„Эмир спросил:
- Если мы, великий эмир бухарский, согласно вашим утверждениям, могуч и непобедим, то почему государи сопредельных мусульманских стран до сих пор не прислали к нам своих послов с богатыми подарками и с изъявлениями своей полной покорности нашему непреоборимому владычеству? Мы ждём ваших ответов на этот вопрос.
Полная растерянность охватила придворных. Они бормотали что-то невнятное, всячески старались уклониться от прямого ответа. Один только Ходжа Насреддин сохранял уверенное спокойствие. Когда очередь дошла до него, он сказал:
- Да удостоятся мои жалкие слова внимания великого эмира. На вопрос нашего владыки ответить легко. Все прочие государи, управляющие сопредельными странами, пребывают в постоянном страхе и трепете перед всемогуществом нашего владыки. И рассуждают они таким образом: «Если пошлём мы великому, славному и могучему эмиру бухарскому богатые подарки, то он подумает, что земля наша очень богата, и, соблазнившись, придёт со своим войском и заберёт нашу землю. Если же, наоборот, мы пошлём ему подарки беднее, то он оскорбится и всё равно двинет на нас своё войско. Он, эмир бухарский, велик, славен и могуч, и лучше всего не напоминать ему о нашем существовании». Вот как рассуждают прочие государи, и причину того, что они не присылают в Бухару послов с богатыми подарками, нужно искать в их беспрерывном трепете перед всемогуществом нашего владыки.
- Вот! - вскричал эмир, приведённый в полное восхищение ответом Ходжи Насреддина. - Вот как надо отвечать на вопросы эмира! Вы слышали! Учитесь, о болваны, подобные чурбакам! Поистине, Гуссейн Гуслия превосходит вас всех своей мудростью в десять раз! Объявляем ему своё благоволение“
Екатерина Шульман не так давно рассказала, как в конце февраля за две ночи перечитала «Повесть о Ходже Насреддине», и поделилась в видео ниже некоторыми деталями об ее авторе Леониде Соловьёве. Оказывается, вторая часть, «Очарованный принц», была написана им в лагере, куда он сел по политическому делу на десять лет, но вышел по амнистии на два года раньше в результате ходатайств родных после смерти Сталина.
В лагере Соловьёв получил уникальное по тем временам согласие администрации на литературную деятельность (хотя рукопись то и дело отбирали и запрещали писать), сумел устроиться работать сначала ночным сторожем, а потом ночным банщиком, и в перерывах успел написать свой роман. Родным он писал: «Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать - в лагерь! Невероятно, но факт... Никаких соблазнов и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому».
И в свете этих фактов очень интересно проводить параллели между историей автора и его героя во второй части книги.
Екатерина Шульман читает в том же видео ниже главу с допросом Ходжи Насреддина, в которой он несколькими ходами смог не только уйти от неминуемой гибели, но и получить от вельможи должность главного гадальщика и большую сумму денег в придачу.
В статье «
Дело Леонида Соловьёва» Илья Бернштейн рассказывает уже про процесс против самого писателя, в котором ему предъявили, что «он лично готов совершить террористический акт против вождя партии, сопровождая это оскорбительными выражениями» по словам уже ранее арестованного свидетеля. Терроризм это расстрельная статья, поэтому его финальный приговор в 10 лет лагерей на самом деле был относительно мягким, и интересно, как он смог этого добиться.
Как пишет Бернштейн, «Соловьёв решил выбиться из мгбшной колеи, представив себя в не очень типичном для „врага народа“, но вызывающем у следователя понимание и даже сочувствие образе (хорошо вписывающемся и в архетипические представления, и в его, Соловьёва, реальные обстоятельства)».
Вот что именно Соловьёв отвечал следователю на своем допросе: «Во-первых, я разошёлся с женой из-за своего пьянства и измен и остался один. <...> Во-вторых, усилилось моё пьянство. <...> Я стал думать о постороннем вмешательстве в мою судьбу и чаще всего останавливался мыслью на органах НКВД, полагая, что в задачу НКВД входят не только чисто карательные, но и карательно-исправительные функции. <...> Я хотел сказать, что я стою на краю бездны, что прошу изолировать меня, дать мне опомниться, затем выслушать по-человечески и взять меня в жёсткие шоры на срок, который необходим, чтобы вытрясти всю моральную грязь. <...> Я затрудняюсь дать точные формулировки своих высказываний в пьяном виде, так как, протрезвившись, ничего решительно не помню и узнаю о том, что было, лишь со слов других лиц». По отношению к свидетелям обвинения, по словам Бернштейна, его линию поведения можно было описать следующим образом: «компрометирующее - только об уже осужденных, всех прочих - и прежде всего, арестованных, - по мере сил выгораживать».
В приложении к изданию 2015-го года, помимо данной публикации Ильи Бернштейна, можно также найти и интересную статью Натальи Пригариной «„Очарованный принц“ и суфизм», в которой она рассказывает об истоках философских рассуждений дервиша из братства Молчащих и Постигающих, и сравнивает путь главного героя с суфийским методом духовного возвышения.
Наконец, любопытно, что не только Ходжа Насреддин выкрадывал своих девушек из гаремов эмиров. Так, сестра Соловьёва писала в своих письмах, что в молодости «Леонид работал на метеостанции в Канибадаме. Там он помог своему приятелю Николаю Б. „освободить“ (вернее, выкрасть) молоденькую русскую девушку, проданную тёткой в жёны богатому узбеку. Этот „подвиг“ мог стоить им жизни. Николай потом женился на „спасённой“, а она оказалась на редкость глупой, взбалмошной и ленивой». В своей полуавтобиографической «Книге юности», написанной незадолго до смерти, Соловьёв описывает похожий эпизод в главе «Сын муэдзина».
Click to view