Точка взрослости
Самое волнительное - неизвестность. Когда не знаешь, что ждет наверняка, не уверен в прочности моста, сомневаешься в силах, в отсутствии опыта. Стоишь на берегу в нерешительности, то обращаешься к буддистам, то к Соломону, то думаешь: может просто, как у Nike - just do it?
В последнее время, и это даже не недели и месяцы, а годы уже, оказываясь в подобной ситуации, я задаю себе вопрос: это сейчас точка детскости или точка взрослости? В чем разница? В том, что в точке детскости, я надеюсь, что оно как-то само все решится, пускаю на самотек или жду помощи. А из точки взрослости заставляю себя делать шаг, страшась или не страшась пути.
Хорошо помню, как задала себе этот вопрос впервые десять лет назад. Умерла бабушка. Внезапно, на руках моих в прямом смысле этого слова. Мы с медсестрой скорой помощи старались до последнего: кардиограф, дефибриллятор, искусственное дыхание, но линия так и осталась ровной. Как все важное в жизни, помню этот вечер до последнего бабушкиного слова. Я не была растеряна: в соседней комнате тихо сидел над альбомным листком и фломастерами мой четырехлетний сын, его нельзя было напугать. Я не была в панике, тут же были сделаны все нужные звонки. Но через час пришла А.Н., друг нашей семьи и мой большой друг с детства и поныне, и сказала: «Лена, будем сейчас с тобой мыть бабушку Катю». И я впала в оцепенение.
Бабушка Катя, мой обожаемый человек, мой оберег, похоронила многих своих подруг и соседок. По христианскому ли, по мусульманскому ли обычаю - никто не углублялся в детали, в нашем большом, многонациональном городе все живут вперемешку - родственники и соседи сразу шли к ней, если случалось несчастье. Бабушка знала, что умершего человека нужно вымыть, одеть в чистое, а ночью посидеть рядом и почитать молитвы. Она это умела, не боялась и делала спокойно. Теперь это нужно было сделать мне, даже мама не могла помочь нам с А.Н.: у нее была сломана рука. Моя детскость и тепличность вела со мной взволнованный внутренний диалог о том, что я не готова, что несколько часов назад мы с бабушкой перешучивались, убирая квартиру, я мыла пол, она протирала пыль, пирог подходил в духовке, а теперь… Но делают всегда руки, не глаза, не сердце, не внутренний голос, а руки. Мы закрыли дверь в комнату, А.Н. начала озвучивать каждое действие: ставим воду сюда, снимаем аккуратно одежду, здесь подержи, поворачиваем, видишь, как у нас все хорошо получается. Она и с бабушкой разговаривала, как с живой, и мне с каждой минутой становилось спокойнее и яснее: просто начни, сделай что нужно, рука выведет, чутье подскажет. Мы одели бабушку в то, что она уже много лет назад, как и всякая верующая бабушка приготовила для своего последнего пути. А потом пили чай с пирогами, которые она испекла в тот день. С рисом и рыбой и с капустой. Не забуду этот вкус никогда. И ощущение: если очень страшно, надо просто начать делать. И сделать.
Вот с того, наверное, дня, в шаткие моменты я и стала себя спрашивать: это точка детскости или точка взрослости? Иногда я лукавлю перед самой собой, трушу и малодушничаю, или просто ленюсь, или сдаюсь на время течению реки. Но чем старше становлюсь, тем чаще набираю в грудь воздуха и just do it.
В точке детскости я в три часа ночи обнаруживаю себя с телефоном в руке и новостными лентами: в глазах песок, будильник сработает через три часа, через шесть начнутся уроки, где я должна быть максимально сконцентрирована. В точке взрослости я завожу правило убирать телефон в десять, окунаться в разговоры и книги, физически чувствовать, как возвращается штиль, и высыпаться.
В точке детскости я весь путь домой договариваю невысказанные слова хамоватому кассиру в кулинарии. В точке взрослости пишу хороший отзыв офтальмологу, подобравшей моим сложным астигматическим глазам новые линзы взамен привычных, исчезнувших из продажи со всех складов, и проговорившей со мной почти час не дежурно-канцелярски, а отзывчиво, с желанием помочь.
В точке детскости я обижаюсь на подростка, дважды забывшего про урок, и мы расстаемся. В точке взрослости, когда девятиклассница выходит в вечерний онлайн на пять минут позже обычного, спохватываясь и извиняясь, я говорю ей в шутку «Доброе утро», и слышу вздох облегчения. Перед экзаменами их так нагружают домашкой и запугивают несдачей, что днем дети устраивают себе тихий час и иногда забывают поставить будильник.
В точке детскости я узнаю, что все эти годы записана у своего папы в телефонной книге двумя буквами - инициалами имени и фамилии, и что-то так реву, как будто мне не сорок, а четыре, хотя давно все понимаю умом. В точке взрослости я просто веду его к врачу, когда нужно, оплачиваю счета и привожу еду. Я долго надеялась, что все может быть иначе, но.
В точке детскости я удивляюсь тому, как сложно некоторым ученикам запоминать слова, хотя мы их и так, и эдак дриллим и рециркулируем в множестве заданий. В точке взрослости начинаю учить немецкий, чтобы понять, что чувствует бегиннер, для которого каждая новая тема - чистый лист. И мне открываются миры, а уровень эмпатии прорабатывается на несколько уровней вверх.
В точке детскости я ловлю себя на придумывании сценариев, где мы выживаем в мире, уходящем из-под ног, как в карстовую воронку. В точке взрослости я отряхиваюсь от морока, вспоминаю, что мой сын сегодня занял первое место на городской олимпиаде и заказываю ему пиццу сюрпризом, потому что он достоин максимума моего внимания и моего же крепкого здоровья.
Эта точка, к которой я время от времени обращаюсь, хитро устроена, то и дело поворачивается разной стороной и испытывает: чему поддашься - эмоциям или разуму, чему поверишь - словам или поступкам, что вернее - собственное чутье или совет со стороны. И иногда я выбираю не ту сторону, ошибаюсь, сетую. Но если не рублю с плеча, даю себе возможность подумать и поверить в свои силы, не выступаю опрометчиво, чаще всего потом остаюсь с благодарностью и возрасту, и опыту, и самой жизни, которая порой предлагает для прочтения такие сценарии, которые бы сам никогда не вообразил.
В последнее время, и это даже не недели и месяцы, а годы уже, оказываясь в подобной ситуации, я задаю себе вопрос: это сейчас точка детскости или точка взрослости? В чем разница? В том, что в точке детскости, я надеюсь, что оно как-то само все решится, пускаю на самотек или жду помощи. А из точки взрослости заставляю себя делать шаг, страшась или не страшась пути.
Хорошо помню, как задала себе этот вопрос впервые десять лет назад. Умерла бабушка. Внезапно, на руках моих в прямом смысле этого слова. Мы с медсестрой скорой помощи старались до последнего: кардиограф, дефибриллятор, искусственное дыхание, но линия так и осталась ровной. Как все важное в жизни, помню этот вечер до последнего бабушкиного слова. Я не была растеряна: в соседней комнате тихо сидел над альбомным листком и фломастерами мой четырехлетний сын, его нельзя было напугать. Я не была в панике, тут же были сделаны все нужные звонки. Но через час пришла А.Н., друг нашей семьи и мой большой друг с детства и поныне, и сказала: «Лена, будем сейчас с тобой мыть бабушку Катю». И я впала в оцепенение.
Бабушка Катя, мой обожаемый человек, мой оберег, похоронила многих своих подруг и соседок. По христианскому ли, по мусульманскому ли обычаю - никто не углублялся в детали, в нашем большом, многонациональном городе все живут вперемешку - родственники и соседи сразу шли к ней, если случалось несчастье. Бабушка знала, что умершего человека нужно вымыть, одеть в чистое, а ночью посидеть рядом и почитать молитвы. Она это умела, не боялась и делала спокойно. Теперь это нужно было сделать мне, даже мама не могла помочь нам с А.Н.: у нее была сломана рука. Моя детскость и тепличность вела со мной взволнованный внутренний диалог о том, что я не готова, что несколько часов назад мы с бабушкой перешучивались, убирая квартиру, я мыла пол, она протирала пыль, пирог подходил в духовке, а теперь… Но делают всегда руки, не глаза, не сердце, не внутренний голос, а руки. Мы закрыли дверь в комнату, А.Н. начала озвучивать каждое действие: ставим воду сюда, снимаем аккуратно одежду, здесь подержи, поворачиваем, видишь, как у нас все хорошо получается. Она и с бабушкой разговаривала, как с живой, и мне с каждой минутой становилось спокойнее и яснее: просто начни, сделай что нужно, рука выведет, чутье подскажет. Мы одели бабушку в то, что она уже много лет назад, как и всякая верующая бабушка приготовила для своего последнего пути. А потом пили чай с пирогами, которые она испекла в тот день. С рисом и рыбой и с капустой. Не забуду этот вкус никогда. И ощущение: если очень страшно, надо просто начать делать. И сделать.
Вот с того, наверное, дня, в шаткие моменты я и стала себя спрашивать: это точка детскости или точка взрослости? Иногда я лукавлю перед самой собой, трушу и малодушничаю, или просто ленюсь, или сдаюсь на время течению реки. Но чем старше становлюсь, тем чаще набираю в грудь воздуха и just do it.
В точке детскости я в три часа ночи обнаруживаю себя с телефоном в руке и новостными лентами: в глазах песок, будильник сработает через три часа, через шесть начнутся уроки, где я должна быть максимально сконцентрирована. В точке взрослости я завожу правило убирать телефон в десять, окунаться в разговоры и книги, физически чувствовать, как возвращается штиль, и высыпаться.
В точке детскости я весь путь домой договариваю невысказанные слова хамоватому кассиру в кулинарии. В точке взрослости пишу хороший отзыв офтальмологу, подобравшей моим сложным астигматическим глазам новые линзы взамен привычных, исчезнувших из продажи со всех складов, и проговорившей со мной почти час не дежурно-канцелярски, а отзывчиво, с желанием помочь.
В точке детскости я обижаюсь на подростка, дважды забывшего про урок, и мы расстаемся. В точке взрослости, когда девятиклассница выходит в вечерний онлайн на пять минут позже обычного, спохватываясь и извиняясь, я говорю ей в шутку «Доброе утро», и слышу вздох облегчения. Перед экзаменами их так нагружают домашкой и запугивают несдачей, что днем дети устраивают себе тихий час и иногда забывают поставить будильник.
В точке детскости я узнаю, что все эти годы записана у своего папы в телефонной книге двумя буквами - инициалами имени и фамилии, и что-то так реву, как будто мне не сорок, а четыре, хотя давно все понимаю умом. В точке взрослости я просто веду его к врачу, когда нужно, оплачиваю счета и привожу еду. Я долго надеялась, что все может быть иначе, но.
В точке детскости я удивляюсь тому, как сложно некоторым ученикам запоминать слова, хотя мы их и так, и эдак дриллим и рециркулируем в множестве заданий. В точке взрослости начинаю учить немецкий, чтобы понять, что чувствует бегиннер, для которого каждая новая тема - чистый лист. И мне открываются миры, а уровень эмпатии прорабатывается на несколько уровней вверх.
В точке детскости я ловлю себя на придумывании сценариев, где мы выживаем в мире, уходящем из-под ног, как в карстовую воронку. В точке взрослости я отряхиваюсь от морока, вспоминаю, что мой сын сегодня занял первое место на городской олимпиаде и заказываю ему пиццу сюрпризом, потому что он достоин максимума моего внимания и моего же крепкого здоровья.
Эта точка, к которой я время от времени обращаюсь, хитро устроена, то и дело поворачивается разной стороной и испытывает: чему поддашься - эмоциям или разуму, чему поверишь - словам или поступкам, что вернее - собственное чутье или совет со стороны. И иногда я выбираю не ту сторону, ошибаюсь, сетую. Но если не рублю с плеча, даю себе возможность подумать и поверить в свои силы, не выступаю опрометчиво, чаще всего потом остаюсь с благодарностью и возрасту, и опыту, и самой жизни, которая порой предлагает для прочтения такие сценарии, которые бы сам никогда не вообразил.