Парижские огни (Гефтер - Руманов - Алеша Толстой и Бунин - Смерть патриарха - "Белый эскадрон")
Click to viewМы продолжаем публикацию очерков «Парижские огни» Николая Николаевича Брешко-Брешковского.
И, как всегда, небольшие вводные комментарии.
Имя писателя и художника Александра Александровича Гефтера известно русскому читателю благодаря публикации его романа «Секретный курьер» в серии «Белогвардейский роман». В Русской морской зарубежной библиотеке имеется и его первый сборник рассказов «В море корабли», кстати, иллюстрированный самим автором. В этой же библиотеке имеется сборник «Флаг адмирала», куда вошли пять рассказов Гефтера. Обложку для сборника тоже делал Гефтер, но ее в сети найти мне не удалось.
Некоторые неопубликованные в современной России рассказы Гефтера мы планируем поместить в этом журнале.
***
Аркадий (Абрам) Руманов - одна из многочисленных двойственных фигур русской эмиграции, «фантома России» по меткому определению Марины Михайловны Горбовой (светлейшей княгини Голицыной). Успешный журналист и коллекционер живописи до революции, близкий к кругу Распутина, стал одним из главных теневых действующих лиц русского зарубежья. В начале 30-х годов он был секретарем Великого Князя Александра Михайловича, давнего (еще до-революционного) масона, зятя Государя Александра III, друга юности Государя Николая II («Сандро»). Именно Сандро донес до нас многочисленные крылатые фразы Александра III («когда русский царь удит рыбу...», «у России есть два союзника...» и т. д.).
После бегства Владимира Пименовича Крымова из Германии во Францию, Руманов (Зинаида Гиппиус приклеила ему кличку «троттуарная орхидея») сближается с Крымовым и становится постоянным членом кружка его загородной виллы в Шату.
В 20-е - 40-е годы русская эмиграция активно разлагалась большевиками и большевизанами при полном попустительстве французских властей. Этот процесс Марина Михайловна Горбова назвала «интоксикацией». Люмпенизированные русские активно вовлекались в контролируемый компартией «Профинтерн» (MOI, Main-d'œuvre immigrée). Русские «муашники» составили костяк русских эмигрантов-участников сталинских интербригад в Испании, а впоследствии - контролируемого компартией (а фактически - Сталиным) «сопротивления». При активном участии бывших интербригадовцев был создан Центральный комитет советских военнопленных (Comité Central des Prisonniers de Guerre soviétiques), тоже полностью контролируемый коммунистами и направляемый из Москвы. Чекистами был создан так называемый «Союз русских патриотов» (затем - «Союз советских патриотов»), издававший журнал «Русский патриот» (затем - «Советский патриот»). Главным редактором этого журнала и был назначен Руманов.
Послав своей пропагандой многих русских в СССР на муки и страдания, сам Руманов сумел остаться во Франции, даже когда почти весь состав верхушки «советских патриотов» был выслан в Восточную Германию и передан советским оккупационным властям.
***
Алексей Толстой был прислан в Париж с целым рядом заданий из Москвы, в частности, - организовать вывоз Александра Ивановича Куприна, к этому времени находившемуся в глубоком альцгеймере. Поселили его на вилле Крымова в Шату. Понимаю возмущение эмигрантов того времени, но извиним Ивана Алексеевича за то, что подсел к «Алеше» в ресторане. Вспомним Блоковское:
В салоне этом без утайки,
Под обаянием хозяйки,
Славянофил и либерал
Взаимно руку пожимал
(Как, впрочем, водится издавна
У нас, в России православной:
Всем, слава Богу, руку жмут).
***
Патриарх Варнава - был одним из наиболее светлых деятелей Сербской Православной Церкви новейшего времени. Скорее всего, его смерть была ускорена подписанным незадолго до этого позорным для Сербии «конкордатом» с Ватиканом. По всей стране прокатились волнения, жестко подавленные властями с применением оружия. Многие сербские священники-участники протестов были арестованы.
***
Фильм «Белый эскадрон» режиссера Аугусто Дженины - один из лучших европейских фильмов межвоенного периода, получивший главный приз («кубок Муссолини») на Венецианском фестивале. К сожалению, его невозможно посмотреть целиком в сети. Зато можно посмотреть другой фильм режиссера «В Алькасаре без новостей» (итальянское название «Осада Алькасара», тоже главный приз Венецианского фестиваля - «лучший итальянский фильм года»). Los rojos в начале 90-х уничтожили оригинальную пленку испанской версии фильма, но ее все-таки удалось восстановить (только нескольких минут не хватает). Оказывается, не только рукописи, но и киноленты - не горят...
ПАРИЖСКІЕ ОГНИ
(Отъ нашего парижскаго корреспондента)
1.
Тихо, я бы сказалъ подвижнически какъ-то, отмѣчаемъ мы здѣсь наши маленькія, - намъ онѣ кажутся большими, - литературныя радости. Интимнымъ обѣдомъ у себя «вспрыснулъ» А. А. Гефтеръ появленіе въ свѣтъ томика новыхъ разсказовъ своихъ, изданнаго журналомъ «Для Васъ». Четверо сѣло за столъ. Супруга блестящаго сотрудника нашего, М. И. Гайдебурова-Гефтеръ, сдѣлавшая себѣ имя виднаго врача-окулиста, самъ виновникъ торжества, А. В. Румановъ и вашъ покорный слуга.
Не такь давно въ «Огняхъ» я подчекнулъ рѣдкое сочетаніе въ Гефтерѣ трехъ талантовъ: таланть писателя, талантъ мастера кисти и талантъ пѣвца,
Но я позабылъ тогда про четвертый талантъ его. А. А. Гефтеръ ко всему этому искуснѣйшій поваръ. Выходъ книги ознаменовалъ онъ своимъ короннымъ блюдомъ - рубленными котлетами.
Настоящія хозяйки не только поймутъ меня, но и посочувствуютъ - рубленныя котлеты - экзаменъ и экзаменъ трудный, не только для кухарки, но и для повара. Гефтеръ съ честью выдержалъ этотъ экзаменъ. Необыкновенно вкусныя, нѣжныя котлеты таяли во рту. Онѣ поданы были не сразу на блюдѣ, какъ это дѣлается обычно. Гефтеръ нѣсколько разъ исчезалъ на кухню и появлялся со сковородкой, на которой аппетитно шипѣли въ маслѣ его волшебныя котлеты. Система подачи блиновъ... Мудрая система.
Румановъ ѣдокъ вообще не ахти-какой. Его порціи всегда птичьи. На этотъ разъ во всю отдалъ дань кулинарному генію нашего «амфитріона».
Насытившись до отказу, блестя глазами, спросилъ:
- Что вы дѣлаете? Какъ достигаете такихъ эффектовъ? И количественно и качественно я сытъ, какъ голодный негръ, налакомившійся желудочнымъ жиромъ слона, убитаго бѣлымъ охотникомъ. Въ чемъ вашъ секретъ, дорогой Александръ Александровичъ, если только это не секретъ ?
- Нисколько, - улыбнулся хозяинъ дома, - настолько же чуткій къ своей поварской славѣ, какъ и къ беллетристической. - Я комбинирую говяжье мясо, телячье и свиное. Внутрь каждой котлеты кладу еще сливочное масло и мозгъ отъ воловьихъ костей. Но въ слѣдующій разъ въ эту комбинацію я вложу еще и мясо молодого барашка...
2.
Но развѣ я не сказалъ раньше: радости наши маленькія, хотя кажутся намъ большими... Но - сохрани и помилуй Богъ, - мы не ропщемъ и не завидуемъ тѣмъ писателямъ, которые, продавъ чорту душу, цѣною продажи этой спозаранку хлещутъ шампанское, заливая имъ тончайшій завтракъ у Ларю, или хотя бы у Вебера тутъ же рядомъ.
Почему Ларю? Почему Веберъ? Оба эти сосѣднія, - въ двухъ шагахъ отъ церкви Мадлэнъ, учрежденія, - штабъ квартира Алексѣя Толстого въ дни его парижскихъ гастролей... Съ шелестомъ и хрустомъ небрежно швыряются тысячефранковые билеты... Но даются они не даромъ - ихъ надо отслужить... Даже хотя бы наперекоръ новому, глубоко государственному курсу англійской политики Англіи бъ испанскомъ вопросѣ.
Англичане склоняются къ признанію генерала Франко. На митингѣ большевизанствующихъ французскихъ писателей выступилъ съ агитаціонной рѣчью, выписанный изъ Москвы Алексѣй Толстой. Во всю свою зычную глотку онъ кричитъ:
- Товарищи. Міровой фашизмъ, - огородное пугало страшное воробьямъ только... Покажите силу, силу бронированнаго коммунизма, и обнаглѣвшій фашизмъ лопнетъ, какъ цвѣтной дѣтскій шаръ отъ прикосновенія зажженной папиросы. Такимъ прикосновеніемъ папиросы «Третій интернаціоналъ» будетъ безпощадная расправа съ маленькимъ генеральчикомъ, этимъ большимъ убійцей испанскихъ рабочихъ...
Однако, красный Алексѣй Толстой не прочь отъ общенія съ бѣлыми писателями, и падшіе ангелы тоскуютъ о покинутомъ раѣ...
Недавно у Вебера Толстой съ кѣмъ-то въ содружествѣ открывалъ четвертую бутылку шампанскаго, а черезъ нѣсколько столиковъ Алдановъ съ другимъ большимъ эмигрантскимъ писателемъ сидѣлъ за чашкою скромнаго «кафе-кремъ».
Толстой прислалъ къ нимъ гарсона съ лаконической запиской: пусть они къ нему присосѣдятся... Одинъ писатель тотчасъ же присосѣдился, и толстовское шампанское тотчась же запѣнилось въ его бокалѣ. Другой остался надъ своимъ «кафе-кремъ». Этотъ другой былъ - Алдановъ.
А кто былъ первый? Пустъ догадается читатель. А догадавшисъ, безъ сомнѣнія, «ахнетъ»...
Домашнія котлеты Гефтера, ресторанное шампанское Алексѣя Толстого....
Когда-нибудь подрастающее поколѣніе наше, перелистывая пожелтѣвшіе комплекты журнала «Для Васъ», пробѣгая и о котлетахъ, и о шампанскомъ, возсоздадутъ образы писателей и тѣхъ, кто остался вѣренъ и себѣ, и Россіи, и тѣхъ, кто продалъ душу чорту...
3.
Новая книга А. А. Гефтера имѣетъ успѣхъ. Никакихъ оговорокъ. Никакихъ «но». Успѣхъ! Авторъ съ мѣста взялъ рекордный русскій барьеръ: два аршина десять вершковъ, - рекордъ полковника Васильева, постояннаго состава офицерской кавалерійской школы...
Книга - нарасхватъ.
Одинъ крупный магнатъ нефти, просвѣщенный меценатъ, пріобрѣтая экземпляръ, тотчасъ же заказалъ еще нѣскколько.
- Хочу подаритъ моимъ друзьямъ! Хочу доставить имъ наслажденіе вашей прекрасной книгой.
Помните, говоря о Балтійскомъ павильонѣ, я назвалъ архитектора Нюренберга «великимъ мистификаторомъ» за его искусство въ маломъ совмѣститъ большое.
Гефтефъ такой же «великій мистификаторъ». Онъ также вмѣщаетъ въ маломъ большое. Не вѣрится, что его томикъ - сто страницъ съ чѣмъ-нибудь, не вѣришь. Впечатлѣніе монументальнаго «кирпича», вмѣстившаго десятокъ-другой полновѣсныхъ романовъ. Почему? Да потому, что все густо насыщено дѣйствіемъ, образами, все такъ оргіастически горитъ ослѣпительно-знойными красками. Какое смѣшеніе странъ, «бытовъ», театровъ дѣйствія, характеровъ, типовъ, опытъ, наблюдательностъ, знаніе жизни, вѣрнѣе, - «жизней».
На миноносцѣ, на парусникѣ, въ открытомъ морѣ, - Гефтеръ у себя дома. Это его водная стихія. Какъ и душа моряка и душа той женщины, будъ она русская, будь она иностранка, будь она цвѣтная одалиска, которую онъ, морякъ, полюбилъ. А развѣ мало еще другихъ «любвей», не морскихъ, которыя васъ волнуютъ и трогаютъ, и зернами жемчужной нитки разсыпаны по страницамъ книги.
Но, что душа человѣка? Человѣкъ божественнымъ даромъ слова своимъ много способствуетъ ея познанію... Безмолвное домашнее животное, хищный звѣрь, нелѣпая съ виду морская тварь, - ни рыба, ни мясо - всѣ они загадочнѣй человѣка, и всѣхъ ихъ расшифровалъ сердцеѣдъ-Гефтеръ. Изъ его современниковъ такъ же проникновенно понимаютъ и чувствуютъ лошадъ и собаку - Красновъ и Галичъ. Оба кавалеристы и охотники. Гефтеръ не кавалеристъ, а морякъ. Охотникъ же случайный. Ровно постольку, поскольку вообще не чуждъ многимъ разновидностямъ спорта...
4.
То что принято называть рецензіей, не входитъ въ мое заданіе. О, будь я рецензентомъ, я, закусивъ удила, помчался бы по страницамъ Гефтера, какъ по скаковому полю - не удержать! Нѣтъ, по отношенію къ этой книгѣ я пользуюсь, «плакатнымъ» подходомъ: рѣзкій, безъ деталей контуръ, двѣ три основныя краски, и довольно!... Только прочтите - а уже сами разберетесь... А, разобравшись, получите бездну эмоцій - ручаюсь!..
И одинаково будутъ вамъ близки и дороги любитель-студентъ, убитый на рингѣ боксеромъ-гориллою Вилли, и трагическая доля красавицы-старовѣрки, полюбившей хрупкаго турецкаго Адониса... И поплачутъ дѣвушки, дамы... Ничего, - эти теплыя весеннія слезы, очищающія душу, - хорошія слезы. Ихъ ни бояться, ни стыдиться не надо. Особенно же, если онѣ пролиты не надъ сентиментальной белибердой, а надъ подлиннымъ художествомъ несомнѣннаго мастера.
5.
Гефтеръ мечтаетъ удрать хоть на мѣсяцъ къ морю и писать этюды, запоемъ писать... Любо да него смотрѣть: не замыкается въ чемъ-нибудъ одномъ, ни какъ живописецъ, ни какъ беллетристъ.
На дняхъ:
- Познакомьте меня съ Кваріани. - Хочу нарисовать его обнаженнымъ до пояса.
Борецъ-профессіоналъ и писатель, борецъ - любитель въ прошломъ, понравились другъ друту, нашли общій языкъ. Вспыхнули общія воспоминанія. Шахматная доска окончательно спаяла монументальнаго Кваріани съ миніатюрнымъ, но мускулистымъ и крѣпкимъ Гефтеромъ.
Художникъ нарисуетъ атлета, нѣтъ словъ, но пожалуй разсказъ о приключеніяхъ Кваріани съ гангстерами вь Нью-Іоркѣ обновитъ рисунокъ. Разсказъ интересный, и Гефтеръ тонко его почувствовалъ.
Что жъ, скоро прочтемъ...
6.
Навѣкъ почилъ мудрый пастырь. Одна изъ благороднѣйшихъ, прекрасно-чистыхъ душъ отлетѣла къ небесамъ...
Не стало сербскаго патріарха Варнавы...
Если русская колонія въ Парижѣ ощутила утрату, то что же сказать про десятки тысячъ югославскихъ соотечественниковъ нашихъ?..
Тамъ для нихъ первый князь славянской церкви былъ великимъ заступникомъ и вліятельнымъ другомъ...
Русскій въ любое время могъ постучаться къ патріарху и получить отъ него и помощь, и привѣтъ, и ласку. И уходили умиленные, растроганные, подбодренные...
Двадцать лѣтъ назадъ, въ самый разгаръ войны, я удостоился подойти подъ благословеніе къ владыкѣ, тогда епископу Велеса.
Было это въ скромной кельѣ Александро-Невской лавры. Воспитанникъ Санктъ-Петербургской духовной академіи, епископъ Вирнава, кружнымъ путемъ, - еще какимъ кружнымъ! - пріѣхалъ въ сѣверную столицу нашу... Сербія была наводнена непріятелемъ. Ни клочка родной земли не осталось, не занятой австро-германцами и болгарами...
Мужественно несъ епископъ Варнава крестъ своей родины, ставшей одной сплошной Голгофою... Только въ его голосѣ, да въ жгучихъ глазахъ угадывалась печаль, когда онъ говорилъ о страданіяхъ, выпавшихъ на долю его Майки-Сербіи...
Варнава произвелъ тогда на меня огромное впечатлѣніе. И теперь оно не только не поблѣднѣло, а и, какъ двадцать лѣтъ назадъ, свѣжо и ярко...
Отъ всей его гигантской фигуры вѣяло и физической, и духовной мощью... Онь былъ красивъ мужественной красотой южныхъ славянъ... Крупныя черты, легкій румянецъ проступалъ сквозь матовость лица... Густая черная борода и, какъ я уже сказаль, жгучіе черные глаза...
Если прибавить къ этому строгое монашеское одѣяніе, - передъ нами суровый инокъ воинствующей сербской Церкви...
А развѣ на протяженіи пяти вѣковъ не была она воинствующей?...
Развѣ и черное, и бѣлое духовенство не возставало на всемъ балканскомъ юго-западѣ противъ угнетенія христіанскихъ вольностей турками?..
Въ одной рукѣ крестъ, въ другой - сабля...
Бесѣдуя въ тихой кельѣ Александро-Невской лавры съ епископомъ Варнавой, всматриваясь въ него, спрашивалъ себя:
Гдѣ я уже видалъ этого богатырскаго инока? Гдѣ?..
Вспомнилъ потомъ лишь: на знаменитой картинѣ академика Новоскольцева «Преподобдный Сергій благословіяетъ князя Дмитрія Донского на битву». Рядомъ съ княземъ - колѣннопреклонные иноки- Ослябя и Пересвѣть - въ бранныхь доспѣхахъ...
Сходство Варнавы съ Пересвѣтомъ было такое разительное, словно мой покойный другъ, Александръ Никаноровичъ Новоскольцевъ, писалъ своего инока съ сербскаго епископа...
Конечно, этого не могло быть. «Предодобный Сергій» вышелъ изъ подъ кисти художника, - его большая золотая медаль и заграничное пенсіонерство, - въ 1881 году. Варнава былъ тогда семилѣтнимъ мальчикомъ... Отсюда - честь и слава обоимъ.. Новоскольцеву, силой творческаго проникновенія создавшему, обобщившему типъ воинствующаго богатыря, - «мниха», - Варнавѣ - этотъ типъ воплотившему въ сурово-могучемъ обликѣ своемъ.
7.
Чѣмъ измѣряется успѣхъ кино-картины? Временемъ, въ теченіе коего она не сходить съ одного какого-нибудь экрана...
Рекордъ сезона побитъ въ Парижѣ итальянской постановкой «Бѣлый эскадронъ».. Она шла цѣлыхъ семь мѣсяцевъ въ модномъ кино «Этуаль»...
Картина великолѣпна. Но картина не для толпы... И все-таки, наперекоръ истинѣ, она захватываетъ и толпу... Что же такое дали тамъ мастера итальянской игры, итальянской режиссуры? Очень мало любовной интриги, хотя она если и не проходитъ черезъ всю фильму, но чувствуется...
Раскаленный песокъ пустыни... Сама пустыня, притягивающая и втягивающая, таинственная... На ея фонѣ эскадронъ мегаристовъ, всадниковъ на верблюдахъ...
Какъ же они играютъ, офицеры-итальянцы и всадники-туземцы? Какъ? Это уже не игра, это жизнь... И поэтому-то самое, казалось бы, простое, обыденное, волнуетъ, увлекаетъ, захватываетъ...
Вся картина проходитъ подъ сплошные апплодисменты, хотя съ точки зрѣнія обычныхъ вкусовъ парижской толпы апплодировать право нечему: мужчина и женщина ни разу даже не поцѣловались, какъ слѣдуеть... А вотъ подите-же - рукоплещутъ... рукоплещутъ даже тогда, когда мегаристы движутся по пустынѣ, и за каждымъ всадникомъ скользитъ его вытянутая фантастическая тѣнь по горячимъ пескамъ... Ничего вѣдь: люди, верблюды, тѣни, песокъ... И только. Нѣтъ дѣйствія... Почти натюръ-морты... А, между прочимъ, этотъ натюръ-мортъ вызываетъ слезы... Плачутъ... Плачутъ тамъ, гдѣ казалось бы, совсѣмъ нѣтъ мѣста слезамъ... А вотъ когда страшный гверильясъ - Панчо-Вилла, совершая одну неистовую жестокость за другой, посылаетъ мексиканскаго офицера на чудовищную «муравьиную смерть», и еще смазываетъ ему лицо медомь, до коего муравьи-людоѣды очень лакомы - публика, хотя и замираетъ немножко, но не плачетъ...
8.
Угодно вамъ этюдъ съ натуры «Наши заграницей»...
Наши - это люди «оттуда».
Къ Ларю - насупротивъ величаваго, многоколоннаго фасада церкви Маделенъ - пришли обѣдать: крупный финансовый сановникъ изъ Москвы со своей супружницей. Оба глубокіе провинціалы, не успѣвшіе, да и не умѣвшіе обтесаться... Да и гдѣ имъ было обтесываться? Что они видѣли тамъ у себя?..
Перво наперво воображеніе совѣтской дамы поразилъ внушительный метръ д'отель во фракѣ отъ Барклая.
Жена шепнула мужу:
- Знаешь, ну совсѣмъ переодѣтый министръ!... Фу ты, какой важный!..
Супругъ, улыбнувшись съ сознаніемъ собственнаго превосходства, поучительно замѣтилъ:
- Дура!.. Въ странахъ, которыя «народный фронтъ», эти самые метръ д'отели куда поважнѣе съ виду любого министра... Это уже такъ и знай!..
Переодѣтый «министръ» профессіональнымъ нюхомъ, учуявъ хорошаго кліента подъ михрютистой внѣшностью, предложилъ:
- Кавьяръ рюссъ?..
Но получилъ въ отвѣтъ:
- Но, мосье! Донне муа энъ грандъ гомаръ!..
И повернувшись къ супругѣ:
- Тоже нашелъ чѣмъ удивить!.. Я бъ ему сказалъ, еслибъ словъ хватило: мы, молъ, у себя эту зернистую лопаемъ, можно сказать, столовыми ложками...
9.
Из уваженія къ гостямъ, сулящимъ кругленькій пуръ буаръ, метръ д'отель самолично поставилъ передъ знатными иностранцами овальное серебряное блюдо съ великолѣпнымъ омаромъ. Его твердая бронированная чешуя густо краснаго горячаго колера восхитила бы живописца.
Но совѣтскій сановникъ и сановница восхищались вкусомъ бѣлой мякоти, прочно забронированной...
Оторвавъ по гигантской клешнѣ, они вгрызались въ жирное мясо... Метръ д'отель, въ мѣру почтительный, склонившись, наблюдалъ... Но, какъ метръ д'отель хорошаго тона, почелъ необходимымъ что-нибудь сказать... И сказалъ съ пафосомъ:
- О, се кардиналъ де ля меръ!..
- Что онъ такое лопочетъ? - спросила супруга съ набитымъ омаровой мякотью ртомъ...
- Онъ говоритъ: красный кардиналъ... по ихнему епископъ, или какъ бы вродѣ этого...
- Это про гомара-то?..
- А то про кого же?..
- Значитъ, и тутъ безбожники?..
- Выходитъ, что такъ, ежели рачью отродью съ духовной особою, - одна честь...
Увидавъ, что пальчики знатныхъ иностранцевъ стали жирными и липкими, метръ д'отель повелъ бровью... Черезъ полъ минуты вышколенный гарсонъ поставилъ передъ супругами двѣ матовыхъ стеклянныхъ чашки съ душистой, опаловаго цвѣта жидкостью. Въ каждой чашѣ плавалъ полулимонъ.
- Пуркуа са? - удивленно спросилъ мужъ, для выразительности ткнувъ пальцемъ въ свою чашу...
- Пуръ лаве ле менъ, месье...
- Что онъ такое лопочетъ?..
- Говоритъ, чтобы руки мыть, потому что...
- Вотъ видишь! И подѣломъ тебѣ: на глупый вопросъ и глупый отвѣтъ получилъ. Не знаешь, молчи, по крайней мѣрѣ.
МАТА Д'ОРЪ.
«ДЛЯ ВАСЪ» № 32, 8 АВГУСТА 1937 Г.