших чины полковников.
В Ступино - полковник А.Ф. Белов, высокий, красивый, решительный, необычайно энергичный человек, ради достижения цели готовый и на не совсем законные маневры. В Верхней Салде - полковник Лещенко, такой же крупный, как и Белов, властный человек с хриплым голосом, который он приобрел во время пребывания в северных лагерях. До войны он был директором завода в Сетуни, был в командировке в Америке, потом его арестовали и отправили "перевоспитываться" на Север, затем, перед войной или в начале войны, выпустили и назначили директором завода № 95 в Верхней Салде. В общем, довольно типичная жизненная история руководящих кадров тех лет. Оба директора прекрасно знали производство и успешно организовывали работу коллективов и при внешнем дружелюбии друг к другу жестоко конкурировали.
Источник: http://scilib.narod.ru/Avia/Fridlyander/Fridlyander.htm
Декабрь 1941 г. На авиационных заводах нет заклепок. В конце декабря 1941 г. в авиационной промышленности крайне обострилась ситуация с заклепками. На истребителях и штурмовиках устанавливается 600-800 тыс. заклепок, а на больших самолетах - до
двух млн. Проволоку для заклепок изготавливал завод, расположенный в г. Кольчугино Московской области. В суматохе эвакуации часть оборудования этого завода попала в Сибирь, остальное - в Среднюю Азию. Попробуй собрать все воедино. Авиационным заводам грозила остановка и как раз в то время, когда фронту позарез требовались все новые и новые машины. Тут Александр Федорович Белов - директор Ступинского комбината, человек огромной энергии - вспомнил, что он видел в Ленинграде установку изобретателя Василия Георгиевича Головки- по непрерывной отливке тонкой проволоки. В январе 1942 г. он добился разрешения слетать в блокадный Ленинград и вывез оттуда чуть живого изобретателя с дочкой, остальные члены его семьи умерли от голода и холода. В пустых цехах эвакуированного из Сетуни завода № 95 с необычайной быстротой строили плавильные печи и установки для отливки проволоки.
Метод был оригинальным и очень простым. У плавильной печи несколько ниже уровня расплавленного металла делали выпускное отверстие. В это отверстие вставляли проволоку и начинали ее медленно вытягивать в горизонтальном положении. За проволокой тянулась струя жидкого металла, она удерживала круглую форму силами поверхностного натяжения. Сразу по выходе из отверстия металл охлаждался холодной водой и попадал на тянущие ролики и далее на моталку. Вот и весь процесс (рис. 10). Василий Георгиевич - очень скромный, слегка заи кающийся человек - дневал и ночевал на заводе; он чрезвычайно радовался, что его метод нашел такое широкое применение. Буквально за один-два месяца было сооружено много печей с установками для вытягивания проволоки, и цех стал выдавать продукцию в количествах, полностью обеспечивающих потребность промышленности. На этой проволоке советские авиационные заводы проработали всю войну. Группа специалистов во главе с Головкиным награждена в 1943 г. Сталинской премией.
Я тоже занялся заклепками. Вместе с конструктором Ю. Трескиным из Гипроавиапрома мы спроектировали и соорудили герметичный бак, внутри которого была установлена плавильная печь, а под печью - медная форма, охлаждаемая водой, с отверстиями для сотни заклепок. Жидкий металл под давлением заполнял и кристаллизовался в медной форме. Первая порция готова, за ней - вторая, третья. Заклепки получились точные по форме, с блестящей поверхностью, мелкой структурой и хорошими свойствами. Они прекрасно расклепывались и были готовы к употреблению. Но к тому времени, когда работы с ними были закончены, литая проволока уже полностью обеспечивала промышленность, и литые заклепки остались в истории металловедения как яркое свидетельство возможностей литого металла, полученного в оптимальных условиях.
Катастрофической стала ситуация с алюминием. Основным поставщиком алюминия до войны был Днепропетровский завод. Немцы заняли Днепропетровск, алюминий пришлось получать с завода в Каменске-Уральском. Его не хватало. Поэтому ВИАМ и ильюшинскоеконструкторское бюро заменили, где возможно, алюминиевые сплавы на магниевые и на облагороженную древесину. Завод № 1 выпускал Ил2 с крыльями из алюминиевых сплавов, а завод № 18-с крыльями из древесины, причем один завод рисовал на крыльях пятиконечные звезды, обводя их кругом, а другой - просто звезды без круга. Через некоторое время немцы нащупали эту разницу и пулеметным огнем отсекали деревянные крылья - звезды без круга. Пришлось обоим заводам обводить звезды. Впрочем, через полгода стал поступать алюминий из Америки по ленд-лизу, и с деревянными крыльями было покончено.
Выпуск самолетов быстро наращивался, заводы работали в три смены, у станков стояли женщины, пожилые люди и совсем юные ребята. Самые квалифицированные рабочие, мастера, инженеры имели бронь, ну и условия жизни у них были лучше, чем у рядовых рабочих. От тяжелой работы и плохого питания некоторые умирали прямо в цехах, трупы каждое утро собирали и хоронили без особых церемоний на заводских кладбищах. Среди рабочих и строителей были тысячи заключенных, жили они в бараках и утром бесконечными колоннами под конвоем тянулись на заводы, а вечером назад - в бараки.
Мы жили в старой Самаре и ездили на Безымянку в маленьком холодном автобусике-коробочке. Был такой случай. Ехали мы по территории завода, мороз около 40°, окна замерзли, по бокам ничего не видно. Вдруг сильный удар по нашей коробочке, она крутанулась раза два-три и затихла. Окна выбиты, мотор заглох, кто-то поранился стеклами. Вылезли наружу. Автобус стоит рядом с железнодорожной колеей, чуть дальше по ней катит заводской паровозик, рядом - группа заключенных, которые ожесточенно спорят. Оказывается, они видели, что мы едем наперерез паровозу, и тут же заключили между собой пари на дневной паек - одни говорили. что паровоз нас раздавит, другие - что мы успеем проскочить. Паровоз нас стукнул, но не раздавил, было не ясно, кто же выиграл, поэтому шли споры. Машинист паровоза тоже был заключенным и не удосужился дать гудки, предупредить шофера.
В Самаре нас разместили, уплотнив местных жителей. Меня с женой поместили в довольно большую комнату, разделенную простынями на две половины. На одной половине - хозяева, на другой - мы. Наша стена была очень холодная, к утру она обрастала льдом, но за день лед стаивал. На работе, в помещении бывшего Куйбышевского авиационного института, где разместился ВИАМ. было тепло; работа у нас налаживалась, продолжало приходить оборудование, частично железной дорогой, частично по Волге, которая еще не успела стать. Выгрузка оборудования с барж была очень тяжелой. Иногда приходилось тащить его по колено в ледяной воде. Особенно отличились при выгрузке техники - бывшие моряки - Валентин Лихоманов и Михаил Казаков. Михаил схватил тяжелое воспаление легких и еле выкарабкался. Валентин познакомился и подружился с молодой местной вдовой, у которой было великое достоинство - собственная корова. Он так и остался в Самаре при корове и вдове.
А.Т. Туманов снарядил экспедицию на машинах за картошкой. Каждый набрал что можно из вещей для обмена. Я в туфлях и легком пальто, хотя мороз градусов 30°. В деревне наменяли не только картошки, но и сало, и здоровыми, не простудившись, вернулись в Самару. Картошка превратилась в камень. Но это никого не смущало. Если ее варить обычным способом, то она расползалась в слизистую массу и приобретала неприятный сладковатый вкус. Надо было бросить ее в бурнокипящую воду, и тогда все было в порядке.
Впрочем, все мы имели продовольственные карточки и их неплохо отоваривали. Вместо мяса выдавали коробки консервированных крабов, очень вкусных и питательных. Совсем по Маяковскому:
...Раз попробуйте хотя бы. Как вкусны и нежны крабы...Мы пробовали до самой весны почему-то оказавшиеся в Самаре большие запасы крабов.
Click to viewЧерез несколько месяцев в КБ Микояна были готовы два МиГ15. Летные и наземные испытания прошли успешно, страхи относительно сплава В95 немного развеялись.Правительство приняло решение запустить самолет МиГ15 в серийное производство в Куйбышеве на заводе № 1. Это был крупный завод с опытными кадрами, он выпускал истребители МиГ9 и параллельно быстро начал осваивать самолеты МиГ15. В общем все шло хорошо, но в марте 1947 г. мне вечером домой позвонил начальник ВИАМ Туманов - завтра в 8 часов утра надо быть на центральном аэродроме, летим в Куйбышев, какие-то неприятности со сплавом В95. Центральный аэродром на Ленинградском проспекте принадлежал заводу № 1. 8 часов утра, порывистый ветер, низкие тучи. На аэродроме нарком авиационной промышленности Дементьев, группа генералов ВВС и КГБ, Туманов и группа металлургов. Дементьев сообщает, что вчера было заседание Политбюро. Товарищ Сталин сказал, что из Куйбышева пришло известие об обнаружении трещин на самолете МиГ15. Но эти самолеты должны быть на первомайском параде. Если самолеты не смогут участвовать в параде, ряд людей отправится на Север; если самолеты будут участвовать в параде, но хоть с одним из них что-нибудь случится над Красной площадью, этим же людям придется отправиться на Север. Поэтому, заканчивает свою речь Дементьев, хотя сегодня нелетная погода, мы летим в Куйбышев.
Воодушевленные такой "блестящей" перспективой, мы садимся в самолет. Это наркомовский служебный самолет Ил 12. Он разделен на две части, передняя для начальства - там диваны, столики, задняя половина - для остальных это металлурги, в том числе главный металлург завода № 65 Михаил Соломонович Озерский, как обычно, хорошо одетый, с ухоженной бородкой клинышком. Только мы взлетели, он достал солидную банку со спиртом, взятую из заводской лаборатории. В те годы ни один авиационный металлург, ни в одну командировку без спирта не ездил. Самолет бросает и кидает - это самолет с поршневым двигателем, он не может подняться высоко, чтобы уйти от непогоды. Берем у экипажа воду и посуду - две жестяные кружки. В одну кружку наливаем спирт, а в другую - воду. Кружки пошли по кругу.
Пьют по-разному. Если воду перелить в спирт, то эта смесь согревается, а пить теплую водку не очень-то приятно. Можно выпить спирт, а потом сразу же, не переводя дыхания запить водой. Если же невольно вдохнуть воздух, человек начинает задыхаться. После выпивки настроение поднялось, и мы стали обсуждать серьезный вопрос: предложить или нет спирт переднему салону. В конце концов, я попросил Туманова зайти на нашу половину и задал ему этот же вопрос. Он переговорил с Дементьевым, оказалось, что генеральская половина очень рада этому предложению. Опять в ход пошли жестяные кружки. Но тут вышла оказия с генералом ВВС Лосюковым, боевым командиром. Он выпил спирт, выпил из другой кружки и вдруг стал, согнувшись, судорожно задыхаться. По ошибке в обе кружки влили спирт. Поднесли ему воды, через несколько минут он пришел в себя. Остальные генералы внимательно смотрели, что наливают в кружки.
В Куйбышеве погода была спокойной, сели на заводской аэродром. Поехали прямо в сборочный цех. Там стоят совершенно готовые к полетам 15 самолетов МиГ15. Рядом - виновник этого переполоха - капитан ВВС из военной приемки Карасев. Небольшого роста, щупленький, но весьма дотошный, он обнаружил в цехе на одной из прессованных полос сплава В95 тонкую волосную, едва заметную трещину, которая пересекала все сечение полосы. Если такая трещина есть хоть бы на одном готовом самолете, крыло в полете может отвалиться. Итак, задача - определить, может ли быть трещина на готовых самолетах, причем трогать эти самолеты нельзя, они полностью закончены.
Ввиду сложности ситуации генералы отправились расслабиться в директорский коттедж на берегу Волги, ну а мы принялись за работу, срок нам был дан три дня. На заводе имелось большое количество полос поставки обоих заводов - Сетуни и Верхней Салды. Надо было убедиться, является ли трещина, обнаруженная капитаном Карасевым, единичной или это массовое явление. Поэтому от всех полос с обеих сторон сделали макрошлифы и их тщательно просмотрели; дали шифровки на оба металлургических завода: вновь просмотреть все макротемплеты слитков, которые хранились у них в центральных лабораториях, а если есть прессованные полосы, то заново проконтролировать.
В Куйбышеве и Верхней Салде ни в одной полосе трещины нет. В Сетуни на одном макротемплете слитка обнаружили тонкую волосную трещину, идущую через все сечение. Как раз из этого слитка и была отпрессована полоса, на которой в Куйбышеве нашли трещину. История макротемплета слитка в Сетуни такова: в ночную смену контролерше показалось, что на макротемплете есть трещина, но трещина плохо выявлялась, и она оставила запись в журнале, что этот темплет необходимо заново посмотреть дневной смене. Дневная смена внимательно посмотрела, но к этому времени поверхность темплета затянулась окиснон пленкой, и тонкую трещину не обнаружили. По правилам контролерам надо было заново отшлифовать и протравить темплет, чтобы выявить трещину. Но этого не сделали.
Итак, я докладываю генералам обстановку. Генералы за три дня хорошо отдохнули, вместо спирта пили прекрасную захоложенную водку и "закусывали не рукавами", поэтому настроение у них было превосходное.
Я докладываю: трещина единичная; вероятность того, что в готовых самолетах может быть трещина, чрезвычайно мала. Но это их не устраивает. В конце концов, мы пишем заключение: трещина единичная, в самолетах трещин нет. Мы - металлурги - подписываем заключение, генералы наблюдают. Снова самолет Ил 12, летим в Москву.Приближается 1 мая, приближается военный парад. Но 30 апреля у меня раздастся звонок из КБ Микояна: МиГ15 упал с высоты 8 км. Я тут же помчался к месту падения. Неужели проскочила трещина в одном из лонжеронов, думал я. Но все оказалось совсем по-другому: на высоте 8 км отказал двигатель. Летчик нажал на кнопку катапультирования, и его выбросило из падающего самолета. Потом кресло отделилось, раскрылся парашют, и он благополучно приземлился. Это был первый случай катапультирования из реактивного самолета в нашей авиации, и на следующий день газеты сообщили о награждении летчика орденом Красной Звезды за проявленное им личное мужество. В чем заключалось его мужество, в газетах по тогдашним обычаям не было ни слова. Лонжероны из сплава В95 после такого испытания уцелели.
И вот Первого мая. Демонстрация. Я иду в колонне ВИАМа. Мы подошли к Трубной площади, и в этот момент над нами пролетели МиГ 15. Господи, думал я, пронеси их над Красной площадью, а потом хоть потоп. Молитва моя была услышана. Воздушный парад успешно закончился. Сплаву В95 был дан зеленый свет, а я через какое-то время был награжден орденом.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Самолет Ту16 - новый пикирующий реактивный бомбардировщик - должен пойти в крупную серию на Казанском заводе, и полностью на В95.
Заседание закончено, все уходят, а меня Андрей Николаевич просит повременить. Когда никого не осталось, он грозно подступает ко мне: "Слушай, ты почему не даешь мне работать? Ты зачем привел сюда эту бабу?" -"Андрей Николаевич, так она же моя первая помощница по этому сплаву". "Первая не первая, но женщин больше не приводи, не мешай мне работать".
На этом мы расстаемся. У Андрея Николаевича, хоть он как будто из интеллигентной дореволюционной семьи, каждое второе слово нецензурное, причем употребляет он их не по злобе, это просто составная часть его речи, так же он разговаривает с рабочими, к которым относится с большим уважением, и с некоторыми часто советуется. В первые послевоенные голодные годы он очень помогал рабочим и сотрудникам в обработке индивидуальных огородов и вывозке оттуда картошки, и все это под нецензурную брань, произносимую задушевным голосом. Во всяком случае, больше я ни одной женщины к нему на заседание не приводил.
Через некоторое время я узнал причины столь радикального изменения отношения к сплаву. Оказывается, самолет Ту 16, изготовленный в конструкторском бюро Туполева из стандартного сплава Д16, не прошел в ЦАГИ статических испытаний, он выдержал всего 92% расчетной нагрузки вместо 100% или 100% с небольшим завышением. Поэтому перед Туполевым встала проблема: или заново рассчитывать все детали из сплава Д16, несколько утолщая их и перерабатывая все чертежи, что потребовало бы огромного времени, или перейти на сплав В95, который безусловно гарантировал получение требуемой статической прочности. Туполев выбрал второй вариант, и это открыло дорогу широкому применению сплава В95 во всех последующих самолетах фирмы.
Через некоторое время в Верхней Салде было освоено производство ребристых панелей шириной метр, длиной несколько метров для корневой части крыльев бомбардировщика. Панели после механической обработки в КБ Туполева надо было согнуть под прессом по дужке крыла. Впервые гнули под прессом такие высокопрочные панели. Сбежались посмотреть рабочие, пришел С.А. Вигдорчик; он был уверен, что панель треснет. Однако я вместе с опытными рабочими-правильщиками принял кое-какие меры: между ребрами панели мы вложили бакелитовые планки, чтобы давление было более равномерным, и начали гибку. Пресс стонал, и что-то в нем трещало от непривычной нагрузки, панель сильно изогнулась, но не треснула. После снятия нагрузки ее изгиб уменьшился и остался таким, какой требуется для обвода крыла. Цеховики и я остались довольными. Вигдорчик сердитый ушел.
Одно из препятствий было взято, но главные трудности были впереди. Меня вызвал министр: "Казанский завод встал, нет листов из сплава В95, все листы забракованы. Вы и главный инженер главка В.А. Шапошников завтра выезжайте в Каменск-Уральский, где делают эти листы, и пока не наладите выпуск качественной продукции, в Москву не возвращайтесь". Вспомнил Диккенса: "Ехать, так ехать, как сказал попугай, когда кошка вытянула его из клетки..."
Вот и Каменск-Уральский. Боже ты мой! Весь завод завален бракованными слитками из сплава В95, в общей сложности - 2 тыс. тонн. Директором завода был Павел Петрович Мочалов, по профессии строитель, он был прекрасным хозяйственником и к тому времени уже хорошо знал металлургию. Меня он встретил очень доброжелательно и сказал, что надеется на успех. Начали разбираться, в чем дело. На Казанском заводе на всех листах из сплава В95 после анодирования обнаруживались небольшие продолговатые углубления в плакировке в виде червячков, их стали называть провалами плакировки. На Каменск-Уральском заводе без анодирования эти провалы не обнаруживались. Изучение шлифов показало, что в местах провалов присутствуют трещины, именно в эти трещины и затекает плакировка.
Предстояло выявить, когда и как эти трещины появляются, и устранить их. Но в общем казалось очевидным, что идут эти трещины от слитка. Слитки отливались в высокий, почти метр длиной, охлаждаемый водой кристаллизатор, по выходе из кристаллизатора слитки охлаждались сжатым воздухом. Попытки отливать плоские слитки из сплава В95 в короткий кристаллизатор с непосредственным охлаждением водой, как сплав Д16, на первых порах ни к чему не привели, из-за склонности сплава В95 к горячеломкости слитки тут же растрескивались.
Широкие грани слитков после их отливки и охлаждения фрезеруются, но тщательное изучение поверхности слитков никаких трещин не выявило. Лишь значительно позже мы установили, что трещины в слитках действительно есть, но обнаружить их можно только под лупой в течение нескольких минут после фрезеровки, потом поверхность затягивается окисной пленкой, и они уже не видны.
Потянулись дни исследований. Мы меняли условия литья, температуру отливки слитков, скорость литья и т.п., но трещины не исчезали. Мы добавляли все новые тонны слитков к тем бракованным, что уже лежали на заводе, но картина не очень-то прояснялась: завод в Казани по-прежнему стоял и возникла вполне реальная угроза, что вместо возвращения в Москву нашу бригаду повезут под конвоем на Север. Вместе с нами на заводе в командировке находился представитель органов. У нас с ним были вполне дружеские отношения. Иногда он меня упрекал: "Ты же понимаешь, что у Вас ничего не выйдет, зря волынку тянете, признайся открыто, ты - вредитель. Я вернусь в Москву, ну а ты - сам знаешь куда". Тем не менее я духом не падал и пока снега было много каждый вечер мотал километров 20 на лыжах по заснеженным полям, на Урале в этом отношении раздолье: мороз, солнце, а ночью луна, светло как днем. Спасибо еще директору П.П. Мочалову, который терпеливо ждал результатов нашей работы, а не строчил на нас доносы в КГБ.
В конце концов мы установили, что трещины появляются только в средней части слитка, примерно на 1/3 его ширины. Следующим этапом было замораживание в слитке 10 термопар, расположенных в различных точках по сечению, и запись температурных кривых. Этот опыт долгое время не удавался, но наконец мы получили хорошие кривые. Из них стало ясно, что в средней части слитка сначала идет охлаждение, а потом, по мере опускания слитка, температура вновь повышается и достигает точку плавления, а затем идет дальнейшее охлаждение. Стало ясно, что, по мере утолщения затвердевающей корочки слитка, он отходит от стенок длинного кристаллизатора, появляется зазор, теплоотвод нарушается, жидкость, обогащенная легирующими элементами из внутренних слоев, просачивается наружу, и в этих местах появляются трещины. Следовательно, в широких гранях кристаллизатора необходимо сделать вырезы и устранить вторичный разогрев металла. Срочно приступили к изготовлению нового кристаллизатора.
Приближалось 1 мая, мы находились на заводе уже больше трех месяцев. В.А. Шапошников мне говорит: "Звони министру, пусть разрешит съездить в Москву на праздники". Звоню: "Петр Васильевич, у нас дела налаживаются, разрешите съездить на три дня в Москву на праздники". -"А вы хорошие листы в Казань отправили?" - "Нет, не отправили, но уже ясно, как их получить". - "Как только эта ясность превратится в хорошие листы, отправленные в Казань, можете возвращаться в Москву, а пока поздравляю с праздником".
Шапошников ужасно расстроился. Мы жили в так называемой директорской квартире, на третьем этаже дома, мимо которого шла первомайская демонстрация. Я куда-то вышел, а когда возвратился, заметил на балконе нашей квартиры Василия Александровича, сильно выпившего и громко приветствовавшего демонстрантов: "Да здравствует 1 Мая, вперед к победе коммунизма!" Демонстранты радостно улыбались и посылали ему приветствия. Я еле затащил его в квартиру.
Наконец новый кристаллизатор с вырезом в средней части готов, мы отлили несколько плавок: судя по результатам наблюдения свежефрезерованных поверхностей слитков - трещин нет, но надо дождаться результатов Казанского завода. Казань подтвердила - провалов плакировки на листах нет. Завод приступил к регулярному выпуску бомбардировщика Ту 16. Через несколько лет А.Н. Туполев использовал крылья Ту 16 для первого советского реактивного пассажирского самолета Ту 104, а затем и гигантский бомбардировщик Ту95 и сверхдальний пассажирский турбовинтовой самолет Ту 114 имели крылья, верх и низ которых были выполнены из сплава В95.
Через два года после эпопеи с провалами плакировки мы освоили на Каменск-Уральском заводе отливку слитков из В95 в короткий кристаллизатор с непосредственным охлаждением металла водой. Для этого пришлось точно регулировать содержание примесей железа и кремния. В дальнейшем шла нормальная, спокойная работа. Глядя на многочисленные плавильные печи, из которых в совершенно будничной обстановке отливались одновременно многие слитки из сплава В95, я невольно вспоминал те суматошные дни, когда мы. считая каждый час, боролись с провалами плакировки. За разработку и освоение высокопрочного сплава В95 Фридляндер, Добаткин и другие были удостоены Сталинской премии.