Реквием по Михаилу Козакову
Прошло полгода, как Михаил Козаков умер. Его волю - похоронить в Москве, рядом с отцом, выполнил сын Кирилл. В Кп опубликована глава из книги «Век иной и жизнь другая» Юлии Эйдельман, вдовы известного литературоведа, пушкиниста Натана Эйдельмана. Их семью с Козаковым связывала более чем 30-летняя дружба.
Юлия Эйдельман - о Михаиле Козакове: «В последние дни его так усердно от всех прятали, что я с трудом нашла его в доме престарелых...»
Ода - нет, не ода: реквием по недавно ушедшему другу.
"Гамлет", с режиссером Питером Штайном, 1998. С Булатом Окуджавой, Болдино, 1986, съемки у Р.Балаяна. "Современник",1962. "Двое на качелях".
Миша, Миша Козаков... Натан познакомился с Мишей зимой 75-го. Натан тогда жил в Доме творчества в Переделкине, и в тот день я как раз была у него . Он ушёл завтракать, я ещё стеснялась показываться и осталась ждать его в комнате. Натан долго не возвращался, но я уже привыкла к этим задержкам: он постоянно зацеплялся за кого-то или кто-то зацеплялся за него и начинались длинные разговоры или игра в блиц. Вернулся Тоник очень оживлённый и сразу начал рассказывать: «Знаешь, с кем я сейчас познакомился? С Мишей Козаковым.Иду я из столовой и вижу его, бродит по коридору с растерянным лицом. Мне было не совсем удобно, но я всё-таки подошёл к нему: «Михаил Михайлович, Вы кого-то ищите?» Он обрадовался: «Вы знаете, мне срочно нужен Рассадин, а его нигде нет». - Да, он рано утром уехал в Москву. - Что Вы говорите! Он меня зарезал. Я приехал специально, он обещал написать врезку к моей пластинке со стихами Пушкина.
Сегодня последний день сдачи. Ума не приложу, как мне его разыскать? Тоник смущённо продолжал: «Конечно, мне было неловко навязываться, но он так переживал и хотелось его выручить. Я назвал себя и сказал: «Если Вас устроит моя фамилия, то я Вам сейчас напишу эту рецензию». Он так изумился, так благодарил. Я сел и написал полторы странички, старался писать разборчиво».
Много позже, Натана уже не было, Миша вспоминал день их знакомства и говорил: « Я не мог поверить, что серьёзный исследователь, автор научных книг, может вот так запросто сам предложить кому-то написать рецензию, причём незнакомому человеку. И не надо упрашивать, уговаривать, такого со мной ещё не случалось».
Они подружились сразу и всерьёз. Тем более у обоих был общий близкий друг Стасик Рассадин. Миша очень не любил ходить в гости, он предпочитал принимать у себя, где хозяйничала блистательная Регина.
Её приёмы славились по всей Москве: она не только необыкновенно вкусно готовила, но с удивительным изяществом сервировала стол. Сама она никогда не садилась за стол, приносила еду, уносила, прохаживалась за нашими спинами и легко, ненавязчиво вставляла по ходу разговора какие-то реплики, всегда к месту и умно.
Регина, по моему представлению, была для Миши идеальной женой: она вела все его дела, помнила даты концертов, спектаклей, кому на что надо оставить пропуск, помнила все знаменательные даты его детей и друзей, следила, чтобы дети от прежних браков обязательно получали деньги от всех заработков Миши, делала всё чётко и своевременно. Регина очень следила за Мишиным здоровьем. Когда у него обострилась язва, она ездила за ним с кастрюльками.
Мы оказались вместе в Питере, Миша тогда снимал «Пиковую Даму», съёмки шли туго и тяжело. Регина в гостиничных условиях на плитке готовила Мише протёртые супы и каши и возила на съёмочную площадку. Она никогда не склоняла Мишу к работе ради заработка. При Регине Миша, можно сказать, был бессребреником. И когда он за фильм «Покровские ворота» значительную часть гонорара пожертвовал в какой-то благотворительный фонд, она его без колебаний поддержала его.
Регина всегда следила за составом гостей, и нас чаще всего приглашали вместе с Рассадиными. Какие замечательные разговоры вели мужчины! Женщины в основном помалкивали, только Аля Рассадина иногда позволяла себе вставить какое-нибудь замечание, которое Стасик всегда с жаром поддерживал. А я только переводила глаза с одного собеседника на другого. Иногда вспыхивали яростные споры.
У Миши был один недостаток и он же его большое достоинство: загораясь идеей, он мог говорить только о ней, ничто в мире его больше не интересовало.
Помню, он готовил новую концертную программу по стихам А.Пушкина и хотел включить в неё «Клеветникам России». Тоник и Стасик встали на дыбы: «Ни в коем случае ты не должен сегодня читать это стихотворение. Оно не делает чести Александру Сергеевичу». Миша долго не соглашался: «Поэзия и политика - две вещи несовместные, по крайней мере, для меня», - утверждал он, но всё-таки уступил друзьям.
Конечно, жить с Мишей Регине было очень непросто. Вообще, когда человек целиком погружается в свои планы и может думать только о них, совершенно не обращая внимания на близких людей, этого уже достаточно жене, чтобы не испытывать большого счастья. А Миша при этом ещё и пил. И погуливал. Регина была ревнива. У знаменитого привлекательного нестарого актёра жена никак не может быть ревнивой, она должна быть всегда в тонусе и верить всему, что говорит её муж. Вот этого Регина как раз не могла. Она всё надеялась, что победит его пристрастие к выпивке, она боролась с этим как могла, и безрезультатно.
Миша, правда, никогда не опаздывал на свои выступления, никогда не срывал их, но во хмелю он совершенно терял над собой контроль, становился невероятно агрессивным и нередко с Региной распускал руки. В пьяном виде он мог любому человеку наговорить невероятные гадости, и есть немало людей, которые с ним рассорились после таких загулов.
По-моему, Натан был единственным, кого Мише не удалось вывести из себя. Помню, как у себя в доме он вдруг начал набрасываться на собравшихся гостей, а когда Натан попробовал его утихомирить, он закричал на него: «А ты вообще молчи! Пишешь такие заумные книги, ни один нормальный человек их прочитать не может!» Натан захохотал, а я разозлилась.
Дома Тоник меня весело утешал: «А ты думала, что все так и обожают твоего Натана? Нет, моя дорогая, это далеко не так, и твоё счастье, что ты не слышишь, что обо мне говорят коллеги!» Самое большое наслаждение мы получали, слушая Мишино чтение.
Как он замечательно читал! И как при этом он наслаждался сам! С каким удивительным пониманием и вдохновением он читал Бродского. Мы с Натаном долгое время оставались глухи к его поэзии. Но в Мишином исполнении оценили и полюбили этого поэта. Сколько раз , возвращаясь под утро от Миши, Натан говорил, улыбаясь: «Мишка, как всегда, говорил только о себе. Но как это интересно! И никогда никакого маразма!»
Под маразмом Натан понимал пустую болтовню, светские сплетни - то, чего он не переносил. И Миша тоже. Я никогда не слышала от него ничего из жизни своих товарищей. А как хотелось послушать! Ведь это происходило в эпоху, когда наши звёзды ещё радостно и прилюдно не раздевались, а журналисты не полоскали их грязное бельё. Несколько раз я пробовала выведать у Миши что-нибудь, а он отмахивался и говорил: «Только не начинай разговор про искусство: кто с кем живёт!»
Приведу несколько выписок из моих дневников о встречах с Мишей.
10 января 1982 г. Вечер у Козаковых: кроме нас, Крендели и Рассадины. Миша читал прозу Бродского, потом много спорили: нам, женщинам и Тонику, понравилось, а Юльке и Стасику нет. По их мнению, всё от ума, нет ностальгии. Потом Миша читал свои воспоминания о Дале. Написано хорошо, умно, живо. Очень расстроен из-за конфликта с Л.Зориным. Он с Игорем Шевцовым многое внесли своего в сценарий «Покровских ворот», и Миша написал Лёне письмо об этом и просил разрешения написать в титрах «при участии…», а тот ответил ему гневным посланием, что, де, он знаменитый автор и не нуждается ни в каких соавторах. Мы утешали Мишку словами, что в Зорине взыграл мелочный провинциал.
23 марта 1982 г. Вечером у нас в гостях Козаковы и Овсянниковы. Миша очень красноречиво говорит о жалкой судьбе современного театра, потом читает стихи, много Бродского. Замечательно!
6 июля 1982 г. Вечер у Козаковых с Рассадиными. Миша хочет записать на пластинку «Клеветникам России». Натан и Стасик страстно доказывают его неправоту. «Счастье художника в том, что он ничего не может». Безумный ливень.
27 июля 1982 г. На телевидении был просмотр Мишиного фильма по «Последней жертве» («Попечители»). Сделан со вкусом. Великолепная актёрская работа. Блистает Янковский. Хороша музыка А.Чайковского. Потом ужин в кафе «Зелёный луч» - Рассадины, Чайковские, Крендели, Овсянниковы. Чайковский, не зная Натана, вдруг, услышав название «Грань веков», заявляет: «Это прекрасная книга моего любимого автора». Очень смущается, когда Миша со смехом знакомит его с Натаном.
17 декабря 1982 г. Вечер у Овсянниковых с Козаковыми. Миша рассказывает о возмутительной беседе с Лапиным, который назвал «Покровские ворота» пошлым, безобразным фильмом, клеветой на фронтовиков и т.п. Миша очень подавлен. Под конец Лапин ему сказал: «У себя в Тель-Авиве будете показывать этот фильм». Это уже невыносимое хамство. Я подивилась Мишиной выдержке и подумала, а может быть, не стоило так уж стоически всё выслушивать, может быть, стоило открыто возмутиться? Впрочем, чужую беду рукой отведу. Потом Миша долго читал Ахматову, и вечер прошёл чудесно.
24 января 1985 г. ЦДРИ. Вечер Козакова. Миша читает “Реквием». Когда на сцене торжественно застыла его высокая красивая фигура и полились чеканные строки, известные до сих пор только по спискам, зал напряжённо затаился, даже воздух казался насыщен особым напряжением. Такой остроты впечатление, что, когда в звенящей тишине прозвучали последние слова поэмы, мне хотелось встать и молча постоять, горло перехватило. А какая овация разразилась!
Я думаю, за свою блистательную актёрскую жизнь Миша пережил немало звёздных минут, но этот был штурмовым. Мишка молодец! Когда мы вошли в артистическую, там толпилась масса людей. Были Никитины, Юлка Хрущёва. Конечно, Миша находился в эйфории. «Я знаю, что теперь не дадут выступать и снимать фильмы, да чёрт с ними! Надоело всё!» Наверное, ему это и в самом деле ещё отзовётся! Натан опять развивал любимую мысль о нашем «ленивом времени», утверждал, что лет 20 назад об этом чтении только бы и говорили, а сейчас всем наплевать, послушали, разошлись и забыли.
8февраля 1985 г. У нас Козаковы и Марина Голдовская с мужем. Миша по обыкновению занят только собой, никакого общего разговора, сплошной его монолог. Тема - Лермонтов, он собирается снимать фильм по «Маскараду».
8 апреля 1985 г. Сегодня после лекции мы с Натаном отправились к Мише, который «угощает» нас Каспаровым. Красивый, изящный мужчина, мне казалось, он высокого роста - ничего подобного. И выглядит старше своих лет. Потряс не только меня, но и Тоника точным знанием советской истории: всё помнит - даты, события, имена. Правильный анализ прошлых эпизодов. Миша молчит и только глаза переводит с одного на другого, а через полтора часа вскакивает и, смеясь, кричит: «Ну вас, в самом деле! Мне одного Эйдельмана вот как хватает, а здесь вас двое». Каспаров рассказывает чудовищные вещи о прошлом чемпионате. Натан жаждет подробностей. Каспаров говорит, что всё рассказать невозможно и победить их можно только так, как демократия победила фашизм - танками, но танков у него нет. Допускает, что сентябрьский матч замотают.
12 июня 1985 г. Вечером у Козаковых с Гердтами. Миша пессимистически настроен относительно судьбы художника в нашей стране.
Возмущался тем, что Гафта не пустили на съёмки в ФРГ (вероятно, из-за того, что его бывшая любовница уехала на Запад).
28 июля 1985 г. Вечер у Козаковых. Как всегда без маразма и как всегда Миша весь вечер взахлёб говорит о себе. У него масса планов, он не оставил идею снять «Пиковую Даму». Натан снова повторяет: «Не связывайся со старухой, это ещё никому не принесло удачи».
Миша читал возмущенное письмо в худсовет театра о возмутительной, с его точки зрения, постановке «Гамлета»,мы дружно отговариваем его опубликовать это письмо в журнале «Театр»: бесполезно, а Панфилов, говорят, человек мстительный.
Под конец Миша развеселился и среди прочего, как анекдот, рассказал, что спросил Янковского: «Ты читал «Гамлета»? Янковский потряс машинописными страницами: «Зачем мне читать? Вот у меня моя роль». - «Ребята, я очень люблю Олега, - опять разгорячился Миша, - но это ведь чёрт знает что!»
22 октября 1985 г. Вечер у Миши Козакова. Он читает пьесу В.Самойлова о Клопове, пьеса многословная, с длинными скучными монологами, но Миша очень увлечён, читает с большим азартом, и я слушаю напряжённо. Натану не нравится, и он говорит об этом, ничего не смягчая. Остальные (Стасик, Юлик) равнодушны, а главное для Миши, равнодушен Фокин. Миша расстроен. Он вообще моментально сникает, если не получает положительной реакции. Я замечаю, что в последнее время он стал деспотичен, совершенно не терпит разногласий, споров, признаёт только полное совпадение с собственным мнением. Ни с Натаном, ни со Стасиком это не проходит.
18 июня 1986 г. Среда. Сегодня Миша пригласил в Останкино на просмотр «Фауста». С 1-м фильмом не сравнить: здесь Мише хотелось продемонстрировать своё режиссёрское мастерство, и Гёте растворяется в световых эффектах, внимание рассеивается, глубина пропадает. Гретхен меня раздражала чувственным ртом. Очень хорош Гердт! Такому Мефистофелю я тут же отдам душу за просто так! Кирилл невероятно похож на отца, не только внешне, но и пластикой, жестами, голосом. И стихи читает недурно. Посиделки в Доме кино: по-моему, зряшное дело. Миша собирается запускаться с «Пиковой Дамой». Какой он молодец: бесконечно много работает.
14 октября 1989 г. У Мишки на дне рождения. Сначала он читал Бродского в филиале Литературного музея. В ударе. Собирался устраивать вечер в церкви, но были угрожающие звонки, дескать, не позволим! Потом переемещаемся в Дом актёра. Отвратительная атмосфера: дешёвые девки, педерасты, алкаши. Так тошно, особенно после прекрасного вечера.
Мне кажется, эти короткие дневниковые записи дают представление о Мише, о его жизни, так плотно заполненной работой и планами, мыслями, рассуждениями.
В 1987-м Миша через Де Ниро устраивает Регине приглашение в Америку. Она уезжает и исчезает из Мишиной жизни. Он долго не может понять, что происходит: ни звонков, ни писем. Наконец, он разыскивает её через старинного приятеля Барышникова, и она сообщает, что остаётся в Нью-Йорке и к нему больше не вернётся. Миша потрясён. В эти месяцы он особенно сближается с Алей Рассадиной и со мной, он часами обсуждает с нами свою незадавшуюся семейную жизнь. Не знаю, как Аля, а я ни словом не напомнила Мише, какие сцены он устраивал Регине. Он действительно страдал и, кроме всего, он совершенно не мог жить один. Дело было не только в бытовых проблемах, ему был необходим постоянный слушатель и сопереживатель. И очень скоро он снова женится.
Этот брак не принёс ему счастья, но дал двух замечательных детей и ту полноту и глубину отцовской любви, которой он не сумел по причине молодости испытать со старшими детьми. Сын Миша рождается в 1990 году, и сразу же молодая жена заводит разговор о необходимости эмиграции в Израиль.
Сначала Миша об этом и слушать не хочет. «Она с ума сошла! Кому я там нужен, я русский актёр, я не знаю никакого иностранного языка и никогда не смогу его выучить».
Но нам, Мишиным друзьям, сразу становится очевидным, что он обречён на отъезд: во всех житейских вопросах он слабохарактерен и легко поддаётся женскому влиянию. Так и случилось. Летом 91-го Миша с семьёй уезжает в Тель-Авив.
Судьба так распорядилась, что я тоже оказалась в этом городе и даже почти на той же улице. Не было дня, чтобы мы не встречались. Миша сотни раз читал мне на иврите роль Тригорина, которую он должен был играть в Камерном театре. Он много выступал в разных залах и больших, и совсем маленьких с чтением стихов. Не думаю, что среди тех, кто приходил на его концерты, было так уж много любителей поэзии, но они любили Мишу, знали его в основном по старым фильмам, радовались, что он здесь и очень хотели поддержать. Миша много снимался в рекламе, по-моему, неплохо зарабатывал, но очень тосковал.
Ему не хватало общения с коллегами, московских театров, хороших книг.
Семейная жизнь тоже не радовала. Ему без конца приходилось думать о новых и новых заработках. Он рано начал говорить о возвращении.
Его желание натолкнулось на яростное сопротивление жены, она и слышать об этом не хотела. Но Мишино желание всё укреплялось. И в конце концов он вернулся.
Я не хочу говорить о его разводе и дальнейших женщинах в его жизни. Вполне хватило безнравственной телепрограммы, которая оставило чувство невероятной горечи у всех, кто любил и ценил Мишу, прекрасного актёра, великолепного чтеца, благодаря которому тысячи людей в самых отдалённых уголках России услышали лучших наших поэтов.
Но одно я сказать должна: после развода Миша остался гол как сокол. Он всё, что имел, а имел он немало, оставил жене. Спасибо Иосифу Кобзону и Мише Жванецкому, которые выпросили у тогдашнего мэра Юрия Лужкова небольшую однокомнатную квартирку.
Ездил Миша на городском транспорте: мне кажется, единственный из актёров его масштаба. Вообще его личные потребности были минимальными, он был невероятно неприхотлив в одежде и еде. Но думать о заработке приходилось всё больше и больше: расходы на младших детей увеличивались с каждым годом. Миша работал без устали.
Работать он любил. Но теперь приходилось браться за любую работу. Он говорил с горечью: «Не представляешь, в каком дерьме мне случается сниматься. Но ты же знаешь, у меня огромные траты на детей».
Самому ему хотелось заниматься режиссурой. У него это получалось. Нельзя не сказать о телефильмах Козакова. Не буду говорить о культовой картине «Покровские ворота», на ней выросло уже не одно поколение. А вот малоизвестная работа: постановка философской пьесы Льва Толстого «И свет во тьме светит», как тонко проникся Миша толстовскими идеями!
Его последний фильм: «Очарование зла» тоже не один год ждал появления на телеэкране. Не везёт Мише с начальством! Оно меняется, видоизменяется, становится временами демократичнее, но Миша неизменно ему не подходит.
В последние годы он мечтал снять картину о Михоэлсе, написал сценарий, искал деньги. Впрочем этого он как раз делать не умел. Совсем. Рыночные отношения ему не годились. Хорошо помню, как в начале 90-х в Тель-Авиве появилась пара туристов из новых русских и им очень хотелось встретиться с Мишей. Кто-то организовал эту встречу в шикарном и очень дорогом ресторане. Миша позвал и меня. «Пойдём, может мы их раскачаем не только на мою антрепризу, но и на издание Натана», Я в это совсем не верила, но пошла.
Принимающая сторона на расходы не скупилась, стол был заставлен самыми изысканными яствами, Миша быстро выпил пару рюмок и вдруг спросил меня: «Ну, что ты на меня так смотришь? (Я на него вообще не смотрела). Думаешь, не знаю, о чём ты думаешь? А думаешь ты, как я с таким говном водку пью!» Вот так и кончилось дело с финансированием. Думаю, в Москве Миша себя вёл также. Денег на картину он не нашёл. На новые театральные роли его тоже не звали. Миша впадал в отчаяние.
Одновременно резко ухудшилось здоровье. И Миша принимает нелёгкое решение: снова уехать в Израиль. Наш последний московский разговор - страстный монолог Миши о своём беспросветном состоянии, о невозможности больше ездить с концертами, о необходимости постоянно лечиться, об отсутствии денег на это. Мне казалось, что Мишино решение неправильное, но ему я об этом не сказала.
Подходя к концу моего рассказа, хочу сказать об одной черте, поражавшей меня в Мише: о его удивительной доброжелательности по отношению к коллегам, он всегда бурно радовался чужому успеху и обязательно всем рассказывал, что вот, посмотрел прекрасную постановку.
К себе был строг до самоедства. Часто разговор начинал словами: «Скажи, может быть, я не прав… Может быть, я чего-то не понимаю…» Мне не удалось увидеть его перед смертью.
Его так усердно от всех прятали, что мне понадобилось немало времени прежде, чем я обнаружила его в Доме для престарелых и узнала номер его телефона.
Я успела позвонить ему, Миша уже еле говорил. Вернее, он почти не говорил…
Я прощаюсь с Мишей словами Анны Ахматовой, которую он любил читать:
Был он грустен или тайно весел,
Только смерть - большое торжество.
На истёртом красном плюше кресел
Изредка мелькает тень его.
Отсюда http://kp.ru/daily/25775/2758932/, http://kp.ru/daily/25677.3/836224/.
Михаил КОЗАКОВ о книгах, цензуре, редактуре и предназначении искусства:
- Книги - это самое ценное для меня, - говорит Михаил Михайлович. - Я некоторое время жил в Израиле, увез туда всю библиотеку, а сейчас все руки не доходят перевезти обратно. Вернул с собой в Москву только самое любимое и дорогое.
- Конечно, Пушкин?
- Обязательно.
- И кто еще?
- Особенно дороги мне книжки, на которых есть автографы моих друзей и любимых поэтов - дяди Лени Мариенгофа, Арсения Тарковского, Давида Самойлова, Натана Эйдельмана, Иосифа Бродского, Василия Аксенова… Вот посмотрите…
Козаков достает из шкафа потрепанный альманах “Воздушные пути” (Нью-Йорк, 1965 год).
- Эту книжицу я украл.
- Как это?!
- Не украсть было невозможно, она, можно сказать, была специально подложена для этого… В 1965 году секретарь американского посольства Боб Армстронг пригласил меня в числе других представителей советской культуры на прием. Не помню уж по поводу чего. Народу было много. А это лежало на полке. Не один экземпляр, а несколько. Я взял альманах: Мандельштам, Тагер, Ахматова, процесс Бродского. Боже! У меня аж руки затряслись. Я так незаметно это за пояс заткнул, пиджак застегнул и тихонечко пошел восвояси.
- Скажите, а в повседневной жизни вы часто обращаетесь к книгам, которые у вас здесь стоят?
- Не далее как сегодня утром я перечитал письма и воспоминания Эрнестины Тютчевой, Федора Ивановича Тютчева и Елены Денисьевой. Известно - этот треугольник один из самых трагических. По счастью для нас, через замечательные стихи Тютчева он стал фактом Искусства. Жанр? Трагедия! (Но ведь на эту же ситуацию можно посмотреть как на фарс: очень часто трагедии оборачиваются фарсом.) Сегодня утром я буквально плакал, перечитывая письма Эрнестины, Тютчева, Денисьевой, и снова вспомнились гениальные стихи Федора Ивановича.
Как-то раз я попробовал на бумаге разобраться в этой проблеме и составить некий сравнительный ряд. В моей статье речь шла о романтической трагедии Лермонтова “Маскарад” и о его же поэме “Тамбовская казначейша”.
“Маскарад” - сочинение совсем молодого Лермонтова. Во многом эта вещь подражательная, там есть и мотивы “Отелло”, и Бог знает чего еще, однако Белинский прав: “В этой вещи уже видна поступь льва”. Там действуют карточный игрок, мастак Арбенин, его молодая жена и офицер, князь Звездич. Все заканчивается, как известно, трагически. Пройдет несколько лет - и Лермонтов напишет “Тамбовскую казначейшу”, свою самую веселую вещь. Опять же треугольник: карточный шулер Казначей, его молодая жена Авдотья Николаевна и офицер, поручик Гарин. В “Тамбовской…” трагедия оборачивается веселым фарсом.
- И что, каждое прикосновение к любимым книгам вызывает цепь таких ассоциаций и размышлений?
- Не всегда и не обязательно. Но… часто. Потому они и любимые… Иосиф Бродский вот… Сделал революцию в изящной словесности. Был корнево связан с Кантемиром, Державиным, Баратынским, не говоря уже о Цветаевой, Мандельштаме или Маяковском. Людям нашего поколения было свойственно внимательно наблюдать и достаточно вдумчиво относиться к тому, что делается “стариками” в наши дни. Да, мы полемизировали, но мы безусловно принимали на вооружение лучшее. Бродский однажды сказал: “У Ахматовой нельзя было научиться писать стихи, но научиться, как жить и в каком направлении мыслить - можно”.
Почему сейчас произошел разрыв, конфронтация поколений? Можно, конечно, все свалить на исторический процесс. Действительно, так много лет безжалостно вытаптывали генофонд страны. И не только большевики. Мне вспоминается фраза из тютчевского “Исторического трактата”: “Русская история до Петра Великого - панихида, а после Петра - одно уголовное дело”. “Паханы” недавнего прошлого - Ленин, Сталин… Как-то по телевизору посмотрел документальный фильм об убийстве Михоэлса. Сталин и Михоэлс. А затем - фильм, в котором и сам принимал участие (читал за кадром), - история Бориса Пастернака во времена другого “пахана” - Хрущева. Страшно. Ведь я в этом времени жил, и помню эту историю, эту травлю. Боже, и вот теперь я испугался задним числом еще больше - сплошное уголовное дело! Вытаптывали генофонд, и естественно, что потом на свет появились мутанты. Среди них - и полагающие, что имеют право писать. В том числе о театральных спектаклях. И тогда у меня возникает ответ: “Меня не интересует мнение евнухов о любви”.
- Что, по-вашему, произошло с нашей литературой после того, как отменили цензуру?
- Отменили цензуру - замечательно! Но при этом отменили и такой институт, как редакторство. Наступило время вседозволенности на сцене, на экране, в печатном слове. Добавим к этому криминогенность мышления. Все это губит Язык - дар Божий. Извините меня за высокий штиль, но ведь на самом деле только на этом уровне интересно размышлять об искусстве. Козинцев сказал: “Зачем искусство? А чтоб не скотели!” Понимаете?
Мне не скучно жить, потому что каждый день я узнаю что-то новое. Я обожаю читать, не могу дня прожить без книжки. Ведь «нет ничего интересней, чем следить за мыслью великого человека», - сказал Пушкин. Столько книг непрочитанных, Боже, как жизнь человеческая коротка! Вот сейчас бы и начать читать, слушать, смотреть.
- Михал Михалыч, а вот, предположим, друг-писатель подарил вам книжку, а потом вы с ним вдруг серьезно поссорились. Вы книжку выкинете или нет?
- Нет. Люди уходят, с людьми отношения меняются, а книги всегда остаются.
- А было такое, что с кем-то ссорились?
- Было. Но по такому поводу ни одна книга из моей библиотеки не исчезла. (http://www.stihi.ru/2009/11/26/12.)
Михаил Козаков: "...свои влюбленности или, допустим, то, что любил выпить, никогда не скрывал. Я об этом откровенно писал в своих книгах. А зачем скрывать, зачем надевать маску? Актер это должен делать только на сцене. В жизни я ни перед кем не притворяюсь."
