Дело о полку Китаеве. Преамбула: Солнце Сены и Сибири
Так сладко эта песнь лилась, маня,
Что я пошел, и приняли меня,
И дали мне винтовку и коня,
И поле, полное врагов могучих,
Гудящих грозно бомб и пуль певучих,
И небо в молнийных и рдяных тучах
Н.Е. Гумилёв. Пятистопные ямбы (1913)
Итак, Япония, век двадцатый. Спустя девять лет после Мукдена и Цусимы «желтолицых чертей» ждал увлекательный экспириенс Первой мировой войны, в которой они приняли участие на стороне Антанты.
Военные действия на Тихоокеанском театре в 1914 году закончились очень быстро захватом немецкого Циндао, Марианских и Маршалловых островов (а север Папуа, тоже немецкий, успели оккупировать австралийцы). Война в Европе только раскочегарилась, а вот на Дальнем Востоке воевать стало больше не с кем. Что делать дальше братьям под вишнею в цвету? Рабочим - понятно, клепать новые «арисаки» взамен старья, по причине объявившегося оружейного голода проданного в Великую Прекрасную Царскую Россiю, Которую Мы Вскорѣ Потеряемъ™. Крестьянам - растить всякое съедобное и по возможности куда-то продавать. А самураям надобно быть поближе к драке, чтобы если не участвовать, то хотя бы болеть за «Зенит» и перенимать передовой военный опыт. Ну, японский флот пошёл к Суэцу охранять коммуникации Антанты, тут всё ровно. А сухопутчики командировали на Западный фронт своих наблюдателей, и понавидались те наблюдатели всякого. Тамошняя «война моторов» мировоззрение лунных жителей перепахала не хуже, чем Тухачевского или Чапаева, и последствия этого не замедлили сказаться в двадцатые.
Не всем желающим, конечно, довелось погулять по Монмартру, зато в 1918 году подъехал другой, более бюджетный вариант военного туризма. В России, как мы помним, в ноябре семнадцатого состоялась Октябрьская революция, и под предлогом охраны складов Антанты во Владивосток был отправлен британский крейсер «Саффолк». Ну, мало ли, вдруг русские решат по случаю будущего мира, о котором сговариваются в Бресте, ненужные запасы Антанты гансам продать.
Но в Японии к этому шагу лимонников отнеслись невосторженно.
Фельдмаршал граф Тэраути Масатакэ, японский премьер, с такой инициативы изрядно заколдобился - это значит, американцы в Крым, а мы нахер? англичанам из другого полушария можно править Японским морем, а сыны Ямато, которым до Золотого Рога пару суток под парами, должны сидеть в Сасебо и наяривать на сякухачи? Какое низкое коварство! Не бывать этому! Мореманы, к бою и походу готовсь, Тэнно Хэйка банзай! И в тот же Владивосток прямо под Новый год вышел железоносый «Ивами», который трофейный царский «Орёл»,
в компании броненосца «Асахи»
и тем расчётом, чтобы прибыть во Владик прежде англичан.
Расчёт оправдался, японцы ошвартовались 12 января 1918 года, а «Саффолк» дочапал до Владика двумя сутками позже.
5 апреля во Владике приключилась поножовщина, при грабеже магазина поставили на перо пару японских подданных. Для водворения должного правопорядка с броненосцев сошли две роты японских городовых и полурота английских морпехов, а наутро ещё 250 лунных штыков. Дальше Владивостока японцы не пошли, пока 2 июля Антанта не дала отмашку, что можно помочь чехословакам на своей половине карты. Началась «Сиберия сюппэй», "сибирская экспедиция".
Технически японская "Сибирь" ограничилась Приморьем - соваться даже к Байкалу, как предлагали англичане, самураи отчего-то не торопились.
Забавно, что само начало интервенции изрядно обострило классовую рознь и вражду внутри самой Японии, и совершенно не из-за проникновения большевистской пропаганды. Надо сразу отметить, что круг японских интеллигентов, знакомых с творчеством Канта, Фейербаха и Метерлинка понимавших гайдзинские слова с окончанием на -идзуму, в первой половине XX века был очень узок, и страшно далеки они были от народа. Всего в неоконфуцианских шарагах и новоявленных болонских версититькитетах отучилось менее 1 % японцев (p. 79-80), естественно, тут же утянутых системой в топ-менеджмент и креакласс. Поэтому нет ничего удивительного в том, что всякий марксизм в основном развивали буржуазные кружковцы, и в 1930-х годах те же самые кружковцы (кто не сел на кичу) работали вечерними пустозвонами на принца Коноэ Фумимаро в его «Сёва Кенкюкай», идейно прославляя японскую государственность (кокутай) и борясь с тлетворным влиянием Коминтерна. Для простого японского «голоногого» самым доступным учёным умником был армейский сержант, прибывший в родную деревню на побывку, и енаралы концепт «мы армия страны, мы армия народа» умело применяли потом в тридцатые в своей политической борьбе.
Причины начавшихся бунтов находились не в голове, а в желудках. Японские войска в холодной Сиберии хотели кушать привычные пайки, и из-за скупки армейскими интендантами риса он в стране Ниппон резко вздорожал, притом, что всю Первую мировую цены держались более-менее на одном уровне, как и зарплаты рабочих. Всякие подсобники, желая покушать и справедливости, начали разносить склады и магазины, полиция, конечно, стреляла… в общем, ничего удивительного.
Интересно, что по итогам всего этого хэппенинга в сентябре 1918 года вышеупомянутый граф Тэраути проследовал из премьеров на мороз, а его место занял, впервые в японской истории,
простолюдин Такаси Хара.
Отправленные в заснеженное Приморье японцы (числом до 73 тыс. к октябрю 1918 года), помимо голода, холода и глубокого удовлетворения, получили опыт немного более традиционной войны БЕЗ машин, зато с героизмом, преодолением тягот и лишений, борьбой с партизанами бьётся в тесной печурке Лазо и зверствами над мирным населением… в общем, обновили навыки всего того средневекового искусства войны, что самураи любили-умели-практиковали сами ещё в годы бакумацу у себя на островах. Вдобавок они там познакомились с враждебными еврейскими большевиками и условно дружелюбными русскими белогвардейцами, которые на пальцах объяснили желтолицым братьям по оружию, кто есть такие евреи. Некоторые японцы об их существовании и привычке злодейского испивания воды из колодцев и рек уже знали - не зря первой переведённой в визуальную новеллу и поставленной японцами пиесой Шакеспеара в 1883 году стал «Венецианский купец».
Но… театр европейского образца вам не какой-нибудь кабуки, он тоже от простого народа страшно далёк, и аудитория новых этнографических знаний в целом совпадала с высшим и верхним средним классом японского сисайти. А вот пресловутые «Протоколы Сионских мудрецов» попали в Японию именно от военных Сибирской интервенции, которые контактировали с семёновцами, имевшими сию книгу на руках.
Норихиро Ясуэ, один из популяризаторов японского перевода, в 1927 году за такие глубокие познания в сионизме даже был командирован японским генштабом в Палестину. Забавно, что лунатики в этом деле проявили свою прагматическую сторону, отчего японская юдофобия обрела оппортунистическое измерение - мол, если иудеи алчут захвата мира и власти надо всеми народами, и у них даже получается, то зачем с ними ссориться? Надо с ними дружить, вдруг ещё победят… Потому неудивительно, что Норихиро-сан позднее практически попал в "праведники мира" за свою юдофильскую политику в Маньчжурии тридцатых.
Впрочем, там, где антисемитизм смыкался с антикоммунизмом, у него были более твёрдые основания - менять своего императора на чужого Сталина из трудящихся мало кто был согласен. В 1921 году в Японии разразился промышленный кризис, в 1927 году банковский, и, в целом, эпоха, в Америке отмеченная просперити, по другую сторону окияна была нелёгким временем. В 1922 году под давлением всё тех же американцев японцам пришлось очистить Приморье. В 1924 году японцы очистили и Северный Сахалин, при этом гарантировав себе нефтяные концессии, которые потом гнали советскую нефть для нужд страны Ямато ещё двадцать лет. В 1926 году в Японии строго-настрого запретили пропаганду любых идеологий, кашляющих против частной собственности. Стоит, правда, сказать, что Мицубиси Тойотовичи дули на воду - с рабочим движением в Стране восходящего Солнца всё было довольно грустно. Федерация профсоюзов с неприличным названием «Содомэй» в конце 1920-х распалась, и всего в профсоюзах, раздробленных по даже не отраслям промышленности, а разным фирмам, состояло где-то 7 % рабочих. Зато армия бурлила. Такаси Хару в 1921 году грохнул обиженный Вашингтонской конференцией патриот:
в Японии началась Буригощин-но ран эпоха офицерских терактов.
После смерти блаженного Ёсихито-тэнно в 1926 году к власти под девизом «Сёва» («Просвещённый мир») пришёл его молодой сын Хирохито,
и высшие эшелоны власти тоже несколько обновились в двадцатые. К руководству армией вместо померших дедуганов, ветеранов русско-японской, пришла не столь молодая, но всё же шпана с таким противоречивым опытом Первой мировой и русской гражданской за плечами. И всё заверте…