(no subject)
Так случилось, что это интервью мне пришлось брать практически перед выходом артиста на сцену (есть свой экстрим и у театральных критиков). Времени было мало и разговор проходил нервно, в спешке, обрывочно. Однако, несмотря на этот «бег с учащённым дыханием», впоследствии оказалось, что важные темы всё-таки были проговорены и определены. Возможно не так, как того хотелось бы, возможно, что многие вопросы вообще остались незатронутыми, но… Но разговор с молодым актёром Сергеем Яценюком всё-таки состоялся.
Сергей Яценюк. Поиск правильной траектории
Алексей Исаев. Сергей, когда вирус театра попал в твою кровь?
Сергей Яценюк. В двенадцать лет.
А. И. Что произошло в этом возрасте?
С. Я. Я тогда учился в музыкальной школе и совершенно не хотел заниматься музыкой. По этому поводу у нас с мамой всегда были конфликты. И тогда она в дополнение к этим занятиям нашла театральную студию. Когда я пришёл туда в первый раз, то её руководитель, народный артист России Валерий Иванович Алексеев, посмотрел на меня и дал роль фонарщика в «Маленьком принце». Прочитав его в этот же вечер, я пришёл на следующую репетицию, а Алексеева уже нет, он уволился. Вот в этот момент я и заразился вирусом театра, потому что мне очень хотелось уже сыграть этого фонарщика. И вдруг стало так обидно, что он уволился. Это было как предательство.
А. И. А что было потом?
С. Я. Весь следующий месяц я сидел и репетировал свою роль фонарщика. А потом пришёл новый руководитель и сказал, что мы будем делать другой спектакль. Это было второе предательство. Но как это ни странно, детские обиды переросли в любовь к театру. И сейчас это чувство стало ещё более фанатичным.
А. И. Поэтому ты решил поехать в Питер?
С. Я. Нет, это заслуга моего друга, Кима Дружинина, с которым мы вместе занимались в театральной студии. Я ведь уже в то время учился на втором курсе в Омском государственном университете на режиссёра. И вот он вдруг ко мне пришёл и сказал, что едет в Питер. Мы поехали вместе.
А. И. Ты знал, кто такой Семён Спивак до поступления?
С. Я. Абсолютно не знал, кто это. Я был, грубо говоря, за компанию и мне было совершенно всё равно, поступлю я или нет. У меня не было планов покорять столицу.
А. И. Тем не менее, ты поступил и к концу обучения сыграл в спектакле «Метро» главную роль. Наверняка ты видел фильм Ларри Пирса «Инцидент, или Случай в метро» по тому же сценарию Николаса Баэра?
С. Я. Да, уже под самый конец работы над спектаклем.
А. И. И каковы были впечатления от просмотра? Сравнивал работу Тони Мусанте со своей ролью?
С. Я. Ты знаешь, я уже был готов к тому, что фильм намного жёстче, чем наш спектакль. Но у нас не стояла задача сделать его так, чтобы народ вскакивал с кресел. Нам важно было не перегнуть палку, чтобы всё было на грани. Наши герои порой должны быть забавными, порой жестокими, но в итоге этих двух парней должно быть жалко.
А. И. Этим спектакль существенно и качественно отличается от фильма, в котором героев не жалко, они там существуют лишь как раздражители…
С. Я. Да они там просто психопаты.
А. И. Возможно, но они заходят в вагон лишь для того, чтобы через них вскрылась истинная природа других людей, а в спектакле, наоборот, твой персонаж Джо Ферроне вдруг начинает сам раскрываться через других людей, вдруг начинает сам прорастать в сложную фигуру.
С. Я. Мы просто не делали из него психа, максимум провокатора. Он ведь весь спектакль просит, чтобы ему дали по морде и в конце концов доходит до того момента, когда отступать уже некуда. Он словно говорит: «Вы что не видите, что я творю?» И в итоге он становится заложником собственной игры, собственной провокации.
А. И. Недавно ты снялся в фильме «Дорогой мой человек», который пока ещё находится в производстве…
С. Я. Да. Он выходит в начале мая.
А. И. Если судить по фильму Иосифа Хейфица, снятого в 1958 году, твой персонаж, Евгений Степанов, если говорить мягко, социально отрицательный персонаж. Во всяком случае, такими красками он был написан…
С. Я. Да. Я тоже видел этот фильм и как раз когда мы встречались с режиссёром Егором Абросимовым, у нас именно об этом и шёл разговор. Я просил его, чтобы мы не делали моего героя таким, как в фильме у Хейфица.
А. И. Каким же вы его решили сделать?
С. Я. Ты знаешь, мне кажется, что мы хотели сделать из него очень наивного человека, у которого есть очень простая цель - обеспечить комфорт своей семьи. Но он почему-то не задумывается о том, что некоторые его поступки недостойны звания человека. Он просто не находит правильной человеческой траектории.
А. И. И всё-таки скажи, про что же сейчас можно переснимать фильм Хейфица? Ведь прошло слишком много времени, и мы уже давно живём в другой стране? Что же нас может связывать, таких разных, да просто других?
С. Я. Я даже не знаю, имею ли я право говорить об этом фильме с такой позиции, но мне кажется, что здесь мы вышли на очень важную тему о том, как тяжело, несмотря на всю ту дрянь, которая происходит вокруг, оставаться человеком. Без того пафоса, когда нужно бить себя в грудь. Ты должен просто оставаться человеком. Мне кажется, что фильм получился об этом.
А. И. А с кем из режиссёров кино тебе хотелось бы поработать?
С. Я. С Алексеем Учителем, с Павлом Лунгиным, и, пожалуй, с Андреем Звягинцевым.
А. И. Чем они тебя привлекают?
С. Я. На мой взгляд, они из касты тех режиссёров, которые снимают не попсовое кино, а своё, когда ты смотришь и понимаешь, о чём ты смотришь. Не просто пришёл посмеяться, а пришёл почувствовать.
А. И. А роли есть, которые хотел бы сыграть?
С. Я. У меня есть четыре роли-мечты. Это Калигула Камю, Сирано де Бержерак, Зилов и Мольер в «Кабале святош».
А. И. Довольно странный набор…
С. Я. Я просто назвал тебе четырёх персонажей из пьес, которые я не могу спокойно читать - у меня внутри всё разрывается. Я согласен, что они совершенно разные, но это, наверное, какие-то определённые части меня. Это моя потребность излечиться. Вот, например, все говорят, что театр - это храм, а мне кажется, что это лечебница.
А. И. Почему лечебница?
С. Я. Потому, что мне легче общаться через сцену и через неё рассказывать про себя и свои проблемы. И если получается, что я затрагиваю ещё и чьи-то переживания, тогда это лечебница не только для меня. А значит это всё не зря.
© Алексей Исаев, ноябрь, 2010
(p) Просцениум, № 19-20, декабрь, 2010
Сергей Яценюк. Поиск правильной траектории
Алексей Исаев. Сергей, когда вирус театра попал в твою кровь?
Сергей Яценюк. В двенадцать лет.
А. И. Что произошло в этом возрасте?
С. Я. Я тогда учился в музыкальной школе и совершенно не хотел заниматься музыкой. По этому поводу у нас с мамой всегда были конфликты. И тогда она в дополнение к этим занятиям нашла театральную студию. Когда я пришёл туда в первый раз, то её руководитель, народный артист России Валерий Иванович Алексеев, посмотрел на меня и дал роль фонарщика в «Маленьком принце». Прочитав его в этот же вечер, я пришёл на следующую репетицию, а Алексеева уже нет, он уволился. Вот в этот момент я и заразился вирусом театра, потому что мне очень хотелось уже сыграть этого фонарщика. И вдруг стало так обидно, что он уволился. Это было как предательство.
А. И. А что было потом?
С. Я. Весь следующий месяц я сидел и репетировал свою роль фонарщика. А потом пришёл новый руководитель и сказал, что мы будем делать другой спектакль. Это было второе предательство. Но как это ни странно, детские обиды переросли в любовь к театру. И сейчас это чувство стало ещё более фанатичным.
А. И. Поэтому ты решил поехать в Питер?
С. Я. Нет, это заслуга моего друга, Кима Дружинина, с которым мы вместе занимались в театральной студии. Я ведь уже в то время учился на втором курсе в Омском государственном университете на режиссёра. И вот он вдруг ко мне пришёл и сказал, что едет в Питер. Мы поехали вместе.
А. И. Ты знал, кто такой Семён Спивак до поступления?
С. Я. Абсолютно не знал, кто это. Я был, грубо говоря, за компанию и мне было совершенно всё равно, поступлю я или нет. У меня не было планов покорять столицу.
А. И. Тем не менее, ты поступил и к концу обучения сыграл в спектакле «Метро» главную роль. Наверняка ты видел фильм Ларри Пирса «Инцидент, или Случай в метро» по тому же сценарию Николаса Баэра?
С. Я. Да, уже под самый конец работы над спектаклем.
А. И. И каковы были впечатления от просмотра? Сравнивал работу Тони Мусанте со своей ролью?
С. Я. Ты знаешь, я уже был готов к тому, что фильм намного жёстче, чем наш спектакль. Но у нас не стояла задача сделать его так, чтобы народ вскакивал с кресел. Нам важно было не перегнуть палку, чтобы всё было на грани. Наши герои порой должны быть забавными, порой жестокими, но в итоге этих двух парней должно быть жалко.
А. И. Этим спектакль существенно и качественно отличается от фильма, в котором героев не жалко, они там существуют лишь как раздражители…
С. Я. Да они там просто психопаты.
А. И. Возможно, но они заходят в вагон лишь для того, чтобы через них вскрылась истинная природа других людей, а в спектакле, наоборот, твой персонаж Джо Ферроне вдруг начинает сам раскрываться через других людей, вдруг начинает сам прорастать в сложную фигуру.
С. Я. Мы просто не делали из него психа, максимум провокатора. Он ведь весь спектакль просит, чтобы ему дали по морде и в конце концов доходит до того момента, когда отступать уже некуда. Он словно говорит: «Вы что не видите, что я творю?» И в итоге он становится заложником собственной игры, собственной провокации.
А. И. Недавно ты снялся в фильме «Дорогой мой человек», который пока ещё находится в производстве…
С. Я. Да. Он выходит в начале мая.
А. И. Если судить по фильму Иосифа Хейфица, снятого в 1958 году, твой персонаж, Евгений Степанов, если говорить мягко, социально отрицательный персонаж. Во всяком случае, такими красками он был написан…
С. Я. Да. Я тоже видел этот фильм и как раз когда мы встречались с режиссёром Егором Абросимовым, у нас именно об этом и шёл разговор. Я просил его, чтобы мы не делали моего героя таким, как в фильме у Хейфица.
А. И. Каким же вы его решили сделать?
С. Я. Ты знаешь, мне кажется, что мы хотели сделать из него очень наивного человека, у которого есть очень простая цель - обеспечить комфорт своей семьи. Но он почему-то не задумывается о том, что некоторые его поступки недостойны звания человека. Он просто не находит правильной человеческой траектории.
А. И. И всё-таки скажи, про что же сейчас можно переснимать фильм Хейфица? Ведь прошло слишком много времени, и мы уже давно живём в другой стране? Что же нас может связывать, таких разных, да просто других?
С. Я. Я даже не знаю, имею ли я право говорить об этом фильме с такой позиции, но мне кажется, что здесь мы вышли на очень важную тему о том, как тяжело, несмотря на всю ту дрянь, которая происходит вокруг, оставаться человеком. Без того пафоса, когда нужно бить себя в грудь. Ты должен просто оставаться человеком. Мне кажется, что фильм получился об этом.
А. И. А с кем из режиссёров кино тебе хотелось бы поработать?
С. Я. С Алексеем Учителем, с Павлом Лунгиным, и, пожалуй, с Андреем Звягинцевым.
А. И. Чем они тебя привлекают?
С. Я. На мой взгляд, они из касты тех режиссёров, которые снимают не попсовое кино, а своё, когда ты смотришь и понимаешь, о чём ты смотришь. Не просто пришёл посмеяться, а пришёл почувствовать.
А. И. А роли есть, которые хотел бы сыграть?
С. Я. У меня есть четыре роли-мечты. Это Калигула Камю, Сирано де Бержерак, Зилов и Мольер в «Кабале святош».
А. И. Довольно странный набор…
С. Я. Я просто назвал тебе четырёх персонажей из пьес, которые я не могу спокойно читать - у меня внутри всё разрывается. Я согласен, что они совершенно разные, но это, наверное, какие-то определённые части меня. Это моя потребность излечиться. Вот, например, все говорят, что театр - это храм, а мне кажется, что это лечебница.
А. И. Почему лечебница?
С. Я. Потому, что мне легче общаться через сцену и через неё рассказывать про себя и свои проблемы. И если получается, что я затрагиваю ещё и чьи-то переживания, тогда это лечебница не только для меня. А значит это всё не зря.
© Алексей Исаев, ноябрь, 2010
(p) Просцениум, № 19-20, декабрь, 2010