"СНОВИДЕНИЯ И ПОДЗЕМНЫЙ МИР" ч.2
Попытки толкования сновидений в контексте жизни достаточно часто яростно критиковалась. Позвольте привести пример такой критики:
"Из больных условий нынешних времен происходят глупые попытки объяснить сновидения, возникающие во сне, на языке бодрствующего сознания. Такой метод объяснения не видит во снах ничего, кроме полускрытых мыслей и образов дня".
Эти слова были написаны Хенриком Штеффенсом8 и опубликованы в Лейпциге в 1821, и от них до времени Фрейда столько же, сколько от нас. Слова Штеффенса представляют собой романтическую критику бодрствующего сознания, критику, которая - до Фрейда, или после него - основывается на установлении онтологического разделения между миром дня и миром ночи. Разведенные по противоположным углам, миры эти пытаются отрицать друг друга, выставляя друг другу диагнозы безумия или зла.
8 Х. Штеффенс, "Caricaturen des Heiligsten" ("Карикатуры священного"), ч.2, Лейпциг, 1821, стр. 696. (Цитируется по Бегуину, перевод автора): Стеффенс был норвежцем, чья академическая карьера проходила в Галле, Бреслау и Берлине, после получения образования во Фрайбурге и Йене. Типичные романтический черты в нём: почитание Шеллинга, блуждание с места на место, переход в католическую веру и отречение от неё, написание сказок и автобиографии, а также его разноплановые интересы, от естественных наук до теологии.
Когда Фрейд начал работать со сновидениями и отношением между сознанием спящим и бодрствующим, он коснулся одной из основных архетипических фантазий XIX века. Для Фехнера, к которому мы вскоре обратимся, данное отношение между сном и бодрствованием было тем, вокруг чего крутится жизнь, самим её определением9. Поскольку романтизм - который был столь полно и прекрасно раскрыт Альбертом Бегуином в его работе "L'ame romantique et le reve"10, ("Романтическая душа и мечта"), работе, которая должна быть включена в программу любой школы глубинной психологии - сон и пробуждение, день и ночь, стал хранилищем любых возможных видов мысли. Эти "состояния дня и ночи", говоря языком Жильбера Дюрана, стали основными носителями противоположностей: онтологических, психологических, символических, этических. Если мы переведем проблему на этот язык, так, как сейчас, мы немедленно вернемся к традиции взглядов на день и ночь, сон и бодрствование, берущей начало по крайней мере с Гераклита, продолжаемой Платоном и "мифом о пещере", через неоплатонизм, романтизм, созданные Фрейдом две системы функционирования ума и дойдем до лунного и солнечного сознания Юнга.
9 "Человек живёт на земле не единожды, но трижды. Первая часть его жизни - быстрый сон, вторая часть - переход от сна к пробуждению, третья часть - вечное пробуждение... Переход от первой части ко второй части жизни называется рождением; переход от второй к третьей называется смертью". Q.E.D. : этап перехода от сна к бодрствованию называется жизнью. Г. Т. Фехнер, Das Buchlein vom Leben nach dem Tode ("Брошюра о жизни после смерти"), 3-е издание, Гамбург/Лейпциг: Voss, 1887, стр. 1-2. (перевод автора). Во многом из-за этой книги У. Уили (EJ 13-1945, p. 50) записывает Фехнера в неоплатоники, А. Корбин (EJ 22-1953, p. 97f) цитирует из другой поздней работы Фехнера "Uber die Seelenfrage, ein Gang durch die sichtbare Welt, um die unsichtbare zu finden" ("О вопросе души, путешествие через зримый мир, чтобы найти незримое"), Лейпциг, 1861, в качестве западного варианта иранского откровения. Что интересно, Юнг в "Эранос" (EJ 14-1946, p. 394) делает ссылки на другую, научную сторону трудов Фехнера в "Elemente der Psychophysik"). Даже Фрейд (BPP, 3) ссылался на более романтическое произведение Фехнера "Einige Ideen zur Schopfungs- und Entwichlungsgeschic Me der Organismen", 1873 - в котором представлена позиция Фехнера в отношении дарвинизма.
10 А. Бегуин, "L'ame romantique et le rive" ("Душа и сновидения у романтиков"), 2е изд.. Paris: Corti, 1939. Я использовал перевод на немецкий язык Дж. П. Вальсера, "Traumwelt und Romantik" ("Мир сновидений и романтизм"). Берн/Мюнхен: Francke, 1972, в котором вся библиография была переработана, а немецкие цитаты приводятся в современном написании.
Никто не извлек из этой метафоры больше, чем Густав Теодор Фехнер (1801-1887) из Лейпцига , который каждодневно жил фантазией о Tagesansicht ("дневном взгляде") и Nachtansicht ("ночном взгляде"). Он, с одной стороны, был основателем психофизики, способным экспериментатором, использующим качественный и количественный подход к психологическим проблемам, и одновременно под именем доктора Мизеса писал трактаты, серьезные и сатирические, на такие темы, как "Компаративная анатомия ангелов", "Личная жизнь растений", "Зенд Авеста", разнообразную сатиру о медицине11, и о жизни после смерти. Я упоминаю его по нескольким причинам, и отчасти потому, что Бегуин не упоминает его. Фехнер демонстрирует реальность двух миров лучше, чем кто-либо, поскольку в нем они разделены. В возрасте 39 лет, после многих лет интенсивных исследований и экспериментальной работы, в особенности в области психофизики восприятия цвета, ему пришлось носить голубые очки, а после этого он ослеп. Он впал в меланхолическую изоляцию, утратил контроль за собственными мыслями, его мерещились пытки, а его пищеварительный тракт отказал. Он пребывал в этом мучительном состоянии в течение трех лет. Дважды он был чудесным образом исцелен: один раз, когда его подруге приснилось, что она готовит ему ветчину "по-крестьянски", очень пряный сырой окорок, маринованный в лимонном соке и рейнском вине. Она его приготовила, принесла Фехнеру и он съел его, что, вопреки его собственному здравому смыслу, восстановило его аппетит и пищеварение. Второе и окончательное исцеление произошло, когда одним утром на рассвете он обнаружил, что способен выносить свет и даже жаждет его, и оказался тогда на пути к исцелению. Он прожил ещё сорок четыре года, и умер в 86 лет.12
11 В основном по "Kleine Schrifien von Dr. Mises" ("Малые работы доктора Мизеса"), Лейпциг: Breitkopf und Hartel, 1875.
12 Эти подробности взяты из собственной работы Фехнера "Krankheitsgeschichte" ("Описание заболевания"), написанной им в 1845 (спустя два года после его излечения) и приведенной в биографии, написанной его племянником (Дж. С. Кунце "Gustav Theodor Fechner [Dr. Mises]", Лейпциг: Breitkopf und Hartel, 1892, стр. 105-35.) О его болезни писал Элленбергер и без подробной биографической информации писал К.Лассвиц, "Gustav Theodor Fechner", Штутгарт: Frommann, 1896, стр. 41-48 и IT. Вентшер "Fechner und Lotze" ("Фехнер и Лотце"), Мюнхен: Bernhardt, 1925, стр. 31-37.
Hartel, 1892, стр. 105-35.) О его болезни писал Элленбергер и без подробной биографической информации писал К.Лассвиц, "Gustav Theodor Fechner", Штутгарт: Frommann, 1896, стр. 41-48 и IT. Wentscher "Fechner und Lotze", Мюнхен: Bernhardt, 1925, стр. 31-37.
Касательно ветчины: достаточно долгое время Фехнер питался ей каждый вечер, добросердечная женщина приносила ему еду регулярно. "Постепенно я научился принимать и другую стимулирующую и пряную мясную пищу и кислую пищу, перестав питаться только пустой и безвкусной едой. Долгое время я не переносил простой воды, хлеба и мучных блюд, однако при этом успешно принимал мясо любого вида, в особенности хорошо наперченное" (там же, стр.111-12). Внезапное улучшение самочувствия после сновидения о мясе и приема мясной пищи (несмотря на сопротивление) после долгой безвкусной диеты в точности соответствует тому, что произошло с Гопи Кришной во время кризиса - в частности, история с мясом - о котором я писал в другом месте. Это интереснейшая параллель; они оба пережили муки, не могли читать, оба были поглощены тем, что происходило у них в головах, о них обоих заботились жены и оба пришли к новым взаимоотношениям со светом. (см. мой "Комментарий" на "Kundalini" Гопи Криштны, Лондон и Беркли: Watkins and Shambala, 1970, стр. 204f по поводу мяса и примечание 53 ниже.)
После выздоровления Фехнер стал обращенным. Он перешел с кафедры физики на кафедру философии. Мир дня и мир ночи стали значить для него иное, чем для его предшественников эпохи романтизма. Мир дня был миром света, духа, Бога и красоты; мир ночи - материи, пессимизма, безбожного секуляризма. Он поместил идею бессознательного в мир ночи13. Но, несмотря на перемену ценностей, архетипическая фантазия двух этих состояний осталась для него фундаментальной, как она остается фундаментальной для любой глубинной психологии.
13 Г. Т. Фехнер, "Die Tagesansicht gegenüber der Nachtansicht", Лейпциг: Breitkopf und Hartel, 1897, стр. 22. Типичный романтический контраст дневного и ночного миров, который Фехнер перевернул с ног на голову, вполне представлен Г. Г. фон Шубертом (см. Бегуин) и Ф. Сплиттгербером, "Schlaf und Tod oder die Nachtseite des Seelenlebens" ("Сон и смерть, или тёмная сторона жизни души"), Галле: Julius Fricke, 2е изд. к 1881. (Бегуин не упоминает этой работы.)
Обращаясь к Фехнеру, в качестве исходной точки я беру письмо Фрейда Флиссу (OPA, Letter 83, 9 февраля 1898): "Я глубоко погрузился в книгу снов ... Если бы только не нужно было читать! Подобной литературы по предмету уже слишком много для меня. Единственную дельную вещь по теме высказал старый Фехнер ..." Эта "дельная вещь", которую высказал старый Фехнер, была перефразирована и выделена Фрейдом (ID, 48 и 536): "место действия сновидения отличается от места действия умозрительной жизни наяву". Эту идею Фрейд почерпнул в цитате из фехнеровской книги "Элементы психофизики" (изд. 1889):
"Если бы место действия психофизической активности было тем же, что и для сна и бодрствования, сновидения могли бы быть, по моему мнению, лишь продолжением умозрительной жизни наяву, с меньшей интенсивностью и, кроме того, с необходимостью бы относились к той же материи и форме. Но факты вполне очевидно говорят об обратном".
Эту идею, что место действия сновидений по сути своей иное, Фрейд разработал в концепцию "психической локальности" бессознательного. "Психическая локальность" сновидения, продолжает он "соотносится с моментом... когда появляется одна из предварительных стадий образа".
Мышление Фрейда в данном случае, как и мышление Фехнера, является топическим14. Говоря "в сновидениях имеет место топографическая регрессия" (TD, 144), Фрейд перемещает сновидение, и саму психологию, из функционального и описательного космоса в топографический космос. Он вернул психотерапии мир внутренних пространств. С этого Фрейд начинает описывать внутреннюю географию, совершая путешествие в воображаемое15. Через сновидения он заново открывает внутренний мир. Это обозначено в лозунге "Толкования сновидений", взятом из "Энеиды" Вергилия: "Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo" - "Если я не могу склонить высшие силы, я передвину Ахерон" (самую ужасную и зловещую реку подземного мира). Вскоре мы подробно рассмотрим подземный мир, отправившись в "путешествие" по нему. Однако я предполагаю, что общие черты его топографии и описание его свойств вам уже известны из мифологии, религии и поэзии. Поэтому, когда я буду излагать фрейдовскую топографию бессознательного, я прошу вас прислушаться к его описаниям, сравнив их с тем, что вы знаете сами.
14 Хотя Фрейд знал об опасности смешения топического мышления психологии с мышлением физиологии (кортикальной и медуллярной областей мозга), он уделил меньше внимания другим опасностям, проистекающим из данной метафоры. Воображаемое пространство - не просто хранилище, ему присуще ценностное разделение таких понятий как "верх" и "низ", "поверхность" и "глубина", "близость" и "удаленность". Оно привносит свои онтологические, эстетические и моральные порядки, которые отражены в духовной топографии многих религий. На само "бессознательное" повлияло то, что Фрейд "расположил" его в глубине; его описание, подобно описанию "Id" никогда не сможет избавиться от присущего ему ощущения, что бессознательное является основой сознательной жизни и является "скрытым основанием" его онтологии и ценностей.
15 Наиболее полно психологическую, визионерскую или воображаемую географию описал А. Корбен. Введение в его идеи и дальнейшие отсылки на английском языке можно прочесть в "Mundus Imaginalis : or the Imaginary and the Imaginal" ("Мир Воображаемый: Воображаемое и Образное"), весна 1972, Нью-Йорк/Цюрих: Spring Publ., 1972, стр. 1-19.
Прежде всего, подсознательное является регионом ниже сознания, откуда происходят неврозы и сильные психологические страдания, и оттуда же приходят сны. Между двумя этими областями - и Фрейд рисовал карты (NIL, 105; EI, 24) - существует порог или "преграда" (NIL, 103), препятствующая проникновению, и даже грозный "цензор" (CP IV, 105f, IL, 140f). Психология использует концепцию сдерживания для описания того факта, что основа образов находится на той стороне. То, что находится в другой "области ума" (NIL, 96), вносит беспокойство в нашу повседневную жизнь.
Фрейд часто говорил о другой стороне суеверно, используя безличные местоимения (NIL, 94). Оно, Ид, в его поздних теориях заменяет топографическое бессознательное. Корни Оно лежат в философском мышлении - Ницше и Шопенгауэра - но способ именования Фрейда и его описания скорее указывают на корни в мифологическом мышлении, которому свойственно использование суеверных выражений и эвфемизмов для описания Гадеса и подземного мира. Как заметил недавно в лекции мой коллега Гуггенбюль-Крэйг: "Фрейдисты не могут правильно понять Фрейда, поскольку воспринимают его слова буквально. Только юнгианцы способны понять Фрейда правильно, поскольку они прочитывают его мифологию".
Так, Фрейд говорит о "психологическом внутреннем мире" (NIL, 79) описывая бессознательное и подавленное как "другую землю" (NIL, 78), а энергию Ид как "жидкость" (NIL, 100). Сейчас многие психологи легко опознают водные тела, от бассейна до океана, как "бессознательное". Фрейд утверждает, что пространство Ид следует представлять как несравнимо огромное по сравнению с Эго (NIL, 104), и что то немногое, что мы о нём знаем, известно в основном благодаря гипнозу (названному в честь Гипноса), изучению заболеваний и изучению снов (NIL, 98).
Кроме того, мы узнаем о нем, проваливаясь сквозь щели, трещины и разломы в сознании, сквозь которые открывается бессознательное. Такие разломы Фрейд называл психопатологией повседневной жизни, а Юнг - нарушениями внимания. Мифология распознавала эти прорехи в продолжении земной поверхности под землей, в пещерах и дырах как входах в подземный мир. Кроме того, подобно классическому подземному миру, бессознательное в основном описывается в отрицательных терминах (NIL, 98), поскольку по определению оно незримо и не познаваемо напрямую.
Фрейд утверждает: "Мы приближаемся к Ид с образами, и называем его хаосом, бурлящим котлом возбуждения" (NIL, 98). Однако "оно не может указать, чего хочет" (EI, 59) - не более, чем мертвые в подземном мире - шепотом16. "Ид возможно запечатлеть", - утверждает Фрейд в последнем предложении его эссе, которое ввело Ид в психологию, - "под властью немых, но могущественных инстинктов смерти". . . (EI, 59). Подобно классической образу смерти, "инстинкт смерти" Фрейда "неуловим", неразличим (EI, 40, 42, 46). В Ид нет законов логики; у Ид нет ценностей, добра и зла, морали (NIL, 99; EI, 54; CP, V, 155). Прежде всего, Ид не воспринимает течение времени (BPP, 33). Остающиеся в нем импульсы "практически бессмертны и сохраняются на долгие десятилетия, будто лишь недавно произошли" (NIL, 99). В силу его бессмертия, Фрейд ассоциирует его с героями (CP IV, 313). Кроме того: "в Ид ... находят прибежище остатки бесчисленных существовавших Эго". Эти "возрождающиеся контуры старых Эго" воскресают в личной жизни (EI, 38).
16 Лекс, "Unterwelt" ("Нижний мир") 81-2. Голос мёртвых - шёпот, и римские поэты (Овидий, "Метаморфозы", 5, 356; Вергилий, "Энеида", 6, 264, 432) указывают, что мёртвые немы.
Эго, по фантазии Фрейда, "означает рациональный ум и бдительность" (NIL, 102; EI, 25). Его взаимоотношение с Ид мы представляем как взаимоотношение героя и подземного мира. Ибо герою также приходится использовать "уловки" (NIL, 102) - это слово Фрейда - для того, чтобы заполучить энергию. А если он не использует трюки, он использует "мускулы" (EI, 41, 56; TD, 148; OTL, 7) - опять таки, Фрейд использует это слово для описания Эго. Эго, подобно герою, должно встретиться с бушующими потребностями подавленного, где "желания восходят из настоящего ада" (IL, 143). Обитатели подземного мира на языке Фрейда называются "инстинктивные катексисы, ищущие выхода - с нашей точки зрения это всё, что содержит Ид" (NIL, 100). Эти катексисы накладывают крайние требования на Эго. Помните возмущенных мертвых, наступающих на Одиссея? И, наконец, Ид, подобно гомеровскому подземному миру, полностью отрезано от внешнего, сообщаясь с ним только посредством Эго (NIL, 104; OTL, 69).
Даже раннее фрейдовское описание терапии как "лечения разговором" и его метод - участники располагаются таким образом, чтобы не видеть друг-друга, ритуально отвращая взгляды - находит своё отражение в античности: "Жертва божествам мертвых производится с отвращенным лицом; не взгляд, лишь голос, допущен в земли почивших. Это может творить чудеса ... ",17 говорит Кереньи (относительно Орфея, который оглянулся и пропал).
17 К. Кереньи, "The Heroes of the Greeks" ("Греческие герои"), Нью-Йорк : Grove vergreen, 1962, стр. 283. и Лекс., там же. 67, 79.
Нетрудно перенести концептуальную мифологию психологии на мифологию подземного мира, как и представить себе взаимоотношения между мирами дня и ночи как схождение героя и наши современные представления о бессознательном как об отражении Тартара и Стикса, Харона и Кербера, Гадеса и Плутона. Последний, Плутон, в особенности важен для наших завуалированных ссылок на бессознательное как на "созидающее" бессознательное, хранилище множества драгоценностей, не место, где всё застыло в муке, но место, которое, будучи успокоено должным образом, становится плодородно. Подобно тому как эвфемизм служит для сокрытия беспокойства, Плутон скрывает Гадес, и "созидательное" бессознательное скрывает процессы разрушения и смерти в глубинах души.
Кризис среднего возраста произошел у Фрейда в то время, когда он работал над книгой сновидений. Элленбергер называет это "болезнью созидания" и сравнивает с тем, что произошло с Юнгом и Фехнером. Кризис Фрейда был его прорывом в царство глубин, которого он не смог достигнуть при помощи гипноза, кокаина и терапии истерий. Здесь мы должны вспомнить, что фрейдовское "Толкование сновидений" основано практически целиком на его собственных снах, это его собственное погружение, собственный отчет и собственный миф о подземном мире, превращенный в произведение искусства, и учебный труд, пригодный для других, как нейкия Данте и другие воображаемые путешествия классиков. Они использовали образы, а Фрейд представления. Но ощущения Фрейда в его собственной теории сновидений показывают их архетипическое значение. Теория сновидений, говорит он, "отмечает поворотный момент, когда анализ из метода психотерапии превратился в глубинную психологию человеческой природы". Его теория сновидений стала для него "новооткрытой землей, отобранной у царств Фольклора и Мистицизма". Продолжая, Фрейд говорит, что неоднократно, когда он пребывал в сомнениях и смущении относительно своей работы, именно сновидения и его теория сновидений придала ему уверенность19. Его опыт подземного мира, как, впоследствии, опыт Юнга, стал фундаментом для всей его жизни. Фрейд так писал в "Толковании сновидений": "Такое озарение выпадает в чьей-либо либо судьбе не чаще раза в жизни."20 И причина, по которой это приобретает личного значение, также резонирует с мифами подземного мира. Фрейд пишет: "Это [книга] была, как я обнаружил, частью моего собственного самоанализа, моей реакцией на смерть отца - а это самое важное событие, самая острая потеря в человеческой жизни"21. Если воспринимать его слова метафорически, на фоне нейкьи или архетипического нисхождения - вспомните Энея и его мертвого отца в подземном царстве - нам легче будет увидеть, как теория сновидений Фрейда может быть его поддерживающим образом и паролем "шибболет"22. Это была теория, состоящая не только из гипотез - подавления, исполнения желаний, работы со снами и прочего. Это было откровение о подземном мире, сформулированное на религиозном языке его времени и его личным шифром: метафорами рациональной науки.
19 Э. Джонс, "Sigmund Freud: Life and Work" ("Зигмунд Фрейд: Жизнь и труды"), ч.1, Лондон: Hogarth, 1953, стр. 351, пишет, что самоанализ Фрейда (который стал основой для книги о сновидениях) полностью воплощает дух сошествия героя в подземный мир: " . . . Фрейд совершил наиболее смелое своё деяние - психоанализ собственного бессознательного... и этот подвиг остается непревзойденным. Единожды совершенный, он увековечен. Ибо более никто не будет первым исследователем этих глубин... Это был поступок большой смелости, связанный с большим риском. Какая неукротимая храбрость...". На следующей странице Джонс называет это "Геркулесовым трудом". Фрейд пишет: "Эта теория занимает особенное положение в истории психоанализа; она является поворотным моментом. В теории сновидений анализ, перестав быть чисто психотерапевтическим методом, обратился к психологии глубин человеческой природы. С тех пор теория сновидений оставалась наиболее характерной и своеобразной отраслью молодой науки, чем-то, не имеющим параллелей в прочих областях научного знания, новым континентом, вырванным у царства Фольклора и Мистицизма. Своеобразие вовлеченных идей превратили её в пароль, использование которого отличает тех, кто способен уверовать в психоанализ от тех, кто неспособен принять его. Что касается меня, я всегда считал эту теорию точкой опоры в трудные времена, когда нерешенные проблемы неврозов затрудняли мой неопытный дух. Когда бы у меня не возникали сомнения по поводу правильности моих умозрительных умозаключений, то, что я смог перевести бессмысленные и сложные сновидения на язык ясных и понятных мыслительных процессов сновидца, давало мне, обновленную уверенность в том, что я был на правильном пути." (NIL, 15-16). Можно рассматривать это высказывания как исповедание Фрейдом своей веры и того, как он практиковал эту веру. Если там, где Фрейд пишет "наука" и "научный", поставить "религия" и "религиозный", а его "теорию сновидений" заменить на "взгляд в подземный мир", становится ещё более очевидно, что данное высказывание по сути является символом веры.
20 Введение к третьему английскому изданию ID.
21 Введение к второму английскому изданию ID.
22 См. прим. 19 выше.
Фрейд снова призывает "великого Фехнера" (ID, 536) в качестве фона для его принципиальной идеи. Эта идея не менее важна для нашего понимания подземного мира в психоанализе, чем его теория сновидений. Здесь я привожу цитату из небольшой книги Фрейда "По ту сторону принципа удовольствия", где он снова опирается на Фехнера (стр. 3-5), говоря: "... мы рассмотрели принцип, который управляет всеми умственными процессами, как особый случай фехнеровской тяги к стабильности ..." (CP II, 255). Мифологические описания персонажей подземного мира, застывших в повторении, неискупимых, нескомпенсированных, метафорически соотносятся с Фехнеровским принципом стабильности, с которым Фрейд связывает тягу к смерти. Мы вернемся к этому неизменному компоненту психэ в отношении серьезных социальных проблем, называемых психопатией или социопатической личностью.
Уважение Фрейда к Фехнеру заставляет и меня отнестись к его идеям более чем уважительно23. "Старый" и "великий" Фехнер, испытавший тягостный кризис среднего возраста и опыт переживания подземного мира, разрывавшее его страстное стремление к науке и мистицизму, наблюдению и предположению, вероятно, стал для Фрейда внутренним ментором, подобно тому как Юнг оглядывался на Карра и Парацельса, Ницше, Дорна и Гёте. Психологическая традиция основывается на собственной традиции, не только на идеях, но и на фигурах, которые мы выбираем для того, чтобы осветить, и помочь нам продолжить наши собственные биографии.
23 По Г. Ф. Элленбергеру "The Discovery of the Unconscious" ("Открытие бессознательного"), Лондон: Allen Lane, 1970, стр. 218 : "Фрейд заимствовал у Фехнера образ ментальной энергии, топографическое представление о разуме, принцип удовольствия-недовольства, принцип постоянства и принцип повторения. Значительная часть психоаналитической теории вряд ли развилась бы без спекуляций человека, которого Фрейд называл "великим Фехнером"." Фехнер также внес значительный вклад в мысль Юнга, помимо того, о чём Юнг упоминает прямо. Фехнер исследовал законы причинности и написал небольшую юмористическую заметку о четвёртом измерении, а также о предположении, что тень может быть живой; другая заметка называется extrema sese tagunt (Юнг раз за разом повторят "les extremes se touchent" ("противоположности сходятся"); в другой заметке Фехнер сатирически предполагает, что мир мог бы создан по принципу разрушения; он использует образ кристалла для описания удивительных сил души ("Zur Seelenfrage" ("О вопросе души") в "Die Tagesansicht"). Фехнер, в этом отношении, был сыном и внуком приходского священника. Отец Фехнера был, однако же, священником эпохи Просвещения, он проповедовал с кафедры без парика, привил своих детей от холеры и установил громоотвод на башне своей церкви. Как и Юнг, Фехнер изучал не теологию, а медицину.
"Из больных условий нынешних времен происходят глупые попытки объяснить сновидения, возникающие во сне, на языке бодрствующего сознания. Такой метод объяснения не видит во снах ничего, кроме полускрытых мыслей и образов дня".
Эти слова были написаны Хенриком Штеффенсом8 и опубликованы в Лейпциге в 1821, и от них до времени Фрейда столько же, сколько от нас. Слова Штеффенса представляют собой романтическую критику бодрствующего сознания, критику, которая - до Фрейда, или после него - основывается на установлении онтологического разделения между миром дня и миром ночи. Разведенные по противоположным углам, миры эти пытаются отрицать друг друга, выставляя друг другу диагнозы безумия или зла.
8 Х. Штеффенс, "Caricaturen des Heiligsten" ("Карикатуры священного"), ч.2, Лейпциг, 1821, стр. 696. (Цитируется по Бегуину, перевод автора): Стеффенс был норвежцем, чья академическая карьера проходила в Галле, Бреслау и Берлине, после получения образования во Фрайбурге и Йене. Типичные романтический черты в нём: почитание Шеллинга, блуждание с места на место, переход в католическую веру и отречение от неё, написание сказок и автобиографии, а также его разноплановые интересы, от естественных наук до теологии.
Когда Фрейд начал работать со сновидениями и отношением между сознанием спящим и бодрствующим, он коснулся одной из основных архетипических фантазий XIX века. Для Фехнера, к которому мы вскоре обратимся, данное отношение между сном и бодрствованием было тем, вокруг чего крутится жизнь, самим её определением9. Поскольку романтизм - который был столь полно и прекрасно раскрыт Альбертом Бегуином в его работе "L'ame romantique et le reve"10, ("Романтическая душа и мечта"), работе, которая должна быть включена в программу любой школы глубинной психологии - сон и пробуждение, день и ночь, стал хранилищем любых возможных видов мысли. Эти "состояния дня и ночи", говоря языком Жильбера Дюрана, стали основными носителями противоположностей: онтологических, психологических, символических, этических. Если мы переведем проблему на этот язык, так, как сейчас, мы немедленно вернемся к традиции взглядов на день и ночь, сон и бодрствование, берущей начало по крайней мере с Гераклита, продолжаемой Платоном и "мифом о пещере", через неоплатонизм, романтизм, созданные Фрейдом две системы функционирования ума и дойдем до лунного и солнечного сознания Юнга.
9 "Человек живёт на земле не единожды, но трижды. Первая часть его жизни - быстрый сон, вторая часть - переход от сна к пробуждению, третья часть - вечное пробуждение... Переход от первой части ко второй части жизни называется рождением; переход от второй к третьей называется смертью". Q.E.D. : этап перехода от сна к бодрствованию называется жизнью. Г. Т. Фехнер, Das Buchlein vom Leben nach dem Tode ("Брошюра о жизни после смерти"), 3-е издание, Гамбург/Лейпциг: Voss, 1887, стр. 1-2. (перевод автора). Во многом из-за этой книги У. Уили (EJ 13-1945, p. 50) записывает Фехнера в неоплатоники, А. Корбин (EJ 22-1953, p. 97f) цитирует из другой поздней работы Фехнера "Uber die Seelenfrage, ein Gang durch die sichtbare Welt, um die unsichtbare zu finden" ("О вопросе души, путешествие через зримый мир, чтобы найти незримое"), Лейпциг, 1861, в качестве западного варианта иранского откровения. Что интересно, Юнг в "Эранос" (EJ 14-1946, p. 394) делает ссылки на другую, научную сторону трудов Фехнера в "Elemente der Psychophysik"). Даже Фрейд (BPP, 3) ссылался на более романтическое произведение Фехнера "Einige Ideen zur Schopfungs- und Entwichlungsgeschic Me der Organismen", 1873 - в котором представлена позиция Фехнера в отношении дарвинизма.
10 А. Бегуин, "L'ame romantique et le rive" ("Душа и сновидения у романтиков"), 2е изд.. Paris: Corti, 1939. Я использовал перевод на немецкий язык Дж. П. Вальсера, "Traumwelt und Romantik" ("Мир сновидений и романтизм"). Берн/Мюнхен: Francke, 1972, в котором вся библиография была переработана, а немецкие цитаты приводятся в современном написании.
Никто не извлек из этой метафоры больше, чем Густав Теодор Фехнер (1801-1887) из Лейпцига , который каждодневно жил фантазией о Tagesansicht ("дневном взгляде") и Nachtansicht ("ночном взгляде"). Он, с одной стороны, был основателем психофизики, способным экспериментатором, использующим качественный и количественный подход к психологическим проблемам, и одновременно под именем доктора Мизеса писал трактаты, серьезные и сатирические, на такие темы, как "Компаративная анатомия ангелов", "Личная жизнь растений", "Зенд Авеста", разнообразную сатиру о медицине11, и о жизни после смерти. Я упоминаю его по нескольким причинам, и отчасти потому, что Бегуин не упоминает его. Фехнер демонстрирует реальность двух миров лучше, чем кто-либо, поскольку в нем они разделены. В возрасте 39 лет, после многих лет интенсивных исследований и экспериментальной работы, в особенности в области психофизики восприятия цвета, ему пришлось носить голубые очки, а после этого он ослеп. Он впал в меланхолическую изоляцию, утратил контроль за собственными мыслями, его мерещились пытки, а его пищеварительный тракт отказал. Он пребывал в этом мучительном состоянии в течение трех лет. Дважды он был чудесным образом исцелен: один раз, когда его подруге приснилось, что она готовит ему ветчину "по-крестьянски", очень пряный сырой окорок, маринованный в лимонном соке и рейнском вине. Она его приготовила, принесла Фехнеру и он съел его, что, вопреки его собственному здравому смыслу, восстановило его аппетит и пищеварение. Второе и окончательное исцеление произошло, когда одним утром на рассвете он обнаружил, что способен выносить свет и даже жаждет его, и оказался тогда на пути к исцелению. Он прожил ещё сорок четыре года, и умер в 86 лет.12
11 В основном по "Kleine Schrifien von Dr. Mises" ("Малые работы доктора Мизеса"), Лейпциг: Breitkopf und Hartel, 1875.
12 Эти подробности взяты из собственной работы Фехнера "Krankheitsgeschichte" ("Описание заболевания"), написанной им в 1845 (спустя два года после его излечения) и приведенной в биографии, написанной его племянником (Дж. С. Кунце "Gustav Theodor Fechner [Dr. Mises]", Лейпциг: Breitkopf und Hartel, 1892, стр. 105-35.) О его болезни писал Элленбергер и без подробной биографической информации писал К.Лассвиц, "Gustav Theodor Fechner", Штутгарт: Frommann, 1896, стр. 41-48 и IT. Вентшер "Fechner und Lotze" ("Фехнер и Лотце"), Мюнхен: Bernhardt, 1925, стр. 31-37.
Hartel, 1892, стр. 105-35.) О его болезни писал Элленбергер и без подробной биографической информации писал К.Лассвиц, "Gustav Theodor Fechner", Штутгарт: Frommann, 1896, стр. 41-48 и IT. Wentscher "Fechner und Lotze", Мюнхен: Bernhardt, 1925, стр. 31-37.
Касательно ветчины: достаточно долгое время Фехнер питался ей каждый вечер, добросердечная женщина приносила ему еду регулярно. "Постепенно я научился принимать и другую стимулирующую и пряную мясную пищу и кислую пищу, перестав питаться только пустой и безвкусной едой. Долгое время я не переносил простой воды, хлеба и мучных блюд, однако при этом успешно принимал мясо любого вида, в особенности хорошо наперченное" (там же, стр.111-12). Внезапное улучшение самочувствия после сновидения о мясе и приема мясной пищи (несмотря на сопротивление) после долгой безвкусной диеты в точности соответствует тому, что произошло с Гопи Кришной во время кризиса - в частности, история с мясом - о котором я писал в другом месте. Это интереснейшая параллель; они оба пережили муки, не могли читать, оба были поглощены тем, что происходило у них в головах, о них обоих заботились жены и оба пришли к новым взаимоотношениям со светом. (см. мой "Комментарий" на "Kundalini" Гопи Криштны, Лондон и Беркли: Watkins and Shambala, 1970, стр. 204f по поводу мяса и примечание 53 ниже.)
После выздоровления Фехнер стал обращенным. Он перешел с кафедры физики на кафедру философии. Мир дня и мир ночи стали значить для него иное, чем для его предшественников эпохи романтизма. Мир дня был миром света, духа, Бога и красоты; мир ночи - материи, пессимизма, безбожного секуляризма. Он поместил идею бессознательного в мир ночи13. Но, несмотря на перемену ценностей, архетипическая фантазия двух этих состояний осталась для него фундаментальной, как она остается фундаментальной для любой глубинной психологии.
13 Г. Т. Фехнер, "Die Tagesansicht gegenüber der Nachtansicht", Лейпциг: Breitkopf und Hartel, 1897, стр. 22. Типичный романтический контраст дневного и ночного миров, который Фехнер перевернул с ног на голову, вполне представлен Г. Г. фон Шубертом (см. Бегуин) и Ф. Сплиттгербером, "Schlaf und Tod oder die Nachtseite des Seelenlebens" ("Сон и смерть, или тёмная сторона жизни души"), Галле: Julius Fricke, 2е изд. к 1881. (Бегуин не упоминает этой работы.)
Обращаясь к Фехнеру, в качестве исходной точки я беру письмо Фрейда Флиссу (OPA, Letter 83, 9 февраля 1898): "Я глубоко погрузился в книгу снов ... Если бы только не нужно было читать! Подобной литературы по предмету уже слишком много для меня. Единственную дельную вещь по теме высказал старый Фехнер ..." Эта "дельная вещь", которую высказал старый Фехнер, была перефразирована и выделена Фрейдом (ID, 48 и 536): "место действия сновидения отличается от места действия умозрительной жизни наяву". Эту идею Фрейд почерпнул в цитате из фехнеровской книги "Элементы психофизики" (изд. 1889):
"Если бы место действия психофизической активности было тем же, что и для сна и бодрствования, сновидения могли бы быть, по моему мнению, лишь продолжением умозрительной жизни наяву, с меньшей интенсивностью и, кроме того, с необходимостью бы относились к той же материи и форме. Но факты вполне очевидно говорят об обратном".
Эту идею, что место действия сновидений по сути своей иное, Фрейд разработал в концепцию "психической локальности" бессознательного. "Психическая локальность" сновидения, продолжает он "соотносится с моментом... когда появляется одна из предварительных стадий образа".
Мышление Фрейда в данном случае, как и мышление Фехнера, является топическим14. Говоря "в сновидениях имеет место топографическая регрессия" (TD, 144), Фрейд перемещает сновидение, и саму психологию, из функционального и описательного космоса в топографический космос. Он вернул психотерапии мир внутренних пространств. С этого Фрейд начинает описывать внутреннюю географию, совершая путешествие в воображаемое15. Через сновидения он заново открывает внутренний мир. Это обозначено в лозунге "Толкования сновидений", взятом из "Энеиды" Вергилия: "Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo" - "Если я не могу склонить высшие силы, я передвину Ахерон" (самую ужасную и зловещую реку подземного мира). Вскоре мы подробно рассмотрим подземный мир, отправившись в "путешествие" по нему. Однако я предполагаю, что общие черты его топографии и описание его свойств вам уже известны из мифологии, религии и поэзии. Поэтому, когда я буду излагать фрейдовскую топографию бессознательного, я прошу вас прислушаться к его описаниям, сравнив их с тем, что вы знаете сами.
14 Хотя Фрейд знал об опасности смешения топического мышления психологии с мышлением физиологии (кортикальной и медуллярной областей мозга), он уделил меньше внимания другим опасностям, проистекающим из данной метафоры. Воображаемое пространство - не просто хранилище, ему присуще ценностное разделение таких понятий как "верх" и "низ", "поверхность" и "глубина", "близость" и "удаленность". Оно привносит свои онтологические, эстетические и моральные порядки, которые отражены в духовной топографии многих религий. На само "бессознательное" повлияло то, что Фрейд "расположил" его в глубине; его описание, подобно описанию "Id" никогда не сможет избавиться от присущего ему ощущения, что бессознательное является основой сознательной жизни и является "скрытым основанием" его онтологии и ценностей.
15 Наиболее полно психологическую, визионерскую или воображаемую географию описал А. Корбен. Введение в его идеи и дальнейшие отсылки на английском языке можно прочесть в "Mundus Imaginalis : or the Imaginary and the Imaginal" ("Мир Воображаемый: Воображаемое и Образное"), весна 1972, Нью-Йорк/Цюрих: Spring Publ., 1972, стр. 1-19.
Прежде всего, подсознательное является регионом ниже сознания, откуда происходят неврозы и сильные психологические страдания, и оттуда же приходят сны. Между двумя этими областями - и Фрейд рисовал карты (NIL, 105; EI, 24) - существует порог или "преграда" (NIL, 103), препятствующая проникновению, и даже грозный "цензор" (CP IV, 105f, IL, 140f). Психология использует концепцию сдерживания для описания того факта, что основа образов находится на той стороне. То, что находится в другой "области ума" (NIL, 96), вносит беспокойство в нашу повседневную жизнь.
Фрейд часто говорил о другой стороне суеверно, используя безличные местоимения (NIL, 94). Оно, Ид, в его поздних теориях заменяет топографическое бессознательное. Корни Оно лежат в философском мышлении - Ницше и Шопенгауэра - но способ именования Фрейда и его описания скорее указывают на корни в мифологическом мышлении, которому свойственно использование суеверных выражений и эвфемизмов для описания Гадеса и подземного мира. Как заметил недавно в лекции мой коллега Гуггенбюль-Крэйг: "Фрейдисты не могут правильно понять Фрейда, поскольку воспринимают его слова буквально. Только юнгианцы способны понять Фрейда правильно, поскольку они прочитывают его мифологию".
Так, Фрейд говорит о "психологическом внутреннем мире" (NIL, 79) описывая бессознательное и подавленное как "другую землю" (NIL, 78), а энергию Ид как "жидкость" (NIL, 100). Сейчас многие психологи легко опознают водные тела, от бассейна до океана, как "бессознательное". Фрейд утверждает, что пространство Ид следует представлять как несравнимо огромное по сравнению с Эго (NIL, 104), и что то немногое, что мы о нём знаем, известно в основном благодаря гипнозу (названному в честь Гипноса), изучению заболеваний и изучению снов (NIL, 98).
Кроме того, мы узнаем о нем, проваливаясь сквозь щели, трещины и разломы в сознании, сквозь которые открывается бессознательное. Такие разломы Фрейд называл психопатологией повседневной жизни, а Юнг - нарушениями внимания. Мифология распознавала эти прорехи в продолжении земной поверхности под землей, в пещерах и дырах как входах в подземный мир. Кроме того, подобно классическому подземному миру, бессознательное в основном описывается в отрицательных терминах (NIL, 98), поскольку по определению оно незримо и не познаваемо напрямую.
Фрейд утверждает: "Мы приближаемся к Ид с образами, и называем его хаосом, бурлящим котлом возбуждения" (NIL, 98). Однако "оно не может указать, чего хочет" (EI, 59) - не более, чем мертвые в подземном мире - шепотом16. "Ид возможно запечатлеть", - утверждает Фрейд в последнем предложении его эссе, которое ввело Ид в психологию, - "под властью немых, но могущественных инстинктов смерти". . . (EI, 59). Подобно классической образу смерти, "инстинкт смерти" Фрейда "неуловим", неразличим (EI, 40, 42, 46). В Ид нет законов логики; у Ид нет ценностей, добра и зла, морали (NIL, 99; EI, 54; CP, V, 155). Прежде всего, Ид не воспринимает течение времени (BPP, 33). Остающиеся в нем импульсы "практически бессмертны и сохраняются на долгие десятилетия, будто лишь недавно произошли" (NIL, 99). В силу его бессмертия, Фрейд ассоциирует его с героями (CP IV, 313). Кроме того: "в Ид ... находят прибежище остатки бесчисленных существовавших Эго". Эти "возрождающиеся контуры старых Эго" воскресают в личной жизни (EI, 38).
16 Лекс, "Unterwelt" ("Нижний мир") 81-2. Голос мёртвых - шёпот, и римские поэты (Овидий, "Метаморфозы", 5, 356; Вергилий, "Энеида", 6, 264, 432) указывают, что мёртвые немы.
Эго, по фантазии Фрейда, "означает рациональный ум и бдительность" (NIL, 102; EI, 25). Его взаимоотношение с Ид мы представляем как взаимоотношение героя и подземного мира. Ибо герою также приходится использовать "уловки" (NIL, 102) - это слово Фрейда - для того, чтобы заполучить энергию. А если он не использует трюки, он использует "мускулы" (EI, 41, 56; TD, 148; OTL, 7) - опять таки, Фрейд использует это слово для описания Эго. Эго, подобно герою, должно встретиться с бушующими потребностями подавленного, где "желания восходят из настоящего ада" (IL, 143). Обитатели подземного мира на языке Фрейда называются "инстинктивные катексисы, ищущие выхода - с нашей точки зрения это всё, что содержит Ид" (NIL, 100). Эти катексисы накладывают крайние требования на Эго. Помните возмущенных мертвых, наступающих на Одиссея? И, наконец, Ид, подобно гомеровскому подземному миру, полностью отрезано от внешнего, сообщаясь с ним только посредством Эго (NIL, 104; OTL, 69).
Даже раннее фрейдовское описание терапии как "лечения разговором" и его метод - участники располагаются таким образом, чтобы не видеть друг-друга, ритуально отвращая взгляды - находит своё отражение в античности: "Жертва божествам мертвых производится с отвращенным лицом; не взгляд, лишь голос, допущен в земли почивших. Это может творить чудеса ... ",17 говорит Кереньи (относительно Орфея, который оглянулся и пропал).
17 К. Кереньи, "The Heroes of the Greeks" ("Греческие герои"), Нью-Йорк : Grove vergreen, 1962, стр. 283. и Лекс., там же. 67, 79.
Нетрудно перенести концептуальную мифологию психологии на мифологию подземного мира, как и представить себе взаимоотношения между мирами дня и ночи как схождение героя и наши современные представления о бессознательном как об отражении Тартара и Стикса, Харона и Кербера, Гадеса и Плутона. Последний, Плутон, в особенности важен для наших завуалированных ссылок на бессознательное как на "созидающее" бессознательное, хранилище множества драгоценностей, не место, где всё застыло в муке, но место, которое, будучи успокоено должным образом, становится плодородно. Подобно тому как эвфемизм служит для сокрытия беспокойства, Плутон скрывает Гадес, и "созидательное" бессознательное скрывает процессы разрушения и смерти в глубинах души.
Кризис среднего возраста произошел у Фрейда в то время, когда он работал над книгой сновидений. Элленбергер называет это "болезнью созидания" и сравнивает с тем, что произошло с Юнгом и Фехнером. Кризис Фрейда был его прорывом в царство глубин, которого он не смог достигнуть при помощи гипноза, кокаина и терапии истерий. Здесь мы должны вспомнить, что фрейдовское "Толкование сновидений" основано практически целиком на его собственных снах, это его собственное погружение, собственный отчет и собственный миф о подземном мире, превращенный в произведение искусства, и учебный труд, пригодный для других, как нейкия Данте и другие воображаемые путешествия классиков. Они использовали образы, а Фрейд представления. Но ощущения Фрейда в его собственной теории сновидений показывают их архетипическое значение. Теория сновидений, говорит он, "отмечает поворотный момент, когда анализ из метода психотерапии превратился в глубинную психологию человеческой природы". Его теория сновидений стала для него "новооткрытой землей, отобранной у царств Фольклора и Мистицизма". Продолжая, Фрейд говорит, что неоднократно, когда он пребывал в сомнениях и смущении относительно своей работы, именно сновидения и его теория сновидений придала ему уверенность19. Его опыт подземного мира, как, впоследствии, опыт Юнга, стал фундаментом для всей его жизни. Фрейд так писал в "Толковании сновидений": "Такое озарение выпадает в чьей-либо либо судьбе не чаще раза в жизни."20 И причина, по которой это приобретает личного значение, также резонирует с мифами подземного мира. Фрейд пишет: "Это [книга] была, как я обнаружил, частью моего собственного самоанализа, моей реакцией на смерть отца - а это самое важное событие, самая острая потеря в человеческой жизни"21. Если воспринимать его слова метафорически, на фоне нейкьи или архетипического нисхождения - вспомните Энея и его мертвого отца в подземном царстве - нам легче будет увидеть, как теория сновидений Фрейда может быть его поддерживающим образом и паролем "шибболет"22. Это была теория, состоящая не только из гипотез - подавления, исполнения желаний, работы со снами и прочего. Это было откровение о подземном мире, сформулированное на религиозном языке его времени и его личным шифром: метафорами рациональной науки.
19 Э. Джонс, "Sigmund Freud: Life and Work" ("Зигмунд Фрейд: Жизнь и труды"), ч.1, Лондон: Hogarth, 1953, стр. 351, пишет, что самоанализ Фрейда (который стал основой для книги о сновидениях) полностью воплощает дух сошествия героя в подземный мир: " . . . Фрейд совершил наиболее смелое своё деяние - психоанализ собственного бессознательного... и этот подвиг остается непревзойденным. Единожды совершенный, он увековечен. Ибо более никто не будет первым исследователем этих глубин... Это был поступок большой смелости, связанный с большим риском. Какая неукротимая храбрость...". На следующей странице Джонс называет это "Геркулесовым трудом". Фрейд пишет: "Эта теория занимает особенное положение в истории психоанализа; она является поворотным моментом. В теории сновидений анализ, перестав быть чисто психотерапевтическим методом, обратился к психологии глубин человеческой природы. С тех пор теория сновидений оставалась наиболее характерной и своеобразной отраслью молодой науки, чем-то, не имеющим параллелей в прочих областях научного знания, новым континентом, вырванным у царства Фольклора и Мистицизма. Своеобразие вовлеченных идей превратили её в пароль, использование которого отличает тех, кто способен уверовать в психоанализ от тех, кто неспособен принять его. Что касается меня, я всегда считал эту теорию точкой опоры в трудные времена, когда нерешенные проблемы неврозов затрудняли мой неопытный дух. Когда бы у меня не возникали сомнения по поводу правильности моих умозрительных умозаключений, то, что я смог перевести бессмысленные и сложные сновидения на язык ясных и понятных мыслительных процессов сновидца, давало мне, обновленную уверенность в том, что я был на правильном пути." (NIL, 15-16). Можно рассматривать это высказывания как исповедание Фрейдом своей веры и того, как он практиковал эту веру. Если там, где Фрейд пишет "наука" и "научный", поставить "религия" и "религиозный", а его "теорию сновидений" заменить на "взгляд в подземный мир", становится ещё более очевидно, что данное высказывание по сути является символом веры.
20 Введение к третьему английскому изданию ID.
21 Введение к второму английскому изданию ID.
22 См. прим. 19 выше.
Фрейд снова призывает "великого Фехнера" (ID, 536) в качестве фона для его принципиальной идеи. Эта идея не менее важна для нашего понимания подземного мира в психоанализе, чем его теория сновидений. Здесь я привожу цитату из небольшой книги Фрейда "По ту сторону принципа удовольствия", где он снова опирается на Фехнера (стр. 3-5), говоря: "... мы рассмотрели принцип, который управляет всеми умственными процессами, как особый случай фехнеровской тяги к стабильности ..." (CP II, 255). Мифологические описания персонажей подземного мира, застывших в повторении, неискупимых, нескомпенсированных, метафорически соотносятся с Фехнеровским принципом стабильности, с которым Фрейд связывает тягу к смерти. Мы вернемся к этому неизменному компоненту психэ в отношении серьезных социальных проблем, называемых психопатией или социопатической личностью.
Уважение Фрейда к Фехнеру заставляет и меня отнестись к его идеям более чем уважительно23. "Старый" и "великий" Фехнер, испытавший тягостный кризис среднего возраста и опыт переживания подземного мира, разрывавшее его страстное стремление к науке и мистицизму, наблюдению и предположению, вероятно, стал для Фрейда внутренним ментором, подобно тому как Юнг оглядывался на Карра и Парацельса, Ницше, Дорна и Гёте. Психологическая традиция основывается на собственной традиции, не только на идеях, но и на фигурах, которые мы выбираем для того, чтобы осветить, и помочь нам продолжить наши собственные биографии.
23 По Г. Ф. Элленбергеру "The Discovery of the Unconscious" ("Открытие бессознательного"), Лондон: Allen Lane, 1970, стр. 218 : "Фрейд заимствовал у Фехнера образ ментальной энергии, топографическое представление о разуме, принцип удовольствия-недовольства, принцип постоянства и принцип повторения. Значительная часть психоаналитической теории вряд ли развилась бы без спекуляций человека, которого Фрейд называл "великим Фехнером"." Фехнер также внес значительный вклад в мысль Юнга, помимо того, о чём Юнг упоминает прямо. Фехнер исследовал законы причинности и написал небольшую юмористическую заметку о четвёртом измерении, а также о предположении, что тень может быть живой; другая заметка называется extrema sese tagunt (Юнг раз за разом повторят "les extremes se touchent" ("противоположности сходятся"); в другой заметке Фехнер сатирически предполагает, что мир мог бы создан по принципу разрушения; он использует образ кристалла для описания удивительных сил души ("Zur Seelenfrage" ("О вопросе души") в "Die Tagesansicht"). Фехнер, в этом отношении, был сыном и внуком приходского священника. Отец Фехнера был, однако же, священником эпохи Просвещения, он проповедовал с кафедры без парика, привил своих детей от холеры и установил громоотвод на башне своей церкви. Как и Юнг, Фехнер изучал не теологию, а медицину.