"СНОВИДЕНИЯ И ПОДЗЕМНЫЙ МИР" ч.6
Прежде чем мы сможем совершенно по-новому рассмотреть работу сновидений, мы должны приостановить поток действий эго, работу эго, операций, которые эго использует для подхода к сновидениям и посредством которых оно выполняет перевод с языка ночи. Это: причинность (рассмотрение снов как обладающих причинной зависимостью), натурализм (восприятие событий в сновидениях в рамках аналогий с естественным течением событий верхнего мира), морализация (предположение о существовании моральных позиций в нижнем мире и восприятие сновидения как назидания самому себе), персонализм (рассмотрение царства души как основанного в основном на жизни личности), темпоралис™ (сопоставление событий в сновидениях с прошлым или будущим в качестве повторений или предсказаний), гуманизм (уверенность в том, что сновидение в первую очередь является отражением и посланием, касающимся человеческих дел), волюнтаризм (рассмотрение сновидения с точки зрения действия и требуемого ответа на эти действия), позитивизм (восприятие сновидения как постулата, предположения), буквализм (восприятие любого сновидения или аспекта любого сновидения как обладающего единственным значением, забывая таким образом, что каждая часть сновидения, включая "я" в сновидении, является метафорой). Эти воззрения, свойственные бодрствующему эго, могут быть подытожены идеей героизма эго, т.е. наличием героического архетипа, из которого исходят наши представления об эго и его жизненная позиция.
Подобно тому как эго воспринимает сновидение как содержащее уничижительные стороны (регрессию, смешение, смещение), подземный мир воспринимает работу эго как набор уничижительных действий. Для того, чтобы учиться у сновидений, такие позиции эго следует отбросить.
Тогда мы были увидели новую надежду для Traumarbeit и Tagesreste. Осколки дня действительно порождают значительную часть образного ряда сновидения. Однако сновидение является далеко не только комментарием к событиям дня, представляя собой процесс переваривания, разложение и ассимиляцию мира дня в лабиринте психэ. Обрывки и частички дня ночью, в ходе работы сновидения, превращаются в субстанцию психики, используемую для воображения - архаизации, регрессии, символизации, конденсации и пр. - чтобы забрать содержания дня, превратив его в часть души.
Правильная работа со сновидениями подкрепила бы этот процесс переваривания или умирания, протекающий в ходе сновидения. Интерпретация, порождающая сновидение, воплощает смерть для мира дня, превращая его из буквальной реальности в метафорическую реальность. Чем чаще я вижу во сне свою мать и отца, сестру и брата, сына и дочь, тем менее это те живые люди, воспринимаемые мной с моей наивной буквальной точки зрения и тем более они становятся обитателями подземного царства моей психики. Моя семья становится моими предками, тенями или духами, если угодно, и дом моей семьи переходит из геи в хтон.
Юнг ясно видел два подхода к сновидению и использовал два варианта интерпретации: на объективном и на субъективном уровне. Однако давайте помнить, что это уровни интерпретации, а не сновидения. Само сновидение полностью субъективно, по словам Фрейда: "каждый сон касается лишь чьей-то конкретной личности" (ID, 299). Даже если Юнг говорил о субъективности как о чем-то много более глубоком и более архетипическом чем то, что имел в виду Фрейд, они оба рассматривали все картины и персонажей сна как внутренние психические возможности. События сна относятся к чьему-то субъективному миру - это отправная точка всей глубинной психологии. В юнгианстве субъективный уровень на самом деле перемещает верхний мир в мир нижний.
Однако в юнгианской методе есть один пробел, дань старому взгляду Фрейда на "реальность" и рассмотрение сновидения как "компромисса" (NIL 31: 01; 58-9), что компрометирует весь прогресс юнгианцев по отношению к работе Фрейда и уводит от истинно субъективного, относящегося к подземному миру отношения к сновидению. Это расщепление эго сновидения.
Отстраняя позицию работы эго, все его идентификации с его "реальностью" через персонализм, натурализм, причинность, морализм и пр., мы возвращаемся к эго как двумерной тени. Оно теряет свое наполнение, точку зрения, основанную на телесной перспективе. Нашей первой задачей является научить эго тому, как видеть сновидения таким образом, чтобы узнать что-то о себе. Потому что само эго в сновидении - не является ли полностью субъективным персонажем, другой метафорой, симулякром или тенью того я, которое укладывается спать? Подразумевается что эго сновидения и эго бодрствования связаны особыми отношениями, как двойники; они являются тенью друг друга, подобно тому как Гадес является братом Зевса. Однако "я" в сновидении не является тайным режиссером пьесы (Шопенгауэр), а его желания - не те, что исполняются во сне. Сон принадлежит не "мне", а психэ, а эго сновидения лишь играет одну из ролей в этом театре. Если толкователь сна обращается к сновидцу с точки зрения действий его эго в сновидении, он рассматривает эго на объективном уровне, как действующий персонаж ежедневной жизни. Это в точности является ошибкой большинства толкователей снов: все фигуры сновидения воспринимаются на субъективном уровне, в то время как эго рассматривается на объективном уровне. Это архетипическая сложность, поскольку эго само по себе является феноменом верхнего мира, до тех пока не становится воображаемым эго76, которое научилось видеть сны.
76 Более подробная разработка представления о том, что термин "эго" может сохраняться, однако его основу можно изменить, отказавшись от архетипа героя в пользу того, который не находится в состоянии войны с воображением.
Поскольку эго относится к объективному уровню, его тень, эго сновидения, как правило находится не в своей тарелке, реагируя тем способом, который обычен для верхнего мира. Для того чтобы в сновидениях проявилось эго сновидения, этот житель подземного мира, придерживающийся его законов, отличающихся от законов верхнего мира, обычно требуется довольно длительный анализ сновидений. Ничто в сновидении не следует воспринимать так, как оно выглядит и ничто в нем не связано с объектами верхнего мира - возвращения наверх нет. В сновидениях не существует хороших или плохих предзнаменований, поскольку надежда является чуждой категорией, не имеющей отношения к подземному миру, в котором каждое сновидение само собой является удовлетворенным желанием. Ничто не следует воспринимать с точки зрения компенсации, которая лишь отражает сон с точки зрения верхнего мира, как если бы у сновидения не было собственных целей, и оно лишь пребывало бы в узде верхнего мира для обеспечения баланса в мире дня.
Толкователь снов должен лишь помочь тени эго работать с её подземным окружением. Толкователь сновидения является направляющим Вергилием, или Терезием, или Хароном, слугой Гадеса и Персефоны; он не Геркулес и не Орфей. Его труд - служба Гермесу Хтониону или Гермесу Психопомпу, соответствующая направлению движения вниз. Гермес переносит души вниз; герои, стоящие за эго, пытаются возвратить их обратно наверх.
Потому, движение от субъективной интерпретации обратно в мир дня в для ответа на вопросы: "что это значит для моей повседневной жизни?", "что мне делать?", "как это влияет на мои отношения с людьми, чьи образы появились передо мной во сне?" - ответ на эти вопросы, толкование снов для связи с миром дня является подходом к сновидению, свойственным героическому мифу, а не точке зрения подземного мира. Даже мантический подход к толкованию, по которому сновидения "содержат послания от бессознательного", обладающего вечным знанием, в конечном счете возвращает сновидение к эго мира дня. Для кого это послание?; кто хочет его узнать?; кто его понесет? - только лишь эго.
Многие древние традиции утверждали, что душа отделяется от тела во время сна. И она "скитается", и эти "скитания" означают, что его логика не сводится к линейным последовательным шагам. Это последовательное продвижение Плотин (II, 2, 2) находил связанным с телом, а не душой. Во сне душа движется в фантазии, которую греки часто связывали со "скитанием"; или, по Тимею, скитания означают движение в соответствии с потребностями иррациональной Блуждающей Причины. Убеждение, что во время сна отделенная от тела душа блуждает означает что сновидения отходят от буквального восприятия тела. Таким образом, методы психотерапии, соединяющие сновидения с языком тела и эго тела, ошибочно пытаются вместить душу в те рамки, которые сновидение позволяет ей покинуть.
Гераклит говорит (отр. 73) : "Не следует говорить и действовать подобно спящим"* (Бёрнет)77; быть может, во сне не следует говорить и действовать, подобно бодрствующим. Следует помнить о том, что есть разница. Однако Геркулес не знает об этом различии. Он продолжает "мыслить телесно" и наносит ущерб подземному миру, ранит Гадеса стрелой в плечо.
77 Маркович объединяет и переводит этот отрывок совершенно иначе. См. его отр. 1.
Представляя Геркулеса в Доме Гадеса (Алцест, 846-54; I V, 397; Оды XI, 601 §§; Аполлодор II, 5, 12) - его агрессивность, обнаженный меч, натягиваемую тетиву, убийство скота, борьбу с пастухом, поимку Кербера - мы представляем воображаемую парадигму инстинкта жизни, как называл его Фрейд, в пределах инстинкта смерти (EI, 59). По мнению Фрейда именно это слияние является источником агрессивности (BPP, 73f; CP II, 260). Мы скорее в буквальном смысле убьем, чем позволим себе метафорически умереть; отказывая необходимости умирать, мы нападаем на саму смерть, и наша цивилизация, ставящая памятники героям в качестве символов победы над смертью, превозносит геркулесовское эго, не знающее правил поведения в подземном мире.
Для исследователей мифологии остается вопросом, был ли Геркулес когда-либо инициирован в Великие Элевсинские мистерии, что значило бы, что он перенес свое сознание из жизни мира дня в смерть мира ночи. Такой перенос осуществим. Путем анализа. По наблюдениям Зильберера, Ранка и Фрейда, в ходе анализа люди начинают видеть сновидения требующие "анагогического" истолкования (прим. перев. - истолкования в возвышенном символическом смысле), поскольку имеют более чем одно значение (TD, 144n), словно пока мы посредством ночных путешествий учимся видеть сны, сами сновидения изменяются, становясь более глубокими, символическими, возвышенными. Но поступки Геркулеса в подземном царстве могут, по видимому, привести к тому что такая инициация, если она имела место, не окажет никакого влияния. В то время как Одиссей и Эней, как было указано выше, отправляются в подземный мир для того, чтобы узнать что-то о верхнем мире, Геракл идет _забрать_, играя мускулами, как и в верхнем мире, и проверяя реальность каждого видения (напр., при виде головы Горгоны он обнажает меч). Фрейд пишет (TD, 149) : "Нам следует признать проверку реальности в качестве одного из великих законов Эго".
В подземном царстве в качестве злодея выступает эго, не Гадес; эго наносит ущерб, как уже заметил Стеффенс: "Это бодрствование во сне, являющемся по-настоящему глубоким сном, глубинным размышлением души в потаённом богатстве её внутреннего бытия, препятствует, подавляет его, как дневной сон препятствует бодрствованию."78 Мы видим, как герой реализует эго сновидений посредством агрессии по отношению к тому, что кажется подозрительным, к тому, что незнакомо и к тому, что существует самостоятельно (животные), повышенной активности - напор, смена обстановки, погоня за новой целью, преодоление пространства посредством транспорта. Мифы говорят нам, что нельзя обнажать меч в подземном царстве; с тенями можно лишь бороться - или бросать в них камни. Гадес никогда не занимает активную позицию в воображении Гомера79; он принимает души, которые сходят вниз. Его характерной чертой, пишет Кереньи80, является мягкость.
78 Стеффенс, цит., ст. 698, цитируется по Бегину, цит. стр. 108.
79 Нильссон, цит., стр. 455 : " . . .Царь подземного мира правит, но никогда не вмешивается...". Нильссон особо отмечает пассивность Гадеса, что является важным ключом к психологии противостояния Геркулес - Гадес.
80 О герое в подземном мире, см. К. Кереньи, "The Heroes of the Greeks" ("Греческие герои"), Лондон: Thames and Hudson, стр. 179, и "Apollon", Дюссельдорф: Diederichs, 1953, стр. 237.
Потому золотым правилом для истолкованием сновидения будет предположение, что всё во сне правильно, за исключением эго. Оно совершает ошибки, поскольку пришло извне и не способно видеть во тьме. Эго - это ученик, который учится тому, как видеть сны и как умирать, по-прежнему цепляющийся за пространство, аспекты штула или молк, реагируя буквально на то, что будто бы телесно. У него по прежнему нет взгляда сухма или малкут на метафору и оно не может смотреть сквозь другие образы до тех пор пока не научится им позволять видеть сквозь себя. Опять же, на языке Гераклита (отр. 21) : "все, что мы видим, когда спим, есть сон" (Кирк)81. Во сне мы не видим дневной мир; мы видим Гипнос. В режиме сновидения эго учится "видеть сон", и способ толкования должен защищать этот сон.
81 Маркович возражает против этого, предполагая Гипнос проклятием. Однако, он сообщает, что Снелл переводит это как "Traum" ("Сновидение"), Целлер как "Traumbild" ("Образ сновидения"), Бернхардт как "Trugbild" ("Мираж"), а Кранц как "Dammerung" ("Сумерки"). Бёрнет переводит: " . . .всё, что мы в дрёме видим - это сон".
Работа сновидения
Следует вновь взглянуть на работу, происходящую в ходе сна. Фрейд рассматривал работу сна как "самую важную часть сновидения" (NIL, 17). Юнгианский анализ в первую очередь состоит из работы со сновидениями. Работа сновидений и работа со сновидениями являются существенной частью глубинной психологии. Что такое эта работа и зачем она нужна?
В первую очередь, мы должны провести границу между этой "работой" и Геркулесовым трудом, и возвратить идею работы к самой работе сновидения, где работа - это деятельность воображения, та работа воображения, которая знакома нам благодаря творчеству художников и писателей. Не всякая работа выполняется эго в пределах реальности; есть работа, выполняемая воображением для собственного удовольствия и собственной фантазии. Башляр здесь является лучшим проводником, чем Фрейд, а Юнг - лучшим проводником, чем Маркс, поскольку слово "работа", "делание", используется здесь в своем алхимическом смысле, вне буквального восприятия философского сознания, которое получает прибыть от работы сновидений.
Кроме того, следует помнить, что в воображении нет разделения между работой и игрой, реальностью и удовольствием, так что мы можем отбросить такие концепции как "человек играющий" и современные философии игры, которые восхваляют дитя и пуэр, как новых современных богов, философии, которые сами по себе являются следами блистательных дней протестантского бунта и его рабочей этики. На этом уровне нет разницы между работой сновидения и игрой воображения.
Давайте, вслед за Башляром82, примем, что работа сновидений это ловкость пальцев, лепка пластичного мира, в котором разворачиваются сновидения83. Сырье воображения можно представить как подымающееся тесто, или расплавленный металл, или твердую породу нашей внутренней тяготы, или как плывущие облака, в формах которых угадываются наши настроения. Ночью же происходит формовка, ибо "спящие являются работниками", по словам Гераклита (фраг. 75) "и сотрудниками того, что происходит в космосе" (Уилрайт).
82 Г. Башляр, "La Terre et les rêveries de la volonté" ("Земля и сон воли"), Париж: Corti, 1948, стр. 74-104; см. "О поэтическом воображении" и "Фантазия", перев. К. Годин, Индианаполис: Bobbs-Merrill, 1971, стр. 80f.
83 См. там же (примечание Година), а также: Башляр "Пространство сновидения" в его "Le Droit de rêver" ("Законы сновидения"), Париж: P. U. F., 1970, стр. 195-200; Башляр, "La Poetique de la rêverie" ("Поэтика фантазии"), Париж: P. U. F., 1968, стр. 144; "The Poetics of Rêverie", перев. Д. Рассела, Бостон: Beacon, 1971, стр. 167.
Работа сновидений осуществляется комплексами, как указывал уже Юнг в 1906 году, демонстрируя отношение между комплексами и персонажами сновидений (CW 2, 944; см. CW 8, 202). Эти комплексы это "крошечные человечки" (CW 8, 209), которые служат пальцами, работающими над первородной глиной воображения. Это гномы, трудящиеся ночью, подземные кузнецы и строители лабиринтов, искусные мастера, не прекращающие отделку, или, выражаясь словами Юнга, постоянную деятельность воображения психики, создающую то, что мы называем реальностью (CW 6, 78, 743). Сны порождаются присутствующими в них фигурами, персонифицированными внутренними комплексами, каждый из которых является архетипом.
Это работа сновидений, которая, по Фрейду, охраняет сон, что и является истинным назначением сновидений. Но я считаю, что этот сон - не биологический сон, о котором говорил Фрейд, а, скорее, сон поэтический, о котором говорили романтики. Я считаю, что и Фрейд также подразумевал этот поэтический сон, воспетый романтиками, поскольку во сне он усматривает возвращение к первичному нарциссизму (TD, 138) - это другой термин, взятый из мифологии, и являющийся одной из излюбленных мифологем поэтического сознания. В связи с нарциссизмом и Нарциссом мы можем попробовать с новой точки зрения осмыслить то, что по словам самого Фрейда являлось камнем преткновения всей его теории сновидений - общее предположение о том, что "сновидения являются удовлетворяемыми желаниями" (NIL, 41). Юнгианская критика этой гипотезы сосредотачивалась на "желании" и игнорировала "исполнение". Но, "если содержание сновидения является отображением исполненного желания" (OD, 61), тогда что именно служит для выполнения инстинктивного желания? Ответом может быть только работа сновидения; образы, порожденные сновидением исполняют вожделения инстинкта.
Здесь мы приближаемся к Юнгу, который воспринимал архетипические образы в качестве репрезентации инстинктов, их другую сторону, дополняющую инстинкт, или, по мнению Фрейда, исполняющую его требование. Работа, которая происходит во сне удовлетворяет инстинктивные или архетипические потребности, не только посредством умозрительного понимания смысла и содержания - поскольку сновидения как раз поразительно непонятны; как указывал Фрейд, они не являются сообщениями. Также и желания не удовлетворяются внутренними эмоциями и действиями в сновидении, часто лишенном и тех и других. Это удовлетворение абсолютно нарциссическое, удовлетворяющее Нарцисса, образ, в котором психэ видит свое отражение, образ, который психэ способно отразить.
Включение Фрейдом романтического сна в рамки своей обманчиво простой и с виду абсолютно естественнонаучной идеи о том, что сновидения служат удовлетворению инстинктивных желаний в целом, замечательно в одном отношении: весь процесс удовлетворения потребностей инстинкта является внутренним, полностью психическим, или - нарциссическим. Не требуется внешнего события или объекта; ни схватки, ни бегства, ни пищи. Сновидение является инстинктом, как питание или сон, а образы в сновидениях являются механизмом удовлетворения, подобно сну и пище.
Мы можем перевести теорию Фрейда на язык платоновского Кратила (403-4): "Что удерживает души в подземном царстве?" - спрашивает Сократ ("что держит психэ в состоянии сна?" - спрашивает Фрейд). Вожделение (желания). Что удовлетворяет вожделение? (что исполняет желания?) Благодетельный разум Гадеса (404а): "его ведание прекрасного", от которого происходит его имя (эйденаи), т.е. его скрытая связь с эйдосом и эйдолоном, воспринимаемой архетипической идеей в виде психического образа. Таким образом, то, что мы видим в сновидениях - это архетипические идеи, которые являются одновременно мудростью и разумом скрытого Бога. Эти образы удовлетворяют вожделения души. Эти образы питают сходящую вниз душу. Или, как писал романтик фон Баадерс: "Образы творит добрая душа! Они ей кушанием служат."84
84 Франц фон Баадерс "Tagebücher aus den Jahren" ("Многолетние дневники") 1786-1793, Лейпциг, 1850, цитируется по Бегину "Traumwelt" ("Мир сновидений"), стр. 109.
Лучшим питанием являются мифологические образы. Допущение, что психэ и психология наилучшим образом удовлетворяются через миф, мы обнаруживаем в первую очередь в том, как Фрейд использует древние мифы, переписывая их в новые мифы; мы обнаруживаем то же допущение в теоретическом выражении у Юнга и, конечно же, прежде них мы находим его у романтиков. Они особо отмечали аналогии между мифом и сновидением. Уже фон Шуберт (1814)85 проводил точные параллели между символическими образами сновидения и образами культа Диониса и Элевсинских мистерий.
85 Г. Х. фон Шуберт, "Die Symbolik des Traumes" ("Символика сновидений"), Бамберг, 1814. см. Бегин "Traumwelt" ("Мир сновидений"), стр. 137 ff, в первую очередь стр. 142.
Подобно тому как эго воспринимает сновидение как содержащее уничижительные стороны (регрессию, смешение, смещение), подземный мир воспринимает работу эго как набор уничижительных действий. Для того, чтобы учиться у сновидений, такие позиции эго следует отбросить.
Тогда мы были увидели новую надежду для Traumarbeit и Tagesreste. Осколки дня действительно порождают значительную часть образного ряда сновидения. Однако сновидение является далеко не только комментарием к событиям дня, представляя собой процесс переваривания, разложение и ассимиляцию мира дня в лабиринте психэ. Обрывки и частички дня ночью, в ходе работы сновидения, превращаются в субстанцию психики, используемую для воображения - архаизации, регрессии, символизации, конденсации и пр. - чтобы забрать содержания дня, превратив его в часть души.
Правильная работа со сновидениями подкрепила бы этот процесс переваривания или умирания, протекающий в ходе сновидения. Интерпретация, порождающая сновидение, воплощает смерть для мира дня, превращая его из буквальной реальности в метафорическую реальность. Чем чаще я вижу во сне свою мать и отца, сестру и брата, сына и дочь, тем менее это те живые люди, воспринимаемые мной с моей наивной буквальной точки зрения и тем более они становятся обитателями подземного царства моей психики. Моя семья становится моими предками, тенями или духами, если угодно, и дом моей семьи переходит из геи в хтон.
Юнг ясно видел два подхода к сновидению и использовал два варианта интерпретации: на объективном и на субъективном уровне. Однако давайте помнить, что это уровни интерпретации, а не сновидения. Само сновидение полностью субъективно, по словам Фрейда: "каждый сон касается лишь чьей-то конкретной личности" (ID, 299). Даже если Юнг говорил о субъективности как о чем-то много более глубоком и более архетипическом чем то, что имел в виду Фрейд, они оба рассматривали все картины и персонажей сна как внутренние психические возможности. События сна относятся к чьему-то субъективному миру - это отправная точка всей глубинной психологии. В юнгианстве субъективный уровень на самом деле перемещает верхний мир в мир нижний.
Однако в юнгианской методе есть один пробел, дань старому взгляду Фрейда на "реальность" и рассмотрение сновидения как "компромисса" (NIL 31: 01; 58-9), что компрометирует весь прогресс юнгианцев по отношению к работе Фрейда и уводит от истинно субъективного, относящегося к подземному миру отношения к сновидению. Это расщепление эго сновидения.
Отстраняя позицию работы эго, все его идентификации с его "реальностью" через персонализм, натурализм, причинность, морализм и пр., мы возвращаемся к эго как двумерной тени. Оно теряет свое наполнение, точку зрения, основанную на телесной перспективе. Нашей первой задачей является научить эго тому, как видеть сновидения таким образом, чтобы узнать что-то о себе. Потому что само эго в сновидении - не является ли полностью субъективным персонажем, другой метафорой, симулякром или тенью того я, которое укладывается спать? Подразумевается что эго сновидения и эго бодрствования связаны особыми отношениями, как двойники; они являются тенью друг друга, подобно тому как Гадес является братом Зевса. Однако "я" в сновидении не является тайным режиссером пьесы (Шопенгауэр), а его желания - не те, что исполняются во сне. Сон принадлежит не "мне", а психэ, а эго сновидения лишь играет одну из ролей в этом театре. Если толкователь сна обращается к сновидцу с точки зрения действий его эго в сновидении, он рассматривает эго на объективном уровне, как действующий персонаж ежедневной жизни. Это в точности является ошибкой большинства толкователей снов: все фигуры сновидения воспринимаются на субъективном уровне, в то время как эго рассматривается на объективном уровне. Это архетипическая сложность, поскольку эго само по себе является феноменом верхнего мира, до тех пока не становится воображаемым эго76, которое научилось видеть сны.
76 Более подробная разработка представления о том, что термин "эго" может сохраняться, однако его основу можно изменить, отказавшись от архетипа героя в пользу того, который не находится в состоянии войны с воображением.
Поскольку эго относится к объективному уровню, его тень, эго сновидения, как правило находится не в своей тарелке, реагируя тем способом, который обычен для верхнего мира. Для того чтобы в сновидениях проявилось эго сновидения, этот житель подземного мира, придерживающийся его законов, отличающихся от законов верхнего мира, обычно требуется довольно длительный анализ сновидений. Ничто в сновидении не следует воспринимать так, как оно выглядит и ничто в нем не связано с объектами верхнего мира - возвращения наверх нет. В сновидениях не существует хороших или плохих предзнаменований, поскольку надежда является чуждой категорией, не имеющей отношения к подземному миру, в котором каждое сновидение само собой является удовлетворенным желанием. Ничто не следует воспринимать с точки зрения компенсации, которая лишь отражает сон с точки зрения верхнего мира, как если бы у сновидения не было собственных целей, и оно лишь пребывало бы в узде верхнего мира для обеспечения баланса в мире дня.
Толкователь снов должен лишь помочь тени эго работать с её подземным окружением. Толкователь сновидения является направляющим Вергилием, или Терезием, или Хароном, слугой Гадеса и Персефоны; он не Геркулес и не Орфей. Его труд - служба Гермесу Хтониону или Гермесу Психопомпу, соответствующая направлению движения вниз. Гермес переносит души вниз; герои, стоящие за эго, пытаются возвратить их обратно наверх.
Потому, движение от субъективной интерпретации обратно в мир дня в для ответа на вопросы: "что это значит для моей повседневной жизни?", "что мне делать?", "как это влияет на мои отношения с людьми, чьи образы появились передо мной во сне?" - ответ на эти вопросы, толкование снов для связи с миром дня является подходом к сновидению, свойственным героическому мифу, а не точке зрения подземного мира. Даже мантический подход к толкованию, по которому сновидения "содержат послания от бессознательного", обладающего вечным знанием, в конечном счете возвращает сновидение к эго мира дня. Для кого это послание?; кто хочет его узнать?; кто его понесет? - только лишь эго.
Многие древние традиции утверждали, что душа отделяется от тела во время сна. И она "скитается", и эти "скитания" означают, что его логика не сводится к линейным последовательным шагам. Это последовательное продвижение Плотин (II, 2, 2) находил связанным с телом, а не душой. Во сне душа движется в фантазии, которую греки часто связывали со "скитанием"; или, по Тимею, скитания означают движение в соответствии с потребностями иррациональной Блуждающей Причины. Убеждение, что во время сна отделенная от тела душа блуждает означает что сновидения отходят от буквального восприятия тела. Таким образом, методы психотерапии, соединяющие сновидения с языком тела и эго тела, ошибочно пытаются вместить душу в те рамки, которые сновидение позволяет ей покинуть.
Гераклит говорит (отр. 73) : "Не следует говорить и действовать подобно спящим"* (Бёрнет)77; быть может, во сне не следует говорить и действовать, подобно бодрствующим. Следует помнить о том, что есть разница. Однако Геркулес не знает об этом различии. Он продолжает "мыслить телесно" и наносит ущерб подземному миру, ранит Гадеса стрелой в плечо.
77 Маркович объединяет и переводит этот отрывок совершенно иначе. См. его отр. 1.
Представляя Геркулеса в Доме Гадеса (Алцест, 846-54; I V, 397; Оды XI, 601 §§; Аполлодор II, 5, 12) - его агрессивность, обнаженный меч, натягиваемую тетиву, убийство скота, борьбу с пастухом, поимку Кербера - мы представляем воображаемую парадигму инстинкта жизни, как называл его Фрейд, в пределах инстинкта смерти (EI, 59). По мнению Фрейда именно это слияние является источником агрессивности (BPP, 73f; CP II, 260). Мы скорее в буквальном смысле убьем, чем позволим себе метафорически умереть; отказывая необходимости умирать, мы нападаем на саму смерть, и наша цивилизация, ставящая памятники героям в качестве символов победы над смертью, превозносит геркулесовское эго, не знающее правил поведения в подземном мире.
Для исследователей мифологии остается вопросом, был ли Геркулес когда-либо инициирован в Великие Элевсинские мистерии, что значило бы, что он перенес свое сознание из жизни мира дня в смерть мира ночи. Такой перенос осуществим. Путем анализа. По наблюдениям Зильберера, Ранка и Фрейда, в ходе анализа люди начинают видеть сновидения требующие "анагогического" истолкования (прим. перев. - истолкования в возвышенном символическом смысле), поскольку имеют более чем одно значение (TD, 144n), словно пока мы посредством ночных путешествий учимся видеть сны, сами сновидения изменяются, становясь более глубокими, символическими, возвышенными. Но поступки Геркулеса в подземном царстве могут, по видимому, привести к тому что такая инициация, если она имела место, не окажет никакого влияния. В то время как Одиссей и Эней, как было указано выше, отправляются в подземный мир для того, чтобы узнать что-то о верхнем мире, Геракл идет _забрать_, играя мускулами, как и в верхнем мире, и проверяя реальность каждого видения (напр., при виде головы Горгоны он обнажает меч). Фрейд пишет (TD, 149) : "Нам следует признать проверку реальности в качестве одного из великих законов Эго".
В подземном царстве в качестве злодея выступает эго, не Гадес; эго наносит ущерб, как уже заметил Стеффенс: "Это бодрствование во сне, являющемся по-настоящему глубоким сном, глубинным размышлением души в потаённом богатстве её внутреннего бытия, препятствует, подавляет его, как дневной сон препятствует бодрствованию."78 Мы видим, как герой реализует эго сновидений посредством агрессии по отношению к тому, что кажется подозрительным, к тому, что незнакомо и к тому, что существует самостоятельно (животные), повышенной активности - напор, смена обстановки, погоня за новой целью, преодоление пространства посредством транспорта. Мифы говорят нам, что нельзя обнажать меч в подземном царстве; с тенями можно лишь бороться - или бросать в них камни. Гадес никогда не занимает активную позицию в воображении Гомера79; он принимает души, которые сходят вниз. Его характерной чертой, пишет Кереньи80, является мягкость.
78 Стеффенс, цит., ст. 698, цитируется по Бегину, цит. стр. 108.
79 Нильссон, цит., стр. 455 : " . . .Царь подземного мира правит, но никогда не вмешивается...". Нильссон особо отмечает пассивность Гадеса, что является важным ключом к психологии противостояния Геркулес - Гадес.
80 О герое в подземном мире, см. К. Кереньи, "The Heroes of the Greeks" ("Греческие герои"), Лондон: Thames and Hudson, стр. 179, и "Apollon", Дюссельдорф: Diederichs, 1953, стр. 237.
Потому золотым правилом для истолкованием сновидения будет предположение, что всё во сне правильно, за исключением эго. Оно совершает ошибки, поскольку пришло извне и не способно видеть во тьме. Эго - это ученик, который учится тому, как видеть сны и как умирать, по-прежнему цепляющийся за пространство, аспекты штула или молк, реагируя буквально на то, что будто бы телесно. У него по прежнему нет взгляда сухма или малкут на метафору и оно не может смотреть сквозь другие образы до тех пор пока не научится им позволять видеть сквозь себя. Опять же, на языке Гераклита (отр. 21) : "все, что мы видим, когда спим, есть сон" (Кирк)81. Во сне мы не видим дневной мир; мы видим Гипнос. В режиме сновидения эго учится "видеть сон", и способ толкования должен защищать этот сон.
81 Маркович возражает против этого, предполагая Гипнос проклятием. Однако, он сообщает, что Снелл переводит это как "Traum" ("Сновидение"), Целлер как "Traumbild" ("Образ сновидения"), Бернхардт как "Trugbild" ("Мираж"), а Кранц как "Dammerung" ("Сумерки"). Бёрнет переводит: " . . .всё, что мы в дрёме видим - это сон".
Работа сновидения
Следует вновь взглянуть на работу, происходящую в ходе сна. Фрейд рассматривал работу сна как "самую важную часть сновидения" (NIL, 17). Юнгианский анализ в первую очередь состоит из работы со сновидениями. Работа сновидений и работа со сновидениями являются существенной частью глубинной психологии. Что такое эта работа и зачем она нужна?
В первую очередь, мы должны провести границу между этой "работой" и Геркулесовым трудом, и возвратить идею работы к самой работе сновидения, где работа - это деятельность воображения, та работа воображения, которая знакома нам благодаря творчеству художников и писателей. Не всякая работа выполняется эго в пределах реальности; есть работа, выполняемая воображением для собственного удовольствия и собственной фантазии. Башляр здесь является лучшим проводником, чем Фрейд, а Юнг - лучшим проводником, чем Маркс, поскольку слово "работа", "делание", используется здесь в своем алхимическом смысле, вне буквального восприятия философского сознания, которое получает прибыть от работы сновидений.
Кроме того, следует помнить, что в воображении нет разделения между работой и игрой, реальностью и удовольствием, так что мы можем отбросить такие концепции как "человек играющий" и современные философии игры, которые восхваляют дитя и пуэр, как новых современных богов, философии, которые сами по себе являются следами блистательных дней протестантского бунта и его рабочей этики. На этом уровне нет разницы между работой сновидения и игрой воображения.
Давайте, вслед за Башляром82, примем, что работа сновидений это ловкость пальцев, лепка пластичного мира, в котором разворачиваются сновидения83. Сырье воображения можно представить как подымающееся тесто, или расплавленный металл, или твердую породу нашей внутренней тяготы, или как плывущие облака, в формах которых угадываются наши настроения. Ночью же происходит формовка, ибо "спящие являются работниками", по словам Гераклита (фраг. 75) "и сотрудниками того, что происходит в космосе" (Уилрайт).
82 Г. Башляр, "La Terre et les rêveries de la volonté" ("Земля и сон воли"), Париж: Corti, 1948, стр. 74-104; см. "О поэтическом воображении" и "Фантазия", перев. К. Годин, Индианаполис: Bobbs-Merrill, 1971, стр. 80f.
83 См. там же (примечание Година), а также: Башляр "Пространство сновидения" в его "Le Droit de rêver" ("Законы сновидения"), Париж: P. U. F., 1970, стр. 195-200; Башляр, "La Poetique de la rêverie" ("Поэтика фантазии"), Париж: P. U. F., 1968, стр. 144; "The Poetics of Rêverie", перев. Д. Рассела, Бостон: Beacon, 1971, стр. 167.
Работа сновидений осуществляется комплексами, как указывал уже Юнг в 1906 году, демонстрируя отношение между комплексами и персонажами сновидений (CW 2, 944; см. CW 8, 202). Эти комплексы это "крошечные человечки" (CW 8, 209), которые служат пальцами, работающими над первородной глиной воображения. Это гномы, трудящиеся ночью, подземные кузнецы и строители лабиринтов, искусные мастера, не прекращающие отделку, или, выражаясь словами Юнга, постоянную деятельность воображения психики, создающую то, что мы называем реальностью (CW 6, 78, 743). Сны порождаются присутствующими в них фигурами, персонифицированными внутренними комплексами, каждый из которых является архетипом.
Это работа сновидений, которая, по Фрейду, охраняет сон, что и является истинным назначением сновидений. Но я считаю, что этот сон - не биологический сон, о котором говорил Фрейд, а, скорее, сон поэтический, о котором говорили романтики. Я считаю, что и Фрейд также подразумевал этот поэтический сон, воспетый романтиками, поскольку во сне он усматривает возвращение к первичному нарциссизму (TD, 138) - это другой термин, взятый из мифологии, и являющийся одной из излюбленных мифологем поэтического сознания. В связи с нарциссизмом и Нарциссом мы можем попробовать с новой точки зрения осмыслить то, что по словам самого Фрейда являлось камнем преткновения всей его теории сновидений - общее предположение о том, что "сновидения являются удовлетворяемыми желаниями" (NIL, 41). Юнгианская критика этой гипотезы сосредотачивалась на "желании" и игнорировала "исполнение". Но, "если содержание сновидения является отображением исполненного желания" (OD, 61), тогда что именно служит для выполнения инстинктивного желания? Ответом может быть только работа сновидения; образы, порожденные сновидением исполняют вожделения инстинкта.
Здесь мы приближаемся к Юнгу, который воспринимал архетипические образы в качестве репрезентации инстинктов, их другую сторону, дополняющую инстинкт, или, по мнению Фрейда, исполняющую его требование. Работа, которая происходит во сне удовлетворяет инстинктивные или архетипические потребности, не только посредством умозрительного понимания смысла и содержания - поскольку сновидения как раз поразительно непонятны; как указывал Фрейд, они не являются сообщениями. Также и желания не удовлетворяются внутренними эмоциями и действиями в сновидении, часто лишенном и тех и других. Это удовлетворение абсолютно нарциссическое, удовлетворяющее Нарцисса, образ, в котором психэ видит свое отражение, образ, который психэ способно отразить.
Включение Фрейдом романтического сна в рамки своей обманчиво простой и с виду абсолютно естественнонаучной идеи о том, что сновидения служат удовлетворению инстинктивных желаний в целом, замечательно в одном отношении: весь процесс удовлетворения потребностей инстинкта является внутренним, полностью психическим, или - нарциссическим. Не требуется внешнего события или объекта; ни схватки, ни бегства, ни пищи. Сновидение является инстинктом, как питание или сон, а образы в сновидениях являются механизмом удовлетворения, подобно сну и пище.
Мы можем перевести теорию Фрейда на язык платоновского Кратила (403-4): "Что удерживает души в подземном царстве?" - спрашивает Сократ ("что держит психэ в состоянии сна?" - спрашивает Фрейд). Вожделение (желания). Что удовлетворяет вожделение? (что исполняет желания?) Благодетельный разум Гадеса (404а): "его ведание прекрасного", от которого происходит его имя (эйденаи), т.е. его скрытая связь с эйдосом и эйдолоном, воспринимаемой архетипической идеей в виде психического образа. Таким образом, то, что мы видим в сновидениях - это архетипические идеи, которые являются одновременно мудростью и разумом скрытого Бога. Эти образы удовлетворяют вожделения души. Эти образы питают сходящую вниз душу. Или, как писал романтик фон Баадерс: "Образы творит добрая душа! Они ей кушанием служат."84
84 Франц фон Баадерс "Tagebücher aus den Jahren" ("Многолетние дневники") 1786-1793, Лейпциг, 1850, цитируется по Бегину "Traumwelt" ("Мир сновидений"), стр. 109.
Лучшим питанием являются мифологические образы. Допущение, что психэ и психология наилучшим образом удовлетворяются через миф, мы обнаруживаем в первую очередь в том, как Фрейд использует древние мифы, переписывая их в новые мифы; мы обнаруживаем то же допущение в теоретическом выражении у Юнга и, конечно же, прежде них мы находим его у романтиков. Они особо отмечали аналогии между мифом и сновидением. Уже фон Шуберт (1814)85 проводил точные параллели между символическими образами сновидения и образами культа Диониса и Элевсинских мистерий.
85 Г. Х. фон Шуберт, "Die Symbolik des Traumes" ("Символика сновидений"), Бамберг, 1814. см. Бегин "Traumwelt" ("Мир сновидений"), стр. 137 ff, в первую очередь стр. 142.