Корея (день десятый)
Я каждый раз пытаюсь придумать куда же мы пойдём утром гулять. В этот раз я решила, что мы пойдём в тэджонский аналог сеульского района Мьёндонг. На картинках весёлые люди, уличные торговцы, свет, лампочки -- красота. Там много маленьких улочек, но главной аттракцией является большая крыша над одной из улочек. Рядом с этой крышей висит большой электронный экран, его включают, и по всей крыше начинают летать бабочки. Зрелище, должно быть, невероятное. Мы собрались и поехали -- ехать на автобусе целых семнадцать остановок.
-- Мама, а где мы будем обедать? -- чадо, как обычно, невероятно практична.
-- Прямо там, -- ответила я, вспоминая Мьёндонг, -- там на улице торговцы. Мы купим у них еду и будем есть прямо на улице.
-- Мама, а им надо платить? -- это тоже, несомненно, очень важный момент.
-- Да, конечно -- мы у них покупаем, а значит -- платим.
-- Значит у них, как в магазине, касса? -- чадо никогда не видела уличных торговцев едой.
-- Нет, у них нет кассы. Они кладут деньги прямо в карман фартука. Или в специальную сумку.
Идея купить что-то у кого-то, кто положит деньги прямо в карман, показалась чаду настолько увлекательной, что единственное, что её действительно интересовало -- это найти торговца, купить, заплатить, посмотреть как положит в карман.
Но, как назло, шёл дождь. Лавки с плитами печально стояли сами по себе, накрытые кусками клеёнки, людей было не много, а бабочки, как оказалось, летают только вечерами -- да и то, только в хорошую погоду. Полное фиаско.
-- Ну мама, ну где торговцы, я хочу есть так, чтобы деньги положили в фартук!
Мы шли и шли и искали торговцев. Пока мы их искали, вышли на большой мост с видом на речку. Мосты чадо любит даже больше, чем (пока абстрактных) торговцев. Мы побегали по мосту, заметили вдали ещё один мост, побегали по нему тоже. Постояли, посмотрели на речку. Пока мы смотрели на речку, я всё вспоминала картину, открывшуюся мне на вчерашнем просмотре речки: прямо перед нами возвышалась церковь, на ней огромный строгий крест, слева от неё на каком-то куполе ярко горела пятиконечная звезда, а справа, на какой-то стене ярко светилась свастика. Слияние всего на свете, подумалось мне тогда.
Мы пошли бродить дальше и я уже думала, что так и вернёмся ни с чем, как мы увидели торговку. Она стояла в уголке, перед ней плита, на которой что-то жарилось и умопомрачительно пахло. Мы подошли посмотреть. В чане у неё были кусочки курицы, жарящиеся в сладко-остром соусе вместе с рисовыми палочками. Мы попросили наполнить нам самую большую коробочку. Сели прямо там на табуретки и стали есть. Едят это длинной деревянной палочкой, заточенной с одного конца -- вонзают палочку в курицу или рисовую палочку и быстро, пока соус не начал капать, съедают. Не похоже ни на один из сладких соусов, которые я пробовала. Сладкий до безобразия, но негромкая нота остроты приводит безобразие в человеческий вид. Очень вкусно.
Возвращаясь, мы забежали купить воды и я не удержалась и купила местную закуску (calmond) -- небольшие пластинки миндаля, смешанные с какими-то сушёными анчуосовыми (мелкими). Не повторяйте моей ошибки -- это наркотик! Привыкание мгновенное, остановиться невозможно!
Вечером у нас был запланирован ужин в компании друзей учительницы корейского. Мы созвонились с ними несколько дней назад. После нескольких тщетных попыток объясниться по-английски, она передала трубку дочери. С её помощью мы сумели договориться на вечер вторника. Они ждали нас в лобби. Симпатичная пара, лет сорока пяти. Оба не говорят по-английски -- он, насколько я поняла, понимает. У неё -- библейское имя, одно из очень популярных в Израиле. Я удивилась, но тихо. Они привели с собой ещё одну пару своих друзей. Друзья прекрасно говорят по-английски и должны были, по идее, облегчить коммуникацию. Мы поехали в ресторан.
Я заметила, что в Корее очень любят рестораны в гостиницах. Очень любят шведский стол. Особенно, когда это званые обеды. Еда была изумительной. Несколько вещей я ещё не пробовала, а теперь попробовала. Первое -- ханъо -- это корейская говядина. Корейцы очень гордятся своей говядиной, считают её лучшей в мире (из неё делают стейки или едят сырой -- не маринуют). Набрести на ресторан, в котором её подают, сложно -- её мало и она очень дорогая. Здесь же я попробовала сашими, сделанный из корейской говядины. Именно сашими. Тонкий ломтик сырой говядины на шарике из риса. Окунаешь в сою с васаби -- очень вкусно, не похоже на привычное карпаччо. Второе блюдо -- острое жаркое из говяжьих рёбер -- кальпи. Оно очень вкусное, но, на мой взгляд, совершенно не острое. В соусе плавают целые каштаны (для небольшой сладости), сушёные помидоры (для кислоты) и небольшие стручки сушёных перцев (чтобы не пресно). Очень ароматное, щедрое на разнообразные вкусы, блюдо. Попробовала корейских сладостей -- спрессованный рис с начинкой из фасоли -- мне очень понравилось. Яство в меру сладкое, нежное, после него не хочется пить -- очень освежает. Попробовала два новых напитка. Один -- оранжевого цвета -- из специального сладкого риса (более того, там даже на дне рис). Оранжевый, так как смешивается с тыквенным соком. Второй, розовый -- удивительный вкус. Я пила, а они все наблюдали -- ну как? Оказалось, что этот напиток называется пять вкусов: кислый, сладкий, солёный, горький, терпкий -- все эти вкусы в нём есть. Невероятно освежающий напиток, будто розы выпила.
Мы не спеша ужинали и беседовали. Беседовали по большей части с друзьями. Те переводили, чтобы все понимали всё. Зашёл разговор о Северной Корее. Она рассказала мне, что ездила в нейтральную полосу с дочерью. Дочери было надо то ли для школьного, то ли для институтского проекта.
-- Ты понимаешь, -- объясняла мне, -- вот мы приехали. Везде стоят солдаты, угрюмые такие, везде колючая проволока. Не по себе. И вот, к примеру, горы.
-- А что горы? -- удивилась я. Горам на режим наплевать.
-- Они же там очень бедные, топят чем-то самым дешёвым, углем наверное. И вот стоишь там, посреди миров, и смотришь на горы -- с их стороны: закопчённые, чёрные, страшные, аж дрожь пробирает. А с нашей -- всё зелёное, красивое. И так гордилась я там. Хотя понимаю, что нечем гордиться. Повезло просто.
Я немедленно вспоминаю прогулки в Дрездене и увлечённо-рассказывающего Даниэля
-- Вот, смотри, -- указывал он на здание, -- видишь, половина белая, а половина ужас какая чёрная. Вот раньше всё было чёрное. Топили же углем, весь город в угаре зимой был. А теперь пытаются отчистить -- опомнились, Дрезден же, наследие и прочее.
А она продолжает рассказывать
-- У них всё вообще по-другому. Вот всё, что есть в мире с пометкой "корейское" -- это наше всё, не их. Они, бедные, ничего делать не умеют. Или не хотят. Или не могут. Но у них там каменный век вообще.
Я опять вспоминаю Даниеля
-- Ха! Пока мы нашими машинами мир покоряли, в ГДР тоже не ленились. У них тоже была машина. Уууу -- такая шикарная машина. Её называли бумажной. Вот, к примеру, ударит тебя кто-то, руками разглаживаешь, выпрямляешь. А если совсем негодное стало, так заплатки делали -- отрезали ножницами кусок и прибивали-прикрепляли туда новый.
-- В каком смысле ножницами? -- удивилась я тогда.
-- В прямом -- портняжными, большими такими. Её разрезать было -- раз плюнуть. Говорю же, бумажной называли -- не просто так.
Она делает паузу и продолжает
-- Мой папа, когда там коммунизм начался, взял маму в охапку и удрал. А бабушка там осталась. Мама плакала и плакала и он, через неделю, сломался и пошёл за бабушкой. Но пока он пошёл -- всё, замок. Там и осталась бабушка, никогда больше не виделись. Я и не знаю как она выглядит вообще. И никто не знает жива ли. Вот тогда не захотела почему-то, и всё тут.
И опять вспоминаю Даниэля
-- Все бежали как угорелые. Родители говорили, что вдруг заполонили весь Франкфурт и окрестности. Кто только мог, сбегал. В багажниках, ползком. Но это редко удавалось -- следили же. Человек не чемодан, его так просто в багажнике не провезёшь. А компания по перевозкам называлась "умный переезд" -- вот где ирония-то.
Не понимаю даже почему вспоминаю, но вспоминается.
-- Мой муж, -- смеётся она, -- работает в Самсунге. Он инженер! -- она задирает палец к потолку и смотрит на мужа. Тот смущается, видимо понимает о чём она будет рассказывать. -- И вот, представляете, у инженера! телефон вот такой -- складывающийся, из прошлого века. Они мне все сообщения посылали -- знаешь, такая массовая рассылка (я пожимаю плечами -- нет, не знаю) -- так как у него телефон не мог такие получать. И я должна была ему передать! Ну вот вы такие видели когда-нибудь, а? Я ему говорю -- ну не стыдно, а, с таким вот ходить? Ведь инженер на Самсунге! Ну как так можно? Я говорю -- если тебе не стыдно, меня не позорь -- не стыдно, нет, правда -- инженер ведь! А сам со складывающимся телефоном. Из прошлого века. Вот ты -- когда ты такие в последний раз видела?
Я достаю свой складной мобильный самсунг и показываю. Они смеются, перебивают друг друга
-- Видишь, -- радуется он, -- я не последний был, есть ещё люди с такими!
-- Вижу, -- смеётся она, -- вот последнего такого и вижу. Поворачивается к Ыклу -- Что, и у тебя такой же?
-- Нет, -- смеюсь я, пока Ыкл опускает глаза, -- у него вообще нет телефона, никакого!
-- Как это нет? -- она быстро переводит это на корейский, чтобы все оценили, поняли и все смотрят на Ыкла -- Как это нет? Как же ты живёшь? Ну как?
-- Хорошо живу, спокойно, никто не пристаёт, -- расплывается в блаженной улыбке Ыкл.
-- А если тебе понадобится позвонить? Что ты делать будешь? -- они всё ещё не понимают как так можно.
-- Я позвоню с телефона-автомата, -- Ыкл невозмутим, у него иммунитет.
-- С чего ты позвонишь? А, поняла, а они есть ещё где-то? В смысле, в мире? -- и тут мы все начинаем смеяться.
Мы уже едим сладкое, пьём напитки и говорим обо всём на свете.
-- А ты была когда-нибудь в Израиле? -- интересуюсь я у подруги учительницы. Ей переводят, она что-то долго говорит, её муж вдруг вскидывается и удивлённо смотрит, они все хохочут и, наконец, объясняют мне
-- Она очень любит Израиль и постоянно туда ездит -- два, три раза в год. Вот и сейчас сказала, что в сентябре, скорее всего, поедет. А муж её только что об этом в первый раз услышал. У них так -- он зарабатывает, она тратит -- вот как нужно! -- она снова поднимает палец к потолку и заразительно смеётся. Я выразительно смотрю на Ыкла. Он, не менее выразительно, на меня. Надувает щёки, хмурит брови и мы все смеёмся.
Вечер пролетел очень быстро. К нам подошли, сказали, что ресторан закрывают и мы начали собираться.
Вот и ещё один день.
Чудесного всем дня! Аньёнг!
Ваша Я.
-- Мама, а где мы будем обедать? -- чадо, как обычно, невероятно практична.
-- Прямо там, -- ответила я, вспоминая Мьёндонг, -- там на улице торговцы. Мы купим у них еду и будем есть прямо на улице.
-- Мама, а им надо платить? -- это тоже, несомненно, очень важный момент.
-- Да, конечно -- мы у них покупаем, а значит -- платим.
-- Значит у них, как в магазине, касса? -- чадо никогда не видела уличных торговцев едой.
-- Нет, у них нет кассы. Они кладут деньги прямо в карман фартука. Или в специальную сумку.
Идея купить что-то у кого-то, кто положит деньги прямо в карман, показалась чаду настолько увлекательной, что единственное, что её действительно интересовало -- это найти торговца, купить, заплатить, посмотреть как положит в карман.
Но, как назло, шёл дождь. Лавки с плитами печально стояли сами по себе, накрытые кусками клеёнки, людей было не много, а бабочки, как оказалось, летают только вечерами -- да и то, только в хорошую погоду. Полное фиаско.
-- Ну мама, ну где торговцы, я хочу есть так, чтобы деньги положили в фартук!
Мы шли и шли и искали торговцев. Пока мы их искали, вышли на большой мост с видом на речку. Мосты чадо любит даже больше, чем (пока абстрактных) торговцев. Мы побегали по мосту, заметили вдали ещё один мост, побегали по нему тоже. Постояли, посмотрели на речку. Пока мы смотрели на речку, я всё вспоминала картину, открывшуюся мне на вчерашнем просмотре речки: прямо перед нами возвышалась церковь, на ней огромный строгий крест, слева от неё на каком-то куполе ярко горела пятиконечная звезда, а справа, на какой-то стене ярко светилась свастика. Слияние всего на свете, подумалось мне тогда.
Мы пошли бродить дальше и я уже думала, что так и вернёмся ни с чем, как мы увидели торговку. Она стояла в уголке, перед ней плита, на которой что-то жарилось и умопомрачительно пахло. Мы подошли посмотреть. В чане у неё были кусочки курицы, жарящиеся в сладко-остром соусе вместе с рисовыми палочками. Мы попросили наполнить нам самую большую коробочку. Сели прямо там на табуретки и стали есть. Едят это длинной деревянной палочкой, заточенной с одного конца -- вонзают палочку в курицу или рисовую палочку и быстро, пока соус не начал капать, съедают. Не похоже ни на один из сладких соусов, которые я пробовала. Сладкий до безобразия, но негромкая нота остроты приводит безобразие в человеческий вид. Очень вкусно.
Возвращаясь, мы забежали купить воды и я не удержалась и купила местную закуску (calmond) -- небольшие пластинки миндаля, смешанные с какими-то сушёными анчуосовыми (мелкими). Не повторяйте моей ошибки -- это наркотик! Привыкание мгновенное, остановиться невозможно!
Вечером у нас был запланирован ужин в компании друзей учительницы корейского. Мы созвонились с ними несколько дней назад. После нескольких тщетных попыток объясниться по-английски, она передала трубку дочери. С её помощью мы сумели договориться на вечер вторника. Они ждали нас в лобби. Симпатичная пара, лет сорока пяти. Оба не говорят по-английски -- он, насколько я поняла, понимает. У неё -- библейское имя, одно из очень популярных в Израиле. Я удивилась, но тихо. Они привели с собой ещё одну пару своих друзей. Друзья прекрасно говорят по-английски и должны были, по идее, облегчить коммуникацию. Мы поехали в ресторан.
Я заметила, что в Корее очень любят рестораны в гостиницах. Очень любят шведский стол. Особенно, когда это званые обеды. Еда была изумительной. Несколько вещей я ещё не пробовала, а теперь попробовала. Первое -- ханъо -- это корейская говядина. Корейцы очень гордятся своей говядиной, считают её лучшей в мире (из неё делают стейки или едят сырой -- не маринуют). Набрести на ресторан, в котором её подают, сложно -- её мало и она очень дорогая. Здесь же я попробовала сашими, сделанный из корейской говядины. Именно сашими. Тонкий ломтик сырой говядины на шарике из риса. Окунаешь в сою с васаби -- очень вкусно, не похоже на привычное карпаччо. Второе блюдо -- острое жаркое из говяжьих рёбер -- кальпи. Оно очень вкусное, но, на мой взгляд, совершенно не острое. В соусе плавают целые каштаны (для небольшой сладости), сушёные помидоры (для кислоты) и небольшие стручки сушёных перцев (чтобы не пресно). Очень ароматное, щедрое на разнообразные вкусы, блюдо. Попробовала корейских сладостей -- спрессованный рис с начинкой из фасоли -- мне очень понравилось. Яство в меру сладкое, нежное, после него не хочется пить -- очень освежает. Попробовала два новых напитка. Один -- оранжевого цвета -- из специального сладкого риса (более того, там даже на дне рис). Оранжевый, так как смешивается с тыквенным соком. Второй, розовый -- удивительный вкус. Я пила, а они все наблюдали -- ну как? Оказалось, что этот напиток называется пять вкусов: кислый, сладкий, солёный, горький, терпкий -- все эти вкусы в нём есть. Невероятно освежающий напиток, будто розы выпила.
Мы не спеша ужинали и беседовали. Беседовали по большей части с друзьями. Те переводили, чтобы все понимали всё. Зашёл разговор о Северной Корее. Она рассказала мне, что ездила в нейтральную полосу с дочерью. Дочери было надо то ли для школьного, то ли для институтского проекта.
-- Ты понимаешь, -- объясняла мне, -- вот мы приехали. Везде стоят солдаты, угрюмые такие, везде колючая проволока. Не по себе. И вот, к примеру, горы.
-- А что горы? -- удивилась я. Горам на режим наплевать.
-- Они же там очень бедные, топят чем-то самым дешёвым, углем наверное. И вот стоишь там, посреди миров, и смотришь на горы -- с их стороны: закопчённые, чёрные, страшные, аж дрожь пробирает. А с нашей -- всё зелёное, красивое. И так гордилась я там. Хотя понимаю, что нечем гордиться. Повезло просто.
Я немедленно вспоминаю прогулки в Дрездене и увлечённо-рассказывающего Даниэля
-- Вот, смотри, -- указывал он на здание, -- видишь, половина белая, а половина ужас какая чёрная. Вот раньше всё было чёрное. Топили же углем, весь город в угаре зимой был. А теперь пытаются отчистить -- опомнились, Дрезден же, наследие и прочее.
А она продолжает рассказывать
-- У них всё вообще по-другому. Вот всё, что есть в мире с пометкой "корейское" -- это наше всё, не их. Они, бедные, ничего делать не умеют. Или не хотят. Или не могут. Но у них там каменный век вообще.
Я опять вспоминаю Даниеля
-- Ха! Пока мы нашими машинами мир покоряли, в ГДР тоже не ленились. У них тоже была машина. Уууу -- такая шикарная машина. Её называли бумажной. Вот, к примеру, ударит тебя кто-то, руками разглаживаешь, выпрямляешь. А если совсем негодное стало, так заплатки делали -- отрезали ножницами кусок и прибивали-прикрепляли туда новый.
-- В каком смысле ножницами? -- удивилась я тогда.
-- В прямом -- портняжными, большими такими. Её разрезать было -- раз плюнуть. Говорю же, бумажной называли -- не просто так.
Она делает паузу и продолжает
-- Мой папа, когда там коммунизм начался, взял маму в охапку и удрал. А бабушка там осталась. Мама плакала и плакала и он, через неделю, сломался и пошёл за бабушкой. Но пока он пошёл -- всё, замок. Там и осталась бабушка, никогда больше не виделись. Я и не знаю как она выглядит вообще. И никто не знает жива ли. Вот тогда не захотела почему-то, и всё тут.
И опять вспоминаю Даниэля
-- Все бежали как угорелые. Родители говорили, что вдруг заполонили весь Франкфурт и окрестности. Кто только мог, сбегал. В багажниках, ползком. Но это редко удавалось -- следили же. Человек не чемодан, его так просто в багажнике не провезёшь. А компания по перевозкам называлась "умный переезд" -- вот где ирония-то.
Не понимаю даже почему вспоминаю, но вспоминается.
-- Мой муж, -- смеётся она, -- работает в Самсунге. Он инженер! -- она задирает палец к потолку и смотрит на мужа. Тот смущается, видимо понимает о чём она будет рассказывать. -- И вот, представляете, у инженера! телефон вот такой -- складывающийся, из прошлого века. Они мне все сообщения посылали -- знаешь, такая массовая рассылка (я пожимаю плечами -- нет, не знаю) -- так как у него телефон не мог такие получать. И я должна была ему передать! Ну вот вы такие видели когда-нибудь, а? Я ему говорю -- ну не стыдно, а, с таким вот ходить? Ведь инженер на Самсунге! Ну как так можно? Я говорю -- если тебе не стыдно, меня не позорь -- не стыдно, нет, правда -- инженер ведь! А сам со складывающимся телефоном. Из прошлого века. Вот ты -- когда ты такие в последний раз видела?
Я достаю свой складной мобильный самсунг и показываю. Они смеются, перебивают друг друга
-- Видишь, -- радуется он, -- я не последний был, есть ещё люди с такими!
-- Вижу, -- смеётся она, -- вот последнего такого и вижу. Поворачивается к Ыклу -- Что, и у тебя такой же?
-- Нет, -- смеюсь я, пока Ыкл опускает глаза, -- у него вообще нет телефона, никакого!
-- Как это нет? -- она быстро переводит это на корейский, чтобы все оценили, поняли и все смотрят на Ыкла -- Как это нет? Как же ты живёшь? Ну как?
-- Хорошо живу, спокойно, никто не пристаёт, -- расплывается в блаженной улыбке Ыкл.
-- А если тебе понадобится позвонить? Что ты делать будешь? -- они всё ещё не понимают как так можно.
-- Я позвоню с телефона-автомата, -- Ыкл невозмутим, у него иммунитет.
-- С чего ты позвонишь? А, поняла, а они есть ещё где-то? В смысле, в мире? -- и тут мы все начинаем смеяться.
Мы уже едим сладкое, пьём напитки и говорим обо всём на свете.
-- А ты была когда-нибудь в Израиле? -- интересуюсь я у подруги учительницы. Ей переводят, она что-то долго говорит, её муж вдруг вскидывается и удивлённо смотрит, они все хохочут и, наконец, объясняют мне
-- Она очень любит Израиль и постоянно туда ездит -- два, три раза в год. Вот и сейчас сказала, что в сентябре, скорее всего, поедет. А муж её только что об этом в первый раз услышал. У них так -- он зарабатывает, она тратит -- вот как нужно! -- она снова поднимает палец к потолку и заразительно смеётся. Я выразительно смотрю на Ыкла. Он, не менее выразительно, на меня. Надувает щёки, хмурит брови и мы все смеёмся.
Вечер пролетел очень быстро. К нам подошли, сказали, что ресторан закрывают и мы начали собираться.
Вот и ещё один день.
Чудесного всем дня! Аньёнг!
Ваша Я.