Общеизвестно, вид вагин под запретом. Вечно прикрыты: тканью, ладошкой, ракурсом, складкой, чаще ногами или мужчиной. То есть всегда - мужчиной, коль не героем произведения, то творцом его либо цензором. Модильяновок, обнаживших край вульв, хватило, чтоб Модильяни был ошельмован. Каверзней был Дали, ведь стиль его был дискретный и фрагментарный, в духе мужского. Он выражал цель умысла с предикатом М прямо (прямолинейней разве что библия, речь Мужского сынам Своим). У него есть сцена: дева из фаллосов. Открывая зад из двух фаллосов для иных двух фаллосов, эта дева взирает в даль, где колышется фаллос. Женщина ― из ребра, по библии? У Дали - из фаллосов. Но, однако же, вульва спрятана, несмотря на хайп. Открой её - нет эстетики (то есть мыслей о формах этого мира) и в общем дискурсов, что трактуют Ж, прежде всяко прикрывши Ж. Если дать вульву зримо - сгинет мышление, оживёт Горгона, кою, известно, видеть смертельно, взор её - вульва. Разум боится встреч с ней лик к лику; он схож с пугливым «богом» У. Блейка, что мерит циркулем тьму вокруг, чтоб ступить в неё. Не экстаз: эротика - вот и всё, что М-разум был в силах вытерпеть. Даже после оргазма разум слабеет, требуя отдыха. А тут полная Женскость без предварения, без намеренных маскировочных ширм: что пряталось и скрывалось (платьем, ногами) вымахнуло анфас, пардон! Кабы вульвы не прятались, М не смог бы сознать себя.
О, ничто не являет рознь пóлов весче и столь опасно эйдосу фаллоса, как природа вагин! Сумбур на гламуре шёлковой кожи ― это, по сути, выворот райского имморального в глянец этики и моральных гладкостей, созидаемых разумом; это ― тёмный пробой в миру, турбулентное месиво, где эстетике симметричных грозных тестикул при величавом правящем фаллосе предстоят невнятное меж гармонии пары ног как хаос, как след агрессии в Безъизъянность, в кою М-воля вторглась когда-то, чтоб впрыснуть семя собственных умыслов. Рана, крытая, как щитом, гимéном
1, вновь разрывается, чтоб, по Фрейду, фаллос печатал в ней свой портрет и множился.
1 Девственная плева (др. гр.). Тропы не безосновны. Лейбниц с Анаксагором предположили, что «всё во всём», что каждая из «монад» (субстанций, строящих, точно блоки, мир) тотальна и отражает весь универсум, словно бы в зеркале. Синергетика, выдвигая мысль о «фракталах» - неких объектах, схожих друг с другом, уподобляет форму галактик раковине улитки, - вульва и хаос также похожи.