Way of the Reaper / Путь Жнеца / военные мемуары / перевод на русский - часть 5
«Эй, расстояние?» - спросил он. Я думал, это не имеет значения. Во всё, что находится на расстоянии от ста до 500 ярдов, Майк мог по любому попасть в торс цели, и он сшиб бы её. С его оружием, которое стреляло большой плоской пулей, ему не нужно было слишком беспокоиться о траектории.
«Поставь на двойку», - сказал я ему, указывая на то, что на самом деле ему не нужно было сильно настраиваться, просто целиться под мишень. Майк позволил одному патрону разорваться и наблюдал, как загорелся ствол этого тощего деревца. Парень за ним немного дернулся, но не упал.
Это был хороший выстрел, даже если он не попал в парня. Как снайперы прямого действия, наша тактика и цель были не такими точными, как у парней на дальних дистанциях. В этой ситуации у нас не было времени сидеть и полностью настраиваться со штативом, производить всевозможные вычисления и точно настраивать нашу цель, а также использовать лазерные дальномеры и другие технологии. Майк знал, что нельзя стрелять в голову; головы слишком много двигаются. Он сделал выстрел в центр масс.
«Долбани его. Долбани его. Долбани его», - сказал я. Майку не нужно было, чтобы я говорил ему, что делать, но я был так взволнован, что не мог держать язык за зубами. Майк, должно быть, немного скорректировал прицел, потому что следующий выстрел не попал в дерево. Я услышал выстрел, и как с хлопком была поражена плоть, и парень упал.
Я отсканировал от этого тощего дерева и подумал, что вижу еще одну или две цели на том же небольшом участке. Я был абсолютно уверен в одном из них. Он держал свой АК на частично упавшем дереве, пуляя в направлении позиций нашей штурмовой группы. Когда я говорю «в направлении», я на самом деле имею в виду направление в принципе, а не именно позиции. Наши ребята стреляли в него, и я видел, как вокруг него летали кора деревьев и комья грязи. Он должен был быть напуганным до смерти и просто закрывал глаза и нажимал на спусковой крючок. Ствол автомата был направлен посередине между землей и небом. Я видел это так много раз, и я пришел к выводу, как и многие наши парни, что эти тупицы верили, что воля бога действительно определяла, кого застрелить, а кого нет. Дисциплина прицеливания и стрельбы тут ни при чем. Если тебе суждено убить парня, бог заставит пулю попасть в него.
«Тупая задница», - подумал я. Я сфокусировался на его дульной вспышке, а затем прицелился.
Я прикинул расстояние и посчитал, что если я возьму немного выше, то влеплю ему по голове. Если бы я не находился высоко, то, вероятно, влепил быв АК и вырубил его. Я попал парню в шею, и это положило конец его случайной стрельбе из АК.
Во время всего этого командир отделения вызвал авиационные средства. Я полагал, что нужно убрать ещё одного или максимум двух сквиртеров. Я не мог видеть их точное местоположение, но это не имело значения, когда там начали падать бомбы. К тому времени мы уже были в вертолете и отправлялись в путь. Мы ехали высоко в небе и очень хорошо себя чувствовали.
Вернувшись в объединенный оперативный центр (JOC), мы все собрались вокруг экрана, чтобы посмотреть кадры, снятые с дронов. Это была одна из лучших частей любой операции - наблюдать за победой дня.
Я нисколько не возражал против того, чтобы испытать эту версию, когда кто-то смотрит мне через плечо. Более того, я был благодарен за то, что у снайпера было больше времени за пределами периметра базы, за развившееся своего рода шестое чувство, которое должно было помочь мне и остальным ребятам оставаться в безопасности. Опыт был лучшим учителем, а этого никогда не получишь из книги или в классе. Как и все, что было сделано, чтобы помочь нам подготовиться, я думаю, что больше, чем что-либо другое, это укрепило идею о том, что независимо от того, чему вас могут научить, вам придется учиться самостоятельно и нести ответственность. На карту было поставлено многое, и это помогло нам развить навыки, о которых мы даже не подозревали, и которые никакая симуляция не сможет проявить в вас. Бой пролил свет на вас и на ваши аспекты, которые вы иначе никогда бы не испытали. Это было не только поле боя, но и испытательный полигон.
НАЙДИТЕ СВОЙ ФОКУС В АДСКОЙ НОЧИ В ГЕЛЬМАНДЕ
FINDING YOUR FOCUS ON A HELL NIGHT IN HELMAND
К моменту ухода из армии в 2010 году я провел 6 лет в 3-м батальоне специальных операций 75-го полка рейнджеров. Это означало, что за это время я провел тысячи и тысячи часов, работая со многими из тех ребят. Очевидно, я не мог хорошо всех знать, и у меня было несколько парней, которых я считал близкими друзьями. Во многих смыслах пребывание в этой группе было похоже на посещение школы с людьми. Мы часто использовали термин «выросли в» полку, чтобы описать процесс, с которого мы начинали, а затем, по крайней мере, в моем случае, поднялись по служебной лестнице.
Я начинал как коротышка, не столько по росту, сколько по рангу и способностям. Я всегда был хорошим солдатом, я хотел бы так думать, но только когда я стал снайпером, я действительно заслужил уважение людей в подразделении. Я не могу солгать и сказать, что не имело значения, что думают обо мне другие парни в батальоне. Это больше верно в отношении того, что они думали обо мне как о солдате, чем как о человеке. Вы собираетесь столкнуться с некоторыми людьми, с которыми работаете, несмотря ни на что, и они могут в конечном итоге вам не очень понравиться. Меня больше волновало уважение. Я мог бы попытаться быть упрямым, грубым и несговорчивым парнем, но это не было моей личностью. Я хотел, чтобы меня уважали, и я решил, что один из лучших способов заработать это уважение - это относиться к как можно большему количеству людей так, как я хочу, чтобы ко мне относились. Чтобы получить уважение, нужно его отдать.
Спустя все эти годы я всё ещё чувствую гордость, которая зародилась внутри, когда мы сидели в комнате и слушали брифинг. Когда мы с Майком упоминались как снайперы, идущие в поддержку других подразделений, я замечал, как несколько парней благодарно кивают, а некоторые молодые люди смотрят на Майка и меня. Я мог видеть, что они были такими же, как я, вернувшийся в те дни, когда жаждал получить некоторый опыт, а также немного надеющимися, что однажды они смогут делать некоторые из крутых вещей, которые делали мы. Я гордился тем, что был командиром снайперской команды, но я никогда не властвовал этим ни над кем. Мне нравилось, когда мне доверяли принимать правильные решения и выполнять наш план. Я, конечно, был польщен вниманием, которое я получил за свой личный успех, но это было доверие и ответственность, которые сопровождали его, и я иногда скучаю сейчас, когда я больше не выполняю обязанности. Сейчас все немного по-другому, потому что я не являюсь частью большой команды и её успеха.
Мы все поддерживали друг друга, но это не мешало нам разговаривать за спиной друг друга или развивать соперничество с другими подразделениями. Наше рабочее место не сильно отличалось от вашего. Люди сплетничали о личной жизни других парней. Мы также сплетничали и размышляли о том, что происходит в конкретном подразделении или команде. Мы были людьми, и хотя я пишу в основном о действиях, происходивших на поле боя, это не занимало нас 24/7.
Я не особо много говорил о своей личной жизни и, в частности, о моей девушке дома, Джессике, которая теперь моя жена. Однажды я позвонил домой, чтобы поговорить с Джессикой, и она подняла тему пропуска платежа по одному из наших ежемесячных счетов. Мне не нравилась идея платить штраф за просрочку платежа, но меня это устраивало. Не так уж и важно. Что меня немного беспокоило, так это то, что я звонил из Афганистана. У меня не было много времени на разговоры, и я думал о гораздо большем, чем наши счета за коммунальные услуги или что-то ещё. (Я не могу вспомнить, какой именно платеж опоздал, и это просто показывает, насколько это было неважно для меня). Я не хотел тратить время на разговоры об этом - о причинах того, почему было поздно, почему она считала эту политику несправедливой - и казалось, что прежде, чем нам пришлось прервать разговор, я потратил больше времени на что-то тривиальное. чем на то, о чем я действительно хотел поговорить. Потом я сделал то, что делал редко. Я поговорил с Майком и рассказал ему о том, как прошел разговор и как я был расстроен по этому поводу. Майк рассмеялся. Вот вам и чуткий ответ.
Честно говоря, в то время мы с Майком не знали друг друга так хорошо. В конце концов, я стал очень близок с ним, поскольку мы так тесно работали вместе и время от времени ночевали в одной комнате. Майк только что поднялся на борт, ещё не ходил в снайперскую школу, так что наши отношения были ещё ранними.
«Чувак, это меня действительно сбило с толку», - сказал я ему.
«Вот почему я холост», - сказал Майк, - «чтобы мне не приходилось иметь дело с такими вещами. Я могу отвлечься от мыслей».
«Нет», - сказал я, - «ты не женат, потому что никто не захочет встречаться с тобой, не говоря уже о том, чтобы жениться на тебе».
«Как бы то ни было, Ирв. Я не тот, кто ноет».
Это то, что я получил, когда пытался рассказать одинокому парню о недопонимании с супругой. Извлеченный урок: я решил, что после этого лучше всего оставить свое ворчание, то есть нытье, при себе. Позже мы с Майком посмеялись над этим обменом. Он также узнал Джессику намного лучше и был парнем, которому я доверял, чтобы тот поговорил с ней, если со мной когда-нибудь случится что-нибудь плохое.
Круто было то, что когда пришло время пойти на операцию, все эти личные вещи как бы исчезли. Не то чтобы мы не заботились друг о друге, но какие-то мелкие сплетни, мелкая зависть или что-то ещё не влияли на то, как мы выполняли свою работу. Когда пришло время сосредоточиться на поставленной задаче, мы все были готовы отложить все в сторону и сделать именно это. Когда нам давали сигнал, мы все хотели выполнить свою работу. В нерабочее время мы могли связываться друг с другом, давление и проблемы из дома могли занимать большую часть нашего разума, но для этого было время и место, и вам нужно было разработать механизм, чтобы убрать отвлекающие факторы.
После февраля 2009 года, когда президент Обама объявил об увеличении численности войск, направляемых в Афганистан, наши рабочие места приобрели иное измерение, чем в Ираке. Эти две роли - поддержание мира и построение нации - никогда не входили в то, для чего был призван наш 75-й полк рейнджеров. В основном мы стремились к достижению важных целей, поэтому ранней весной 2009 года Майк и я были в провинции Гильменд. Мы пришли к пониманию одной вещи: если сосредоточение президента Обамы на Афганистане и победе в Глобальной войне с терроризмом имело хоть какие-то шансы на успех, то провинция Гильменд была тем местом, где это могло произойти или сломаться.
У нас было ощущение, что на нашем пути будет что-то грандиозное. Мы не знали когда, но решили, что это должно произойти скоро. А пока нам нужно было сосредоточиться на следующем дне следующей операции. Лучше не смотреть на общую картину и не ставить под сомнение более широкую стратегию, но человеческая природа иногда задавалась вопросом, зачем предпринимаются определенные действия. Например, однажды весной того же дня мы провели свой обычный инструктаж и пошли собираться на операцию. Дошли слухи, что должен появиться капеллан.
«Капеллан?».
«Он из роты Чарли?» - спросил Лоуренс. Он стоял и ждал, ожидая, что мы посмеемся над его шуткой. Мы не собирались давать ему это, тем более что было намного забавнее видеть, как он хмурится, а затем начинает изворачиваться. Мы знали, что в конце концов он решит объяснить это заявление, поэтому оставили его зависшим ещё на несколько секунд.
«Парень с тростью и забавная походка. Чувак из немого кино?».
«Единственный немой фильм, который я хочу посмотреть - это когда ты заводишь задницу и садишься в грузовик», - сказал Бэбкок, один из штурмовиков. Это вызвало несколько одобрительных воплей и несколько шутливых аплодисментов. Я с Пембертоном застегивал ботинки в углу.
Я не особо молился, но помню, как ещё в старшей школе в раздевалке перед футбольным матчем наш тренер просил нас склонить головы. Я задавался вопросом, будет ли это так. Я также подумал, может быть, нам не рассказали о предстоящей операции на самом деле. Мне также не понравилось, что наш распорядок изменился. Это было почти всегда: инструктаж, отдых / сон, готовая комната, грузовик, прилет. Эти процедуры утешали меня и облегчали мне жизнь и мой разум. После более чем сотни операций я не хотел много думать, прежде чем выбраться отсюда.
Вошел капеллан, и он не был таким музицирующим парнем, как отец Малкахи, которого я видел на повторах M*A*S*H [американский телесериал], когда взрослел; вместо этого он был крупным, мускулистым лайнмэном [игрок американского футбола] с невероятно низким голосом, который действительно мог быть голосом бога. Мы все собрались вокруг него, и он попросил нас склонить головы. Я сделал, и он сделал то, чего я ожидал: просил бога присмотреть за всеми нами. Но в конце концов он продолжил и говорил о том, что хотел, чтобы бог позаботился о том, чтобы наши высокоточные винтовки, наши .308-cals и наши .300 Win Mags были инструментами, чтобы победить наших врагов и служить нашим великим целям. Он знал свое дело, и он также ясно дал понять, что верит, что мы делаем что-то особенное, а не то, за что бог будет смотреть на нас свысока или наказывать нас. Я никогда не думал так, но все же было приятно услышать, что этот капеллан действительно верил в нашу справедливость.
Жаль, что у него не было трубопровода к технологиям богов. После того, как молитвенный круг распался, я вставил наушники, поднес микрофон ко рту и сказал: «Проверка микрофона. Проверка микрофона. Вы меня слышите?».
Я ждал, но ничего не получил. Опять, снова. Это доходило до смешного. Единственное, что нас постоянно беспокоило - это сбои и проблемы с коммуникациями. Это была одна из форм отвлечения внимания, в которой никто из нас не нуждался; меньше всего мы хотели, чтобы наша сосредоточенность была нарушена, особенно в середине операции.
Мне было жаль парней, которым приходилось разбираться в этих вещах за нас. Они старались изо всех сил, но оборудование было ненадежным. Я мало что знал о том, как это работает, поэтому понятия не имел, что вызывает все проблемы. Всё, что я мог сделать, это просто ждать в очереди с остальными ребятами, пока техники пытались разобраться с каждым из нас. По крайней мере, мы вернулись к привычному распорядку дня.
Я заговорил слишком рано. Одним из частых слухов было то, что среди нас был Tier-1-парень [оператор связи]. Когда я вышел из комнаты для подготовки и пошел покурить на территории, я увидел кого-то, кто явно не входил в нашу группу, ожидая среди нас.
Я должен воспользоваться моментом и объяснить, что я имею в виду под «Tier 1». Это будет лишь краткий обзор. Армейские рейнджеры (75-й полк рейнджеров), армейский спецназ («зеленые береты») и 1-й оперативный отряд спецназа - «Дельта», Navy SEAL и DEVGRU (группа разработки специальных боевых средств ВМС, также известная как SEAL Team 6) - все они Командование специальных операций США (US Special Operations Command - USSOCOM). USSOCOM обычно и неофициально делит свои различные подразделения на группу «Tier 1» и группу «Tier 2». Рейнджеры, зеленые береты и «обычные» морские котики относятся к Tier 2; мы более обычные силы SOCOM. Парни из SEAL Team 6 и Delta считаются Tier 1. Парни Tier 1 представляют собой своего рода комбинацию солдата и шпиона или полицейского под прикрытием. Они сбрасывают свою военную форму и не делают стрижек в соответствии с военными правилами, когда уходят в тыл врага, обычно в группах не более 3 или 4 человек.
Некоторые парни из Tier 2 и регулярной армии думают, что ребята из Tier 1 полностью высокомерны, но я был готов дать этому парню фору доверия. У него было все необходимое, чтобы взять на себя одну из самых гламурных, на мой взгляд, ролей в армии. Он заслужил некоторое уважение, и я надеялся, что он нам кое-что покажет. Видеть, как он ходит и разговаривает с другими парнями, было хорошим признаком того, что он не засранец. То, что он был с нами и когда капеллан произносил эти молитвы, заставляло меня задумываться, что на самом деле здесь происходит. После того, как нас всех погрузили в поездку на аэродром, мы направились к воротам.
«Вау! Вау! Вау!» - слышал я сзади. Это был Альварес. «Надо вернуться. Скажи водителю!».
Мы передали сообщение. На тот момент мы не были уверены, в чем заключалась проблема с Альваресом, поэтому быстро сформировали пул ставок на то, какое оборудование он забыл. Мы наблюдали, как он бежит из комнаты для боевых действий со шлемом в руках.
«Скажи своему придурку, что это его шлем!»
«Ав-в-в, чувак».
Я улыбнулся, когда хор других откликов победителей и проигравших гремел по нашему микроавтобусу.
«По крайней мере, это было не его оружие», - сказал Майк, роняя слова изо рта так, что только я мог его слышать.
Я сказал Майку, что однажды сделал это в Ираке, и он никогда не позволял мне забыть об этом. Хуже того, я сел в автобус и первое, что я сказал своему приятелю Ортису, было: «Сегодня я чувствую себя очень легковесным».
Как только я, в конце концов, понял, почему, я был зол на Ортиса за то, что он мне не сказал. На самом деле это была не его работа, но мне все же пришлось переложить ее на кого-нибудь. Трудно поверить, что можно забыть такой важный предмет снаряжения, как шлем или оружие, но с учетом тех часов, в течение которых нас держали, и большого количества времени, проведенного в режиме лунатизма в комнате подготовки, по крайней мере, раз в 2 недели кому-то приходилось кричать «Вау» в автобусе.
Пару раз я не осознавал, что забыл свое оружие или другое необходимое снаряжение, пока мы не приземлялись и не выдвигались к цели. Иногда я чувствовал себя страдающим обсессивно-компульсивным расстройством, когда начинал гладить себя повсюду, делая быструю проверку снаряжения каждые несколько минут во время полета. Той ночью, после того, как нам дали полутораминутный сигнал готовности, мы с Майком сделали то же самое друг для друга. Хорошей поездки.
Как бы важно ни было, чтобы этот фокус работал на вас, это часто ускользало от вас до того, как отправиться на операцию. Думаю, это лучше, чем посреди действия.
Пыль едва осела, и наш стрелок только начал передавать наши координаты GPS, когда в нас полетели трассирующие снаряды. Отлично. Ещё один день, когда талибы, похоже, действительно решили устроить «ад» в Гильменде.
Мы всё ещё были сбиты в кучу, а мы с Майком выполняли дежурство по периметру. Я заметил, что Tier-1-парень (который по очевидным причинам должен оставаться идентифицированным только до этой степени) подошел с тыла. Он просто шёл по пятам, но я заметил, что он переходил к каждому из элементов операции. Он говорил несколько слов и улыбался, и в целом казалось, что он пытается вписаться и согласовываться со всеми. Мне было интересно, помогало ли то, что мы делали в тот день, ввести его в новое место.
Он подошел ко мне и Майку и сказал: «Привет, ребята, вы готовы?»
«Мы уже в этом режиме», - сказал Майк.
«Эй, хорошо, присмотри за моей спиной сегодня, хорошо? Рад знать, что вы, ребята, здесь».
Он ушёл, и в тот момент я чувствовал себя неплохо. Мы все направились к выходу и вскоре пошли по узкой улочке, достаточно широкой, чтобы в неё мог пройти мопед. Деревня была небольшой, размером примерно в квадратную милю, всего с двумя или тремя главными артериями, идущими с востока на запад, и таким же количеством с севера на юг. Вдоль этих маршрутов стояло несколько витрин; была также небольшая центральная площадка, где можно было устроить открытый рынок. Майк и я были на дальнем левом краю деревни, и я мог видеть деревья за грудой щебня и остатки невысокой каменной стены. Все вокруг нас - земля, здания - было одного цвета песка - бежево-коричневого.
На этом фоне выделялись две фигуры - черная и зеленая. Две фигуры в местной одежде прошли сквозь деревья к дому на окраине деревни. Затем они пошли обратно и вернулись к деревьям. Я мог лишь мельком разглядеть их сквозь деревья - пару ног, туловище, затем покачивающиеся головы. Они сделали то же самое снова и снова. Наш ответственный человек остановился. Он заметил то, что видел я. Он просто стоял там и сканировал, когда внезапно повернул голову влево. Он стукнул по груди, чтобы включить связь. Я слушал, как он докладывал сержанту взвода.
«Две вооруженные цели. Я думаю, они готовятся к засаде». Мне не нужно было больше ничего слышать.
«Мы двигаемся». Я был рад, что мне не пришлось ждать, пока сержант взвода ответит и отдаст приказ. В этом и было то, что было замечательным во многих унтер-офицерах: они понимали, что ребята знают, что делать, и доверяли им делать правильные шаги. Мы с Майком пробились впереди первой и второй штурмовых групп к началу линии. Оружейный отряд был у нас в тылу.
Мы были примерно в 550 ярдах от линии деревьев.
«Позволь мне вынести этих парней», - сказал я, глядя в прицел. Я заметил, что третий Хаджи присоединился к двум другим во время прогулки взад и вперед. Трио вошло в дом. Я сделал несколько шагов, чтобы лучше видеть сквозь деревья. Я рад, что сделал это. С этой точки я мог хорошо видеть стоящий на треноге пулемет РПК. Я осмотрелся еще немного и увидел еще одну коробку с патронами для оружия с ленточным питанием, лежащую на земле.
«Это Снайпер-1. Снайпер-2 и я собираемся убить этих парней. Ожидайте».
«Роджер», - ответил сержант взвода. «Сделай это тихо. Сделай это быстро. Мы должны двигаться дальше».
Майк все еще узнавал о своей роли и о том, как работает снайперская стрельба, поэтому я спросил его: «Как ты думаешь, насколько это далеко от их позиции?».
Я уже проделал вычисления в своей голове, сделав то, о чем упоминал ранее: «размалывая». Математика была относительно простой. Я оценил высоту туловища цели - 40 дюймов от линии пояса до макушки. При расчете расстояния использовалась константа 25,4, чтобы получить значение в метрах. Это означало, что 40 × 25,4 = 1016. Внутри наших прицелов были маркировки, и когда я снова сфокусировался на цели, она была высотой в 12 точек. Итак, я взял это число 12, разделил предыдущий результат и получил от 600 до 680 метров, примерно от 650 до 750 ярдов.
Майк пришел к таким же числам. Я раздвинул ножки сошек, подошел к небольшому холму, больше напоминающему бугорок в земле, и лег позади своего оружия. Это было редкостью для меня в моей снайперской карьере. Обычно я становился на колено вместо того, чтобы лечь, в основном потому, что многие мои выстрелы были сделаны из тех мест, где я находился в высокой траве или где мне приходилось стрелять через какое-то другое препятствие. Я сосредоточился на первом парне. «Я пойду по горячему», - сказал я. Мишень стояла за пулеметом, корректируя какую-то его часть. Он частично наклонился, но затем снова поднялся во весь рост. Я нажал на спусковой крючок, и парень выпал из моей видимости. Пока я прицеливался, я пытался представить себе, что будут делать двое других, чтобы быть готовым смещаться за ними и снова выстрелить. Они сделали неожиданное. Они замерли.
Я догадался, что это был один из тех случаев, когда выражение «неизвестно, чем пораженный» было буквально верным. Я использовал глушитель, чтобы убийства были тихими и романтическими, чтобы они не знали, откуда прилетела пуля. Через секунду или две после того, как я выстрелил, Майк пустил пулю и убил второго парня. Остался третий парень. Он не оцепенел, но как будто был на поводке или что-то в этом роде. Он делал несколько шагов вправо, затем влево, как если бы он был учеником средней школы, неуклюже репетирующим медленный танец, вальсируя с невидимым партнером.
Я выпустил ещё один снаряд и попал ему прямо в центр живота. На мгновение я почувствовал себя весьма неплохо, но Хаджи не упал. Я не мог поверить в это. Пуля .308 с такого расстояния имела достаточную скорость удара, чтобы сбить его с ног. Но он был там, всё ещё занимаясь этим маленьким медленным танцем. В этот момент он был согнут в талии, но всё ещё шаркал.
Что за чертовщина? Я был зол. Я думал о том, что сказал сержант взвода. Тихо и быстро. Что ж, я сделал тихо, но теперь внезапно это происходило не быстро. Майк снова выстрелил и попал в парня. Я увидел в прицел лазер Майка на цели, а затем краткий проблеск света, когда пуля прошла через мой прицел и попала примерно в то же место на животе парня, куда попал мой снаряд.
Тем не менее, парень не упал. Я думал не столько о том, встретились ли мы с афганским Суперменом или что-то в этом роде, сколько о парнях в отряде, думающих, что я упустил эту цель. Затем я почувствовал это потрясающее ощущение, когда понял, что Tier-1-парень был свидетелем всего этого. Я не особо об этом говорил, но думал, что было бы круто попытаться стать парнем из Дельты. Если это было мое прослушивание, я бы все провалил. Я начал торопиться, слишком тяжело дышал и выстрелил еще раз, но промахнулся. Я снова прицелился, теперь затаив дыхание и весь напрягся, и выпустил еще один выстрел, который попал цели в голень.
«Святое дерьмо», - подумал я, - «я реально, реально выключен сегодня». Потом я подумал, может, я взял плохие боеприпасы. Что происходит. Может, Майк разыграл меня и вложил в мое оружие какие-то поврежденные патроны. Забавно, что может произвести фабрика по изготовлению отговорок. Парень всё ещё стоял на ногах, но повернулся к нам спиной. Я выстрелил ещё раз и увидел, как его задница взорвалась. Он пошатнулся, но не упал.
«Влепи ему снова! Влепи ему снова!» - слышал я по связи. По крайней мере, одно из моих беспокойств было облегчено. Командир штурмовой группы, который кричал мне ободрения, по крайней мере только что убедился, что я не промахнулся - просто этот ублюдок отказывался умирать.
Я не знаю, как этот парень нашел в себе силы сделать это и был ли он похож на обезглавленного цыпленка, бегающего с последними нервными импульсами, но он побежал! Он углублялся в деревья. Я сделал еще один выстрел и увидел, как ветка дерева подпрыгнула и упала. Я понятия не имел, попал ли этот снаряд в парня или нет. В этот момент сержант взвода отменил это. Он хотел отправить туда своих людей, чтобы обезопасить оружие и сфотографировать два верных убийства. Я знал, что не смогу с этим бороться, поэтому ничего не сказал. Хотя я был очень сердит долгое время. Я ненавидел промахи. Я всегда был очень, очень строг к себе, и вместо того, чтобы думать о 2 парнях, которых мы победили, и о пулях, которые мы вложили в другого парня, всё, о чем я мог думать, это то, что я потерпел неудачу и что я подвел всех. Я даже не хотел думать о том, о чем думал Tier-1-парень.
Неохотно я присоединился к остальной части отделения, где лежали оружие и 2 тела. Я стоял в стороне, не желая ни с кем разговаривать. В какой-то момент Мак (действительно жесткий чувак, который в тот момент был штурмовиком, но в итоге стал снайпером) сказал: «Привет, Ирв. Подойди сюда. Посмотри на это».
Слева от двух тел, где находился третий парень, отказавшийся умирать, было темное место, где временно скопилась кровь. От этого темного пятна отходили более мелкие клочки обесцвеченной земли. Затем на листе небольшого растения я увидел то, что видел Мак - розовую пену: сильно насыщенную кислородом кровь из артериального кровотечения. Скорее всего, это не из-за раны на ноге парня. Другие выстрелы, которые он получил в живот, были слишком низкими, чтобы попасть в легкое. Это должен был быть последний выстрел; возможно, пуля отрикошетила от ветки дерева и попала ему в спину. Это могло вызвать вызвать кровотечение из розовой пены. Ничего другого от такой раны не было бы.
«Святое дерьмо». Отсюда через линию деревьев и на поляну всего в нескольких ярдах дальше шел довольно четкий кровавый след. Я показал его сержанту взвода.
«Я могу выследить парня. Я могу пойти за ним. Прикончить его, если он не мертв. Но, вероятно, он готов. Мы можем это проверить».
Он подумал об этом несколько секунд, затем покачал головой: «Не хорошо, Ирв. Не стоит. В конце концов он истечет кровью. Это все, что имеет значение. Мы должны снова двигаться».
Пара других парней вмешалась: «Да, не беспокойся об этом, Ирв. Мы тебе верим. Ты его шлёпнул, да? Это всё, что имеет значение».
«Это был дисплей уровня 2, который вы ставили, верно? Не мог набрать больше?».
«Если мне когда-нибудь будет грозить расстрел, парни, пожалуйста, позвольте Ирву быть парнем с боевым патроном».
Их сарказм был густым и игристым, как кровь. Я был не в настроении, но ничего не мог с собой поделать. Я попался на удочку и сказал троллям, что уверен, что попал в того парня. Посмотрите на всю кровь! Они не собирались сдаваться, и когда мы уехали, они продолжали ругать меня за то, что я напортачил. Я знал, что это всё по-доброму. Но я был строг к себе, и - снова это слово - немного «нытиком», что равносильно открытому приглашению остальным ребятам насрать на меня. В конечном итоге всё перешло на уровень зрелой дискуссии «не делаешь - не ошибаешься». Но, по крайней мере, это заставило меня поговорить и избавиться от моей надутой паники. В любом случае, они ничего не могли сказать обо мне так плохо, как то, что думал о себе я сам.
После того, как мы прекратили избивать тему моей некомпетентности, разговор перешел на то, что мы все видели: на парня, в которого несколько раз стреляли, и который, казалось, обладал сверхчеловеческой силой. Раньше я видел больше, чем мне полагалось. Многие плохие парни, с которыми мы сражались, были под наркотиками. Они не чувствовали боли, и через них проникало столько адреналина, что, если их не убить выстрелом в голову, потребовалось бы 5 или 6, а иногда и больше, выстрелов, чтобы повалить их на землю. Я собирался начать рассказ о том, что видел во время операции в Ираке в качестве пулеметчика, но, учитывая, сколько дерьма витало среди всех нас, я решил, что лучше просто держать язык за зубами или сменить тему.
Оказывается, мне не нужно было ничего делать, чтобы привлечь внимание всех к чему-то, кроме моей недавней плохой работы. Мы прошли всего тысячу ярдов, когда я услышал по радиосвязи от головной штурмовой группы: «Контакт. Контакт. Впереди 4 цели».
Мы с Майком были в начале очереди, и, конечно же, посреди дороги стояли 4 афганских плохих парня. И я действительно имею в виду плохих парней. У каждого на груди был перевязь патронташа, а лица и головы, за исключением глаз, были обернуты черно-серым шемагом (головным платком) с узором «гусиные лапки», завязанным с правой стороны. Они также носили то, что я всегда считал своими больничными пижамными рубашкой и штанами - оба белого цвета. Они были одеты точно так же, как те парни из пустыни, которых я когда-то видел в National Geographic и Time. Было странно видеть их такими на открытом воздухе, но я не собирался подвергать сомнению свою удачу. Я подумал, что у меня будет прекрасная возможность переломить свою неудачу, восстановить свою репутацию, ослабить самокритику и заткнуть нескольких наших ребят.
Все остальные встали на колени, а мы с Майком поползли впереди. Майк был рядом со мной, когда мы готовились открыть огонь. «Давай поработаем снаружи - внутрь».
«Понял». Майк прополз на несколько ярдов справа от меня.
Все были в состоянии сделать это как по книге. Мой взводный сержант Мак шел прямо за мной, готовый отдать приказ о стрельбе. Слева от меня был командир штурмовой группы. Рядом с Маком находился наш радист Макки, готовый сообщить о подсчете трупов вышестоящим руководителям. Командир нападения отвечал за укрытие на случай, если бы злоумышленники открыли ответный огонь. С нашим снайперским оружием между выстрелами будет небольшая задержка, поэтому, если после того, как мы получим хаджи за пределами скопления, двое внутренних парней будут достаточно быстры и дисциплинированы, чтобы напасть на нас, он отвлечет их или сделает им плохо.
Мы были примерно в 400 ярдах от целей. На тренировках мы стреляли по мишеням на 300 ярдов без прицела, так что это был действительно выстрел на легкую дистанциюи. Я посмотрел на Майка и быстро кивнул ему. Он его вернул кивок. Мы были в порядке. Он убьет парня справа; Я беру парня крайнего левого. И так же мы бы положили двух в центре.
Все было так тихо, что я слышал, как Майк снимает оружие с предохранителя. Я услышал щелчок и сделал то же самое. Я опустил палец на спусковой крючок.
«Подождите», - сказал Мак, - «давайте получим подтверждение, что нам ясно, что они горячие». Я не мог поверить в то, что только что услышал. Что? Прояснить, что они горячие? Эти парни были вооружены до зубов. Они были похожи на афганских рамбо с этими патронташами на плечах. И мы должны ждать подтверждения? Подтверждение чего? Собирался ли кто-нибудь подойти к ним и сказать: «Простите, ребята, но нам было интересно, не собирались ли вы сегодня пойти и кого-нибудь убить? Вы уверены? Что ж, тогда дайте нам минутку, и мы попробуем что-нибудь придумать».
Честно говоря, Мак поступил правильно, выясния наши варианты. Слишком часто в провинции Гильменд мы попадали в цикл «беги и стреляй». Под этим я подразумеваю, что мы пойдем в одно место и поразим там цели, что будет предупреждением другим плохим парням в этом районе, поэтому нам придется вступать в бой снова и повторять это снова и снова на протяжении всей операции. Чем больше раз вы вступали в бой с противником, тем чаще вы подвергали своих ребят огню и увеличивали вероятность попадания в кого-нибудь.
Мы были там, чтобы поразить некоторые важные цели - некоторых ключевых игроков Талибана. Может быть, найти способ обойти этих 4 парней было бы проще. Может быть, если бы к этим HVT пришло известие, что американцы поблизости убивают часть их солдат, они решат со всех ног покинуть свои позиции (о чем мы узнали благодаря тяжелой и опасной работе), чтобы жить, чтобы сражаться в другой день.
Я понимал это, но также понимал и следующее: если мы отпустим этих парней сегодня, они доживут до битвы в другой день. И это может означать, что они будут частью засады на другое подразделение, возможно, не столь способное, не столь хорошо вооруженное или не столь же сведущее в такого рода боях. Имеет ли тогда смысл дать им свободу действий сегодня, зная, что завтра они могут убить кого-нибудь ещё? Мне было ясно, что они готовы к бою. Не только из-за того, как они были экипированы, но и из-за того, что они стояли на открытом месте на перекрестке. Сколько раз у нас была такая возможность?
Я лежал на животе, обдумывая все это, и почувствовал, как мое сердцебиение и кровяное давление резко возросли. Мое сердцебиение было таким учащенным, что казалось, будто я поднимаюсь с земли вместе с каждым ударом. Чтобы облегчить просмотр в прицел, я немного приподнял голову. Четверо парней все еще разговаривали, окруженные несколькими невысокими зданиями по обе стороны от них. Я решил, что мне нужно вернуться к основным принципам снайперской подготовки, и сосредоточился на своем дыхании. Глубокий вдох. Глубокий вдох. Глубокий вдох.
Я чувствовал эффект, и теперь мое сердцебиение ещё учащалось, но я чувствовал промежутки между ними. Вот когда вы хотите нажать на спусковой крючок - между ударами. «Ты хочешь быть мертвым мясом за ружьем» - так выразился один из инструкторов Снайперской школы, единственное, что остаётся живым - это палец на спусковом крючке. Это довольно легко сделать, когда вы целитесь в цель, но когда вы думаете, что собираетесь отнять жизнь у другого человека - и вы очень, очень стараетесь вообще не думать об этом, - вы добавляете еще одну переменную, которая заставляет ваше сердце биться чаще, а разум увязнуть в сомнениях. Вы также не можете не думать о том, что стрельба из вашего оружия - это еще один способ выдать свою позицию и привлечь внимание врага к вашему местоположению.
В каком-то смысле я был рад, что мы ждали подтверждения. Это помогало мне соединить голову, сердце, легкие и глаз. Я потратил время, чтобы полностью довести прицел до десятикратного увеличения, максимального увеличения. Я продолжал сканировать фигуру перед собой, передавая то, что я видел, обратно сержанту взвода - пояса с боеприпасами, пистолет, АК-47, нож. Мне не нужно пользоваться связью, потому что Мак был прямо за мной, и я как будто нахожусь в эхо-камере, слышу, как он повторяет то, что я сказал, смутно слышу, что возвращается к нему по связи, как низкий гул статического электричества.
«Поставь на двойку», - сказал я ему, указывая на то, что на самом деле ему не нужно было сильно настраиваться, просто целиться под мишень. Майк позволил одному патрону разорваться и наблюдал, как загорелся ствол этого тощего деревца. Парень за ним немного дернулся, но не упал.
Это был хороший выстрел, даже если он не попал в парня. Как снайперы прямого действия, наша тактика и цель были не такими точными, как у парней на дальних дистанциях. В этой ситуации у нас не было времени сидеть и полностью настраиваться со штативом, производить всевозможные вычисления и точно настраивать нашу цель, а также использовать лазерные дальномеры и другие технологии. Майк знал, что нельзя стрелять в голову; головы слишком много двигаются. Он сделал выстрел в центр масс.
«Долбани его. Долбани его. Долбани его», - сказал я. Майку не нужно было, чтобы я говорил ему, что делать, но я был так взволнован, что не мог держать язык за зубами. Майк, должно быть, немного скорректировал прицел, потому что следующий выстрел не попал в дерево. Я услышал выстрел, и как с хлопком была поражена плоть, и парень упал.
Я отсканировал от этого тощего дерева и подумал, что вижу еще одну или две цели на том же небольшом участке. Я был абсолютно уверен в одном из них. Он держал свой АК на частично упавшем дереве, пуляя в направлении позиций нашей штурмовой группы. Когда я говорю «в направлении», я на самом деле имею в виду направление в принципе, а не именно позиции. Наши ребята стреляли в него, и я видел, как вокруг него летали кора деревьев и комья грязи. Он должен был быть напуганным до смерти и просто закрывал глаза и нажимал на спусковой крючок. Ствол автомата был направлен посередине между землей и небом. Я видел это так много раз, и я пришел к выводу, как и многие наши парни, что эти тупицы верили, что воля бога действительно определяла, кого застрелить, а кого нет. Дисциплина прицеливания и стрельбы тут ни при чем. Если тебе суждено убить парня, бог заставит пулю попасть в него.
«Тупая задница», - подумал я. Я сфокусировался на его дульной вспышке, а затем прицелился.
Я прикинул расстояние и посчитал, что если я возьму немного выше, то влеплю ему по голове. Если бы я не находился высоко, то, вероятно, влепил быв АК и вырубил его. Я попал парню в шею, и это положило конец его случайной стрельбе из АК.
Во время всего этого командир отделения вызвал авиационные средства. Я полагал, что нужно убрать ещё одного или максимум двух сквиртеров. Я не мог видеть их точное местоположение, но это не имело значения, когда там начали падать бомбы. К тому времени мы уже были в вертолете и отправлялись в путь. Мы ехали высоко в небе и очень хорошо себя чувствовали.
Вернувшись в объединенный оперативный центр (JOC), мы все собрались вокруг экрана, чтобы посмотреть кадры, снятые с дронов. Это была одна из лучших частей любой операции - наблюдать за победой дня.
Я нисколько не возражал против того, чтобы испытать эту версию, когда кто-то смотрит мне через плечо. Более того, я был благодарен за то, что у снайпера было больше времени за пределами периметра базы, за развившееся своего рода шестое чувство, которое должно было помочь мне и остальным ребятам оставаться в безопасности. Опыт был лучшим учителем, а этого никогда не получишь из книги или в классе. Как и все, что было сделано, чтобы помочь нам подготовиться, я думаю, что больше, чем что-либо другое, это укрепило идею о том, что независимо от того, чему вас могут научить, вам придется учиться самостоятельно и нести ответственность. На карту было поставлено многое, и это помогло нам развить навыки, о которых мы даже не подозревали, и которые никакая симуляция не сможет проявить в вас. Бой пролил свет на вас и на ваши аспекты, которые вы иначе никогда бы не испытали. Это было не только поле боя, но и испытательный полигон.
НАЙДИТЕ СВОЙ ФОКУС В АДСКОЙ НОЧИ В ГЕЛЬМАНДЕ
FINDING YOUR FOCUS ON A HELL NIGHT IN HELMAND
К моменту ухода из армии в 2010 году я провел 6 лет в 3-м батальоне специальных операций 75-го полка рейнджеров. Это означало, что за это время я провел тысячи и тысячи часов, работая со многими из тех ребят. Очевидно, я не мог хорошо всех знать, и у меня было несколько парней, которых я считал близкими друзьями. Во многих смыслах пребывание в этой группе было похоже на посещение школы с людьми. Мы часто использовали термин «выросли в» полку, чтобы описать процесс, с которого мы начинали, а затем, по крайней мере, в моем случае, поднялись по служебной лестнице.
Я начинал как коротышка, не столько по росту, сколько по рангу и способностям. Я всегда был хорошим солдатом, я хотел бы так думать, но только когда я стал снайпером, я действительно заслужил уважение людей в подразделении. Я не могу солгать и сказать, что не имело значения, что думают обо мне другие парни в батальоне. Это больше верно в отношении того, что они думали обо мне как о солдате, чем как о человеке. Вы собираетесь столкнуться с некоторыми людьми, с которыми работаете, несмотря ни на что, и они могут в конечном итоге вам не очень понравиться. Меня больше волновало уважение. Я мог бы попытаться быть упрямым, грубым и несговорчивым парнем, но это не было моей личностью. Я хотел, чтобы меня уважали, и я решил, что один из лучших способов заработать это уважение - это относиться к как можно большему количеству людей так, как я хочу, чтобы ко мне относились. Чтобы получить уважение, нужно его отдать.
Спустя все эти годы я всё ещё чувствую гордость, которая зародилась внутри, когда мы сидели в комнате и слушали брифинг. Когда мы с Майком упоминались как снайперы, идущие в поддержку других подразделений, я замечал, как несколько парней благодарно кивают, а некоторые молодые люди смотрят на Майка и меня. Я мог видеть, что они были такими же, как я, вернувшийся в те дни, когда жаждал получить некоторый опыт, а также немного надеющимися, что однажды они смогут делать некоторые из крутых вещей, которые делали мы. Я гордился тем, что был командиром снайперской команды, но я никогда не властвовал этим ни над кем. Мне нравилось, когда мне доверяли принимать правильные решения и выполнять наш план. Я, конечно, был польщен вниманием, которое я получил за свой личный успех, но это было доверие и ответственность, которые сопровождали его, и я иногда скучаю сейчас, когда я больше не выполняю обязанности. Сейчас все немного по-другому, потому что я не являюсь частью большой команды и её успеха.
Мы все поддерживали друг друга, но это не мешало нам разговаривать за спиной друг друга или развивать соперничество с другими подразделениями. Наше рабочее место не сильно отличалось от вашего. Люди сплетничали о личной жизни других парней. Мы также сплетничали и размышляли о том, что происходит в конкретном подразделении или команде. Мы были людьми, и хотя я пишу в основном о действиях, происходивших на поле боя, это не занимало нас 24/7.
Я не особо много говорил о своей личной жизни и, в частности, о моей девушке дома, Джессике, которая теперь моя жена. Однажды я позвонил домой, чтобы поговорить с Джессикой, и она подняла тему пропуска платежа по одному из наших ежемесячных счетов. Мне не нравилась идея платить штраф за просрочку платежа, но меня это устраивало. Не так уж и важно. Что меня немного беспокоило, так это то, что я звонил из Афганистана. У меня не было много времени на разговоры, и я думал о гораздо большем, чем наши счета за коммунальные услуги или что-то ещё. (Я не могу вспомнить, какой именно платеж опоздал, и это просто показывает, насколько это было неважно для меня). Я не хотел тратить время на разговоры об этом - о причинах того, почему было поздно, почему она считала эту политику несправедливой - и казалось, что прежде, чем нам пришлось прервать разговор, я потратил больше времени на что-то тривиальное. чем на то, о чем я действительно хотел поговорить. Потом я сделал то, что делал редко. Я поговорил с Майком и рассказал ему о том, как прошел разговор и как я был расстроен по этому поводу. Майк рассмеялся. Вот вам и чуткий ответ.
Честно говоря, в то время мы с Майком не знали друг друга так хорошо. В конце концов, я стал очень близок с ним, поскольку мы так тесно работали вместе и время от времени ночевали в одной комнате. Майк только что поднялся на борт, ещё не ходил в снайперскую школу, так что наши отношения были ещё ранними.
«Чувак, это меня действительно сбило с толку», - сказал я ему.
«Вот почему я холост», - сказал Майк, - «чтобы мне не приходилось иметь дело с такими вещами. Я могу отвлечься от мыслей».
«Нет», - сказал я, - «ты не женат, потому что никто не захочет встречаться с тобой, не говоря уже о том, чтобы жениться на тебе».
«Как бы то ни было, Ирв. Я не тот, кто ноет».
Это то, что я получил, когда пытался рассказать одинокому парню о недопонимании с супругой. Извлеченный урок: я решил, что после этого лучше всего оставить свое ворчание, то есть нытье, при себе. Позже мы с Майком посмеялись над этим обменом. Он также узнал Джессику намного лучше и был парнем, которому я доверял, чтобы тот поговорил с ней, если со мной когда-нибудь случится что-нибудь плохое.
Круто было то, что когда пришло время пойти на операцию, все эти личные вещи как бы исчезли. Не то чтобы мы не заботились друг о друге, но какие-то мелкие сплетни, мелкая зависть или что-то ещё не влияли на то, как мы выполняли свою работу. Когда пришло время сосредоточиться на поставленной задаче, мы все были готовы отложить все в сторону и сделать именно это. Когда нам давали сигнал, мы все хотели выполнить свою работу. В нерабочее время мы могли связываться друг с другом, давление и проблемы из дома могли занимать большую часть нашего разума, но для этого было время и место, и вам нужно было разработать механизм, чтобы убрать отвлекающие факторы.
После февраля 2009 года, когда президент Обама объявил об увеличении численности войск, направляемых в Афганистан, наши рабочие места приобрели иное измерение, чем в Ираке. Эти две роли - поддержание мира и построение нации - никогда не входили в то, для чего был призван наш 75-й полк рейнджеров. В основном мы стремились к достижению важных целей, поэтому ранней весной 2009 года Майк и я были в провинции Гильменд. Мы пришли к пониманию одной вещи: если сосредоточение президента Обамы на Афганистане и победе в Глобальной войне с терроризмом имело хоть какие-то шансы на успех, то провинция Гильменд была тем местом, где это могло произойти или сломаться.
У нас было ощущение, что на нашем пути будет что-то грандиозное. Мы не знали когда, но решили, что это должно произойти скоро. А пока нам нужно было сосредоточиться на следующем дне следующей операции. Лучше не смотреть на общую картину и не ставить под сомнение более широкую стратегию, но человеческая природа иногда задавалась вопросом, зачем предпринимаются определенные действия. Например, однажды весной того же дня мы провели свой обычный инструктаж и пошли собираться на операцию. Дошли слухи, что должен появиться капеллан.
«Капеллан?».
«Он из роты Чарли?» - спросил Лоуренс. Он стоял и ждал, ожидая, что мы посмеемся над его шуткой. Мы не собирались давать ему это, тем более что было намного забавнее видеть, как он хмурится, а затем начинает изворачиваться. Мы знали, что в конце концов он решит объяснить это заявление, поэтому оставили его зависшим ещё на несколько секунд.
«Парень с тростью и забавная походка. Чувак из немого кино?».
«Единственный немой фильм, который я хочу посмотреть - это когда ты заводишь задницу и садишься в грузовик», - сказал Бэбкок, один из штурмовиков. Это вызвало несколько одобрительных воплей и несколько шутливых аплодисментов. Я с Пембертоном застегивал ботинки в углу.
Я не особо молился, но помню, как ещё в старшей школе в раздевалке перед футбольным матчем наш тренер просил нас склонить головы. Я задавался вопросом, будет ли это так. Я также подумал, может быть, нам не рассказали о предстоящей операции на самом деле. Мне также не понравилось, что наш распорядок изменился. Это было почти всегда: инструктаж, отдых / сон, готовая комната, грузовик, прилет. Эти процедуры утешали меня и облегчали мне жизнь и мой разум. После более чем сотни операций я не хотел много думать, прежде чем выбраться отсюда.
Вошел капеллан, и он не был таким музицирующим парнем, как отец Малкахи, которого я видел на повторах M*A*S*H [американский телесериал], когда взрослел; вместо этого он был крупным, мускулистым лайнмэном [игрок американского футбола] с невероятно низким голосом, который действительно мог быть голосом бога. Мы все собрались вокруг него, и он попросил нас склонить головы. Я сделал, и он сделал то, чего я ожидал: просил бога присмотреть за всеми нами. Но в конце концов он продолжил и говорил о том, что хотел, чтобы бог позаботился о том, чтобы наши высокоточные винтовки, наши .308-cals и наши .300 Win Mags были инструментами, чтобы победить наших врагов и служить нашим великим целям. Он знал свое дело, и он также ясно дал понять, что верит, что мы делаем что-то особенное, а не то, за что бог будет смотреть на нас свысока или наказывать нас. Я никогда не думал так, но все же было приятно услышать, что этот капеллан действительно верил в нашу справедливость.
Жаль, что у него не было трубопровода к технологиям богов. После того, как молитвенный круг распался, я вставил наушники, поднес микрофон ко рту и сказал: «Проверка микрофона. Проверка микрофона. Вы меня слышите?».
Я ждал, но ничего не получил. Опять, снова. Это доходило до смешного. Единственное, что нас постоянно беспокоило - это сбои и проблемы с коммуникациями. Это была одна из форм отвлечения внимания, в которой никто из нас не нуждался; меньше всего мы хотели, чтобы наша сосредоточенность была нарушена, особенно в середине операции.
Мне было жаль парней, которым приходилось разбираться в этих вещах за нас. Они старались изо всех сил, но оборудование было ненадежным. Я мало что знал о том, как это работает, поэтому понятия не имел, что вызывает все проблемы. Всё, что я мог сделать, это просто ждать в очереди с остальными ребятами, пока техники пытались разобраться с каждым из нас. По крайней мере, мы вернулись к привычному распорядку дня.
Я заговорил слишком рано. Одним из частых слухов было то, что среди нас был Tier-1-парень [оператор связи]. Когда я вышел из комнаты для подготовки и пошел покурить на территории, я увидел кого-то, кто явно не входил в нашу группу, ожидая среди нас.
Я должен воспользоваться моментом и объяснить, что я имею в виду под «Tier 1». Это будет лишь краткий обзор. Армейские рейнджеры (75-й полк рейнджеров), армейский спецназ («зеленые береты») и 1-й оперативный отряд спецназа - «Дельта», Navy SEAL и DEVGRU (группа разработки специальных боевых средств ВМС, также известная как SEAL Team 6) - все они Командование специальных операций США (US Special Operations Command - USSOCOM). USSOCOM обычно и неофициально делит свои различные подразделения на группу «Tier 1» и группу «Tier 2». Рейнджеры, зеленые береты и «обычные» морские котики относятся к Tier 2; мы более обычные силы SOCOM. Парни из SEAL Team 6 и Delta считаются Tier 1. Парни Tier 1 представляют собой своего рода комбинацию солдата и шпиона или полицейского под прикрытием. Они сбрасывают свою военную форму и не делают стрижек в соответствии с военными правилами, когда уходят в тыл врага, обычно в группах не более 3 или 4 человек.
Некоторые парни из Tier 2 и регулярной армии думают, что ребята из Tier 1 полностью высокомерны, но я был готов дать этому парню фору доверия. У него было все необходимое, чтобы взять на себя одну из самых гламурных, на мой взгляд, ролей в армии. Он заслужил некоторое уважение, и я надеялся, что он нам кое-что покажет. Видеть, как он ходит и разговаривает с другими парнями, было хорошим признаком того, что он не засранец. То, что он был с нами и когда капеллан произносил эти молитвы, заставляло меня задумываться, что на самом деле здесь происходит. После того, как нас всех погрузили в поездку на аэродром, мы направились к воротам.
«Вау! Вау! Вау!» - слышал я сзади. Это был Альварес. «Надо вернуться. Скажи водителю!».
Мы передали сообщение. На тот момент мы не были уверены, в чем заключалась проблема с Альваресом, поэтому быстро сформировали пул ставок на то, какое оборудование он забыл. Мы наблюдали, как он бежит из комнаты для боевых действий со шлемом в руках.
«Скажи своему придурку, что это его шлем!»
«Ав-в-в, чувак».
Я улыбнулся, когда хор других откликов победителей и проигравших гремел по нашему микроавтобусу.
«По крайней мере, это было не его оружие», - сказал Майк, роняя слова изо рта так, что только я мог его слышать.
Я сказал Майку, что однажды сделал это в Ираке, и он никогда не позволял мне забыть об этом. Хуже того, я сел в автобус и первое, что я сказал своему приятелю Ортису, было: «Сегодня я чувствую себя очень легковесным».
Как только я, в конце концов, понял, почему, я был зол на Ортиса за то, что он мне не сказал. На самом деле это была не его работа, но мне все же пришлось переложить ее на кого-нибудь. Трудно поверить, что можно забыть такой важный предмет снаряжения, как шлем или оружие, но с учетом тех часов, в течение которых нас держали, и большого количества времени, проведенного в режиме лунатизма в комнате подготовки, по крайней мере, раз в 2 недели кому-то приходилось кричать «Вау» в автобусе.
Пару раз я не осознавал, что забыл свое оружие или другое необходимое снаряжение, пока мы не приземлялись и не выдвигались к цели. Иногда я чувствовал себя страдающим обсессивно-компульсивным расстройством, когда начинал гладить себя повсюду, делая быструю проверку снаряжения каждые несколько минут во время полета. Той ночью, после того, как нам дали полутораминутный сигнал готовности, мы с Майком сделали то же самое друг для друга. Хорошей поездки.
Как бы важно ни было, чтобы этот фокус работал на вас, это часто ускользало от вас до того, как отправиться на операцию. Думаю, это лучше, чем посреди действия.
Пыль едва осела, и наш стрелок только начал передавать наши координаты GPS, когда в нас полетели трассирующие снаряды. Отлично. Ещё один день, когда талибы, похоже, действительно решили устроить «ад» в Гильменде.
Мы всё ещё были сбиты в кучу, а мы с Майком выполняли дежурство по периметру. Я заметил, что Tier-1-парень (который по очевидным причинам должен оставаться идентифицированным только до этой степени) подошел с тыла. Он просто шёл по пятам, но я заметил, что он переходил к каждому из элементов операции. Он говорил несколько слов и улыбался, и в целом казалось, что он пытается вписаться и согласовываться со всеми. Мне было интересно, помогало ли то, что мы делали в тот день, ввести его в новое место.
Он подошел ко мне и Майку и сказал: «Привет, ребята, вы готовы?»
«Мы уже в этом режиме», - сказал Майк.
«Эй, хорошо, присмотри за моей спиной сегодня, хорошо? Рад знать, что вы, ребята, здесь».
Он ушёл, и в тот момент я чувствовал себя неплохо. Мы все направились к выходу и вскоре пошли по узкой улочке, достаточно широкой, чтобы в неё мог пройти мопед. Деревня была небольшой, размером примерно в квадратную милю, всего с двумя или тремя главными артериями, идущими с востока на запад, и таким же количеством с севера на юг. Вдоль этих маршрутов стояло несколько витрин; была также небольшая центральная площадка, где можно было устроить открытый рынок. Майк и я были на дальнем левом краю деревни, и я мог видеть деревья за грудой щебня и остатки невысокой каменной стены. Все вокруг нас - земля, здания - было одного цвета песка - бежево-коричневого.
На этом фоне выделялись две фигуры - черная и зеленая. Две фигуры в местной одежде прошли сквозь деревья к дому на окраине деревни. Затем они пошли обратно и вернулись к деревьям. Я мог лишь мельком разглядеть их сквозь деревья - пару ног, туловище, затем покачивающиеся головы. Они сделали то же самое снова и снова. Наш ответственный человек остановился. Он заметил то, что видел я. Он просто стоял там и сканировал, когда внезапно повернул голову влево. Он стукнул по груди, чтобы включить связь. Я слушал, как он докладывал сержанту взвода.
«Две вооруженные цели. Я думаю, они готовятся к засаде». Мне не нужно было больше ничего слышать.
«Мы двигаемся». Я был рад, что мне не пришлось ждать, пока сержант взвода ответит и отдаст приказ. В этом и было то, что было замечательным во многих унтер-офицерах: они понимали, что ребята знают, что делать, и доверяли им делать правильные шаги. Мы с Майком пробились впереди первой и второй штурмовых групп к началу линии. Оружейный отряд был у нас в тылу.
Мы были примерно в 550 ярдах от линии деревьев.
«Позволь мне вынести этих парней», - сказал я, глядя в прицел. Я заметил, что третий Хаджи присоединился к двум другим во время прогулки взад и вперед. Трио вошло в дом. Я сделал несколько шагов, чтобы лучше видеть сквозь деревья. Я рад, что сделал это. С этой точки я мог хорошо видеть стоящий на треноге пулемет РПК. Я осмотрелся еще немного и увидел еще одну коробку с патронами для оружия с ленточным питанием, лежащую на земле.
«Это Снайпер-1. Снайпер-2 и я собираемся убить этих парней. Ожидайте».
«Роджер», - ответил сержант взвода. «Сделай это тихо. Сделай это быстро. Мы должны двигаться дальше».
Майк все еще узнавал о своей роли и о том, как работает снайперская стрельба, поэтому я спросил его: «Как ты думаешь, насколько это далеко от их позиции?».
Я уже проделал вычисления в своей голове, сделав то, о чем упоминал ранее: «размалывая». Математика была относительно простой. Я оценил высоту туловища цели - 40 дюймов от линии пояса до макушки. При расчете расстояния использовалась константа 25,4, чтобы получить значение в метрах. Это означало, что 40 × 25,4 = 1016. Внутри наших прицелов были маркировки, и когда я снова сфокусировался на цели, она была высотой в 12 точек. Итак, я взял это число 12, разделил предыдущий результат и получил от 600 до 680 метров, примерно от 650 до 750 ярдов.
Майк пришел к таким же числам. Я раздвинул ножки сошек, подошел к небольшому холму, больше напоминающему бугорок в земле, и лег позади своего оружия. Это было редкостью для меня в моей снайперской карьере. Обычно я становился на колено вместо того, чтобы лечь, в основном потому, что многие мои выстрелы были сделаны из тех мест, где я находился в высокой траве или где мне приходилось стрелять через какое-то другое препятствие. Я сосредоточился на первом парне. «Я пойду по горячему», - сказал я. Мишень стояла за пулеметом, корректируя какую-то его часть. Он частично наклонился, но затем снова поднялся во весь рост. Я нажал на спусковой крючок, и парень выпал из моей видимости. Пока я прицеливался, я пытался представить себе, что будут делать двое других, чтобы быть готовым смещаться за ними и снова выстрелить. Они сделали неожиданное. Они замерли.
Я догадался, что это был один из тех случаев, когда выражение «неизвестно, чем пораженный» было буквально верным. Я использовал глушитель, чтобы убийства были тихими и романтическими, чтобы они не знали, откуда прилетела пуля. Через секунду или две после того, как я выстрелил, Майк пустил пулю и убил второго парня. Остался третий парень. Он не оцепенел, но как будто был на поводке или что-то в этом роде. Он делал несколько шагов вправо, затем влево, как если бы он был учеником средней школы, неуклюже репетирующим медленный танец, вальсируя с невидимым партнером.
Я выпустил ещё один снаряд и попал ему прямо в центр живота. На мгновение я почувствовал себя весьма неплохо, но Хаджи не упал. Я не мог поверить в это. Пуля .308 с такого расстояния имела достаточную скорость удара, чтобы сбить его с ног. Но он был там, всё ещё занимаясь этим маленьким медленным танцем. В этот момент он был согнут в талии, но всё ещё шаркал.
Что за чертовщина? Я был зол. Я думал о том, что сказал сержант взвода. Тихо и быстро. Что ж, я сделал тихо, но теперь внезапно это происходило не быстро. Майк снова выстрелил и попал в парня. Я увидел в прицел лазер Майка на цели, а затем краткий проблеск света, когда пуля прошла через мой прицел и попала примерно в то же место на животе парня, куда попал мой снаряд.
Тем не менее, парень не упал. Я думал не столько о том, встретились ли мы с афганским Суперменом или что-то в этом роде, сколько о парнях в отряде, думающих, что я упустил эту цель. Затем я почувствовал это потрясающее ощущение, когда понял, что Tier-1-парень был свидетелем всего этого. Я не особо об этом говорил, но думал, что было бы круто попытаться стать парнем из Дельты. Если это было мое прослушивание, я бы все провалил. Я начал торопиться, слишком тяжело дышал и выстрелил еще раз, но промахнулся. Я снова прицелился, теперь затаив дыхание и весь напрягся, и выпустил еще один выстрел, который попал цели в голень.
«Святое дерьмо», - подумал я, - «я реально, реально выключен сегодня». Потом я подумал, может, я взял плохие боеприпасы. Что происходит. Может, Майк разыграл меня и вложил в мое оружие какие-то поврежденные патроны. Забавно, что может произвести фабрика по изготовлению отговорок. Парень всё ещё стоял на ногах, но повернулся к нам спиной. Я выстрелил ещё раз и увидел, как его задница взорвалась. Он пошатнулся, но не упал.
«Влепи ему снова! Влепи ему снова!» - слышал я по связи. По крайней мере, одно из моих беспокойств было облегчено. Командир штурмовой группы, который кричал мне ободрения, по крайней мере только что убедился, что я не промахнулся - просто этот ублюдок отказывался умирать.
Я не знаю, как этот парень нашел в себе силы сделать это и был ли он похож на обезглавленного цыпленка, бегающего с последними нервными импульсами, но он побежал! Он углублялся в деревья. Я сделал еще один выстрел и увидел, как ветка дерева подпрыгнула и упала. Я понятия не имел, попал ли этот снаряд в парня или нет. В этот момент сержант взвода отменил это. Он хотел отправить туда своих людей, чтобы обезопасить оружие и сфотографировать два верных убийства. Я знал, что не смогу с этим бороться, поэтому ничего не сказал. Хотя я был очень сердит долгое время. Я ненавидел промахи. Я всегда был очень, очень строг к себе, и вместо того, чтобы думать о 2 парнях, которых мы победили, и о пулях, которые мы вложили в другого парня, всё, о чем я мог думать, это то, что я потерпел неудачу и что я подвел всех. Я даже не хотел думать о том, о чем думал Tier-1-парень.
Неохотно я присоединился к остальной части отделения, где лежали оружие и 2 тела. Я стоял в стороне, не желая ни с кем разговаривать. В какой-то момент Мак (действительно жесткий чувак, который в тот момент был штурмовиком, но в итоге стал снайпером) сказал: «Привет, Ирв. Подойди сюда. Посмотри на это».
Слева от двух тел, где находился третий парень, отказавшийся умирать, было темное место, где временно скопилась кровь. От этого темного пятна отходили более мелкие клочки обесцвеченной земли. Затем на листе небольшого растения я увидел то, что видел Мак - розовую пену: сильно насыщенную кислородом кровь из артериального кровотечения. Скорее всего, это не из-за раны на ноге парня. Другие выстрелы, которые он получил в живот, были слишком низкими, чтобы попасть в легкое. Это должен был быть последний выстрел; возможно, пуля отрикошетила от ветки дерева и попала ему в спину. Это могло вызвать вызвать кровотечение из розовой пены. Ничего другого от такой раны не было бы.
«Святое дерьмо». Отсюда через линию деревьев и на поляну всего в нескольких ярдах дальше шел довольно четкий кровавый след. Я показал его сержанту взвода.
«Я могу выследить парня. Я могу пойти за ним. Прикончить его, если он не мертв. Но, вероятно, он готов. Мы можем это проверить».
Он подумал об этом несколько секунд, затем покачал головой: «Не хорошо, Ирв. Не стоит. В конце концов он истечет кровью. Это все, что имеет значение. Мы должны снова двигаться».
Пара других парней вмешалась: «Да, не беспокойся об этом, Ирв. Мы тебе верим. Ты его шлёпнул, да? Это всё, что имеет значение».
«Это был дисплей уровня 2, который вы ставили, верно? Не мог набрать больше?».
«Если мне когда-нибудь будет грозить расстрел, парни, пожалуйста, позвольте Ирву быть парнем с боевым патроном».
Их сарказм был густым и игристым, как кровь. Я был не в настроении, но ничего не мог с собой поделать. Я попался на удочку и сказал троллям, что уверен, что попал в того парня. Посмотрите на всю кровь! Они не собирались сдаваться, и когда мы уехали, они продолжали ругать меня за то, что я напортачил. Я знал, что это всё по-доброму. Но я был строг к себе, и - снова это слово - немного «нытиком», что равносильно открытому приглашению остальным ребятам насрать на меня. В конечном итоге всё перешло на уровень зрелой дискуссии «не делаешь - не ошибаешься». Но, по крайней мере, это заставило меня поговорить и избавиться от моей надутой паники. В любом случае, они ничего не могли сказать обо мне так плохо, как то, что думал о себе я сам.
После того, как мы прекратили избивать тему моей некомпетентности, разговор перешел на то, что мы все видели: на парня, в которого несколько раз стреляли, и который, казалось, обладал сверхчеловеческой силой. Раньше я видел больше, чем мне полагалось. Многие плохие парни, с которыми мы сражались, были под наркотиками. Они не чувствовали боли, и через них проникало столько адреналина, что, если их не убить выстрелом в голову, потребовалось бы 5 или 6, а иногда и больше, выстрелов, чтобы повалить их на землю. Я собирался начать рассказ о том, что видел во время операции в Ираке в качестве пулеметчика, но, учитывая, сколько дерьма витало среди всех нас, я решил, что лучше просто держать язык за зубами или сменить тему.
Оказывается, мне не нужно было ничего делать, чтобы привлечь внимание всех к чему-то, кроме моей недавней плохой работы. Мы прошли всего тысячу ярдов, когда я услышал по радиосвязи от головной штурмовой группы: «Контакт. Контакт. Впереди 4 цели».
Мы с Майком были в начале очереди, и, конечно же, посреди дороги стояли 4 афганских плохих парня. И я действительно имею в виду плохих парней. У каждого на груди был перевязь патронташа, а лица и головы, за исключением глаз, были обернуты черно-серым шемагом (головным платком) с узором «гусиные лапки», завязанным с правой стороны. Они также носили то, что я всегда считал своими больничными пижамными рубашкой и штанами - оба белого цвета. Они были одеты точно так же, как те парни из пустыни, которых я когда-то видел в National Geographic и Time. Было странно видеть их такими на открытом воздухе, но я не собирался подвергать сомнению свою удачу. Я подумал, что у меня будет прекрасная возможность переломить свою неудачу, восстановить свою репутацию, ослабить самокритику и заткнуть нескольких наших ребят.
Все остальные встали на колени, а мы с Майком поползли впереди. Майк был рядом со мной, когда мы готовились открыть огонь. «Давай поработаем снаружи - внутрь».
«Понял». Майк прополз на несколько ярдов справа от меня.
Все были в состоянии сделать это как по книге. Мой взводный сержант Мак шел прямо за мной, готовый отдать приказ о стрельбе. Слева от меня был командир штурмовой группы. Рядом с Маком находился наш радист Макки, готовый сообщить о подсчете трупов вышестоящим руководителям. Командир нападения отвечал за укрытие на случай, если бы злоумышленники открыли ответный огонь. С нашим снайперским оружием между выстрелами будет небольшая задержка, поэтому, если после того, как мы получим хаджи за пределами скопления, двое внутренних парней будут достаточно быстры и дисциплинированы, чтобы напасть на нас, он отвлечет их или сделает им плохо.
Мы были примерно в 400 ярдах от целей. На тренировках мы стреляли по мишеням на 300 ярдов без прицела, так что это был действительно выстрел на легкую дистанциюи. Я посмотрел на Майка и быстро кивнул ему. Он его вернул кивок. Мы были в порядке. Он убьет парня справа; Я беру парня крайнего левого. И так же мы бы положили двух в центре.
Все было так тихо, что я слышал, как Майк снимает оружие с предохранителя. Я услышал щелчок и сделал то же самое. Я опустил палец на спусковой крючок.
«Подождите», - сказал Мак, - «давайте получим подтверждение, что нам ясно, что они горячие». Я не мог поверить в то, что только что услышал. Что? Прояснить, что они горячие? Эти парни были вооружены до зубов. Они были похожи на афганских рамбо с этими патронташами на плечах. И мы должны ждать подтверждения? Подтверждение чего? Собирался ли кто-нибудь подойти к ним и сказать: «Простите, ребята, но нам было интересно, не собирались ли вы сегодня пойти и кого-нибудь убить? Вы уверены? Что ж, тогда дайте нам минутку, и мы попробуем что-нибудь придумать».
Честно говоря, Мак поступил правильно, выясния наши варианты. Слишком часто в провинции Гильменд мы попадали в цикл «беги и стреляй». Под этим я подразумеваю, что мы пойдем в одно место и поразим там цели, что будет предупреждением другим плохим парням в этом районе, поэтому нам придется вступать в бой снова и повторять это снова и снова на протяжении всей операции. Чем больше раз вы вступали в бой с противником, тем чаще вы подвергали своих ребят огню и увеличивали вероятность попадания в кого-нибудь.
Мы были там, чтобы поразить некоторые важные цели - некоторых ключевых игроков Талибана. Может быть, найти способ обойти этих 4 парней было бы проще. Может быть, если бы к этим HVT пришло известие, что американцы поблизости убивают часть их солдат, они решат со всех ног покинуть свои позиции (о чем мы узнали благодаря тяжелой и опасной работе), чтобы жить, чтобы сражаться в другой день.
Я понимал это, но также понимал и следующее: если мы отпустим этих парней сегодня, они доживут до битвы в другой день. И это может означать, что они будут частью засады на другое подразделение, возможно, не столь способное, не столь хорошо вооруженное или не столь же сведущее в такого рода боях. Имеет ли тогда смысл дать им свободу действий сегодня, зная, что завтра они могут убить кого-нибудь ещё? Мне было ясно, что они готовы к бою. Не только из-за того, как они были экипированы, но и из-за того, что они стояли на открытом месте на перекрестке. Сколько раз у нас была такая возможность?
Я лежал на животе, обдумывая все это, и почувствовал, как мое сердцебиение и кровяное давление резко возросли. Мое сердцебиение было таким учащенным, что казалось, будто я поднимаюсь с земли вместе с каждым ударом. Чтобы облегчить просмотр в прицел, я немного приподнял голову. Четверо парней все еще разговаривали, окруженные несколькими невысокими зданиями по обе стороны от них. Я решил, что мне нужно вернуться к основным принципам снайперской подготовки, и сосредоточился на своем дыхании. Глубокий вдох. Глубокий вдох. Глубокий вдох.
Я чувствовал эффект, и теперь мое сердцебиение ещё учащалось, но я чувствовал промежутки между ними. Вот когда вы хотите нажать на спусковой крючок - между ударами. «Ты хочешь быть мертвым мясом за ружьем» - так выразился один из инструкторов Снайперской школы, единственное, что остаётся живым - это палец на спусковом крючке. Это довольно легко сделать, когда вы целитесь в цель, но когда вы думаете, что собираетесь отнять жизнь у другого человека - и вы очень, очень стараетесь вообще не думать об этом, - вы добавляете еще одну переменную, которая заставляет ваше сердце биться чаще, а разум увязнуть в сомнениях. Вы также не можете не думать о том, что стрельба из вашего оружия - это еще один способ выдать свою позицию и привлечь внимание врага к вашему местоположению.
В каком-то смысле я был рад, что мы ждали подтверждения. Это помогало мне соединить голову, сердце, легкие и глаз. Я потратил время, чтобы полностью довести прицел до десятикратного увеличения, максимального увеличения. Я продолжал сканировать фигуру перед собой, передавая то, что я видел, обратно сержанту взвода - пояса с боеприпасами, пистолет, АК-47, нож. Мне не нужно пользоваться связью, потому что Мак был прямо за мной, и я как будто нахожусь в эхо-камере, слышу, как он повторяет то, что я сказал, смутно слышу, что возвращается к нему по связи, как низкий гул статического электричества.