***
На десять метров отступив
от окон, тянется на север
стена, и кажется: тупик,
но свет свободен и рассеян.
На десять метров от стены -
окно, плывущее сквозь морось;
оставив под подушкой сны,
я на рассвете ей умоюсь.
И чайки в небе, как мазки,
когда не вызрела задумка,
и там светло, а здесь ни зги,
как будто жизнь свечу задула.
И в целом мире обжитом
нет уголка, что так кромешен,
наверное, всё дело в том,
что это осень - и не меньше.
И чайки мчатся в пустоту,
и пустота летит на чаек,
но всяк останется по ту
черту, где будет неслучаен.
И всяк, как рыба подо льдом
или порода в горной толще,
уместен. Видно, дело в том,
что это осень - но не больше.
Стена стремится напрямик
на север, к вспышкам и раскатам,
и кажется, что здесь - тупик.
Но этот фокус мной разгадан.
от окон, тянется на север
стена, и кажется: тупик,
но свет свободен и рассеян.
На десять метров от стены -
окно, плывущее сквозь морось;
оставив под подушкой сны,
я на рассвете ей умоюсь.
И чайки в небе, как мазки,
когда не вызрела задумка,
и там светло, а здесь ни зги,
как будто жизнь свечу задула.
И в целом мире обжитом
нет уголка, что так кромешен,
наверное, всё дело в том,
что это осень - и не меньше.
И чайки мчатся в пустоту,
и пустота летит на чаек,
но всяк останется по ту
черту, где будет неслучаен.
И всяк, как рыба подо льдом
или порода в горной толще,
уместен. Видно, дело в том,
что это осень - но не больше.
Стена стремится напрямик
на север, к вспышкам и раскатам,
и кажется, что здесь - тупик.
Но этот фокус мной разгадан.