Последняя осень
из армейских дневников
начало здесь
Перед тем как отпустить своих подчиненных на волю командиры любят устраивать им «дембельский наряд». Определяют некий объем работ, выполнив который ты можешь надеяться уйти с очередной партией демобилизованных. Мотивация столь велика, что дембель лезет из кожи вон, чтобы быстрее выполнить свою последнюю задачу.
Конкретного объема работ в моем случае не было. Но для того, чтобы «накосячить» было обширное поле возможностей. Учения обрушивались на нашу часть лавинообразно: командно-штабная тренировка по тревоге, затем дивизионные командно-штабные учения (КШУ), затем тут же полковые тактические учения (ПТУ). Спать приходилась два-три часа в сутки. И в это короткое время мне снились испещренные красно-синими карандашами карты.
27 сентября вышел приказа министра обороны. Первая партия демобилизованных намечалась на 28 октября. Между этими датами - сплошная нервотрепка с командиром полка и начальником штаба. Угрозы объявить строгий выговор с поражением в правах и дембель в новогоднюю ночь перемешивались с похлопыванием по плечу и скупыми обещаниями отпустить пораньше.
Из-за учений часть осени прошла в лесу. Это было прощание с местной природой. Именно здесь на Урале впервые я увидел настоящий дремучий лес и дикие болота. Однажды я чуть не утопил в таком болоте мотоцикл с коляской. Отрадой нам служили короткие вылазки за грибами. У местных я научился в них немного разбираться. Редкий вечер мы не объедались жареной картошкой с грибами.
В казарме - на городских квартирах части - тем временем все соревновались в оформлении дембельской одежды. Нашивали какие-то аксельбанты и эполеты, в строчку парадной формы добавлялись кантики из белых хлорвиниловых трубок, из латуни выпиливались бутафорские ордена. Я же боролся с желанием написать домой просьбу выслать мне гражданский плащ или пальто. Форма настолько опротивела мне, что я намеревался уйти в окончательное увольнение в гражданской одежде. Но погоды уже стояли суровые, и нужна была верхняя одежда. Я понимал, что вырос из тех курточек, что носил до армии, а озадачивать родных новыми приобретениями было неудобно со всех сторон. Поэтому, когда настал мой срок, я надел простую хебешку под шинель и сапоги. Гимнастерка была удобней парадного костюма в дороге.
Толстый уволился на день раньше, но не улетел. Ждал меня у Риты. Где-то он очередной раз раздобыл денег, и мы весь день гастролировали втроем как в последний раз, периодически меняя дислокацию. Это и был последний раз. Вечером мы отправили Толстого в аэропорт. Деньги, которые не успели вместе прокутить, он оставил нам. Но сил уже не было, мы вернулись к Рите домой, просидели полночи за бутылкой коньяка прежде чем легли. Утром я вызвал такси в аэропорт, и мы попрощались.
___
Позже с Олегом у нас возникла переписка. Через два года Толстый приехал ко мне в Ростов-на-Дону. А еще через двадцать три года - в Москву. Но это уже совсем другие истории.
начало здесь
Перед тем как отпустить своих подчиненных на волю командиры любят устраивать им «дембельский наряд». Определяют некий объем работ, выполнив который ты можешь надеяться уйти с очередной партией демобилизованных. Мотивация столь велика, что дембель лезет из кожи вон, чтобы быстрее выполнить свою последнюю задачу.
Конкретного объема работ в моем случае не было. Но для того, чтобы «накосячить» было обширное поле возможностей. Учения обрушивались на нашу часть лавинообразно: командно-штабная тренировка по тревоге, затем дивизионные командно-штабные учения (КШУ), затем тут же полковые тактические учения (ПТУ). Спать приходилась два-три часа в сутки. И в это короткое время мне снились испещренные красно-синими карандашами карты.
27 сентября вышел приказа министра обороны. Первая партия демобилизованных намечалась на 28 октября. Между этими датами - сплошная нервотрепка с командиром полка и начальником штаба. Угрозы объявить строгий выговор с поражением в правах и дембель в новогоднюю ночь перемешивались с похлопыванием по плечу и скупыми обещаниями отпустить пораньше.
Из-за учений часть осени прошла в лесу. Это было прощание с местной природой. Именно здесь на Урале впервые я увидел настоящий дремучий лес и дикие болота. Однажды я чуть не утопил в таком болоте мотоцикл с коляской. Отрадой нам служили короткие вылазки за грибами. У местных я научился в них немного разбираться. Редкий вечер мы не объедались жареной картошкой с грибами.
В казарме - на городских квартирах части - тем временем все соревновались в оформлении дембельской одежды. Нашивали какие-то аксельбанты и эполеты, в строчку парадной формы добавлялись кантики из белых хлорвиниловых трубок, из латуни выпиливались бутафорские ордена. Я же боролся с желанием написать домой просьбу выслать мне гражданский плащ или пальто. Форма настолько опротивела мне, что я намеревался уйти в окончательное увольнение в гражданской одежде. Но погоды уже стояли суровые, и нужна была верхняя одежда. Я понимал, что вырос из тех курточек, что носил до армии, а озадачивать родных новыми приобретениями было неудобно со всех сторон. Поэтому, когда настал мой срок, я надел простую хебешку под шинель и сапоги. Гимнастерка была удобней парадного костюма в дороге.
Толстый уволился на день раньше, но не улетел. Ждал меня у Риты. Где-то он очередной раз раздобыл денег, и мы весь день гастролировали втроем как в последний раз, периодически меняя дислокацию. Это и был последний раз. Вечером мы отправили Толстого в аэропорт. Деньги, которые не успели вместе прокутить, он оставил нам. Но сил уже не было, мы вернулись к Рите домой, просидели полночи за бутылкой коньяка прежде чем легли. Утром я вызвал такси в аэропорт, и мы попрощались.
___
Позже с Олегом у нас возникла переписка. Через два года Толстый приехал ко мне в Ростов-на-Дону. А еще через двадцать три года - в Москву. Но это уже совсем другие истории.