Про квартирный вопрос
Надо же! Я, ведь, конечно, знал, что "Квартира тиха, как бумага" написана после того, как Мандельштамы получили квартиру в Фурманном переулке, и к ним пришел Пастернак. По рассказу Н.Я.:
...стихи о квартире. Своим возникновением они обязаны почти случайному замечанию Пастернака. Он забежал к нам на Фурманов переулок посмотреть, как мы устроились в новой квартире. Прощаясь, долго топтался и гудел в передней. «Ну вот, теперь и квартира есть - можно писать стихи», - сказал он, уходя.
«Ты слышала, что он сказал? »- О. М. был в ярости. Он не переносил жалоб на внешние обстоятельства - неустроенный быт, квартиру, недостаток денег, - которые мешают работать. По его глубокому убеждению, ничто не может помешать художнику сделать то, что он должен, и обратно - благополучие не служит стимулом к работе. Не то чтобы он чурался благополучия, против него он бы не возражал... Вокруг нас шла отчаянная борьба за писательское пайковое благоустройство, и в этой борьбе квартира считалась главным призом. Несколько позже начали выдавать за заслуги и дачки... Слова Бориса Леонидовича попали в цель - О. М. проклял квартиру и предложил вернуть ее тем, для кого она предназначалась, - честным предателям, изобразителям и тому подобным старателям...
Проклятие квартире-не проповедь бездомности, а ужас перед той платой, которую за нее требовали. Даром у нас ничего не давали - ни дач, ни квартир, ни денег...
У Пастернака была приличная квартира, но, бросая жену, он оставил ее ей. И жил в коммуналке, непрерывно жалуясь на тяжелые квартирные условия. Даже знаменитый разговор со Сталиным начал с жалобы на жилищные условия. По рассказу Н.Я.:
С первых же слов Пастернак начал жаловаться, что плохо слышно, потому что он говорит из коммунальной квартиры, а в коридоре шумят дети. В те годы такая жалоба еще не означала просьбы о немедленном, в порядке чуда, устройстве жилищных условий. Просто Борис Леонидович в тот период каждый разговор начинал с этих жалоб. Мы с Анной Андреевной тихонько друг друга спрашивали, когда он нам звонил: «Про коммунальную кончил?» Со Сталиным он разговаривал, как со всеми нами.
Но что "Квартира" - прямая перекличка со стихотворением Пастернака 1931 г. - пока не прочитал у Гаспарова, не догадался. И что оба стихотворения восходят к стихотворению Блока.
Блок 1906 г.
Пастернак 1931 г.
Мандельштам 1933 г.
Одна мне осталась надежда:
Смотреться в колодезь двора.
Светает. Белеет одежда
В рассеянном свете утра.
Я слышу - старинные речи
Проснулись глубоко на дне.
Вон теплятся жёлтые свечи,
Забытые в чьём-то окне.
Голодная кошка прижалась
У жолоба утренних крыш.
Заплакать - одно мне осталось,
И слушать, как мирно ты спишь.
Ты спишь, а на улице тихо,
И я умираю с тоски,
И злое, голодное Лихо
Упорно стучится в виски...
Эй, малый, взгляни мне в оконце!..
Да нет, не заглянешь - пройдёшь...
Совсем я на зимнее солнце,
На глупое солнце похож.
Кругом семенящейся ватой,
Подхваченной ветром с аллей,
Гуляет, как призрак разврата,
Пушистый ватин тополей.
А в комнате пахнет, как ночью
Болотной фиалкой. Бока
Опущенной шторы морочат
Доверье ночного цветка.
В квартире прохлада усадьбы.
Не жертвуя ей для бесед,
В разлуке с тобой и писать бы,
Внося пополненья в бюджет.
Но грусть одиноких мелодий
Как участь бульварных семян,
Как спущенной шторы бесплодье,
Вводящей фиалку в обман.
Ты стала настолько мне жизнью,
Что всё, что не к делу,- долой,
И вымыслов пить головизну
Тошнит, как от рыбы гнилой.
И вот я вникаю на ощупь
В доподлинной повести тьму.
Зимой мы расширим жилплощадь,
Я комнату брата займу.
В ней шум уплотнителей глуше,
И слушаться будет жадней,
Как битыми днями баклуши
Бьют зимние тучи над ней.
Квартира тиха, как бумага -
Пустая, без всяких затей, -
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.
А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
И я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть.
Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни бойчей,
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей.
Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель,
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель,
Такую ухлопает моль.
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю
И грозное баюшки-баю
Колхозному баю пою.
И столько мучительной злости
Таит в себе каждый намек,
Как будто вколачивал гвозди
Некрасова здесь молоток.
Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет начинать,
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
...стихи о квартире. Своим возникновением они обязаны почти случайному замечанию Пастернака. Он забежал к нам на Фурманов переулок посмотреть, как мы устроились в новой квартире. Прощаясь, долго топтался и гудел в передней. «Ну вот, теперь и квартира есть - можно писать стихи», - сказал он, уходя.
«Ты слышала, что он сказал? »- О. М. был в ярости. Он не переносил жалоб на внешние обстоятельства - неустроенный быт, квартиру, недостаток денег, - которые мешают работать. По его глубокому убеждению, ничто не может помешать художнику сделать то, что он должен, и обратно - благополучие не служит стимулом к работе. Не то чтобы он чурался благополучия, против него он бы не возражал... Вокруг нас шла отчаянная борьба за писательское пайковое благоустройство, и в этой борьбе квартира считалась главным призом. Несколько позже начали выдавать за заслуги и дачки... Слова Бориса Леонидовича попали в цель - О. М. проклял квартиру и предложил вернуть ее тем, для кого она предназначалась, - честным предателям, изобразителям и тому подобным старателям...
Проклятие квартире-не проповедь бездомности, а ужас перед той платой, которую за нее требовали. Даром у нас ничего не давали - ни дач, ни квартир, ни денег...
У Пастернака была приличная квартира, но, бросая жену, он оставил ее ей. И жил в коммуналке, непрерывно жалуясь на тяжелые квартирные условия. Даже знаменитый разговор со Сталиным начал с жалобы на жилищные условия. По рассказу Н.Я.:
С первых же слов Пастернак начал жаловаться, что плохо слышно, потому что он говорит из коммунальной квартиры, а в коридоре шумят дети. В те годы такая жалоба еще не означала просьбы о немедленном, в порядке чуда, устройстве жилищных условий. Просто Борис Леонидович в тот период каждый разговор начинал с этих жалоб. Мы с Анной Андреевной тихонько друг друга спрашивали, когда он нам звонил: «Про коммунальную кончил?» Со Сталиным он разговаривал, как со всеми нами.
Но что "Квартира" - прямая перекличка со стихотворением Пастернака 1931 г. - пока не прочитал у Гаспарова, не догадался. И что оба стихотворения восходят к стихотворению Блока.
Блок 1906 г.
Пастернак 1931 г.
Мандельштам 1933 г.
Одна мне осталась надежда:
Смотреться в колодезь двора.
Светает. Белеет одежда
В рассеянном свете утра.
Я слышу - старинные речи
Проснулись глубоко на дне.
Вон теплятся жёлтые свечи,
Забытые в чьём-то окне.
Голодная кошка прижалась
У жолоба утренних крыш.
Заплакать - одно мне осталось,
И слушать, как мирно ты спишь.
Ты спишь, а на улице тихо,
И я умираю с тоски,
И злое, голодное Лихо
Упорно стучится в виски...
Эй, малый, взгляни мне в оконце!..
Да нет, не заглянешь - пройдёшь...
Совсем я на зимнее солнце,
На глупое солнце похож.
Кругом семенящейся ватой,
Подхваченной ветром с аллей,
Гуляет, как призрак разврата,
Пушистый ватин тополей.
А в комнате пахнет, как ночью
Болотной фиалкой. Бока
Опущенной шторы морочат
Доверье ночного цветка.
В квартире прохлада усадьбы.
Не жертвуя ей для бесед,
В разлуке с тобой и писать бы,
Внося пополненья в бюджет.
Но грусть одиноких мелодий
Как участь бульварных семян,
Как спущенной шторы бесплодье,
Вводящей фиалку в обман.
Ты стала настолько мне жизнью,
Что всё, что не к делу,- долой,
И вымыслов пить головизну
Тошнит, как от рыбы гнилой.
И вот я вникаю на ощупь
В доподлинной повести тьму.
Зимой мы расширим жилплощадь,
Я комнату брата займу.
В ней шум уплотнителей глуше,
И слушаться будет жадней,
Как битыми днями баклуши
Бьют зимние тучи над ней.
Квартира тиха, как бумага -
Пустая, без всяких затей, -
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон,
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.
А стены проклятые тонки,
И некуда больше бежать,
И я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть.
Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни бойчей,
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей.
Какой-нибудь изобразитель,
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель,
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Жены и детей содержатель,
Такую ухлопает моль.
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю
И грозное баюшки-баю
Колхозному баю пою.
И столько мучительной злости
Таит в себе каждый намек,
Как будто вколачивал гвозди
Некрасова здесь молоток.
Давай же с тобой, как на плахе,
За семьдесят лет начинать,
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Давнишнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.