вдруг поняла, что многоязычие имеет для меня особенный смысл. и переезд на Галичину - тоже.
когда я ещё не жила во Львове, но уже часто сюда приезжала, то огорчалась: как же я теперь вернусь в Харьков, что я буду делать без этого галицкого билингвального пространства? Оно стало ощущаться как атрибут чего-то родного, домашнего. И все мои самые сильные моменты самоидентификации со Львовом, моменты любви - они все связаны со всплесками мультикультурности и многоязычия: клезфест, встречи с друзьями из разных мест (львовянами и экспатами), услышанные на улице обрывки фраз и песен на разных языках и суржиках...
Но это всё было скорее неосознанное. И вот теперь сформулировалось осознанное.
Я вдруг увидела, что есть небольшая группа людей, точнее не группа, а карасс, они могут друг друга вовсе и не знать, но их объединяет некое общее пространство (культурный контекст, так сказать) - и эти люди владеют неким общим набором языков: русский-украинский-польский-идиш-английский, часто ещё немецкий, иногда ещё чешский и/или словацкий. И это люди, глубоко связанные с Восточной Европой и еврейством. Историей, языком, культурой, музыкой, войной... кто-то родился здесь, в Старом Свете, а кто-то - уже за океаном, в Новом Свете, и приехал сюда - в поиске своих корней, в поиске живой истории, которая много лет была за железным занавесом.
И этот мир галицкий и буковинский (и волынский тоже, но я про него меньше знаю) - во-первых, довоенный, имперский, (кто под Австро-Венгрией, кто под Россией) во-вторых - советский и PRL'овский - он и мрачный, и часто затхлый, и во многом исполненный внутренних свар, ненависти, ксенофобии - но в то же время он и полный жемчугов, и пронзительный, и щемящий и родной. Буковина: вот проект Meridian Czernowitz со своими переводными и разно-билингвальными изданиями, со своими литературными встречами,
поэтическими турами - смог это поймать и без пафоса передать. Галичина: во Львове Центр міської історії делает важные штуки про это, уже не с литературной, а с исторической стороны.
У меня вся эта до-и послевоенная флотилия в голове, неполный список кораблей, который я и до середины-то прочитать не могу (Ицик Мангер, Пауль Целан, Роза Ауслендер, Дебора Фогель, Юра Зойфер, Іван Франко, Ольга Кобилянська, Рохл Корн, Бруно Шульц, Зузана Гинчанка, Ирина Вильде, Карл-Эмиль Францоз, Зельма Мейербаум-Айзингер, Йозеф Рот, Элиезер Штейнбарг. Идиш, немецкий, румынский, русский, украинский, польский), а ещё ведь есть и дальше, только теперь это всё пишется и обдумывается на разных территориях, есть Тарас Прохасько и Юрко Прохасько, которые пишут и переводят (Юрко Прохасько как раз Дебору Фогель переводил, с идиша, а Катю Петровскую, русскоязычную украинскую еврейку, пишущую на немецком - с немецкого, соответственно. Обязательно почитайте Катю Петровскую, "Мабуть Естер" (Vielleicht Esther), в оригинале или переводе - это замечательная книга).
И вот это всё, этот дискурс, с его любовью и ненавистью, и этим калейдоскопическим сплавом и соседством (которое зачастую вовсе не было умиленным братолюбивым соседством, а было, наоборот, ксенофобским, националистским, злобным - но бывало и другим, действительно взаимопроникающим и братским), и... ну, и переплетением всем этим... это такой необъятный, горький, но очень цепляющий меня за всё живое дискурс. И те немногие люди, которые разделяют со мной именно этот странный набор языков - Мейшке, Барри Смерин, Майкл Стейнлауф, еще несколько человек - с ними мне хочется сидеть и долго, долго говорить сама не знаю о чём, чтобы выговаривать это, проговаривать это, расчищать поверхность от песка и налипшего мусора... написала километровое письмо одной прекрасной учёной-историку, которая меня не знает, но у нас с ней есть общие знакомые, и занимается она именно Восточной Европой, именно вот всем этим дискурсом, и говорит именно на этих перечисленных мной языках - а с ней мы вообще никогда никак не пересекались и даже словом не перемолвились - написала ей письмо не научное, а невнятно-личное, про вотэтовсё.
так вот: я вдруг поймала себя на том, что своими языками как бы пытаюсь воссоздать модель Галичины и Буковины в лице себя одной. (Румынский я, кстати, тоже давно хочу учить, из-за Fanfare Ciocarlia). Наращивая слои, пытаюсь оказаться и этим, и тем. И украинским соседом, и польским, и русским, и еврейским. А если еврейским, то тоже не одним, а как минимум тремя. И ассимилированным евреем из семьи врачей или юристов - польскоязычная львовская элита, как вот Лешек Аллерханд - который не молится и не говорит на идише. И тем, традиционным, который зажигает субботние свечи и поёт еврейские колыбельные. И тем, советским, для которого это всё уже смялось в один пластилиновый шарик и раскаталось тонким слоем под поверхностью, вместе с анекдотами как про тётю Песю, так и про Штирлица и Брежнева.