Дело о полку Китаеве. Фабула: Феерия фантазий и фиаско фасидзуму
Как известно, в Японии военное и морское ведомства существовали и боролись за бюджеты независимо. В 1924 году военным министром стал
Угаки Кадзусигэ, который в своё время был военным атташе в Германии и всякого навидался. Он находился в должности до 1927, а потом с 1929 по 1931 годы и воплощал в жизнь программу по разработке японского национального народного танка на базе "Рено" FT-17, еропланов своей конструкции и всякого такого.
Поелику в Японии, как уже было замечено раньше, победа в Первой мировой не привела к великому процветанию, и деньги были считаны, для перевооружения армии Угаки надо было сэкономить на чём-то ещё. Например, на сокращении этой самой армии сотен я загнул, десятков тыщ на несколько личного состава. Зато на средства от роспуска 14-й, 15-й, 17-й и 18-й пехотных дивизий были сформированы танковый, зенитный, два авиационных полка и техникумы для связистов (p. 313). Но, как мы помним на примере хрущёвских сокращений, такие фокусы для кадровых офицеров довольно болезненны. Тем, кому повезло не отправляться на гражданку «искать себя» в кризис, можно было надолго забыть о карьере, ибо должностей наверху для карьерного роста тоже стало меньше. «Игра в стулья» сеет в офицерском корпусе дополнительные рознь и вражду, особенно в условиях не просто фракционной конкуренции, а клановости, когда все люди - чьи-то. В Японии были и клановость, и местничество, когда в верхах армии доминировали выходцы из провинции Тёсю, откуда, наряду с Сацумой, когда-то началось антисёгунское восстание (Угаки был не из них, и продвигал некоторых генералов по принципу полезности, а не свойства). Понятно, что министр сильно потерял в авторитете, и в марте 1931 года,
когда хвилософ Сюмэй Окава и полковник Хасимото Кингоро организовали небольшой путч, чтобы продвинуть военного министра в премьеры, не все генералы поддержали честолюбивые устремления коллеги, несмотря на то, что заговорщики клялись и божились, что армию при новом премьере будут финансировать огого, а не как раньше. План рассыпался в серединке воплощения, а Угаки-сан пошёл на мороз в Корею губернаторствовать.
Новым министром армии стал ветеран Сибирской кампании
Араки Садао, тоже не из Тёсю, и он сотоварищи придерживался других взглядов относительно силы железа и силы духа. То, что он к реформам был непричастен, помогло ему сохранить лицо и в 1931 году быть вроде как устраивавшим всех, включая армейскую молодёжь, кандидатом. Недолго: вскоре он начал выкидывать из ЦОВУ в войска генералов из Тёсю, заменяя их своими сторонниками или людьми из земель имперских лоялистов второго эшелона, провинции Тоса на о. Сикоку и префектуры Сага на о. Кюсю. Вокруг его клана формируется эдакая верхушечная непарламентская партия «Кодоха» - «Фракция Государева пути». Она опирается на набор идей, в чём-то повторяющих идеи германской «консервативной революции» 1920-х годов, и которые могут быть охарактеризованы как «фашизм снизу» а-ля повесточка немецких СА, хотя сами кодоханцы, понятно, гайдзинские названия не одобряли и на опыт заморских гайдзинов ссылались очень осторожно. Массовых организаций в народе создавать тоже не стали, ограничившись проповедью учений единомышленников среди младшего офицерского состава.
Идея была такова: дескать, поганые буржуины в парламенте купили и продали всю ынперию, в грош не ставят императора (и верных ему вояк), денег на войско не дают, тайно всякие гейропейские извращения проповедуют. А заправляют ими негодяи заморские из Jewnited States of America, что уже пол-Азии поработили, не дают бедным японцам воплотить их законное право поработить Китай, и, кстати, флот заставляют ограничивать всякими морскими договорами. Теперь-де японцам надо сплотиццо вокруг Хирохито-тэнно, отдать ему (и верным ему воякам) всю полноту политической и хозяйственной власти, отобранной у парламента, и, собравшись с духом, опершись на скрепы, устремиться с освободительной миссией в Азию. Приморье, Маньчжурию, Монголию, потом, возможно, Джунгарию и Среднюю Азию колонизировать;
китайцев, которых шибко много в Чжунго живёт, просто заставить слушаться императора («- А ежли кто не хочет? - Бить их как собак!»), а на технику чересчур не онанировать: большевики, хоть и черти заморские, а доказали в начале двадцатых, что портяночный дух достаточной крепости безо всякого хлорпикрина превозможет оборону слабого трусливого противника. Так нешто ж мы, потомки ками, во славу тэнно не сдюжим так же?! Численность сила, железки могила, как-то так.
С Маньчжурии японские фантазёры и начали, силами нового, возвращённого Араки на должность командующего Квантунской армии Муто Нобуёси (когда-то атташе при Колчаке) в 1931-1932 годах завоевав её всю без санкции парламента.
Из бывшего феода варлорда Чжана вылепили марионеточную империю Даманьчжоу-диго во главе с бывшим последним государем Цинской империи в Китае
Айсиньгёро Пуи.
Чтобы оправдаться в парламенте за самоуправство, «кодоханцы» ссылались на то, что император выше Конституции и парламента, а они Его верные слуги и всё сделали к Его вящей чести и славе (пусть даже предварительно не посоветовавшись и даже секретности ради не известив о своих намерениях). Чтобы подтвердить эту мысль, они в 1935 году развернули обструкцию идеи «органической» власти императора авторства одного учёного политолога, Тацукити Минобэ. Мол, государь - это голова, государство - тело, а Конституция Мэйдзи 1889 года описывает всё это тело вместе с головой, и государь выше всего, но не закона. Кодоханцы немедленно возбухли: «Как это так, наш Сын Неба, внук Солнца, и не выше какой-то бумажки, пусть и принятой его дедом?! И депо. и всё склоняется перед Его Величеством! Рррряяя!!!» Тацукити, напуганный митингами вояк против его особы, покаялся и отрёкся на манер Галилея, но полиция на всякий случай рассадила самых рьяных гиркиных кодоханцев с этих митингов по каталажкам. Заодно в темнице сырой оказался и Сюмэй Окава, привлечённый по старому делу мартовского путча.
Беда к кодоханцам в итоге пришла не от совдепа, не от евреев, не от пиндосов, а от своих же охренителей, аналогично тому, как это случилось с СА в Германии и с «Железной Гвардией» в Румынии. Завиральная демагогия и сомнительные практики молодчиков Араки понравились далеко не всем.
Во-первых, у флота, как уже замечено, были свои, конкурирующие с армией, устремления. На самурайском духе и вёслах линкор не поплывёт, ему нужон мазут. Нефтепродуктов в Японии шиш да маленько. Что-то идёт с советского Северного и японского Южного Сахалина, но больше у большевиков на Востоке тогда взять неоткуда, хоть ты Чукотку покори. Нефть вся или у амеров (70 % японских углеводородов поступали оттедова, пока Роозевельт в 1941 году не навернул по агрессивным джапам эмбарго), или на юге, на Филиппинах, в Индокитае, Малайе и в Голландской Индии, за которые надобно будет воевать со всеми великими державами разом или по очереди. На юге японцу комфортнее, чай, под Хабаровском в бумажном домике разве что летом от дождя прятаться.
Короче, вектор японской экспансии, по замыслу флота, должен быть категорически другим, южным, а большевиков лучше как-то тихо нейтрализовать дипломатически, чтобы не мешали и не шибко лезли в Китай, занимаясь своими колхозами.
Во-вторых, технически продвинутые енаралы из визитёров Западного фронта Первой мировой знали английскую поэзию:
и видели, какой трандой под огнём пулемётов и в грязи окопов накрывается французский Élan и другие сорта невидимых доблестей. Поэтому Аракины враки создавали у них впечатление какой-то наёбки. План начала войны с СССР в 1936 году, которым Араки яростно махал, срывал общее перевооружение армии. При этом попытки переубеждать командира словесно в конечном счёте провалились: енаралов Умэдзу Ёсидзиро и Тодзё Хидэки убрали из Генштаба, а Нагату Тэцудзана, как самого умного, определили командовать пехотной бригадой.
В-третьих, двор и верхушка крупной буржуазии на заигрывание кодоханцев с низами и инвективы, возводимые на верхи, по понятным причинам смотрели, как на говно: в конце концов, это их собирались оттеснять от императора и раскулачивать. «Низшие одолевают высших», как в Сэнгоку дзидай, какой ужас!
Сам императорский дом не мог спокойно смотреть на фашизацию по итальянскому типу: ведь в Италии она увенчалась триумфом дуче Бенито над королём, превратившимся в декорацию. А зачем Японии нужен какой-то вошть опричь императора, и триумф его воли опричь государевой? Это что же, мол, деется, люди синтоистские - Августейший дед Наш Мэйдзи-тэнно хэйка кровь проливал,
чтобы подлых сёгунов Токугава из Эдо ниспровергнуть, а мы теперь должны нового сёгуна себе на шею посадить?
А ну, иди сюда, снимай станы!
Неудивительно, что против кодоханцев, анфан терриблей японского политикума, выступили самые разные силы. Чтобы сподручней было изобличать подлые планы её врагов, «Кодоха» собирательно обозвала всех своих оппонентов «фракцией контроля» («Тосэйха»). В 1934 году Араки сняли с министров, оставив, впрочем, в военном совете. При этом вышеупомянутому Тэцудзану новый военный министр фактически дал карт-бланш на дальнейшие реформы в армии. В том же году, в ноябре, за связь с очередными мятежниками со скандалом выперли с должности ЗНГШ по военно-учебным заведениям на пенсию ключевого сподвижника Араки, генерала Масаки Дзиндзабуро. В 1935 году член «Кодохи» подполковник Айдзава Сабуро за это зарубил Тэцудзана, таким образом замстив тосэйханским предателям.
А в феврале 1936 года японские декабристы из «Кодохи» учинили большой мятеж в самой столице при невмешательстве наущаемых Араки енаралов из военного совета (впрочем, сам он вроде как с офицерской молодью связан не был, в отличие от соратников рангом ниже). Кончилось тем, что сам Хирохито поставил вопрос ребром: или вы, господа, давите мятеж силой здесь и сейчас, или я на ваших «молодых офицеров» лично гвардию в атаку поведу, а зачем вы мне и Японии тогда нужны, и что я с вами сделаю - догадывайтесь сами. Енаралы окстились, вспомнив курсантские годы и «Гундзин Тёкую»
(«Императорский рескрипт военнослужащим» Мэйдзи-тэнно), который в японской армии читали ежедневно хором минут по 15 на вечерней поверке,
и где ясно сказано: «Если войска в совершенстве освоили строевую подготовку, но не служат честно и преданно, они представляют собой лишь толпу бесполезных людей».
С другой стороны, «молодые офицеры» прямо явленной воле императора «Пошли все вон!» не могли противопоставить ничего: мятеж был затеян под лоялистскими знамёнами, не ПРОТИВ императора, а ЗА. Рассказать солдатам сказку про доброго царя Константина и жену его Конституцию здесь не вышло бы: Хирохито правил уже десять лет, имел шестерых детей, включая будущего наследника Акихито, и с братьями своими крепко дружил, чтобы они вздумали на него умышлять*, а значит, найти другого удобного монарха кодоханцам было негде.
___________________________________
* Натыкался, впрочем, на мнение, что исходно такой покровитель у "Кодохи" был, и это был как раз родный братишка Хирохито, прынц Ясухико Титибу-но-мия, позднее гнуснопрославленный "Шанхайской резнёй", за которую, в отличие от исполнителей, никакой ответственности не понёс. Но, в любом случае, на Сенатскую площадь 26 февраля он не вышел
В итоге Араки попросили из Совета на мороз (на сей раз и в буквальном смысле: дни мятежа запомнились редким в Токио снегопадом),
мятеж задавили, а его вожаков и попавшего под горячую руку идеолога
Кита Икки, который в 1931 году выдвинул самый популярный у молодых ахвицеров прожект консервативно-революционного переустройства Японии одновременно с лёгким расширением её границ на Сибирь и Австралию, в 1937 году прислонили к стенке.
«Кодоха» потерпела поражение, и классического «фашизма снизу» в Японии не получилось. Но и «Тосэйха» в отсутствие идейного противника мгновенно распалась, причём бывшие сторонники «Кодохи» к ней частично примкнули, а часть идей и практик Араки, скажем, паназиатизм, взял на вооружение представитель «третьей силы» - японских топов и чинуш, - принц Коноэ Фумимаро, ставший премьером. В Корее прошла японизация*, в Японии накануне «Войны-на море» создали «ассоциацию помощи трону» и подобные ей массовые организации, которые, правда, были скорее бюрократической надпартийной силой, чем массовыми партиями. Всё это постфактум было названо японскими левыми авторами «имперским фашизмом», «тэнносей фасидзуму», и после 1945 года было так же организованно свёрнуто сверху. Только некоторые Хиры Оноды продолжили воевать в джунглях Филиппин, не зная о том, что «your emperor surrendered!», да содомский прынц Мисима Юкио попробовал было ремейкнуть мятеж «молодых офицеров»,
но вышел уже вовсе позор, и осмеянный солдатами писатель выпустил себе кишки на глазах у захваченного им в плен генерала. На этом и кончился фасидзуму в Японии, а чем он был по существу, и какой он был настоящий - до 1936-го, после 1936-го или вовсе никогда, - копья в историографии ломают до сих пор.
___________________________________
** Ранее в эпоху Мэйдзи в вопросе колониализма японцы не оригинальничали, вчистую копируя европейский колониальный опыт. Присоединив в 1910 году Корею, они понарезали в ней землицы своим колонистам (предварительно отобрав в свою пользу землевладения, на которые у прежних корейских хозяев не нашлось кадастровых записей с печатью Дзимму-тэнно или монголо-татар), учредили колониальную администрацию и, кстати, запретили корейцам японизироваться, дабы дурость всякого напригляд видна была. Родились Кимами, так и ходите Кимами, а не притворяйтесь нашими благородными Сасаками. В тридцатые же возникла идея, что в Корее можно найти немало пушечного мяса, которое всенепременно потребуется для войны в Китае. Адмирал Камиидзуми Токуя авторитетно подтвердил: корейцы - не какие-то «одиннадцатые» из «котгиасса», а самонастоящий «расово чистый Ямато Volk» (sic!), который произошёл от одного корня с японцами и теперь нуждается лишь в возвращении к культурным истокам, тем более что корейская илитка, будущие «чхинильпха» («национал-предатели») не против делать карьеру на японской службе (кто с отговоркой Куруруги Судзаку об «изменении империи изнутри», кто и просто так). Занялся этим объяпониванием корейцев отставленный из министров и назначенный генерал-губернатором Кореи генерал Угаки, а затем продолжил его преемник Минами Дзиро, в 1939 году вообще законодательно постановивший читать иероглифы корейских имён по-японски - так, как они бы читались на Островах. Так родилась концепция 內鮮一體 («найсэн иттай», «метрополия и (Чо)сон едины»), в результате воплощения которой будущий генерал-диктатор-президент Южной Кореи Пак Чонхи окажется известен в годы Войны-на-море как лейтенант Такаги Масао.
Угаки Кадзусигэ, который в своё время был военным атташе в Германии и всякого навидался. Он находился в должности до 1927, а потом с 1929 по 1931 годы и воплощал в жизнь программу по разработке японского национального народного танка на базе "Рено" FT-17, еропланов своей конструкции и всякого такого.
Поелику в Японии, как уже было замечено раньше, победа в Первой мировой не привела к великому процветанию, и деньги были считаны, для перевооружения армии Угаки надо было сэкономить на чём-то ещё. Например, на сокращении этой самой армии сотен я загнул, десятков тыщ на несколько личного состава. Зато на средства от роспуска 14-й, 15-й, 17-й и 18-й пехотных дивизий были сформированы танковый, зенитный, два авиационных полка и техникумы для связистов (p. 313). Но, как мы помним на примере хрущёвских сокращений, такие фокусы для кадровых офицеров довольно болезненны. Тем, кому повезло не отправляться на гражданку «искать себя» в кризис, можно было надолго забыть о карьере, ибо должностей наверху для карьерного роста тоже стало меньше. «Игра в стулья» сеет в офицерском корпусе дополнительные рознь и вражду, особенно в условиях не просто фракционной конкуренции, а клановости, когда все люди - чьи-то. В Японии были и клановость, и местничество, когда в верхах армии доминировали выходцы из провинции Тёсю, откуда, наряду с Сацумой, когда-то началось антисёгунское восстание (Угаки был не из них, и продвигал некоторых генералов по принципу полезности, а не свойства). Понятно, что министр сильно потерял в авторитете, и в марте 1931 года,
когда хвилософ Сюмэй Окава и полковник Хасимото Кингоро организовали небольшой путч, чтобы продвинуть военного министра в премьеры, не все генералы поддержали честолюбивые устремления коллеги, несмотря на то, что заговорщики клялись и божились, что армию при новом премьере будут финансировать огого, а не как раньше. План рассыпался в серединке воплощения, а Угаки-сан пошёл на мороз в Корею губернаторствовать.
Новым министром армии стал ветеран Сибирской кампании
Араки Садао, тоже не из Тёсю, и он сотоварищи придерживался других взглядов относительно силы железа и силы духа. То, что он к реформам был непричастен, помогло ему сохранить лицо и в 1931 году быть вроде как устраивавшим всех, включая армейскую молодёжь, кандидатом. Недолго: вскоре он начал выкидывать из ЦОВУ в войска генералов из Тёсю, заменяя их своими сторонниками или людьми из земель имперских лоялистов второго эшелона, провинции Тоса на о. Сикоку и префектуры Сага на о. Кюсю. Вокруг его клана формируется эдакая верхушечная непарламентская партия «Кодоха» - «Фракция Государева пути». Она опирается на набор идей, в чём-то повторяющих идеи германской «консервативной революции» 1920-х годов, и которые могут быть охарактеризованы как «фашизм снизу» а-ля повесточка немецких СА, хотя сами кодоханцы, понятно, гайдзинские названия не одобряли и на опыт заморских гайдзинов ссылались очень осторожно. Массовых организаций в народе создавать тоже не стали, ограничившись проповедью учений единомышленников среди младшего офицерского состава.
Идея была такова: дескать, поганые буржуины в парламенте купили и продали всю ынперию, в грош не ставят императора (и верных ему вояк), денег на войско не дают, тайно всякие гейропейские извращения проповедуют. А заправляют ими негодяи заморские из Jewnited States of America, что уже пол-Азии поработили, не дают бедным японцам воплотить их законное право поработить Китай, и, кстати, флот заставляют ограничивать всякими морскими договорами. Теперь-де японцам надо сплотиццо вокруг Хирохито-тэнно, отдать ему (и верным ему воякам) всю полноту политической и хозяйственной власти, отобранной у парламента, и, собравшись с духом, опершись на скрепы, устремиться с освободительной миссией в Азию. Приморье, Маньчжурию, Монголию, потом, возможно, Джунгарию и Среднюю Азию колонизировать;
китайцев, которых шибко много в Чжунго живёт, просто заставить слушаться императора («- А ежли кто не хочет? - Бить их как собак!»), а на технику чересчур не онанировать: большевики, хоть и черти заморские, а доказали в начале двадцатых, что портяночный дух достаточной крепости безо всякого хлорпикрина превозможет оборону слабого трусливого противника. Так нешто ж мы, потомки ками, во славу тэнно не сдюжим так же?! Численность сила, железки могила, как-то так.
С Маньчжурии японские фантазёры и начали, силами нового, возвращённого Араки на должность командующего Квантунской армии Муто Нобуёси (когда-то атташе при Колчаке) в 1931-1932 годах завоевав её всю без санкции парламента.
Из бывшего феода варлорда Чжана вылепили марионеточную империю Даманьчжоу-диго во главе с бывшим последним государем Цинской империи в Китае
Айсиньгёро Пуи.
Чтобы оправдаться в парламенте за самоуправство, «кодоханцы» ссылались на то, что император выше Конституции и парламента, а они Его верные слуги и всё сделали к Его вящей чести и славе (пусть даже предварительно не посоветовавшись и даже секретности ради не известив о своих намерениях). Чтобы подтвердить эту мысль, они в 1935 году развернули обструкцию идеи «органической» власти императора авторства одного учёного политолога, Тацукити Минобэ. Мол, государь - это голова, государство - тело, а Конституция Мэйдзи 1889 года описывает всё это тело вместе с головой, и государь выше всего, но не закона. Кодоханцы немедленно возбухли: «Как это так, наш Сын Неба, внук Солнца, и не выше какой-то бумажки, пусть и принятой его дедом?! И депо. и всё склоняется перед Его Величеством! Рррряяя!!!» Тацукити, напуганный митингами вояк против его особы, покаялся и отрёкся на манер Галилея, но полиция на всякий случай рассадила самых рьяных гиркиных кодоханцев с этих митингов по каталажкам. Заодно в темнице сырой оказался и Сюмэй Окава, привлечённый по старому делу мартовского путча.
Беда к кодоханцам в итоге пришла не от совдепа, не от евреев, не от пиндосов, а от своих же охренителей, аналогично тому, как это случилось с СА в Германии и с «Железной Гвардией» в Румынии. Завиральная демагогия и сомнительные практики молодчиков Араки понравились далеко не всем.
Во-первых, у флота, как уже замечено, были свои, конкурирующие с армией, устремления. На самурайском духе и вёслах линкор не поплывёт, ему нужон мазут. Нефтепродуктов в Японии шиш да маленько. Что-то идёт с советского Северного и японского Южного Сахалина, но больше у большевиков на Востоке тогда взять неоткуда, хоть ты Чукотку покори. Нефть вся или у амеров (70 % японских углеводородов поступали оттедова, пока Роозевельт в 1941 году не навернул по агрессивным джапам эмбарго), или на юге, на Филиппинах, в Индокитае, Малайе и в Голландской Индии, за которые надобно будет воевать со всеми великими державами разом или по очереди. На юге японцу комфортнее, чай, под Хабаровском в бумажном домике разве что летом от дождя прятаться.
Короче, вектор японской экспансии, по замыслу флота, должен быть категорически другим, южным, а большевиков лучше как-то тихо нейтрализовать дипломатически, чтобы не мешали и не шибко лезли в Китай, занимаясь своими колхозами.
Во-вторых, технически продвинутые енаралы из визитёров Западного фронта Первой мировой знали английскую поэзию:
и видели, какой трандой под огнём пулемётов и в грязи окопов накрывается французский Élan и другие сорта невидимых доблестей. Поэтому Аракины враки создавали у них впечатление какой-то наёбки. План начала войны с СССР в 1936 году, которым Араки яростно махал, срывал общее перевооружение армии. При этом попытки переубеждать командира словесно в конечном счёте провалились: енаралов Умэдзу Ёсидзиро и Тодзё Хидэки убрали из Генштаба, а Нагату Тэцудзана, как самого умного, определили командовать пехотной бригадой.
В-третьих, двор и верхушка крупной буржуазии на заигрывание кодоханцев с низами и инвективы, возводимые на верхи, по понятным причинам смотрели, как на говно: в конце концов, это их собирались оттеснять от императора и раскулачивать. «Низшие одолевают высших», как в Сэнгоку дзидай, какой ужас!
Сам императорский дом не мог спокойно смотреть на фашизацию по итальянскому типу: ведь в Италии она увенчалась триумфом дуче Бенито над королём, превратившимся в декорацию. А зачем Японии нужен какой-то вошть опричь императора, и триумф его воли опричь государевой? Это что же, мол, деется, люди синтоистские - Августейший дед Наш Мэйдзи-тэнно хэйка кровь проливал,
чтобы подлых сёгунов Токугава из Эдо ниспровергнуть, а мы теперь должны нового сёгуна себе на шею посадить?
А ну, иди сюда, снимай станы!
Неудивительно, что против кодоханцев, анфан терриблей японского политикума, выступили самые разные силы. Чтобы сподручней было изобличать подлые планы её врагов, «Кодоха» собирательно обозвала всех своих оппонентов «фракцией контроля» («Тосэйха»). В 1934 году Араки сняли с министров, оставив, впрочем, в военном совете. При этом вышеупомянутому Тэцудзану новый военный министр фактически дал карт-бланш на дальнейшие реформы в армии. В том же году, в ноябре, за связь с очередными мятежниками со скандалом выперли с должности ЗНГШ по военно-учебным заведениям на пенсию ключевого сподвижника Араки, генерала Масаки Дзиндзабуро. В 1935 году член «Кодохи» подполковник Айдзава Сабуро за это зарубил Тэцудзана, таким образом замстив тосэйханским предателям.
А в феврале 1936 года японские декабристы из «Кодохи» учинили большой мятеж в самой столице при невмешательстве наущаемых Араки енаралов из военного совета (впрочем, сам он вроде как с офицерской молодью связан не был, в отличие от соратников рангом ниже). Кончилось тем, что сам Хирохито поставил вопрос ребром: или вы, господа, давите мятеж силой здесь и сейчас, или я на ваших «молодых офицеров» лично гвардию в атаку поведу, а зачем вы мне и Японии тогда нужны, и что я с вами сделаю - догадывайтесь сами. Енаралы окстились, вспомнив курсантские годы и «Гундзин Тёкую»
(«Императорский рескрипт военнослужащим» Мэйдзи-тэнно), который в японской армии читали ежедневно хором минут по 15 на вечерней поверке,
и где ясно сказано: «Если войска в совершенстве освоили строевую подготовку, но не служат честно и преданно, они представляют собой лишь толпу бесполезных людей».
С другой стороны, «молодые офицеры» прямо явленной воле императора «Пошли все вон!» не могли противопоставить ничего: мятеж был затеян под лоялистскими знамёнами, не ПРОТИВ императора, а ЗА. Рассказать солдатам сказку про доброго царя Константина и жену его Конституцию здесь не вышло бы: Хирохито правил уже десять лет, имел шестерых детей, включая будущего наследника Акихито, и с братьями своими крепко дружил, чтобы они вздумали на него умышлять*, а значит, найти другого удобного монарха кодоханцам было негде.
___________________________________
* Натыкался, впрочем, на мнение, что исходно такой покровитель у "Кодохи" был, и это был как раз родный братишка Хирохито, прынц Ясухико Титибу-но-мия, позднее гнуснопрославленный "Шанхайской резнёй", за которую, в отличие от исполнителей, никакой ответственности не понёс. Но, в любом случае, на Сенатскую площадь 26 февраля он не вышел
В итоге Араки попросили из Совета на мороз (на сей раз и в буквальном смысле: дни мятежа запомнились редким в Токио снегопадом),
мятеж задавили, а его вожаков и попавшего под горячую руку идеолога
Кита Икки, который в 1931 году выдвинул самый популярный у молодых ахвицеров прожект консервативно-революционного переустройства Японии одновременно с лёгким расширением её границ на Сибирь и Австралию, в 1937 году прислонили к стенке.
«Кодоха» потерпела поражение, и классического «фашизма снизу» в Японии не получилось. Но и «Тосэйха» в отсутствие идейного противника мгновенно распалась, причём бывшие сторонники «Кодохи» к ней частично примкнули, а часть идей и практик Араки, скажем, паназиатизм, взял на вооружение представитель «третьей силы» - японских топов и чинуш, - принц Коноэ Фумимаро, ставший премьером. В Корее прошла японизация*, в Японии накануне «Войны-на море» создали «ассоциацию помощи трону» и подобные ей массовые организации, которые, правда, были скорее бюрократической надпартийной силой, чем массовыми партиями. Всё это постфактум было названо японскими левыми авторами «имперским фашизмом», «тэнносей фасидзуму», и после 1945 года было так же организованно свёрнуто сверху. Только некоторые Хиры Оноды продолжили воевать в джунглях Филиппин, не зная о том, что «your emperor surrendered!», да содомский прынц Мисима Юкио попробовал было ремейкнуть мятеж «молодых офицеров»,
но вышел уже вовсе позор, и осмеянный солдатами писатель выпустил себе кишки на глазах у захваченного им в плен генерала. На этом и кончился фасидзуму в Японии, а чем он был по существу, и какой он был настоящий - до 1936-го, после 1936-го или вовсе никогда, - копья в историографии ломают до сих пор.
___________________________________
** Ранее в эпоху Мэйдзи в вопросе колониализма японцы не оригинальничали, вчистую копируя европейский колониальный опыт. Присоединив в 1910 году Корею, они понарезали в ней землицы своим колонистам (предварительно отобрав в свою пользу землевладения, на которые у прежних корейских хозяев не нашлось кадастровых записей с печатью Дзимму-тэнно или монголо-татар), учредили колониальную администрацию и, кстати, запретили корейцам японизироваться, дабы дурость всякого напригляд видна была. Родились Кимами, так и ходите Кимами, а не притворяйтесь нашими благородными Сасаками. В тридцатые же возникла идея, что в Корее можно найти немало пушечного мяса, которое всенепременно потребуется для войны в Китае. Адмирал Камиидзуми Токуя авторитетно подтвердил: корейцы - не какие-то «одиннадцатые» из «котгиасса», а самонастоящий «расово чистый Ямато Volk» (sic!), который произошёл от одного корня с японцами и теперь нуждается лишь в возвращении к культурным истокам, тем более что корейская илитка, будущие «чхинильпха» («национал-предатели») не против делать карьеру на японской службе (кто с отговоркой Куруруги Судзаку об «изменении империи изнутри», кто и просто так). Занялся этим объяпониванием корейцев отставленный из министров и назначенный генерал-губернатором Кореи генерал Угаки, а затем продолжил его преемник Минами Дзиро, в 1939 году вообще законодательно постановивший читать иероглифы корейских имён по-японски - так, как они бы читались на Островах. Так родилась концепция 內鮮一體 («найсэн иттай», «метрополия и (Чо)сон едины»), в результате воплощения которой будущий генерал-диктатор-президент Южной Кореи Пак Чонхи окажется известен в годы Войны-на-море как лейтенант Такаги Масао.