Нужные интонации
В моей жизни не было фигуры дедушки. Мамин папа умер до моего рождения, а папин - когда мне было пять, но так как он почти не участвовал в родственных связях, мы виделись от силы пару раз, поэтому я помню его как образ, но слова, голос, мимику - все это в памяти не воспроизвести. Моя вторая бабушка вышла замуж еще раз, когда ей было шестьдесят три, тоже за вдовца, прекрасного человека, которого мы очень полюбили. Они прожили вместе еще четверть века, не отходили друг от друга ни на шажочек, обращались друг к другу на вы, писали записки на дверях ванной: «Геннадий Викторович, забываете выключать свет!», дарили книги с совместной подписью, ходили в театры, делали домашнее вино, пекли пироги, выводили помидоры черри в теплицах. В общем, на седьмом десятке они нашли друг друга так, как дай бог каждому.
Для всей моей семьи Геннадий Викторович был добрым другом, ценным собеседником и вызывал безусловное принятие и уважение. В нем была та интеллигентная сдержанность, к которой меня тянет с детства, которой самой в себе не хватает то ли в силу эмоциональности, то ли более упрощенного устройства. Ни разу я не слышала от него повышенного тона, перебивания чьей-то речи или прямого осуждения другой точки зрения. При нем всегда были тактичность, не громкое, не хохочущее, а изящное чувство юмора, неспешность речи и безукоризненность манер. В магазин он ходил в свежевыглаженной рубашке и костюме, чай пил из столового сервиза, не сидел, если вставала женщина. Аура другого времени входила в дом вместе с ним, при этом был он неприхотливым в быту, простым, ни капли не высокомерным человеком. Выпадая из вечного бега юности, я вдруг оказывалась рядом с ним в винограднике с секатором: он учил меня подрезать лозу на зиму, и я ловила себя на мысли, сколько в его словах умиротворения, как приятно его слушать, как совсем не хочется вставлять свои реплики. В его рассказах переплетались литература и военные годы, романсы и развал Советского Союза, далекое провинциальное детство и стремительное, происходящее на глазах детство внуков. Через годы чувствую, что это были аудиомемуары правильных интонаций, вызывавшие чувство общности с не родным мне по крови человеком, но тем, чьи ориентиры и планка порядочности напоминали: вот они, маяки, не забывай, что важно, впитывай, пока дается слышать эти слова, не позволяй им пролетать мимо уха. Конечно, после нечастых бесед я с легкостью улетала обратно в школьную жизнь, потом в свидания, замужество, материнство, путешествия, работу... Но наши разговоры прорастали во мне, как и все разговоры со значимыми людьми. Все же каждый человек соткан из многих других.
Почему я сегодня думаю про Геннадия Викторовича… Потому что в дни тревог ищутся опоры, я стараюсь находить их в людях, которые со мной говорят и которые говорили когда-то. В прошлом году Геннадия Викторовича не стало. Мы не смогли быть на похоронах, но спустя неделю навестили место его последнего приюта в золотой октябрьский день. Клены звездами усыпали свежий холм, и если в прощальности бывает красота, то я ее в тот день видела. И еще потому, что слушала вчера и сегодня новый выпуск своего любимого Ещенепознера, Николая Солодникова, его разговор с Наумом Клейманом, Юрием Норштейном и Алексеем Уминским. И снова чувствовала, что мир разговаривает со мной нужными интонациями, расставляя маяки так, чтобы не забывала, на какой свет нужно плыть. И потому еще, что, если не смотреть видео, а закрыть глаза и просто слушать запись в наушниках, то в размеренном тоне, в красивой речи о некрикливом и вечном - искусстве, мире и своем в нем месте, я слышу голос моего доброго собеседника Геннадия Викторовича в садовом винограднике. Видевшего много, выстоявшего много, прожившего более девяноста лет, терявшего счастье и находившего счастье и, как и герои Ещенепознера, знавшего, что тьма может застить свет, а все-таки солнце всегда восходит. Это как вопросительно всматриваться в хмурое мартовское небо - где обещанная весна? - и помнить, что там, над облаками, всегда лазурь, кто летал на самолете, не раз видел и подтвердит - всегда, за любой облачностью, там свет и солнце.
https://t.me/iz_antverpena
Для всей моей семьи Геннадий Викторович был добрым другом, ценным собеседником и вызывал безусловное принятие и уважение. В нем была та интеллигентная сдержанность, к которой меня тянет с детства, которой самой в себе не хватает то ли в силу эмоциональности, то ли более упрощенного устройства. Ни разу я не слышала от него повышенного тона, перебивания чьей-то речи или прямого осуждения другой точки зрения. При нем всегда были тактичность, не громкое, не хохочущее, а изящное чувство юмора, неспешность речи и безукоризненность манер. В магазин он ходил в свежевыглаженной рубашке и костюме, чай пил из столового сервиза, не сидел, если вставала женщина. Аура другого времени входила в дом вместе с ним, при этом был он неприхотливым в быту, простым, ни капли не высокомерным человеком. Выпадая из вечного бега юности, я вдруг оказывалась рядом с ним в винограднике с секатором: он учил меня подрезать лозу на зиму, и я ловила себя на мысли, сколько в его словах умиротворения, как приятно его слушать, как совсем не хочется вставлять свои реплики. В его рассказах переплетались литература и военные годы, романсы и развал Советского Союза, далекое провинциальное детство и стремительное, происходящее на глазах детство внуков. Через годы чувствую, что это были аудиомемуары правильных интонаций, вызывавшие чувство общности с не родным мне по крови человеком, но тем, чьи ориентиры и планка порядочности напоминали: вот они, маяки, не забывай, что важно, впитывай, пока дается слышать эти слова, не позволяй им пролетать мимо уха. Конечно, после нечастых бесед я с легкостью улетала обратно в школьную жизнь, потом в свидания, замужество, материнство, путешествия, работу... Но наши разговоры прорастали во мне, как и все разговоры со значимыми людьми. Все же каждый человек соткан из многих других.
Почему я сегодня думаю про Геннадия Викторовича… Потому что в дни тревог ищутся опоры, я стараюсь находить их в людях, которые со мной говорят и которые говорили когда-то. В прошлом году Геннадия Викторовича не стало. Мы не смогли быть на похоронах, но спустя неделю навестили место его последнего приюта в золотой октябрьский день. Клены звездами усыпали свежий холм, и если в прощальности бывает красота, то я ее в тот день видела. И еще потому, что слушала вчера и сегодня новый выпуск своего любимого Ещенепознера, Николая Солодникова, его разговор с Наумом Клейманом, Юрием Норштейном и Алексеем Уминским. И снова чувствовала, что мир разговаривает со мной нужными интонациями, расставляя маяки так, чтобы не забывала, на какой свет нужно плыть. И потому еще, что, если не смотреть видео, а закрыть глаза и просто слушать запись в наушниках, то в размеренном тоне, в красивой речи о некрикливом и вечном - искусстве, мире и своем в нем месте, я слышу голос моего доброго собеседника Геннадия Викторовича в садовом винограднике. Видевшего много, выстоявшего много, прожившего более девяноста лет, терявшего счастье и находившего счастье и, как и герои Ещенепознера, знавшего, что тьма может застить свет, а все-таки солнце всегда восходит. Это как вопросительно всматриваться в хмурое мартовское небо - где обещанная весна? - и помнить, что там, над облаками, всегда лазурь, кто летал на самолете, не раз видел и подтвердит - всегда, за любой облачностью, там свет и солнце.
https://t.me/iz_antverpena