К вопросу об "охоте на ведьм".
Юрий Слёзкин в третьей книге своей "Саги о русской революции" пишет:
"В конце 1620-х - начале 1630-х, в разгар «религиозных войн» и после нескольких подряд неурожаев, охота на ведьм в баварском Бамберге завершилась сожжением нескольких сотен человек, включая почти всю городскую элиту. Одним из них, согласно протоколу допросов, был бургомистр Йоханнес Юниус.
В среду 28 июня 1628 г. был допрошен без пристрастия Йоханнес Юниус, бургомистр Бамберга, по обвинению в колдовстве - как и вследствие чего впал в этот порок. Возраст - пятьдесят пять лет, родом из Нидервайзиха в Веттерау. Утверждает, что невиновен, ничего не знает ни о каких преступлениях и никогда не был отступником; говорит, что его оклеветали перед Богом и людьми и что не может быть свидетелей, которые видели бы его на ведьминских шабашах.
Очная ставка с доктором Георгом Адамом Хааном. Говорит, что клянётся жизнью, что полтора года назад видел его, Юниуса, на ведьминском шабаше в комнате городского совета, где они ели и пили. Обвиняемый всё отрицает.
Очная ставка с Эльзе Хопфен. Говорит, что Юниус был на большом болоте на ведьминских плясках, а до этого осквернил просфору. Юниус всё отрицает. Ему сказано, что его сообщники сознались и показали на него и что ему даётся время на размышление.
В пятницу 30 июня 1628 г. Юниусу было без пыток предложено во всём сознаться, но он опять отказался, вследствие чего, так как он ни в чём не сознался, к нему применены пытки.
После пяти дней пыток и «увещеваний» Юниус сознался в том, что был соблазнён дьяволицей, отступил от Бога, вступил в тайный сговор, участвовал в ведьминских плясках, осквернил просфору и покушался на убийство сына и дочери (но убил гнедую кобылу). 24 июля 1628 года он написал секретное письмо дочери.
Тысячи пожеланий доброй ночи моей горячо любимой дочери Веронике. Безвинным пришёл я в эту тюрьму, безвинным пострадал, безвинным умру. Потому что любого, кто здесь окажется, либо превратят в ведьму, либо будут мучить, пока он - Бог ему в помощь - что-нибудь не придумает. Я расскажу, что произошло со мной. В первый день пыток со мной были доктор Браун, доктор Коцендорфер и два незнакомых доктора. Доктор Браун спросил: «Кум, как ты здесь оказался?» Я ответил: «По навету и по несчастью». «Послушай, - говорит он, - ты колдун. Сознайся по доброй воле. Если не сознаешься, вызовем палача и свидетелей». «Я не колдун, - говорю, - и совесть моя чиста. Мне нечего бояться; приведите хоть тысячу свидетелей, я с радостью всех выслушаю». Сначала привели сына канцлера, а потом Эльзе Хопфен. Она сказала, что видела меня на большом болоте. Я ответил: «Я никогда не отступал от Бога и, с Его помощью, никогда не отступлю. Стерплю, что должен стерпеть». После этого - спаси меня, милостивый Боже, - пришёл палач, связал мне руки и вставил пальцы в тиски, так что из-под ногтей и отовсюду потекла кровь, и я четыре недели не мог шевелить пальцами, как видишь по почерку… Потом меня раздели, связали руки за спиной и вздёрнули к потолку. И я подумал, что не увижу больше ни земли, ни неба. И так восемь раз поднимали и опускали, и я претерпел страшную муку…
Это произошло в пятницу 30 июня, и я всё, с Божьей помощью, стерпел… И палач повёл меня обратно в тюрьму и вдруг говорит: «Умоляю вас, милостивый государь, сознайтесь, ради Бога, в чём-нибудь, не важно в чём. Придумайте что-нибудь, потому что выдержать пытку, которую вам назначат, нет никакой возможности. И даже если выдержите, не будет вам облегчения, потому что пытки будут следовать одна за другой, пока вы не сознаетесь. Только тогда они вас отпустят, как видите по их судебным процессам, которые все как один…»
Осознав ужас моего положения, я попросил, чтобы мне дали священника и день на размышление. В священнике мне отказали, но время на размышление дали. И вот, дитя моё, сама посуди, перед каким выбором я оказался и до сих пор нахожусь. Я должен признаться в том, что я колдун, хотя это неправда, и отказаться от Бога, хотя никогда раньше этого не делал. Я промучился весь день и всю ночь и наконец надумал вот что. Раз мне не дали священника, у которого я мог бы спросить совета, я сам что-нибудь придумаю, скажу это устами и словами, хоть это и неправда, а потом исповедаюсь у священника. И пусть те, которые заставили меня сказать неправду, отвечают перед Богом… И я во всём сознался, и всё было ложью…
После этого мне велели сказать, кого я видел на шабаше. Я сказал, что никого. «Старый сукин сын, - говорят, - сейчас палача позовём. Разве там не было канцлера?» «Был», - говорю. «А ещё кто там был?» Я сказал, что больше никого не узнал. Тогда они говорят: «А ты вспомни все улицы города, одну за другой, и иди от рыночной площади по одной улице, а обратно по другой». Мне пришлось назвать ещё несколько человек. Дошёл до длинной улицы. Сказал, что никого не знаю, но пришлось назвать восемь человек. В Цинкерверте назвал ещё одного. Прошёл по верхнему мосту до Георгиевских ворот, сказал, что никого не знаю. «А в замке, - говорят, - знаешь кого-нибудь? Говори, не бойся». И так по каждой улице. Но я сказал, что больше никого не знаю. Тогда они позвали палача, велели ему обрить мне всё тело и приказали пытать. «Сукин сын знает кое-кого на рыночной площади, каждый день с ним видится, а называть не хочет». Я знал, что они имеют в виду Дитмайера. Пришлось и его назвать.
После этого я должен был перечислить свои преступления. Я ничего не сказал.
«Вздёрни сукиного сына!» Тогда я сказал, что собирался убить детей, но вместо этого убил лошадь. Но этого было мало. Тогда я сказал, что осквернил просфору, и меня отпустили.
Такова моя исповедь, дитя моё. И за это я должен погибнуть. Но всё это ложь, и да поможет мне Бог.
И приписал на полях: «Дитя моё, на меня показали шесть человек: канцлер, его сын, Нойдекер, Цанер, Урзель Хоффмайстер и Эльзе Хопфен - ложно и под пытками, в чём сами признались перед казнью. Умоляли, чтобы я их, Христа ради, простил и сказали, что ничего, кроме хорошего, обо мне не знают и что их заставили клеветать, так же как и меня самого».
Это -- исключительно важный документ для понимания сути и смысла т. наз. "охоты на ведьм".
В советской России 30-х годов XX века столкнулись лбами два коммунистических "туза" - Сталин и Троцкий. Троцкий обвинял Сталина в предательстве революции, а Сталин клеймил Троцкого и его сторонников как "фашистов". Под раскрученный маховик сталинских репрессий попали и простые оппозиционеры, которые позволяли себе сметь своё суждение иметь. Ну, и потом, в общем "угаре" борьбы с "врагами народа", появились всякого рода "павлики морозовы", заявлявшие на своих родителей.
Очевидно, подавляющее большинство сожжённых ведьм были жертвами германских "павликов морозовых". Там, в Священной Римской империи, бодались лбами папы и немецкие князья. Протестанты называли папу "Антихристом", а католики изображали Лютера в виде волынки в руках у дьявола.
Как известно, когда паны дерутся, у холопов чубы трещат. Мало того, что масса народа погибла в последовавших за Реформацией религиозных войнах, но в атмосфере всеобщего страха многие люди стали жертвами коллективного психоза. Безобидные бабки-"шептуньи" попали под жернова маховика репрессий. Если в баварском Бамберге сожгли почти всю городскую элиту по обвинению в участии в ведьминских плясках, то, спрашивается, почему судьи-инквизиторы должны были отпускать на свободу самих ведьм (мнимых или реальных)? Это было бы несерьёзно. Это послужило бы распространению всякого рода кривотолков о судьях, что они судят избирательно, что их суды неправедные, и пр. Так что, судьям-инквизиторам уже некуда было деваться: одни "слуги дьявола" под пытками показывали на других, другие - на третьих... И так далее, по цепочке. В общем, в пламени костров догорала средневековая Европа, чтобы освободить место новому буржуазному обществу.
"В конце 1620-х - начале 1630-х, в разгар «религиозных войн» и после нескольких подряд неурожаев, охота на ведьм в баварском Бамберге завершилась сожжением нескольких сотен человек, включая почти всю городскую элиту. Одним из них, согласно протоколу допросов, был бургомистр Йоханнес Юниус.
В среду 28 июня 1628 г. был допрошен без пристрастия Йоханнес Юниус, бургомистр Бамберга, по обвинению в колдовстве - как и вследствие чего впал в этот порок. Возраст - пятьдесят пять лет, родом из Нидервайзиха в Веттерау. Утверждает, что невиновен, ничего не знает ни о каких преступлениях и никогда не был отступником; говорит, что его оклеветали перед Богом и людьми и что не может быть свидетелей, которые видели бы его на ведьминских шабашах.
Очная ставка с доктором Георгом Адамом Хааном. Говорит, что клянётся жизнью, что полтора года назад видел его, Юниуса, на ведьминском шабаше в комнате городского совета, где они ели и пили. Обвиняемый всё отрицает.
Очная ставка с Эльзе Хопфен. Говорит, что Юниус был на большом болоте на ведьминских плясках, а до этого осквернил просфору. Юниус всё отрицает. Ему сказано, что его сообщники сознались и показали на него и что ему даётся время на размышление.
В пятницу 30 июня 1628 г. Юниусу было без пыток предложено во всём сознаться, но он опять отказался, вследствие чего, так как он ни в чём не сознался, к нему применены пытки.
После пяти дней пыток и «увещеваний» Юниус сознался в том, что был соблазнён дьяволицей, отступил от Бога, вступил в тайный сговор, участвовал в ведьминских плясках, осквернил просфору и покушался на убийство сына и дочери (но убил гнедую кобылу). 24 июля 1628 года он написал секретное письмо дочери.
Тысячи пожеланий доброй ночи моей горячо любимой дочери Веронике. Безвинным пришёл я в эту тюрьму, безвинным пострадал, безвинным умру. Потому что любого, кто здесь окажется, либо превратят в ведьму, либо будут мучить, пока он - Бог ему в помощь - что-нибудь не придумает. Я расскажу, что произошло со мной. В первый день пыток со мной были доктор Браун, доктор Коцендорфер и два незнакомых доктора. Доктор Браун спросил: «Кум, как ты здесь оказался?» Я ответил: «По навету и по несчастью». «Послушай, - говорит он, - ты колдун. Сознайся по доброй воле. Если не сознаешься, вызовем палача и свидетелей». «Я не колдун, - говорю, - и совесть моя чиста. Мне нечего бояться; приведите хоть тысячу свидетелей, я с радостью всех выслушаю». Сначала привели сына канцлера, а потом Эльзе Хопфен. Она сказала, что видела меня на большом болоте. Я ответил: «Я никогда не отступал от Бога и, с Его помощью, никогда не отступлю. Стерплю, что должен стерпеть». После этого - спаси меня, милостивый Боже, - пришёл палач, связал мне руки и вставил пальцы в тиски, так что из-под ногтей и отовсюду потекла кровь, и я четыре недели не мог шевелить пальцами, как видишь по почерку… Потом меня раздели, связали руки за спиной и вздёрнули к потолку. И я подумал, что не увижу больше ни земли, ни неба. И так восемь раз поднимали и опускали, и я претерпел страшную муку…
Это произошло в пятницу 30 июня, и я всё, с Божьей помощью, стерпел… И палач повёл меня обратно в тюрьму и вдруг говорит: «Умоляю вас, милостивый государь, сознайтесь, ради Бога, в чём-нибудь, не важно в чём. Придумайте что-нибудь, потому что выдержать пытку, которую вам назначат, нет никакой возможности. И даже если выдержите, не будет вам облегчения, потому что пытки будут следовать одна за другой, пока вы не сознаетесь. Только тогда они вас отпустят, как видите по их судебным процессам, которые все как один…»
Осознав ужас моего положения, я попросил, чтобы мне дали священника и день на размышление. В священнике мне отказали, но время на размышление дали. И вот, дитя моё, сама посуди, перед каким выбором я оказался и до сих пор нахожусь. Я должен признаться в том, что я колдун, хотя это неправда, и отказаться от Бога, хотя никогда раньше этого не делал. Я промучился весь день и всю ночь и наконец надумал вот что. Раз мне не дали священника, у которого я мог бы спросить совета, я сам что-нибудь придумаю, скажу это устами и словами, хоть это и неправда, а потом исповедаюсь у священника. И пусть те, которые заставили меня сказать неправду, отвечают перед Богом… И я во всём сознался, и всё было ложью…
После этого мне велели сказать, кого я видел на шабаше. Я сказал, что никого. «Старый сукин сын, - говорят, - сейчас палача позовём. Разве там не было канцлера?» «Был», - говорю. «А ещё кто там был?» Я сказал, что больше никого не узнал. Тогда они говорят: «А ты вспомни все улицы города, одну за другой, и иди от рыночной площади по одной улице, а обратно по другой». Мне пришлось назвать ещё несколько человек. Дошёл до длинной улицы. Сказал, что никого не знаю, но пришлось назвать восемь человек. В Цинкерверте назвал ещё одного. Прошёл по верхнему мосту до Георгиевских ворот, сказал, что никого не знаю. «А в замке, - говорят, - знаешь кого-нибудь? Говори, не бойся». И так по каждой улице. Но я сказал, что больше никого не знаю. Тогда они позвали палача, велели ему обрить мне всё тело и приказали пытать. «Сукин сын знает кое-кого на рыночной площади, каждый день с ним видится, а называть не хочет». Я знал, что они имеют в виду Дитмайера. Пришлось и его назвать.
После этого я должен был перечислить свои преступления. Я ничего не сказал.
«Вздёрни сукиного сына!» Тогда я сказал, что собирался убить детей, но вместо этого убил лошадь. Но этого было мало. Тогда я сказал, что осквернил просфору, и меня отпустили.
Такова моя исповедь, дитя моё. И за это я должен погибнуть. Но всё это ложь, и да поможет мне Бог.
И приписал на полях: «Дитя моё, на меня показали шесть человек: канцлер, его сын, Нойдекер, Цанер, Урзель Хоффмайстер и Эльзе Хопфен - ложно и под пытками, в чём сами признались перед казнью. Умоляли, чтобы я их, Христа ради, простил и сказали, что ничего, кроме хорошего, обо мне не знают и что их заставили клеветать, так же как и меня самого».
Это -- исключительно важный документ для понимания сути и смысла т. наз. "охоты на ведьм".
В советской России 30-х годов XX века столкнулись лбами два коммунистических "туза" - Сталин и Троцкий. Троцкий обвинял Сталина в предательстве революции, а Сталин клеймил Троцкого и его сторонников как "фашистов". Под раскрученный маховик сталинских репрессий попали и простые оппозиционеры, которые позволяли себе сметь своё суждение иметь. Ну, и потом, в общем "угаре" борьбы с "врагами народа", появились всякого рода "павлики морозовы", заявлявшие на своих родителей.
Очевидно, подавляющее большинство сожжённых ведьм были жертвами германских "павликов морозовых". Там, в Священной Римской империи, бодались лбами папы и немецкие князья. Протестанты называли папу "Антихристом", а католики изображали Лютера в виде волынки в руках у дьявола.
Как известно, когда паны дерутся, у холопов чубы трещат. Мало того, что масса народа погибла в последовавших за Реформацией религиозных войнах, но в атмосфере всеобщего страха многие люди стали жертвами коллективного психоза. Безобидные бабки-"шептуньи" попали под жернова маховика репрессий. Если в баварском Бамберге сожгли почти всю городскую элиту по обвинению в участии в ведьминских плясках, то, спрашивается, почему судьи-инквизиторы должны были отпускать на свободу самих ведьм (мнимых или реальных)? Это было бы несерьёзно. Это послужило бы распространению всякого рода кривотолков о судьях, что они судят избирательно, что их суды неправедные, и пр. Так что, судьям-инквизиторам уже некуда было деваться: одни "слуги дьявола" под пытками показывали на других, другие - на третьих... И так далее, по цепочке. В общем, в пламени костров догорала средневековая Европа, чтобы освободить место новому буржуазному обществу.