Варшавский Виктор Ильич. Профессор, доктор технических наук, специалист по кибернетике и И.И. в СССР
...Первый разговор с начальником СКБ начался с обсуждения зарплаты. Мы сидели втроем я, Ира Угрюмова и Яна Беленькая. Предложил нам начальник минимальный оклад содержания в 890 рублей. Чтобы понять, что это такое, попробую вспомнить цены. Билет на трамвай стоил 30 копеек, тарифная станция на автобусе - 20 копеек. Таким образом, чтобы из Автово доехать до завода на Петроградской, надо было заплатить 80 коп, что было с такой зарплатой дорого. На дорогу (трамвай), сигареты и обед я брал пять рублей в день. При оценке зарплаты следовало вычесть одну месячную зарплату в год - принудительно-добровольную подписку на государственный заем, 13% налог и 1% профсоюзные взносы. Получалось на руки 700 рублей. - А детей чем кормить? - спросил я. - А у вас дети? - Да. - И у вас тоже? - спросил он Яну и Иру. После утвердительного ответа нам была назначена зарплата в 980 рублей - максимум для молодого специалиста, и я был направлен в КБ-4. КБ-4 собиралось проектировать прибор управления стрельбой для полевой артиллерии Веер. Прибор должен был быть предельно прост и надежен. Поэтому его было решено делать чисто механическим и необходимые функциональные зависимости воспроизводить на некруглых зубчатых колесах.
https://sites.google.com/site/vivabout/ "Поток сознания"
Поскольку Веер закрыли, то меня надо было чем-то занять. Завод по ширпотребу выпускал пылесосы Вихрь. Для молодого читателя поясняю, что в те времена каждое предприятие военно-промышленного комплекса должно было выпускать какието товары широкого потребления - ширпотреб. Это слово потом стало синонимом всякого барахла. Вихрь выпускался в кортонных коробках, и мне было поручено спроектировать фанерный ящик для упаковки четырех таких коробок. Упаковочные средства стандартизованы. Поэтому для создания проекта упаковочного ящика было достаточно взять нормаль, проставить размеры и отдать копировщице. Еще пару часов заняло составление проектной документации, точнее заполнение пустых мест в одной из форм нормали. На следующий день я явился пред светлые очи непосредственного начальника для получения новой работы.
В самом начале моей электронной деятельности, когда у меня еще не было сотрудников и я не знал с кем посоветоваться, мне поручили провести исследования влияния длинной линии связи на точность сельсинной передачи. На артиллерийском полигоне на Ржевке был закопанный в земле кабель длиной в два километра. Мне дали несколько рабочих, и я начал готовить программу испытаний и выписывать необходимый инструмент, измерительные приборы и комплектующие изделия. - Спирт выписал? - озабоченно спросил меня один из рабочих. - А зачем? - Ну, как же. А контакты протирать. На следующий день я понес начальнику отдела на подпись служебную записку, текст которой этот рабочий мне продиктовал: "Для промывки контактов датчиков и принимающих типа БД и БС при проведении испытаний сельсинной связи на полигоне Ржевка прошу выписать спирт-ректификат в количестве 0.5 литра". Служебную начальство подписало без разговоров и спирт был получен. Первый вопрос, который мне был задан, когда наш автобус отъехал от НИИ: - А где спирт? Покажи. Всю бутылку тут же выпили. На мой вопрос о судьбе контактов раздался громкий хохот. - Ты, чего неграмотный что ли? БС - это бесконтактный сельсин, а БД - бесконтактный датчик. Я вспомнил текст своей служебной записки и начал ждать суда, пока после нескольких лет работы ни понял, что в отечественной промышленности никто никогда ни оптику, ни контакты спиртом не протирал. И единственное назначение тысяч тонн спирта, расходуемого нашей промышленностью и наукой, - питье, которое иногда называют промывкой оптических осей, а сам спирт, употребляемый по его прямому назначению - внутрь, на флоте и в судостроительной промышленности почему-то называется шило.
Работать я начал на заказе Созвездие, вычислителе, решавшем обратную геодезическую задачу - задачу определения подводной лодкой своего места по звездам. Входил этот вычислитель в комплекс Лира, который включал астронавигационный перископ и гироскопический стабилизатор. Вычислитель был по-своему замечательным прибором, который сконструировал очень талантливый инженер Ходоров. Вычислительная машина состояла из блоков, каждый из которых представлял собой магнитный усилитель, в котором за счет включенной в обратную связь диодной цепочки обеспечивалось десять устойчивых состояний. Данные с перископа передавались на Созвездие голосом и вводились в прибор телефонными дисками. Результаты считывались со шкал и также голосом передавались для дальнейшего использования.
Придумано все это было чрезвычайно остроумно, но было громоздко и работало, если работало, страшно медленно. В принципе скорость и не была нужна - тактика использования Лиры была следующей. Проводился замер, после чего лодка на сутки ложилась на грунт для подготовки ракеты к запуску. Вообще говоря, это был уже позавчерашний день вычислительной техники.
Естественно, что будучи молодым и наглым, я ни минуты не задумываясь включился в войну с этим проектом. Более того, я втянул в эту войну Вилю Черняка и нового своего непосредственного начальника Виктора Васильевича Беркутова. Удар по Созвездию был нанесен по всем правилам военного искуства. Нами официально было подано рационализаторское предложение: заменить Созвездие в комплексе Лира двумя механическими арифмометрами.
Несмотря на сатирический характер рацпредложения, с ним практически невозможно было бороться. Использование арифмометров не нарушало ни одного пункта технологической цепочки предстартовой подготовки ракеты. Шухер начался страшный. Рацпредложение давало фантастический экономический эффект, много миллионов на каждой лодке, и мы уже подсчитывали размер вознаграждения. Но никогда не надо делить шкуру неубитого медведя. Кто-то должен был ответить за огромные финансовые, людские и другие ресурсы, вбитые в разработку Созвездия.
Поэтому руководство НИИ грудью встало на его защиту. Прошло несколько технических советов, ни один из которых не принял никакого решения. По существовавшим правилам после каждого технического совета все его участники должны были подписать стенограмму. После одного из заседаний к нам в комнату зашла пожилая стенографистка и обратилась к Беркутову: - Виктор Васильевич, вас Гинзбург в своем выступлении назвал Лидером Оппозиции. Так я эти слова в расшифровку включать не стала. У меня уже был в жизни случай, когда из-за таких слов в стенограмме человека посадили.
В это время первые Созвездия начали сдавать на атомных лодках. Сообщения из Северодвинска приходили малоутешительные, вычислитель упорно не хотел работать. Нас всех, авторов рацпредложения, руководителей проекта и институтское начальство вызвали на совещание в Главк к начальнику Главка, будущему министру судостроительной промышленности СССР, Бутоме. Шум на заседании стоял жуткий. Заместитель директора НИИ по науке Формаковский орал: - Вы идите командовать у меня в институте, а я пойду к е...ней матери! Бутома закончил заседание словами: - Ну, все. Поговорили и хватит. Рацпредложение директивно внедрить.
Мы возвращались в Ленинград, лопаясь от гордости. Но не тут-то было. Очередной технический совет принял решение: "В связи с тем, что существующие арифмометры не имеют военной приемки и в их технических условиях нет требований на работу в условиях повышенной влажности и наличии вибраций, рационализаторское предложние Беркутова, Варшавского и Черняка отклонить".
Но и это было не все. На следующий день меня вызвал Фармаковский и сказал,что раз я так хорошо знаю Созвездие, то назначаюсь Старшим Ответственным Сдатчиком систем на трех лодках 613 проекта и должен через неделю прибыть на базу завода Красное Сормово на Морском заводе в Севастополе.
Я, естественно, отказался и подал заявление об уходе. Благо у меня как раз кончались три года, которые я должен был отработать как молодой специалист, по распределению.К этому времени у меня фактически была готова кандидатская диссертация по пороговой логике. Были сданы экзамены кандидатского минимума. До защиты мне оставалось только подождать выхода статьи.
У меня также было приглашение от Николая Николаевича Поснова перейти на работу в ВЦ Ленинградского отделения Математического института им. Стеклова Академии Наук СССР. Прежде чем подать заявление, я позвонил Поснову, который подтвердил, что берет меня на работу. Но Фармаковскому надо было меня победить на всех фронтах. На моем заявлении появилась резолюция "отказать". Естественно, что я начал трепыхаться. Заявил своему начальству, что никуда не поеду, пусть меня увольняют за неисполнение служебных обязанностей. На следующий вечер ко мне домой пришел Эдик Леви. Эдуард Ионович Леви был преподавателем марксистской философии в аспирантуре НИИ-303 и заместителем секретаря партбюро института по идеологической работе.
Сразу же замечу, что он по своим человеческим качествам абсолютно не соответствовал своему положению. У нас были теплые дружеские отношения, которые продолжались много лет... У него были свои заморочки с властями. Он занимался
проблемами семьи при социализме, и его докторская диссертация так и не была допущена к защите.
Эдик тезисно объяснил мне и моей жене следующее. Движущей и направляющей силой нашего общества является Партия. Судьбы людей разного уровня решаются на разных уровнях партийной иерархии. Мою судьбу решает инструктор райкома партии. Однако руководство института обсудило мой вопрос со вторым секретарем райкома. Меня будут обвинять в сознательном подрыве обороноспособности нашей Родины, и нигде на ее территории на инженерную работу меня не возьмут. Ряд дополнительных штрихов моей возможной будущей жизни также не вселяли особого оптимизма. Эдик советовал поехать в командировку, а через полгода спокойно уволиться.
На следующий день я пошел к Фармаковскому, сказал, что сдаюсь на милость победителя, и подписал командировочное предписание. Фармаковский был очень доволен и отечески пожурил меня за проявленную строптивость. Был я себе противен, но у меня не достало ни мужества, ни желания воевать неизвестно с чем и неизвестно ради каких целей. Наверное, я действительно просто испугался.
Жизнь в длительной командировке на объекте - это жизнь особых людей на особой планете, которая ждет своего талантливого исследователя. Я не уверен, что в состоянии представить вам все нюансы этой жизни, достаточно близко к истине живоописать все "картинки с выставки". Как я уже писал, это была вторая моя длительная командировка, но первая, на полигон в Красноармейск была пасторальным детским садом. Когда я работал на заводе, меня пару раз во время обычных для конца месяца и особенно года авралов привлекали к предъявлению изделий военной приемке, так что процедуру сдачи изделий я вчерне себе уже представлял.
Взаимодействие Изготовителя и Представителя Заказчика напоминало хорошо отрежессированный спектакль. По идее неумолимым заслоном выпуску недоброкачественной продукции должны были служить ОТК - отделы технического контроля. Однако ОТК были частью заводской структуры и,несмотря на периодически принимаемые законы и постановления подтверждающие их независимость, премии и все остальные блага работники ОТК получали как сотрудники завода со всеми вытекающими из этого последствиями.
Конечно, явного брака и явных нарушений технологического процесса ОТК не допускал, но мелкие шалости считались обычным явлением. Например,существовало понятие 32-го, 33-го и даже 35-го чисел. То есть реальная продукция изготавливалась через два, три или даже пять дней после конца месяца, хотя все акты на нее подписывались в положенные планом сроки. Под давлением администрации завода ОТК частенько подписывало резрешения на отступления от технических условий.
Большинство покупателей при покупке смотрело, когда выпущена покупаемая вещь. Изготовленное в конце месяца старались не покупать. Занятную историю в этом плане рассказал бывший мой сокурсник по ЛИТМО, в то время главный технолог
Петродворцового часового завода, Илья Айзенберг. Пятка цапфы, а проще торец оси зубчатого колеса в часах подвергался очень точной и тщательной шлифовке. Операция эта была весьма трудоемкой и обычно к концу месяца явным образом не хватало большого числа отшлифованых колес. С привлечением всех административных сил и средств ОТК заставили подписать разрешение на установку на всей партии часов колес с нешлифованой пяткой цапфы. Самое интересное в этой истории, что часы из этой партии оказались самого высокого качества. Разобравшись в этом феномене, Илья подал рацпредложение - пятки цапф не шлифовать, и получил за это большие деньги.
Заслон поступлению на вооружение некачественной продукции должны были ставить Представители Заказчика или Военная Приемка. Для этой цели существовали воинские части, сопровождавшие изделие от момента выдачи технического задания на проектирование до его принятия на вооружение. Представителями воинских частей были районные инженеры. Наш районный инженер носил харизматическую фамилию Неуссыхин. Непосредственно на заводе работали военпреды, которые
наблюдали за соблюдением технологического процесса и принимали готовую продукцию. Взаимоотношения завода и военной приемки определялись фантастическим клубком противоречий и общих целей. При этом в каждом действии обязательно присутствовал враг, которого надо было обмануть. Как правило, завод и военная приемка боролись друг против друга или совместно против государства.
31 декабря 1958 года, часов этак в 10 вечера, мы сдавали военпредам очередную установку "Бурея". Почему-то приборам управления ракетным стартом давались названия рек. Сдать до конца года надо было две установки, но готова была только одна. Договориться о 35 декабря и подписать акт на вторую установку авансом не удалось, и настроение у всех на заводе было поганое. Горела годовая программа и все премии. Акт приемки на одну установку был подписан, ее увезли из цеха и
военпред начал собираться домой, встречать Новый Год. В сдаточную вошел начальник цеха. - Ты куда? А следующий комплект кто будет принимать? - Так там еще конь не валялся. - Поднапрягись. Снимай шинель.
В цех на талях въехала очередная установка. Все торопились, проверка прошла быстро, без каких-либо проблем. Принесли акт на подпись. Военпред вынул изо рта окурок. Отвинтил заглушку кабельного разъема. Сцену, которая разыгралась
дальше, я описать не могу, так как нас всех тут же выгнали из сдаточной, а на завод срочно прибыло руководство завода и командование воинской части. Оказалось, что военпреду повторно предъявили туже самую установку, предварительно
перевентив на ней все шильдики с номерами. Оказалось также, что в каждой принятой установке наш военпред оставлял в кабельном разъеме окурок. До чего в результате договорилось между собой начальство, я не знаю, но Новый Год мы
встретить успели, вторую установку сдали через неделю, и премию получили в полном объеме.
Предъявление и проверка системы в основном состояла из решения на ней контрольных задач. Рукоятками по шкалам вводились исходные данные, с выходных шкал считывались результаты и сравнивались с тем, что должно было быть. Это называлось - статика. Для некоторых систем использовалась еще один тип проверки, который назывался - полудинамика. Слово само по себе странное. С похожим словом я столкнулся в жизни еще один раз, когда обсуждал с сантехником проблему смены унитаза.- Вам какой унитаз надо? Наш или получешский? - А что такое получешский? - Это точно, как чешский, только наш. Так вот, полудинамика проводилась следующим образом. Входные данные изменялись непрерывно. Вокруг установки располагалось штук 20 кинокамер, которые синхронно снимали все шкалы.Потом молодые инженеры, вроде меня,сидели со специальными лупами, считывая показания шкал с кинокадров и заносили их в таблицу. Работа нудная и утомительная. Выполнялась она почему-то по ночам.
Добираться до Севастополя можно было на поезде за двое суток или на самолете с пересадкой в Москве и посадкой в Киеве. Поскольку Севастополь и Феодосия были для сотрудников НИИ-303, как дом родной, то люди опытные провели со мной детальный инструктаж. Во-первых, мне объяснили, что поездом в Крым можно ехать только в своей компании, потому что пить двое суток в компании незнакомых попутчиков не рекомендуется, как из соображений собственной безопасности, так и с точки зрения Первого Отдела. Возможность не пить в дороге не рассматривалась как абсурдная. При полете самолетом предусматривались две точки питания. Во время пересадки в аэропорту Внуково рекомендовалось взять 200 грамм водки, салат из крабов, гребешки петушиные в кокотнице и бифштекс "англез" - с кровью, который там изумительно готовили.Следующие 200 грамм водки и украинский борщ с пампушками с чесноком следовало заказать во время посадки в Киеве.
На рекомендациях по перелету Ленинград - Симферополь идиллия кончалась. Начиналось описание суровых будней. Основные инструкции сводились к правилам обращения со спиртом и путям его использования в качестве орудия управления и средства решения всех возникающих проблем от устройства в гостиницу до подписания документов военпредами. Спирту, которым я безо всякого отчета мог свободно распоряжаться, мне на сдачу трех систем полагалось: ректификата - 400 литров, а технического в железных бочках, назывемого на местном жаргоне "зензибер" - около тонны. Мне приходилось в своей жизни пить разные напитки. Я не пробовал коктейли "Слеза комсомолки" и "Цыганка в лесу",рецепты которых приведены в бессмертном руководстве для алкоголиков Венички Ерофеева, но пил водку "Шуйская" и продававшееся в Башкирии вино "Золотая осень", приготовленное, судя по вкусу, из прелых листьев. Один раз с деревенскими парнями я даже пил одеколон. Но пить "зензибер" я не мог. Где-то на физиологическом уровне у меня проходит граница, отделяющая организм от состояния беспробудного пьянства.
Появившись в понедельник утром на базе, я был готов ко всему, но то что увидел в будке у причала, повергло меня в состояние, мягко говоря, легкого смущения. Называлось все это утренней планеркой. Хотя правильнее было бы назвать это опохмелкой. В центре небольшой комнаты за столом сидел начальник сдаточного цеха Шибанов, руководивший работами по монтажу системы. Я должен был принять у него системы и начать их сдачу. На столе рядом с Шибановым стоял алюминиевый чайник, к носику которого он периодически прикладывался. Как выяснилось, в чайнике был "зензибер". Другой спирт для монтажа не полагался. Люди, которые сидели на стульях вдоль стен, производили странное впечатление. Кое-кого я знал. Это были великолепные мастера. Они могли, зажав в патроне дрели заготовку, выточить при помощи надфиля деталь не хуже, чем на прецизионном токарном станке. Они при регулировке могли легкими ударами киянки деформировать корпус, вогнать вращающийся трансформатор в нулевой класс точности. Их, правда, мало волновало при этом, что через пару недель, когда выравнивались внутренние напряжения, этот трансформатор начинал врать, как уличенная в неверности жена. Но это было уже после сдачи системы.
Об их профессиональном уровне свидетельствует, например, такой случай.Когда одна из лодок, с которой я должен был работать, стояла в Сормово в доке с поднятым астроперископом, по перископу случайно ударили стрелой крана. Удар был очень легкий, но этого было достаточно, чтобы нарушить герметичность и точность визирования. Для замены перископа требовалось иметь новый перископ и вскрыть корпус лодки. Все это требовало больших денег и, что более важно, большого времени. Трое механиков с ГОМЗ'а подрядились вручную по месту отрихтовать перископ, восстановив герметичность и оптические оси. Сделали они это за 10 дней и сделали отлично. На этой лодке был самый точный астроперископ.Говорят, что римские вакханалии - это детский утренник по сравнению с тем, что творилось в Горьком, пока не были пропиты все огромные деньги, полученные по наряду за эту работу.
Но, к сожалению, как мне кажется, человек, проработавший более года в командировках, на монтаже или сдаче уже был непригоден к другой жизни. И тому было много причин. Все эти причины сводились к тому, что человек попадал в совершенно отличные от всего остального СССР экономические и социальные условия. Во-первых, оплата. Дома, по месту основной работы, шла зарплата и положенные премии. Командировочные составляли 26 рублей в день плюс квартирные - пять рублей в день или по квитанции гостиницы. Кроме того, за работу ниже ватерлинии, а какие-то части системы всегда располагались в трюме, доплачивали 30% зарплаты. Каждый час нахождения на лодке в погруженном состоянии оплачивался вдвойне, до 200 часов в месяц.
Во-вторых, выпивка, а это одна из главных статей расходов советского работяги, была бесплатной, равно как и обеды вместе с командой. У меня, например, без командировочных выходило чуть больше трех тысяч рублей в месяц. Чтоб понять это, замечу, что "Москвич" стоил девять тысяч, а "Победа" - шестнадцать. В те времена зарплата профессора была пять тысяч рублей в месяц. Это была огромная зарплата, которую в 1947 году, чтобы обеспечить научный рывок, установил Сталин. С тех пор, до самой перестройки эта зарплата не изменялась.
В денежном плане все командированные делились на семейных и одиноких. У семейных зарплата и премии получала дома семья. У одиноких шла на сберкнижку.Среди одиноких было два-три человека, которые резко выделялись из основной массы. Это были люди в возрасте 40 - 50 лет, которые находили себе хозяйку вдовушку, у которой жили и кормились, отдавая ей командировочные. Остальные деньги копились. У них всегда можно было одолжить денег. Так, Главный Строитель лодки одолжил на машину под достаточно высокие проценты. Основная же масса одиноких жила в полное свое удовольствие. Справедливости ради следует сказать, что семейные ни в одном из известных удовольствий, доступных одиноким, себе не отказывали. Отличались они только тем, что у них было меньше денег.
В плане удовольствий вокруг групп монтажников и сдаточных команд ошивалась устойчивая группа девиц, в основном продавщиц различных киосков - от газированной воды, до Союзпечати - и официанток. Девицы медленно мигрировали от одного человека к другому или переходили по наследству к вновь прибывшим. Новенькие в этой группе появлялись редко. В основном их поставлял мастер с ГОМЗа, бригадир легендарной бригады, чинившей перископ, по прозвищу Майор Пронин, или просто Майор. Введя в коллектив новую девицу, Майор на несколько дней впадал в запой...
Вторую группу составлял, если так можно выразится, клуб по сексуальным интересам офицерских жен. Эти контакты по понятным причинам не афишировались. Инициатива принадлежала дамам, которые стремились перепробовать всех, и, судя по всему, информационный обмен там был на высоком уровне. Кроме того, время от времени в командировку приезжали женщины, согрешить с которыми считалось высшим достижением.Боясь оскорбить благородные чувства бандерш, я не рискую назвать все это бардаком. Учитывая очень напряженные графики работы, народ еле таскал ноги.Изнуренные работой, спиртом и бабами, мои будущие коллеги обсуждали, кому ехать к начальнику городской милиции полковнику Сахно, забирать четверых из
вытрезвителя и сочиняли необходимую для этого бумагу.
Эти четверо не сумели выпить "на ход ноги". Дело в том, что за пару недель до этого в Севастополь ознакомиться с ходом дел на месте приехал директор НИИ-303 Грибов. Будучи человеком скромным, он не позвонил из аэропорта дежурному по базе, а просто приехал в гостиницу "Севастополь", где у нас была постоянная бронь, и попросил дать ему номер. Произошел короткий диалог. - Ты откуда такой быстрый? - Из НИИ-303. У нас постоянная бронь. Вот мой паспорт и командировка. - Подотрись своей командировкой. Я больше алкоголиков не селю. Вызванный по телефону дежурный по горкому партии быстро решил вопрос с люксом, а на проходной морзавода было дано указание пьяных задерживать и отправлять в вытрезвитель. Выпить "на ход ноги" означало выпить кружку спирта, принять низкий старт и пробежать проходную трезвым. За проходной у памятника матросу Кошке уже можно было падать.
Грибов, при всей своей скромности, между тем очень гордился тем, что он Герой труда.
...Много лет спустя, когда я работал уже в Академии Наук, мы приехали на конференцию в Ташкент. В холл гостиниц ы гордо вошел Грибов с золотой звездой Героя и лауреатским значком на лацкане пиджака.Навстречу ему по лестнице спускался узбек, по видимому председатель колхоза,на халате которого было две звезды и две медали...
Узбекистан был вообще республикой со своими внутренними законами. Обычная для СССР иерархия привилегий была там возведена в огромную степень. Я слегка прикоснулся к узбекской верхушке. Просто править в республике и наслаждаться немеренными материальными благами им было мало, нужен был декор. Одним из фрагментов такого декора служила ученая степень. Конечно, в республике были, и немало, сильные, активно работающие ученые. Но чтобы выжить, им было необходимо платить своеобразный налог, "отстегивать" этой верхушке и их детям ученые степени. Все знали цену этим диссертациям, но для соблюдения хоть какого-то уровня приличий, было необходимо привлечение к процедуре ученых из России. Я довольно часто, по просьбе Тимура Валиева, человека предельно честного, прошедшего всю войну, оппонировал его аспирантам. Но однажды он попросил меня оппонировать зятю управделами ЦК Узбекистана. Замечу для молодого поколения, что управделами ЦК - это человек, в руках которого находились все материальные блага компартии республики.
Единственный раз в жизни меня на летном поле у трапа самолета встречала машина. Поселили меня в резиденции ЦК. Небольшой трехкомнатный номер метров 100 квадратных. Спальня, столовая и кабинет. Миловидная горничная сказала: - Нарзан и кефир в холодильнике. Когда будете завтракать? - В семь по Москве, - ответил я и завалился спать, открыв окно в сад. Партийные обиталища имели подчас названия мало соответствующие их внутреннему содержанию. Так однажды, в том же Ташкенте, мы с Лекой Розенблюмом были определены на жительство в общежитие советского и партийного актива с интригующим названием "Совпартак". Оказалось это общежитие виллой за городом, с роскошным садом, чайхана имела фонтан внутри, в номер давали только что сорванную с грядки клубнику с ледяными сливками, повар приходил по утрам спросить, что готовить на обед и т.д. и т.п. Вопрошающий по утрам повар - это, наверное, был стандартом для партийных жилищ. То же самое было в санатории крайкома партии под Владивостоком, в котором до меня Брежнев встречался с президентом США Фордом.
Я приехал в командировку на три недели и Витя Перчук, который тогда был директором института автоматики Дальневосточного центра Академии Наук СССР, устроил меня туда на постой. Там же проживала комиссия, которая приехала Перчука снимать. ..Из общения с комиссией у меня в памяти остались две вещи. Первое, анекдот, рассказанный председателем комиссии академиком Г.И. Петровым, директором института космических исследований, который я потом неоднократно пересказывал студентам. На экзамене в юридическом институте студент плавает по всем вопросам.- Ну, ладно, - говорит профессор, Последний вопрос. Дайте определение мошенничества и приведите пример.- Можно начать с примера? - Валяйте! - Если вы сейчас поставите мне двойку, это будет мошенничество.- Почему - По определению. Мошенничеством называется причинение ущерба другому лицу,пользуясь его неосведомленностью.
Второе произошло во время общего заранее заказанного обеда, во время которого подавали трепангов, маринованный папоротник, китайский суп из крабов,жареную нежнейшую молодую камбалу и кучу других дальневосточных деликатесов, стоивших, как и все в сети партийного обслуживания, смехотворно дешево. Соли на столе не было, а лежали тюбики с соленым корейским соусом. У меня никак не получалось выдавить соус из тюбика, и я нажал на него изо всех сил. Что-то хлопнуло, и все содержимое тюбика вылетело на сидящего напротив членкорра Академии Наук Охоцимского. Вид у пиджака и рубашки был ужасным. Минут через 15 я поднялся в номер к Дмитрию Евгеньевичу с предложением отвезти пиджак и рубашку в химчистку, но был послан совсем в другое место в выражениях, не оставляющих сомнения во взглядах Д.Е. на мою персону. По счастью,когда соус высох, он просто осыпался, не оставив никаких следов ни на пиджаке, ни на рубашке.
Вообще, что-что, а устраивать так называемые госдачи партийные органы умели. Я читал, что все "Персидские мотивы" Сергея Есенина были написаны на госдаче под Баку, где ему имитировали Персию, не пустив в настоящую. И даже "Шагане, ты моя Шагане" была ни то из цековского, ни то из гебешного штата. Кстати, в доме-музее Есенина в Константиново я видел его письмо с просьбой выпустить за границу, где он обещает вести себя прилично и "...в публичных местах Интернационал не петь".
Воистину у них были свои законы. Денег за еду, питие и номер никто у меня не спрашивал. Это конечно были ''борзые щенки", но бороться с этим было невозможно. Диссертация, кстати, у Дамира была неплохая. В течении всей уборочной компании на всех хлопкоприемных пунктах республики фиксировались времена прихода машин с хлопком и время их простоя в очереди и под разгрузкой. На основании этих данных строились модели потоков и давались рекомендации по числу и расположению хлопкоприемных пунктов в республике. Выполнить такую работу без такого тестя, как у Дамира, было невозможно. В своем выступлении на защите я сказал, что во многих науках есть теоретические и экспериментальные работы. По-видимому, это можно сказать и о кибернетике. В нашем случае мы имеем пример прекрасной экспериментальной работы. Тут же вскочил один из членов Совета и брызгая слюной заорал:- Это не экспериментальная работа! Это классическая работа! Я повернулся к председателю: - Прошу занести в протокол мой ответ. Я категорически возражаю против применения к диссертациям вообще эпитета "классический", поскольку классики в области написания кандидатских диссертаций мне неизвестны.
С председателем Совета, директором института Кибернетики АН УзССР академиком Кабуловым отношения у меня были несколько натянуты, и был я оппонентом в Ташкенте последний раз, и то только по тому, что не мог Кабулов пойти против желания этого диссертанта. Мои отношения с Кабуловым раньше были очень хорошими. В предыдущий мой приезд, а я приехал вместе с Натальей, Кабулов пригласил нас в горы на плов.Вез нас в своей машине адъютант командующего Туркестанским Военным Округом, гости были очень высокого уровня, и прием шел по первому разряду. Уже изрядно выпив, глядя на роскошную панораму гор со снежными вершинами я произнес тост:- Марк Твен открыл великий закон, куда деваются неудавшиеся паровозные механики, кузнецы, каретные мастера. Они идут в часовщики. В наше время появилась новая ниша, в которую уходят неудавшиеся инженеры, врачи,лингвисты и многие другие специалисты - это кибернетика.Я не успел сказать, за что предлагаю выпить, как Кабулов спросил меня: - А куда деваются неудавшиеся кибернетики? К сожалению, очень часто в жизни я сначала говорю, а потом думаю. - В академики, - без задержки ответил я. Наталья под столом пнула меня так, что еще долго текла кровь, но сделать уже ничего было нельзя. Возникшую неловкость замяли, но ужин и вся поездка были безнадежно испорчены, а Кабулов с тех пор глядел мимо меня.
Голосование, как легко понять, было единогласным. После роскошного ужина на госдаче абсолютно пьяный брат жены диссертанта, секретарь не то райкома, не то горкома комсомола, отвез меня на своей машине в аэропорт. Причем, всю дорогу, мы почему-то двигались задним ходом. Мои отношения с Хаджиевым на этом не закончились. Были еще три контакта.Через несколько дней раздался телефонный звонок. Звонил тесть Дамира. Он поблагодарил меня за помощь и передал какому-то человеку, имени и отчества которого я не знал, и не разобрал толком. Только повесив трубку я понял, что меня благодарил за помощь республике первый секретарь ЦК Узбекистана Рашидов.
Второй телефонный звонок был в день рождения Натальи. Звонили из депутатской комнаты аэропорта Пулково. На мое имя из Ташкента с пилотом была передана посылка. Я попросил отправить посылку на такси, и мы насладились огромной корзиной фруктов и свежей клубники. А месяца через три приехал и сам Дамир. Его уже утвердил ВАК. Он стал проректором я не помню какого института в Ташкенте и приехал договориться со мной о подготовке докторской диссертации.Остановился он в гостинице обкома, возила его с приехавшим с ним холуем обкомовская "Волга". Сходили мы с ним в ресторан и расстались навсегда, ни о чем не договорившись.
Однако, настало время вернуться в Севастополь. Я принял у Шибанова лодки и часть людей. Приехала группа новых инженеров и монтажников, и начались трудовые будни. Если мы ночевали в гостинице, то утром на катере через Южную бухту двигались на завод, где целый день до позднего вечера пытались заставить работать Созвездие. Периодически мы выходили на ночь в море, чтобы поработать с перископом и набрать свои 200 часов в месяц подводных. Условия на лодке были кошмарные, так как на ней находился почти тройной комплект людей - штатная команда, сдаточная команда - мы, и военная приемка. Дел на всех, естественно, на каждом выходе не было, но всем нужны были справки о подводных часах, которые выдавались на основании выписки из бортового журнала. Следует также учесть, что это были старые дизельные лодки с наваренными контейнерами для ракет. В и без того тесное помещение было дополнительно напихано куча новой аппаратуры. С другой стороны, я до сих пор с каким-то томлением вспоминаю восход солнца в море, когда лодка идет в подвсплывшем состоянии, а из воды торчит только рубка. Ты стоишь в канадке, чуть подрагивая от утреннего холода, и любуешься играющими рядом дельфинами. Хотелось читать Гумилева."Над острым носом нашей субмарины Взошла Венера.."
Я пользовался привилегией Старшего Ответственного Сдатчика и выходил на мостик вместе со старшими офицерами. Иногда лодка уходила в море на несколько дней, и мы отстаивались днем в Камышевой бухте. В бухте была потрясающая
подводная охота. Поскольку дополнительная зарплата офицерам и дополнительный паек, в который входило сухое вино, галеты и шоколад, выдавались только в море, то лодка стремилась выйти в море - пройти боны, закрывающие бухту хотя бы за
несколько минут до полуночи и вернуться хоть за несколько минут после полуночи...
https://sites.google.com/site/vivabout/ "Поток сознания"
Поскольку Веер закрыли, то меня надо было чем-то занять. Завод по ширпотребу выпускал пылесосы Вихрь. Для молодого читателя поясняю, что в те времена каждое предприятие военно-промышленного комплекса должно было выпускать какието товары широкого потребления - ширпотреб. Это слово потом стало синонимом всякого барахла. Вихрь выпускался в кортонных коробках, и мне было поручено спроектировать фанерный ящик для упаковки четырех таких коробок. Упаковочные средства стандартизованы. Поэтому для создания проекта упаковочного ящика было достаточно взять нормаль, проставить размеры и отдать копировщице. Еще пару часов заняло составление проектной документации, точнее заполнение пустых мест в одной из форм нормали. На следующий день я явился пред светлые очи непосредственного начальника для получения новой работы.
В самом начале моей электронной деятельности, когда у меня еще не было сотрудников и я не знал с кем посоветоваться, мне поручили провести исследования влияния длинной линии связи на точность сельсинной передачи. На артиллерийском полигоне на Ржевке был закопанный в земле кабель длиной в два километра. Мне дали несколько рабочих, и я начал готовить программу испытаний и выписывать необходимый инструмент, измерительные приборы и комплектующие изделия. - Спирт выписал? - озабоченно спросил меня один из рабочих. - А зачем? - Ну, как же. А контакты протирать. На следующий день я понес начальнику отдела на подпись служебную записку, текст которой этот рабочий мне продиктовал: "Для промывки контактов датчиков и принимающих типа БД и БС при проведении испытаний сельсинной связи на полигоне Ржевка прошу выписать спирт-ректификат в количестве 0.5 литра". Служебную начальство подписало без разговоров и спирт был получен. Первый вопрос, который мне был задан, когда наш автобус отъехал от НИИ: - А где спирт? Покажи. Всю бутылку тут же выпили. На мой вопрос о судьбе контактов раздался громкий хохот. - Ты, чего неграмотный что ли? БС - это бесконтактный сельсин, а БД - бесконтактный датчик. Я вспомнил текст своей служебной записки и начал ждать суда, пока после нескольких лет работы ни понял, что в отечественной промышленности никто никогда ни оптику, ни контакты спиртом не протирал. И единственное назначение тысяч тонн спирта, расходуемого нашей промышленностью и наукой, - питье, которое иногда называют промывкой оптических осей, а сам спирт, употребляемый по его прямому назначению - внутрь, на флоте и в судостроительной промышленности почему-то называется шило.
Работать я начал на заказе Созвездие, вычислителе, решавшем обратную геодезическую задачу - задачу определения подводной лодкой своего места по звездам. Входил этот вычислитель в комплекс Лира, который включал астронавигационный перископ и гироскопический стабилизатор. Вычислитель был по-своему замечательным прибором, который сконструировал очень талантливый инженер Ходоров. Вычислительная машина состояла из блоков, каждый из которых представлял собой магнитный усилитель, в котором за счет включенной в обратную связь диодной цепочки обеспечивалось десять устойчивых состояний. Данные с перископа передавались на Созвездие голосом и вводились в прибор телефонными дисками. Результаты считывались со шкал и также голосом передавались для дальнейшего использования.
Придумано все это было чрезвычайно остроумно, но было громоздко и работало, если работало, страшно медленно. В принципе скорость и не была нужна - тактика использования Лиры была следующей. Проводился замер, после чего лодка на сутки ложилась на грунт для подготовки ракеты к запуску. Вообще говоря, это был уже позавчерашний день вычислительной техники.
Естественно, что будучи молодым и наглым, я ни минуты не задумываясь включился в войну с этим проектом. Более того, я втянул в эту войну Вилю Черняка и нового своего непосредственного начальника Виктора Васильевича Беркутова. Удар по Созвездию был нанесен по всем правилам военного искуства. Нами официально было подано рационализаторское предложение: заменить Созвездие в комплексе Лира двумя механическими арифмометрами.
Несмотря на сатирический характер рацпредложения, с ним практически невозможно было бороться. Использование арифмометров не нарушало ни одного пункта технологической цепочки предстартовой подготовки ракеты. Шухер начался страшный. Рацпредложение давало фантастический экономический эффект, много миллионов на каждой лодке, и мы уже подсчитывали размер вознаграждения. Но никогда не надо делить шкуру неубитого медведя. Кто-то должен был ответить за огромные финансовые, людские и другие ресурсы, вбитые в разработку Созвездия.
Поэтому руководство НИИ грудью встало на его защиту. Прошло несколько технических советов, ни один из которых не принял никакого решения. По существовавшим правилам после каждого технического совета все его участники должны были подписать стенограмму. После одного из заседаний к нам в комнату зашла пожилая стенографистка и обратилась к Беркутову: - Виктор Васильевич, вас Гинзбург в своем выступлении назвал Лидером Оппозиции. Так я эти слова в расшифровку включать не стала. У меня уже был в жизни случай, когда из-за таких слов в стенограмме человека посадили.
В это время первые Созвездия начали сдавать на атомных лодках. Сообщения из Северодвинска приходили малоутешительные, вычислитель упорно не хотел работать. Нас всех, авторов рацпредложения, руководителей проекта и институтское начальство вызвали на совещание в Главк к начальнику Главка, будущему министру судостроительной промышленности СССР, Бутоме. Шум на заседании стоял жуткий. Заместитель директора НИИ по науке Формаковский орал: - Вы идите командовать у меня в институте, а я пойду к е...ней матери! Бутома закончил заседание словами: - Ну, все. Поговорили и хватит. Рацпредложение директивно внедрить.
Мы возвращались в Ленинград, лопаясь от гордости. Но не тут-то было. Очередной технический совет принял решение: "В связи с тем, что существующие арифмометры не имеют военной приемки и в их технических условиях нет требований на работу в условиях повышенной влажности и наличии вибраций, рационализаторское предложние Беркутова, Варшавского и Черняка отклонить".
Но и это было не все. На следующий день меня вызвал Фармаковский и сказал,что раз я так хорошо знаю Созвездие, то назначаюсь Старшим Ответственным Сдатчиком систем на трех лодках 613 проекта и должен через неделю прибыть на базу завода Красное Сормово на Морском заводе в Севастополе.
Я, естественно, отказался и подал заявление об уходе. Благо у меня как раз кончались три года, которые я должен был отработать как молодой специалист, по распределению.К этому времени у меня фактически была готова кандидатская диссертация по пороговой логике. Были сданы экзамены кандидатского минимума. До защиты мне оставалось только подождать выхода статьи.
У меня также было приглашение от Николая Николаевича Поснова перейти на работу в ВЦ Ленинградского отделения Математического института им. Стеклова Академии Наук СССР. Прежде чем подать заявление, я позвонил Поснову, который подтвердил, что берет меня на работу. Но Фармаковскому надо было меня победить на всех фронтах. На моем заявлении появилась резолюция "отказать". Естественно, что я начал трепыхаться. Заявил своему начальству, что никуда не поеду, пусть меня увольняют за неисполнение служебных обязанностей. На следующий вечер ко мне домой пришел Эдик Леви. Эдуард Ионович Леви был преподавателем марксистской философии в аспирантуре НИИ-303 и заместителем секретаря партбюро института по идеологической работе.
Сразу же замечу, что он по своим человеческим качествам абсолютно не соответствовал своему положению. У нас были теплые дружеские отношения, которые продолжались много лет... У него были свои заморочки с властями. Он занимался
проблемами семьи при социализме, и его докторская диссертация так и не была допущена к защите.
Эдик тезисно объяснил мне и моей жене следующее. Движущей и направляющей силой нашего общества является Партия. Судьбы людей разного уровня решаются на разных уровнях партийной иерархии. Мою судьбу решает инструктор райкома партии. Однако руководство института обсудило мой вопрос со вторым секретарем райкома. Меня будут обвинять в сознательном подрыве обороноспособности нашей Родины, и нигде на ее территории на инженерную работу меня не возьмут. Ряд дополнительных штрихов моей возможной будущей жизни также не вселяли особого оптимизма. Эдик советовал поехать в командировку, а через полгода спокойно уволиться.
На следующий день я пошел к Фармаковскому, сказал, что сдаюсь на милость победителя, и подписал командировочное предписание. Фармаковский был очень доволен и отечески пожурил меня за проявленную строптивость. Был я себе противен, но у меня не достало ни мужества, ни желания воевать неизвестно с чем и неизвестно ради каких целей. Наверное, я действительно просто испугался.
Жизнь в длительной командировке на объекте - это жизнь особых людей на особой планете, которая ждет своего талантливого исследователя. Я не уверен, что в состоянии представить вам все нюансы этой жизни, достаточно близко к истине живоописать все "картинки с выставки". Как я уже писал, это была вторая моя длительная командировка, но первая, на полигон в Красноармейск была пасторальным детским садом. Когда я работал на заводе, меня пару раз во время обычных для конца месяца и особенно года авралов привлекали к предъявлению изделий военной приемке, так что процедуру сдачи изделий я вчерне себе уже представлял.
Взаимодействие Изготовителя и Представителя Заказчика напоминало хорошо отрежессированный спектакль. По идее неумолимым заслоном выпуску недоброкачественной продукции должны были служить ОТК - отделы технического контроля. Однако ОТК были частью заводской структуры и,несмотря на периодически принимаемые законы и постановления подтверждающие их независимость, премии и все остальные блага работники ОТК получали как сотрудники завода со всеми вытекающими из этого последствиями.
Конечно, явного брака и явных нарушений технологического процесса ОТК не допускал, но мелкие шалости считались обычным явлением. Например,существовало понятие 32-го, 33-го и даже 35-го чисел. То есть реальная продукция изготавливалась через два, три или даже пять дней после конца месяца, хотя все акты на нее подписывались в положенные планом сроки. Под давлением администрации завода ОТК частенько подписывало резрешения на отступления от технических условий.
Большинство покупателей при покупке смотрело, когда выпущена покупаемая вещь. Изготовленное в конце месяца старались не покупать. Занятную историю в этом плане рассказал бывший мой сокурсник по ЛИТМО, в то время главный технолог
Петродворцового часового завода, Илья Айзенберг. Пятка цапфы, а проще торец оси зубчатого колеса в часах подвергался очень точной и тщательной шлифовке. Операция эта была весьма трудоемкой и обычно к концу месяца явным образом не хватало большого числа отшлифованых колес. С привлечением всех административных сил и средств ОТК заставили подписать разрешение на установку на всей партии часов колес с нешлифованой пяткой цапфы. Самое интересное в этой истории, что часы из этой партии оказались самого высокого качества. Разобравшись в этом феномене, Илья подал рацпредложение - пятки цапф не шлифовать, и получил за это большие деньги.
Заслон поступлению на вооружение некачественной продукции должны были ставить Представители Заказчика или Военная Приемка. Для этой цели существовали воинские части, сопровождавшие изделие от момента выдачи технического задания на проектирование до его принятия на вооружение. Представителями воинских частей были районные инженеры. Наш районный инженер носил харизматическую фамилию Неуссыхин. Непосредственно на заводе работали военпреды, которые
наблюдали за соблюдением технологического процесса и принимали готовую продукцию. Взаимоотношения завода и военной приемки определялись фантастическим клубком противоречий и общих целей. При этом в каждом действии обязательно присутствовал враг, которого надо было обмануть. Как правило, завод и военная приемка боролись друг против друга или совместно против государства.
31 декабря 1958 года, часов этак в 10 вечера, мы сдавали военпредам очередную установку "Бурея". Почему-то приборам управления ракетным стартом давались названия рек. Сдать до конца года надо было две установки, но готова была только одна. Договориться о 35 декабря и подписать акт на вторую установку авансом не удалось, и настроение у всех на заводе было поганое. Горела годовая программа и все премии. Акт приемки на одну установку был подписан, ее увезли из цеха и
военпред начал собираться домой, встречать Новый Год. В сдаточную вошел начальник цеха. - Ты куда? А следующий комплект кто будет принимать? - Так там еще конь не валялся. - Поднапрягись. Снимай шинель.
В цех на талях въехала очередная установка. Все торопились, проверка прошла быстро, без каких-либо проблем. Принесли акт на подпись. Военпред вынул изо рта окурок. Отвинтил заглушку кабельного разъема. Сцену, которая разыгралась
дальше, я описать не могу, так как нас всех тут же выгнали из сдаточной, а на завод срочно прибыло руководство завода и командование воинской части. Оказалось, что военпреду повторно предъявили туже самую установку, предварительно
перевентив на ней все шильдики с номерами. Оказалось также, что в каждой принятой установке наш военпред оставлял в кабельном разъеме окурок. До чего в результате договорилось между собой начальство, я не знаю, но Новый Год мы
встретить успели, вторую установку сдали через неделю, и премию получили в полном объеме.
Предъявление и проверка системы в основном состояла из решения на ней контрольных задач. Рукоятками по шкалам вводились исходные данные, с выходных шкал считывались результаты и сравнивались с тем, что должно было быть. Это называлось - статика. Для некоторых систем использовалась еще один тип проверки, который назывался - полудинамика. Слово само по себе странное. С похожим словом я столкнулся в жизни еще один раз, когда обсуждал с сантехником проблему смены унитаза.- Вам какой унитаз надо? Наш или получешский? - А что такое получешский? - Это точно, как чешский, только наш. Так вот, полудинамика проводилась следующим образом. Входные данные изменялись непрерывно. Вокруг установки располагалось штук 20 кинокамер, которые синхронно снимали все шкалы.Потом молодые инженеры, вроде меня,сидели со специальными лупами, считывая показания шкал с кинокадров и заносили их в таблицу. Работа нудная и утомительная. Выполнялась она почему-то по ночам.
Добираться до Севастополя можно было на поезде за двое суток или на самолете с пересадкой в Москве и посадкой в Киеве. Поскольку Севастополь и Феодосия были для сотрудников НИИ-303, как дом родной, то люди опытные провели со мной детальный инструктаж. Во-первых, мне объяснили, что поездом в Крым можно ехать только в своей компании, потому что пить двое суток в компании незнакомых попутчиков не рекомендуется, как из соображений собственной безопасности, так и с точки зрения Первого Отдела. Возможность не пить в дороге не рассматривалась как абсурдная. При полете самолетом предусматривались две точки питания. Во время пересадки в аэропорту Внуково рекомендовалось взять 200 грамм водки, салат из крабов, гребешки петушиные в кокотнице и бифштекс "англез" - с кровью, который там изумительно готовили.Следующие 200 грамм водки и украинский борщ с пампушками с чесноком следовало заказать во время посадки в Киеве.
На рекомендациях по перелету Ленинград - Симферополь идиллия кончалась. Начиналось описание суровых будней. Основные инструкции сводились к правилам обращения со спиртом и путям его использования в качестве орудия управления и средства решения всех возникающих проблем от устройства в гостиницу до подписания документов военпредами. Спирту, которым я безо всякого отчета мог свободно распоряжаться, мне на сдачу трех систем полагалось: ректификата - 400 литров, а технического в железных бочках, назывемого на местном жаргоне "зензибер" - около тонны. Мне приходилось в своей жизни пить разные напитки. Я не пробовал коктейли "Слеза комсомолки" и "Цыганка в лесу",рецепты которых приведены в бессмертном руководстве для алкоголиков Венички Ерофеева, но пил водку "Шуйская" и продававшееся в Башкирии вино "Золотая осень", приготовленное, судя по вкусу, из прелых листьев. Один раз с деревенскими парнями я даже пил одеколон. Но пить "зензибер" я не мог. Где-то на физиологическом уровне у меня проходит граница, отделяющая организм от состояния беспробудного пьянства.
Появившись в понедельник утром на базе, я был готов ко всему, но то что увидел в будке у причала, повергло меня в состояние, мягко говоря, легкого смущения. Называлось все это утренней планеркой. Хотя правильнее было бы назвать это опохмелкой. В центре небольшой комнаты за столом сидел начальник сдаточного цеха Шибанов, руководивший работами по монтажу системы. Я должен был принять у него системы и начать их сдачу. На столе рядом с Шибановым стоял алюминиевый чайник, к носику которого он периодически прикладывался. Как выяснилось, в чайнике был "зензибер". Другой спирт для монтажа не полагался. Люди, которые сидели на стульях вдоль стен, производили странное впечатление. Кое-кого я знал. Это были великолепные мастера. Они могли, зажав в патроне дрели заготовку, выточить при помощи надфиля деталь не хуже, чем на прецизионном токарном станке. Они при регулировке могли легкими ударами киянки деформировать корпус, вогнать вращающийся трансформатор в нулевой класс точности. Их, правда, мало волновало при этом, что через пару недель, когда выравнивались внутренние напряжения, этот трансформатор начинал врать, как уличенная в неверности жена. Но это было уже после сдачи системы.
Об их профессиональном уровне свидетельствует, например, такой случай.Когда одна из лодок, с которой я должен был работать, стояла в Сормово в доке с поднятым астроперископом, по перископу случайно ударили стрелой крана. Удар был очень легкий, но этого было достаточно, чтобы нарушить герметичность и точность визирования. Для замены перископа требовалось иметь новый перископ и вскрыть корпус лодки. Все это требовало больших денег и, что более важно, большого времени. Трое механиков с ГОМЗ'а подрядились вручную по месту отрихтовать перископ, восстановив герметичность и оптические оси. Сделали они это за 10 дней и сделали отлично. На этой лодке был самый точный астроперископ.Говорят, что римские вакханалии - это детский утренник по сравнению с тем, что творилось в Горьком, пока не были пропиты все огромные деньги, полученные по наряду за эту работу.
Но, к сожалению, как мне кажется, человек, проработавший более года в командировках, на монтаже или сдаче уже был непригоден к другой жизни. И тому было много причин. Все эти причины сводились к тому, что человек попадал в совершенно отличные от всего остального СССР экономические и социальные условия. Во-первых, оплата. Дома, по месту основной работы, шла зарплата и положенные премии. Командировочные составляли 26 рублей в день плюс квартирные - пять рублей в день или по квитанции гостиницы. Кроме того, за работу ниже ватерлинии, а какие-то части системы всегда располагались в трюме, доплачивали 30% зарплаты. Каждый час нахождения на лодке в погруженном состоянии оплачивался вдвойне, до 200 часов в месяц.
Во-вторых, выпивка, а это одна из главных статей расходов советского работяги, была бесплатной, равно как и обеды вместе с командой. У меня, например, без командировочных выходило чуть больше трех тысяч рублей в месяц. Чтоб понять это, замечу, что "Москвич" стоил девять тысяч, а "Победа" - шестнадцать. В те времена зарплата профессора была пять тысяч рублей в месяц. Это была огромная зарплата, которую в 1947 году, чтобы обеспечить научный рывок, установил Сталин. С тех пор, до самой перестройки эта зарплата не изменялась.
В денежном плане все командированные делились на семейных и одиноких. У семейных зарплата и премии получала дома семья. У одиноких шла на сберкнижку.Среди одиноких было два-три человека, которые резко выделялись из основной массы. Это были люди в возрасте 40 - 50 лет, которые находили себе хозяйку вдовушку, у которой жили и кормились, отдавая ей командировочные. Остальные деньги копились. У них всегда можно было одолжить денег. Так, Главный Строитель лодки одолжил на машину под достаточно высокие проценты. Основная же масса одиноких жила в полное свое удовольствие. Справедливости ради следует сказать, что семейные ни в одном из известных удовольствий, доступных одиноким, себе не отказывали. Отличались они только тем, что у них было меньше денег.
В плане удовольствий вокруг групп монтажников и сдаточных команд ошивалась устойчивая группа девиц, в основном продавщиц различных киосков - от газированной воды, до Союзпечати - и официанток. Девицы медленно мигрировали от одного человека к другому или переходили по наследству к вновь прибывшим. Новенькие в этой группе появлялись редко. В основном их поставлял мастер с ГОМЗа, бригадир легендарной бригады, чинившей перископ, по прозвищу Майор Пронин, или просто Майор. Введя в коллектив новую девицу, Майор на несколько дней впадал в запой...
Вторую группу составлял, если так можно выразится, клуб по сексуальным интересам офицерских жен. Эти контакты по понятным причинам не афишировались. Инициатива принадлежала дамам, которые стремились перепробовать всех, и, судя по всему, информационный обмен там был на высоком уровне. Кроме того, время от времени в командировку приезжали женщины, согрешить с которыми считалось высшим достижением.Боясь оскорбить благородные чувства бандерш, я не рискую назвать все это бардаком. Учитывая очень напряженные графики работы, народ еле таскал ноги.Изнуренные работой, спиртом и бабами, мои будущие коллеги обсуждали, кому ехать к начальнику городской милиции полковнику Сахно, забирать четверых из
вытрезвителя и сочиняли необходимую для этого бумагу.
Эти четверо не сумели выпить "на ход ноги". Дело в том, что за пару недель до этого в Севастополь ознакомиться с ходом дел на месте приехал директор НИИ-303 Грибов. Будучи человеком скромным, он не позвонил из аэропорта дежурному по базе, а просто приехал в гостиницу "Севастополь", где у нас была постоянная бронь, и попросил дать ему номер. Произошел короткий диалог. - Ты откуда такой быстрый? - Из НИИ-303. У нас постоянная бронь. Вот мой паспорт и командировка. - Подотрись своей командировкой. Я больше алкоголиков не селю. Вызванный по телефону дежурный по горкому партии быстро решил вопрос с люксом, а на проходной морзавода было дано указание пьяных задерживать и отправлять в вытрезвитель. Выпить "на ход ноги" означало выпить кружку спирта, принять низкий старт и пробежать проходную трезвым. За проходной у памятника матросу Кошке уже можно было падать.
Грибов, при всей своей скромности, между тем очень гордился тем, что он Герой труда.
...Много лет спустя, когда я работал уже в Академии Наук, мы приехали на конференцию в Ташкент. В холл гостиниц ы гордо вошел Грибов с золотой звездой Героя и лауреатским значком на лацкане пиджака.Навстречу ему по лестнице спускался узбек, по видимому председатель колхоза,на халате которого было две звезды и две медали...
Узбекистан был вообще республикой со своими внутренними законами. Обычная для СССР иерархия привилегий была там возведена в огромную степень. Я слегка прикоснулся к узбекской верхушке. Просто править в республике и наслаждаться немеренными материальными благами им было мало, нужен был декор. Одним из фрагментов такого декора служила ученая степень. Конечно, в республике были, и немало, сильные, активно работающие ученые. Но чтобы выжить, им было необходимо платить своеобразный налог, "отстегивать" этой верхушке и их детям ученые степени. Все знали цену этим диссертациям, но для соблюдения хоть какого-то уровня приличий, было необходимо привлечение к процедуре ученых из России. Я довольно часто, по просьбе Тимура Валиева, человека предельно честного, прошедшего всю войну, оппонировал его аспирантам. Но однажды он попросил меня оппонировать зятю управделами ЦК Узбекистана. Замечу для молодого поколения, что управделами ЦК - это человек, в руках которого находились все материальные блага компартии республики.
Единственный раз в жизни меня на летном поле у трапа самолета встречала машина. Поселили меня в резиденции ЦК. Небольшой трехкомнатный номер метров 100 квадратных. Спальня, столовая и кабинет. Миловидная горничная сказала: - Нарзан и кефир в холодильнике. Когда будете завтракать? - В семь по Москве, - ответил я и завалился спать, открыв окно в сад. Партийные обиталища имели подчас названия мало соответствующие их внутреннему содержанию. Так однажды, в том же Ташкенте, мы с Лекой Розенблюмом были определены на жительство в общежитие советского и партийного актива с интригующим названием "Совпартак". Оказалось это общежитие виллой за городом, с роскошным садом, чайхана имела фонтан внутри, в номер давали только что сорванную с грядки клубнику с ледяными сливками, повар приходил по утрам спросить, что готовить на обед и т.д. и т.п. Вопрошающий по утрам повар - это, наверное, был стандартом для партийных жилищ. То же самое было в санатории крайкома партии под Владивостоком, в котором до меня Брежнев встречался с президентом США Фордом.
Я приехал в командировку на три недели и Витя Перчук, который тогда был директором института автоматики Дальневосточного центра Академии Наук СССР, устроил меня туда на постой. Там же проживала комиссия, которая приехала Перчука снимать. ..Из общения с комиссией у меня в памяти остались две вещи. Первое, анекдот, рассказанный председателем комиссии академиком Г.И. Петровым, директором института космических исследований, который я потом неоднократно пересказывал студентам. На экзамене в юридическом институте студент плавает по всем вопросам.- Ну, ладно, - говорит профессор, Последний вопрос. Дайте определение мошенничества и приведите пример.- Можно начать с примера? - Валяйте! - Если вы сейчас поставите мне двойку, это будет мошенничество.- Почему - По определению. Мошенничеством называется причинение ущерба другому лицу,пользуясь его неосведомленностью.
Второе произошло во время общего заранее заказанного обеда, во время которого подавали трепангов, маринованный папоротник, китайский суп из крабов,жареную нежнейшую молодую камбалу и кучу других дальневосточных деликатесов, стоивших, как и все в сети партийного обслуживания, смехотворно дешево. Соли на столе не было, а лежали тюбики с соленым корейским соусом. У меня никак не получалось выдавить соус из тюбика, и я нажал на него изо всех сил. Что-то хлопнуло, и все содержимое тюбика вылетело на сидящего напротив членкорра Академии Наук Охоцимского. Вид у пиджака и рубашки был ужасным. Минут через 15 я поднялся в номер к Дмитрию Евгеньевичу с предложением отвезти пиджак и рубашку в химчистку, но был послан совсем в другое место в выражениях, не оставляющих сомнения во взглядах Д.Е. на мою персону. По счастью,когда соус высох, он просто осыпался, не оставив никаких следов ни на пиджаке, ни на рубашке.
Вообще, что-что, а устраивать так называемые госдачи партийные органы умели. Я читал, что все "Персидские мотивы" Сергея Есенина были написаны на госдаче под Баку, где ему имитировали Персию, не пустив в настоящую. И даже "Шагане, ты моя Шагане" была ни то из цековского, ни то из гебешного штата. Кстати, в доме-музее Есенина в Константиново я видел его письмо с просьбой выпустить за границу, где он обещает вести себя прилично и "...в публичных местах Интернационал не петь".
Воистину у них были свои законы. Денег за еду, питие и номер никто у меня не спрашивал. Это конечно были ''борзые щенки", но бороться с этим было невозможно. Диссертация, кстати, у Дамира была неплохая. В течении всей уборочной компании на всех хлопкоприемных пунктах республики фиксировались времена прихода машин с хлопком и время их простоя в очереди и под разгрузкой. На основании этих данных строились модели потоков и давались рекомендации по числу и расположению хлопкоприемных пунктов в республике. Выполнить такую работу без такого тестя, как у Дамира, было невозможно. В своем выступлении на защите я сказал, что во многих науках есть теоретические и экспериментальные работы. По-видимому, это можно сказать и о кибернетике. В нашем случае мы имеем пример прекрасной экспериментальной работы. Тут же вскочил один из членов Совета и брызгая слюной заорал:- Это не экспериментальная работа! Это классическая работа! Я повернулся к председателю: - Прошу занести в протокол мой ответ. Я категорически возражаю против применения к диссертациям вообще эпитета "классический", поскольку классики в области написания кандидатских диссертаций мне неизвестны.
С председателем Совета, директором института Кибернетики АН УзССР академиком Кабуловым отношения у меня были несколько натянуты, и был я оппонентом в Ташкенте последний раз, и то только по тому, что не мог Кабулов пойти против желания этого диссертанта. Мои отношения с Кабуловым раньше были очень хорошими. В предыдущий мой приезд, а я приехал вместе с Натальей, Кабулов пригласил нас в горы на плов.Вез нас в своей машине адъютант командующего Туркестанским Военным Округом, гости были очень высокого уровня, и прием шел по первому разряду. Уже изрядно выпив, глядя на роскошную панораму гор со снежными вершинами я произнес тост:- Марк Твен открыл великий закон, куда деваются неудавшиеся паровозные механики, кузнецы, каретные мастера. Они идут в часовщики. В наше время появилась новая ниша, в которую уходят неудавшиеся инженеры, врачи,лингвисты и многие другие специалисты - это кибернетика.Я не успел сказать, за что предлагаю выпить, как Кабулов спросил меня: - А куда деваются неудавшиеся кибернетики? К сожалению, очень часто в жизни я сначала говорю, а потом думаю. - В академики, - без задержки ответил я. Наталья под столом пнула меня так, что еще долго текла кровь, но сделать уже ничего было нельзя. Возникшую неловкость замяли, но ужин и вся поездка были безнадежно испорчены, а Кабулов с тех пор глядел мимо меня.
Голосование, как легко понять, было единогласным. После роскошного ужина на госдаче абсолютно пьяный брат жены диссертанта, секретарь не то райкома, не то горкома комсомола, отвез меня на своей машине в аэропорт. Причем, всю дорогу, мы почему-то двигались задним ходом. Мои отношения с Хаджиевым на этом не закончились. Были еще три контакта.Через несколько дней раздался телефонный звонок. Звонил тесть Дамира. Он поблагодарил меня за помощь и передал какому-то человеку, имени и отчества которого я не знал, и не разобрал толком. Только повесив трубку я понял, что меня благодарил за помощь республике первый секретарь ЦК Узбекистана Рашидов.
Второй телефонный звонок был в день рождения Натальи. Звонили из депутатской комнаты аэропорта Пулково. На мое имя из Ташкента с пилотом была передана посылка. Я попросил отправить посылку на такси, и мы насладились огромной корзиной фруктов и свежей клубники. А месяца через три приехал и сам Дамир. Его уже утвердил ВАК. Он стал проректором я не помню какого института в Ташкенте и приехал договориться со мной о подготовке докторской диссертации.Остановился он в гостинице обкома, возила его с приехавшим с ним холуем обкомовская "Волга". Сходили мы с ним в ресторан и расстались навсегда, ни о чем не договорившись.
Однако, настало время вернуться в Севастополь. Я принял у Шибанова лодки и часть людей. Приехала группа новых инженеров и монтажников, и начались трудовые будни. Если мы ночевали в гостинице, то утром на катере через Южную бухту двигались на завод, где целый день до позднего вечера пытались заставить работать Созвездие. Периодически мы выходили на ночь в море, чтобы поработать с перископом и набрать свои 200 часов в месяц подводных. Условия на лодке были кошмарные, так как на ней находился почти тройной комплект людей - штатная команда, сдаточная команда - мы, и военная приемка. Дел на всех, естественно, на каждом выходе не было, но всем нужны были справки о подводных часах, которые выдавались на основании выписки из бортового журнала. Следует также учесть, что это были старые дизельные лодки с наваренными контейнерами для ракет. В и без того тесное помещение было дополнительно напихано куча новой аппаратуры. С другой стороны, я до сих пор с каким-то томлением вспоминаю восход солнца в море, когда лодка идет в подвсплывшем состоянии, а из воды торчит только рубка. Ты стоишь в канадке, чуть подрагивая от утреннего холода, и любуешься играющими рядом дельфинами. Хотелось читать Гумилева."Над острым носом нашей субмарины Взошла Венера.."
Я пользовался привилегией Старшего Ответственного Сдатчика и выходил на мостик вместе со старшими офицерами. Иногда лодка уходила в море на несколько дней, и мы отстаивались днем в Камышевой бухте. В бухте была потрясающая
подводная охота. Поскольку дополнительная зарплата офицерам и дополнительный паек, в который входило сухое вино, галеты и шоколад, выдавались только в море, то лодка стремилась выйти в море - пройти боны, закрывающие бухту хотя бы за
несколько минут до полуночи и вернуться хоть за несколько минут после полуночи...