Месть женщины-изверга
Михаил Левитин «Изверг» в Театре Эрмитаж, режиссёр Михаил Левитин, 2003
Пушкин
Шутка Левитина начинается ещё в фойе: три раза обходит коридоры театра девушка-билетёр с колокольчиком и звонит в него, публика собирается у входа в зал. Одна из дверей закрыта, у другой стоит карета. Ну, думаю: «Сейчас что-то будет!». И точно - распахивается дверь в торце, и оттуда выскакивает Пушкин, настоящий Пушкин: с бакенбардами, кудрявый, и быстро-быстро идёт, почти бежит по фойе, на ходу читает стихи, следом за ним выходят герои спектакля - Наталья Николаевна и её сёстры, два офицера, и все-все быстро-быстро идут и читают, читают стихи Пушкина, причём самые-самые знакомые строки: «Пора, мой друг, пора…», «Кабы я была царица…», «Я помню чудное мгновенье…» и т.п. Становится очевидным, что Пушкин - это наше ВСЁ! Герои уходят, Пушкин садится в карету, видимо собирается уехать в спектакль, оказывается, уедет он вместе со зрителями: в зал можно войти только через карету, а карете сидит Пушкин, у ступенек, на входе и на выходе стоят две пары лакеев, они помогают войти и выйти. Вижу: передо мной две симпатичные девушки-форумянки входят в карету, шалун Пушкин тискает обеих, усаживает их к себе на коленки. Я вхожу, Пушкин меня не замечает, протягиваю ему руку и говорю: «Александр Сергеевич… разрешите представиться … Жан». Пушкин (лихорадочно жмёт мою руку): «Очень, очень приятно, Жан!»
Месть
Из двери по широкому проходу приедет та самая карета, внутри неё раздадутся возмущённые возгласы, смех, выскочит Пушкин и убежит, потом выйдет Наталья Николаевна, потом вылезет возмущённая Идалия Полетика (О.Левитина), её троюродная сестра. Возмущению её не будет предела - Пушкин в карете занимался рукосуйством! Полетика будет апеллировать:
- к Н.Н., та лишь недоумённо пожмёт плечами: «Пошутил он»;
- к Императору. Величественный, как памятник самому себе, то ли в чёрном плаще, то ли в чёрной тоге, Император (И.Письменный) стоя на величественных петербургских ступеньках, величественно выслушает её, и будет величественно объяснять, что Пушкин - это Пушкин, и потому ничем он помочь не может. На протяжении всего разговора, на голове императора, как на настоящем памятнике, будет сидеть белый голубь и, как на памятник, будет какать на его величественное лицо и на его чёрную торжественную тогу белым жидким помётом.
И тогда уязвлённая и обиженная И.Полетика, «женщина, за которую некому заступиться перед извергом», решает сама отомстить своему мучителю. Она будет поносить его везде, называть не иначе как обезьяной. Обезьяна?! И вот под куполом «Эрмитажа» парит на обруче живая маленькая обезьянка в чёрном фраке и в цилиндре, делает несколько кульбитов, сальто и уходит, забавно топая по проходу. Алый цвет платья Полетики обращается в цвет ненависти, а сама эта хрупкая маленькая женщина превращается в некое красное пятно ненависти, ибо, излучаемая ею ярко-алая радиация ощущается буквально физически. Энергия ненависти движет ею. Идалия является, по сути, режиссёром-постановщиком интриги под названием «Дантес-Натали-Пушкин», она же является и автором некоторых текстов (анонимных писем) в этой драме, она просто использует высокого и стройного, но туповатого красавца кавалергарда Дантеса, самому ему и в голову не пришло бы двинуться напролом. Смерть Пушкина - триумф женщины-изверга, она отомщена, чествует убитого страхом и горем Дантеса.
Алый - бордовый - фиолетовый, или Пушкин с нами
Прошло двадцать лет, её ненависть не проходит, она лишь густеет: алый цвет ненависти сменяет более густой - бордовый, а Пушкин … жив и велик, этого «изверга» никто не собирается забывать. Проходит ещё двадцать лет. Одесса, Привоз. Торговцы сэмэчками и гарбузами, будто пришлёпавшие сюда из «Уроков русского», восторженно встречают скрюченную (ненавистью?!) старушонку в фиолетовом капоте, прибывшую в почти погребальном катафалке, и готовы бесплатно отдать ей весь базар. «Почему?» - «Вы ведь Идалия Полетика - жена Пушкина, великого русского поэта!» - «Что????!!» - «…ну … любовница…» - «Что??!!!» - «А у нас и Пушкин свой есть. Яшка иди сюда». Яшка, кудрявый и смуглый торговец подсолнухами, с бакенбардами, пуская пузыри из слюней, читает: «У Лукоморья дуб жжелёный…». Пушкин, которого она уничтожила, Пушкин, которого она всю жизнь ненавидит, Пушкин - с нами и с нею. Она открывает окно, чтобы плюнуть на памятник Пушкину, который открывают у неё под окнами, толпа восторженно кричит: «Слава И.П.Полетике! Современнице Пушкина!» Полетика и Пушкин - едины! Пушкин - это наше ВСЁ! Жизнь женщины-изверга прошла зря, ибо Пушкин - жил, Пушкин - жив, Пушкин - будет жить!
На фоне Пушкина снимается семейство
Финал. Звучат аплодисменты, актёры выходят на поклоны, а потом выстраиваются на «императорской» лестнице: в середине Пушкин, кругом него дамы, Император, обезьянка, кавалергарды, а у ног - народ с Привоза, все замирают, будто сейчас будут фотографироваться, а потом по одному уходят по широкому проходу между зрительскими рядами.
Пушкин
Шутка Левитина начинается ещё в фойе: три раза обходит коридоры театра девушка-билетёр с колокольчиком и звонит в него, публика собирается у входа в зал. Одна из дверей закрыта, у другой стоит карета. Ну, думаю: «Сейчас что-то будет!». И точно - распахивается дверь в торце, и оттуда выскакивает Пушкин, настоящий Пушкин: с бакенбардами, кудрявый, и быстро-быстро идёт, почти бежит по фойе, на ходу читает стихи, следом за ним выходят герои спектакля - Наталья Николаевна и её сёстры, два офицера, и все-все быстро-быстро идут и читают, читают стихи Пушкина, причём самые-самые знакомые строки: «Пора, мой друг, пора…», «Кабы я была царица…», «Я помню чудное мгновенье…» и т.п. Становится очевидным, что Пушкин - это наше ВСЁ! Герои уходят, Пушкин садится в карету, видимо собирается уехать в спектакль, оказывается, уедет он вместе со зрителями: в зал можно войти только через карету, а карете сидит Пушкин, у ступенек, на входе и на выходе стоят две пары лакеев, они помогают войти и выйти. Вижу: передо мной две симпатичные девушки-форумянки входят в карету, шалун Пушкин тискает обеих, усаживает их к себе на коленки. Я вхожу, Пушкин меня не замечает, протягиваю ему руку и говорю: «Александр Сергеевич… разрешите представиться … Жан». Пушкин (лихорадочно жмёт мою руку): «Очень, очень приятно, Жан!»
Месть
Из двери по широкому проходу приедет та самая карета, внутри неё раздадутся возмущённые возгласы, смех, выскочит Пушкин и убежит, потом выйдет Наталья Николаевна, потом вылезет возмущённая Идалия Полетика (О.Левитина), её троюродная сестра. Возмущению её не будет предела - Пушкин в карете занимался рукосуйством! Полетика будет апеллировать:
- к Н.Н., та лишь недоумённо пожмёт плечами: «Пошутил он»;
- к Императору. Величественный, как памятник самому себе, то ли в чёрном плаще, то ли в чёрной тоге, Император (И.Письменный) стоя на величественных петербургских ступеньках, величественно выслушает её, и будет величественно объяснять, что Пушкин - это Пушкин, и потому ничем он помочь не может. На протяжении всего разговора, на голове императора, как на настоящем памятнике, будет сидеть белый голубь и, как на памятник, будет какать на его величественное лицо и на его чёрную торжественную тогу белым жидким помётом.
И тогда уязвлённая и обиженная И.Полетика, «женщина, за которую некому заступиться перед извергом», решает сама отомстить своему мучителю. Она будет поносить его везде, называть не иначе как обезьяной. Обезьяна?! И вот под куполом «Эрмитажа» парит на обруче живая маленькая обезьянка в чёрном фраке и в цилиндре, делает несколько кульбитов, сальто и уходит, забавно топая по проходу. Алый цвет платья Полетики обращается в цвет ненависти, а сама эта хрупкая маленькая женщина превращается в некое красное пятно ненависти, ибо, излучаемая ею ярко-алая радиация ощущается буквально физически. Энергия ненависти движет ею. Идалия является, по сути, режиссёром-постановщиком интриги под названием «Дантес-Натали-Пушкин», она же является и автором некоторых текстов (анонимных писем) в этой драме, она просто использует высокого и стройного, но туповатого красавца кавалергарда Дантеса, самому ему и в голову не пришло бы двинуться напролом. Смерть Пушкина - триумф женщины-изверга, она отомщена, чествует убитого страхом и горем Дантеса.
Алый - бордовый - фиолетовый, или Пушкин с нами
Прошло двадцать лет, её ненависть не проходит, она лишь густеет: алый цвет ненависти сменяет более густой - бордовый, а Пушкин … жив и велик, этого «изверга» никто не собирается забывать. Проходит ещё двадцать лет. Одесса, Привоз. Торговцы сэмэчками и гарбузами, будто пришлёпавшие сюда из «Уроков русского», восторженно встречают скрюченную (ненавистью?!) старушонку в фиолетовом капоте, прибывшую в почти погребальном катафалке, и готовы бесплатно отдать ей весь базар. «Почему?» - «Вы ведь Идалия Полетика - жена Пушкина, великого русского поэта!» - «Что????!!» - «…ну … любовница…» - «Что??!!!» - «А у нас и Пушкин свой есть. Яшка иди сюда». Яшка, кудрявый и смуглый торговец подсолнухами, с бакенбардами, пуская пузыри из слюней, читает: «У Лукоморья дуб жжелёный…». Пушкин, которого она уничтожила, Пушкин, которого она всю жизнь ненавидит, Пушкин - с нами и с нею. Она открывает окно, чтобы плюнуть на памятник Пушкину, который открывают у неё под окнами, толпа восторженно кричит: «Слава И.П.Полетике! Современнице Пушкина!» Полетика и Пушкин - едины! Пушкин - это наше ВСЁ! Жизнь женщины-изверга прошла зря, ибо Пушкин - жил, Пушкин - жив, Пушкин - будет жить!
На фоне Пушкина снимается семейство
Финал. Звучат аплодисменты, актёры выходят на поклоны, а потом выстраиваются на «императорской» лестнице: в середине Пушкин, кругом него дамы, Император, обезьянка, кавалергарды, а у ног - народ с Привоза, все замирают, будто сейчас будут фотографироваться, а потом по одному уходят по широкому проходу между зрительскими рядами.