Л.Н.Толстой о женщинах
Решила перечитать на досуге четвертый том «Войны и мира» и в очередной раз удивилась тому пренебрежению и прагматизму, с которым Толстой говорит о женщинах. Казалось бы, Наташа Ростова, его любимая героиня, должна вызывать в нем самые восторженные чувства, однако мы читаем другое.
Вот как он описывает Наташу Ростову после семи лет ее брака с Пьером Безуховым, в течение которого у нее родилось три дочери и один сын. «Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка».
«В обществе молодую графиню Безухову видели мало, и те, которые видели, остались ею недовольны. Она не была ни мила, ни любезна. Наташа не то что любила уединение (она не знала, любила ли она или нет; ей даже казалось, что нет), но она, нося, рожая, кормя детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как отказавшись от света. Все, знавшие Наташу до замужества, удивлялись происшедшей в ней перемене, как чему-то необыкновенному».
«Она, то что называют, опустилась. Наташа не заботилась ни о своих манерах, ни о деликатности речей, ни о том, чтобы показываться мужу в самых выгодных позах, ни о своем туалете, ни о том, чтобы не стеснять мужа своей требовательностью. Она делала все противное этим правилам. Она чувствовала, что те очарования, которые инстинкт ее научал употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа, которому она с первой минуты отдалась вся - то есть всей душой, не оставив ни одного уголка не открытым для него».
А как же можно было жить иначе, рожая одного ребенка за другим?
«Наташа у себя в доме ставила себя на ногу рабы мужа; и весь дом ходил на цыпочках, когда Пьер занимался - читал или писал в своем кабинете. Стоило Пьеру показать какое-нибудь пристрастие, чтобы то, что он любил, постоянно исполнялось. Стоило ему выразить желание, чтобы Наташа вскакивала и бежала исполнять его».
Известно, что многое из описания семейной жизни Наташи Ростовой взято Л.Н. из его собственного семейного опыта, который был весьма своеобразным. Его жена, Софья Андреевна, на протяжении 25 лет с момента их бракосочетания в 1862 году непрерывно рожала. У них родилось 13 детей, из которых пятеро умерло в детстве: Сергей 1863, Татьяна 1864, Илья 1866, Лев 1869, Мария 1871, Пётр 1872 (прожил один год), Николай 1874 (прожил один год), Варвара 1875 (умерла в тот же год), Андрей 1877, Михаил 1879, Алексей 1881 (прожил пять лет), Александра, 1884, Иван 1888 (прожил 7 лет). Список впечатляет!
Толстой завершил написание «Войны и мира» в 1868 году. На тот момент его жена была уже обременена тремя детьми, но при этом ухитрялась переписывать по вечерам черновики Льва Николаевича.
А вот какие более откровенные мысли о женщинах излагает Толстой в письме H. H. Страхову в 1870 году. «Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины. Никто не сомневается в необходимости и недостатке повивальных бабок, и всякая несемейная женщина, не хотящая распутничать телом и душою, не будет искать кафедры, а пойдет насколько умеет помогать родильницам. Няньки - в самом обширном народном смысле. Тетки, бабки, сестры - это няньки, находящие себе в семье в высшей степени ценимое призвание».
«Только земледелец, никогда не отлучающийся от дома, может, женившись молодым, оставаться верным своей жене и она ему, но в усложненных формах жизни, мне кажется очевидным, что это невозможно (в массе, разумеется). Что же было делать тем законам, которые управляют миром? Остановить скопление центров и развитие? Это противоречило другим целям. Допустить свободную перемену жен и мужей (как этого хотят пустобрехи-либералы) - это тоже не входило в цели провидения по причинам ясным для нас - это разрушало семью. И потому по закону экономии сил явилось среднее - появление магдалин, соразмерное усложнению жизни. Представьте себе Лондон без своих 80 тысяч магдалин. Что бы сталось с семьями? Много ли бы удержалось жен, дочерей чистыми? Что бы сталось с законами нравственности, которые так любят блюсти люди? Мне кажется, что этот класс женщин необходим для семьи, при теперешних усложненных формах жизни».
«Призвание женщины все-таки главное - рождение, воспитание, кормление детей. Тот, кто жил с женщиной и любил ее, тот знает, что у этой женщины, рожающей в продолжение 10, 15 лет, бывает период, в котором она бывает подавлена трудом. Она носит или кормит; старших надо учить, одевать, кормить, болезни, воспитание, муж и вместе с тем темперамент, который должен действовать, ибо она должна рожать. В этом периоде женщина бывает, как в тумане напряжения, она должна выказать упругость энергии непостижимую, если бы мы не видали ее».
«Так какое же нужно еще назначение несемейным женщинам? Они все разойдутся в помощницы рожающим, и все их будет мало, и все будут мереть дети от недосмотра и будут от недосмотра дурно накормлены и воспитаны».
Вот так, дорогие женщины, думал о наших предшественницах Лев Николаевич 140 лет назад.
Вот как он описывает Наташу Ростову после семи лет ее брака с Пьером Безуховым, в течение которого у нее родилось три дочери и один сын. «Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка».
«В обществе молодую графиню Безухову видели мало, и те, которые видели, остались ею недовольны. Она не была ни мила, ни любезна. Наташа не то что любила уединение (она не знала, любила ли она или нет; ей даже казалось, что нет), но она, нося, рожая, кормя детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как отказавшись от света. Все, знавшие Наташу до замужества, удивлялись происшедшей в ней перемене, как чему-то необыкновенному».
«Она, то что называют, опустилась. Наташа не заботилась ни о своих манерах, ни о деликатности речей, ни о том, чтобы показываться мужу в самых выгодных позах, ни о своем туалете, ни о том, чтобы не стеснять мужа своей требовательностью. Она делала все противное этим правилам. Она чувствовала, что те очарования, которые инстинкт ее научал употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа, которому она с первой минуты отдалась вся - то есть всей душой, не оставив ни одного уголка не открытым для него».
А как же можно было жить иначе, рожая одного ребенка за другим?
«Наташа у себя в доме ставила себя на ногу рабы мужа; и весь дом ходил на цыпочках, когда Пьер занимался - читал или писал в своем кабинете. Стоило Пьеру показать какое-нибудь пристрастие, чтобы то, что он любил, постоянно исполнялось. Стоило ему выразить желание, чтобы Наташа вскакивала и бежала исполнять его».
Известно, что многое из описания семейной жизни Наташи Ростовой взято Л.Н. из его собственного семейного опыта, который был весьма своеобразным. Его жена, Софья Андреевна, на протяжении 25 лет с момента их бракосочетания в 1862 году непрерывно рожала. У них родилось 13 детей, из которых пятеро умерло в детстве: Сергей 1863, Татьяна 1864, Илья 1866, Лев 1869, Мария 1871, Пётр 1872 (прожил один год), Николай 1874 (прожил один год), Варвара 1875 (умерла в тот же год), Андрей 1877, Михаил 1879, Алексей 1881 (прожил пять лет), Александра, 1884, Иван 1888 (прожил 7 лет). Список впечатляет!
Толстой завершил написание «Войны и мира» в 1868 году. На тот момент его жена была уже обременена тремя детьми, но при этом ухитрялась переписывать по вечерам черновики Льва Николаевича.
А вот какие более откровенные мысли о женщинах излагает Толстой в письме H. H. Страхову в 1870 году. «Мы увидим, что никакой надобности нет придумывать исход для отрожавшихся и не нашедших мужа женщин: на этих женщин без контор, кафедр и телеграфов всегда есть и было требование, превышающее предложение. Повивальные бабки, няньки, экономки, распутные женщины. Никто не сомневается в необходимости и недостатке повивальных бабок, и всякая несемейная женщина, не хотящая распутничать телом и душою, не будет искать кафедры, а пойдет насколько умеет помогать родильницам. Няньки - в самом обширном народном смысле. Тетки, бабки, сестры - это няньки, находящие себе в семье в высшей степени ценимое призвание».
«Только земледелец, никогда не отлучающийся от дома, может, женившись молодым, оставаться верным своей жене и она ему, но в усложненных формах жизни, мне кажется очевидным, что это невозможно (в массе, разумеется). Что же было делать тем законам, которые управляют миром? Остановить скопление центров и развитие? Это противоречило другим целям. Допустить свободную перемену жен и мужей (как этого хотят пустобрехи-либералы) - это тоже не входило в цели провидения по причинам ясным для нас - это разрушало семью. И потому по закону экономии сил явилось среднее - появление магдалин, соразмерное усложнению жизни. Представьте себе Лондон без своих 80 тысяч магдалин. Что бы сталось с семьями? Много ли бы удержалось жен, дочерей чистыми? Что бы сталось с законами нравственности, которые так любят блюсти люди? Мне кажется, что этот класс женщин необходим для семьи, при теперешних усложненных формах жизни».
«Призвание женщины все-таки главное - рождение, воспитание, кормление детей. Тот, кто жил с женщиной и любил ее, тот знает, что у этой женщины, рожающей в продолжение 10, 15 лет, бывает период, в котором она бывает подавлена трудом. Она носит или кормит; старших надо учить, одевать, кормить, болезни, воспитание, муж и вместе с тем темперамент, который должен действовать, ибо она должна рожать. В этом периоде женщина бывает, как в тумане напряжения, она должна выказать упругость энергии непостижимую, если бы мы не видали ее».
«Так какое же нужно еще назначение несемейным женщинам? Они все разойдутся в помощницы рожающим, и все их будет мало, и все будут мереть дети от недосмотра и будут от недосмотра дурно накормлены и воспитаны».
Вот так, дорогие женщины, думал о наших предшественницах Лев Николаевич 140 лет назад.