Наизнанку
Уильям Шекспир «Гамлет» Александринский театр, Валерий Фокин, 2010
Валерий Фокин проделывает с «Гамлетом» в Александринке ту же операцию, что и Том Стоппард в своей пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»: он выворачивает шекспировскую историю наизнанку, демонстрируя зрителям её изнаночную, внутреннюю сторону. Фокин делает это буквально, на сцене выстроена трибуна для VIP-персон повёрнутая к зрительному залу задней стороной, именно такую трибуну взорвали когда-то под чеченским королём, именно поэтому перед началом и по окончании VIP-мероприятий тут ходят сотрудники службы безопасности с овчарками, проверяя помещения. В прорези между трибунными ступеньками и через проём внутренней лестницы зритель может подглядеть VIP-тусовки, VIP-представления, VIP-разборки, VIP-интриги, можно увидеть, как сюда приносят пьяного Гамлета, как его приводят в чувство, как его качающегося поднимают на трибуну, как он тусит вместе с остальными випами, продолжая пьяно шалить, шлёпая по попке Офелию.
Фокин вместо канонического перевода Пастернака/Лозинского, вместо лицевой русской версии шекспировского текста, представляет изнаночный вариант - купаж из разных переводов, сделанный новодрамовцем Левановым, основной компонентой которого, судя по всему, является подстрочник М.Морозова, многие сцены пересказаны Левановым языком современной улицы. Мотивировка ключевых сцен пьесы оказывается перевёрнутой, вывернута наизнанку: Призрака отца не было, это, то ли друзья подшутили над пьяным Гамлетом, устроив ему маскарад с призраком, то ли представление с призраком было частью изощрённой интриги фортинбрасовской мафии против Гертрудо-Клавдиевской группировки, если верно второе - то всё у Фортинбраса получилось идеально по плану - пьющего, нервного и легко возбудимого мальчонку Гамлета натравили на отчима Клавдия Лужкова и маму Гертруду Батурину, и его руками убрали правителей Дании. Режиссёр дегамлетизирует Гамлета, являя вместо рефлексирующего трагического героя делающего свой выбор - мечущегося и, как правило, нетрезвого мальчика, который зачем-то вляпался в эту финансово-политическую разборку олигархов между собой. Не люблю тужащихся на сцене актёров, тужащихся в роли Гамлета - особенно. Лысенков в своём Гамлете весь спектакль тужится так, что, кажется, вот-вот из своей белой типа ночной рубашки вывалится или кастрюля с его головы слетит, этими усилиями он мне напомнил другого питерца на мхатовской сцене в роли «никакого» Гамлета - Трухина. Но у Фокина, как я понял, эта гамлетовская «никаковость» была концептуальной. Давно заметил: если в «Гамлете» по какой-либо причине «отсутствует» Гамлет, то на первый план всегда выходит другой герой - например, Клавдий в спектаклях Трушкина или Бутусова. В спектакле Фокина наиболее интересным персонажем становится Гертруда - железная леди, главный организатор всех интриг, переворотов и большого семейного бизнеса.
Явив изнанку «Гамлета» Стоппард рассказал о трагедии маленьких человеческих жизней, раздавленных жерновами большой истории, которую они даже и не поняли. Фокин в своей изнаночной версии показывает большую политику и большие финансы изнутри, но по большому счёту ничего он тут не открывает - Фортинбрасы Собяниновы сжирают Батуриных-Лужковых, одни пауки кушают других, никого не жалко, даже Гамлета. Народ (т.е. зритель в зале) - безмолвствует. На мой взгляд, одна из причин такого скорбного безмолвствия - это инфекция, которой в «Гамлете» Фокин заразился от Новой драмы через Леванова: вместо афористических монологов - в его спектакле звучит приблизительный пересказ, и, самое главное, вместо интеллектуального и эмоционального анализа - конспективность, драматурги новой драмы пишут, как правило, короткие пьесы, одноактовки, на большее запала не хватает. Сжатый до одного акта конспект «Гамлета» оставляет во многом ощущение схемы.
Валерий Фокин проделывает с «Гамлетом» в Александринке ту же операцию, что и Том Стоппард в своей пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»: он выворачивает шекспировскую историю наизнанку, демонстрируя зрителям её изнаночную, внутреннюю сторону. Фокин делает это буквально, на сцене выстроена трибуна для VIP-персон повёрнутая к зрительному залу задней стороной, именно такую трибуну взорвали когда-то под чеченским королём, именно поэтому перед началом и по окончании VIP-мероприятий тут ходят сотрудники службы безопасности с овчарками, проверяя помещения. В прорези между трибунными ступеньками и через проём внутренней лестницы зритель может подглядеть VIP-тусовки, VIP-представления, VIP-разборки, VIP-интриги, можно увидеть, как сюда приносят пьяного Гамлета, как его приводят в чувство, как его качающегося поднимают на трибуну, как он тусит вместе с остальными випами, продолжая пьяно шалить, шлёпая по попке Офелию.
Фокин вместо канонического перевода Пастернака/Лозинского, вместо лицевой русской версии шекспировского текста, представляет изнаночный вариант - купаж из разных переводов, сделанный новодрамовцем Левановым, основной компонентой которого, судя по всему, является подстрочник М.Морозова, многие сцены пересказаны Левановым языком современной улицы. Мотивировка ключевых сцен пьесы оказывается перевёрнутой, вывернута наизнанку: Призрака отца не было, это, то ли друзья подшутили над пьяным Гамлетом, устроив ему маскарад с призраком, то ли представление с призраком было частью изощрённой интриги фортинбрасовской мафии против Гертрудо-Клавдиевской группировки, если верно второе - то всё у Фортинбраса получилось идеально по плану - пьющего, нервного и легко возбудимого мальчонку Гамлета натравили на отчима Клавдия Лужкова и маму Гертруду Батурину, и его руками убрали правителей Дании. Режиссёр дегамлетизирует Гамлета, являя вместо рефлексирующего трагического героя делающего свой выбор - мечущегося и, как правило, нетрезвого мальчика, который зачем-то вляпался в эту финансово-политическую разборку олигархов между собой. Не люблю тужащихся на сцене актёров, тужащихся в роли Гамлета - особенно. Лысенков в своём Гамлете весь спектакль тужится так, что, кажется, вот-вот из своей белой типа ночной рубашки вывалится или кастрюля с его головы слетит, этими усилиями он мне напомнил другого питерца на мхатовской сцене в роли «никакого» Гамлета - Трухина. Но у Фокина, как я понял, эта гамлетовская «никаковость» была концептуальной. Давно заметил: если в «Гамлете» по какой-либо причине «отсутствует» Гамлет, то на первый план всегда выходит другой герой - например, Клавдий в спектаклях Трушкина или Бутусова. В спектакле Фокина наиболее интересным персонажем становится Гертруда - железная леди, главный организатор всех интриг, переворотов и большого семейного бизнеса.
Явив изнанку «Гамлета» Стоппард рассказал о трагедии маленьких человеческих жизней, раздавленных жерновами большой истории, которую они даже и не поняли. Фокин в своей изнаночной версии показывает большую политику и большие финансы изнутри, но по большому счёту ничего он тут не открывает - Фортинбрасы Собяниновы сжирают Батуриных-Лужковых, одни пауки кушают других, никого не жалко, даже Гамлета. Народ (т.е. зритель в зале) - безмолвствует. На мой взгляд, одна из причин такого скорбного безмолвствия - это инфекция, которой в «Гамлете» Фокин заразился от Новой драмы через Леванова: вместо афористических монологов - в его спектакле звучит приблизительный пересказ, и, самое главное, вместо интеллектуального и эмоционального анализа - конспективность, драматурги новой драмы пишут, как правило, короткие пьесы, одноактовки, на большее запала не хватает. Сжатый до одного акта конспект «Гамлета» оставляет во многом ощущение схемы.