Начало мужского священства.
(Из статьи Р. Г. Назирова «Женоподобие шамана и жреца»)
"Для сказок о мачехе и падчерице характерна помощь героине не со стороны отца (отец в сказке никогда не помогает своей дочери и покорно, хотя и с сокрушённым сердцем выполняет злую волю мачехи), а со стороны духа покойной матери. Тут получается очень интересная параллель с палеолитическим наследованием, всё ещё сохраняющимся у некоторых примитивных народов: так, у современных бушменов небольшая личная собственность отца (орудия охоты) передаётся по наследству его сыновьям, а домашняя утварь, собственность матери, - дочерям. Аналогично раздельнополому наследованию, дух отца в сказках покровительствует младшему сыну, а дух матери - её дочери, гонимой падчерице.
Для народов Старой Европы, у которых огромное значение матриархата в прошлом не подвергается сомнению, мотив покровительства покойной матери был вполне естественным. Одновременно она являлась и духом домашнего очага. «Не случайно, - говорит академик А. П. Окладников, - женские статуэтки в палеолите нередко находятся около очага, а в этнографии дух - хозяин очага - имеет женский облик» [Окладников А. П. Утро искусства. Л., 1967, с. 80.].
В палеолите сохранение огня было функцией женщины. Поэтому и огонь в эпоху матриархата (а иногда, как видно, и в более позднюю эпоху) мыслился существом женского рода; в Средние века духом огня считалась саламандра. У многих народов-огнепоклонников жрицами вечного огня были только женщины. Но дело не ограничивается культом огня.
Первоначально только женщины выполняли все жреческие и гадательные функции. Пережитки этой всемирной стадии по сей день сохраняются во всём мире. Невозможно перечислить всех ведьм, колдуний, иудейских пророчиц, античный пифий и сивилл, современных гадалок и т. п. У такого патриархального народа, каким были древние евреи, женское шаманство было гораздо старше мужского жречества, и следов этого в Библии немало, например, образ великой пророчицы Деборы. Аэндорская волшебница по просьбе царя Саула вызвала дух пророка Самуила, и тот предсказал царю поражение в предстоящей битве. Как это некромантическое «действо» совершалось на практике, мы видели воочию в японском кинофильме «Расёмон» (режиссёр Акиро Куросава), где чревовещательница заклинает дух убитого самурая и, говоря его голосом, повествует историю его гибели. Эти волшебницы служили связующим звеном между миром живых и миром
мёртвых, ибо к хранительнице очага благоволят души предков.
Все дети, ещё не прошедшие инициаций, жили тогда с матерями, помогая им, разделяя их общественные и хозяйственные заботы. Девочки оставались в материнском роду; выходя замуж, они только на короткое время (после весеннего сева) сходились с мужьями [1]; в развитом матриархате мужья приходили в род жены. В ту эпоху всякая инициатива, социальная и половая, исходила от женщины; девушки выбирали себе мужей, а молодые люди пассивно ждали выбора; муж в ранней семье занимал подчинённое место.
В материнском роду всегда было известное количество мальчиков. Вплоть до середины нашего века у папуасов Новой Гвинеи мальчики, ещё не прошедшие инициаций, спали в «женском доме»; переходом служила жизнь в домах для инициаций; пройдя инициации, мальчик превращался в молодого воина, переходил в совершенно иной мир. Но больные, слабые, увечные мальчики, которые заведомо не могли пройти инициации, оставались в материнском роду, выполняли женские работы и не имели никакой надежды на брак. На них в очень широких пределах распространялось понятие женственности. Мальчики, не прошедшие инициации, рассматривались воинами как женоподобные. К ним и относились в сексуальном плане как к девушкам.
Ярким отражением этой культурной стадии является образ юного Ахилла, скрытого его матерью Фетидой на острове Скирос среди дочерей Ликомеда. Ахилл был переодет девочкой.
Николя Пуссен. Ахилл среди дочерей Ликомеда. 1651. (Ахилл -- крайний справа, с мечом)
Судя по этому классическому мифу, его нельзя было отличить от скиросских царевен (хотя одну из них он успел сделать матерью). В ту эпоху, к которой восходит этот миф, мальчики и девочки носили одинаковую одежду, обычно именно ту, которую продолжали носить девушки и после своих инициаций. Это никого не удивит, если вспомнить, что вплоть до XX века в Европе, преимущественно в буржуазных, мещанских кругах, маленьких мальчиков заставляли носить платья девочек. Ещё в глубокой древности из этого неразличения половой символики одежды родился культовый травестизм. В палеолите причиной такой травестии мальчика было стремление к тому, чтобы женское божество огня (покровительница материнского рода) приняло мальчика за девочку.
Речь идёт о том, что больные или увечные мальчики, не прошедшие инициаций, оставались при матерях; вырастая, они как бы не становились мужчинами, а сохраняли одежды девушек и по-прежнему помогали в женских работах, в том числе и в поддержании неугасимого огня очага. Эти несчастные существа «третьего пола» и стали первыми жрецами-неженщинами. Героиня патриархальной эпохи надевает мужские доспехи и с мечом в руках поднимает народ на борьбу за освобождение Франции, тем самым навлекая на себя обвинение в союзе с дьяволом. Герои позднего матриархата надевали женское платье, подражали женским голосам и порою даже женской сексуальности, чтобы получить доступ к священному очагу и жертвеннику богини.
Такой гигантский исторический переворот, каким был переход от матриархата к патриархату, не мог совершиться за короткое время: он тянулся тысячи лет, и фиксированная история ещё застала в разных концах земли разные стадии этого процесса. Переходом от женского жречества к мужскому послужил длительный период времени, когда ранние жрецы из мужчин традиционно симулировали женственность. Это было неизбежно и необходимо, поскольку главными в пантеоне переходной эпохи оставались женские божества огня и земли. Богине очага и огню, сильнейшему средству очищения, служили целомудренные, «чистые» девушки".
Возможно, - добавлю я от себя, - мужская практика самооскоплений появилась из стремления к "чистоте", из желания уподобиться целомудренным девушкам.
"Исторически самооскопление жрецов было способом перехода от женского шаманства к мужскому жречеству, однако в понимании самих людей раннепатриархальной эпохи кастрация жрецов служила целям уподобления их божеству: увечному Небу [2] или женственной Земле - Великой Матери богов и людей.
У скифов жрецами были энарреи, т. е. евнухоидные мужчины, лишившиеся потентности вследствие врождённых физических недостатков или повреждений, полученных в детстве (например, в результате слишком долгой верховой езды). Жрецами Кибэлы, а также некоторых других оргиастических культов древнего Востока были кастраты, причём посвящаемые сами оскопляли себя во время диких «музыкальных радений». Это не было «жертвоприношением мужской силы», а имитацией драмы мифологического возлюбленного богини, оскоплённого диким зверем на охоте.
Видимо, более распространённой формой достижения женоподобия была не кастрация, а культовый травестизм, т. е. переодевание мужчин в женскую одежду, постоянное ношение женских одежд. Ещё в ХХ веке сибирский шаман, если у него не было под рукой его специального наряда, переодевался для камлания в женскую одежду.
Первыми жрецами из мужчин были слабые и больные, а также младшие сыновья. Они были не просто психологически, а «социально-экономически» ближе к матерям, огню и духам предков. Старшая женщина, глава материнского рода, была жрицей огня; в силу матрилокального брака сыновья уходили в роды их жён, а с матерью оставался больной последыш. Болезнь же считалась священной приметой избранности к жреческому служению. Величайшими жрецами были эпилептики, падучая у римлян называлась morbus sacer (священная болезнь). Почему именно эпилептики - лучшие шаманы? Потому что эпилептический припадок с его ритмическими судорогами и выгибаниями древние понимали как половой акт с невидимым партнёром, с духом, божеством, тотемным животным.
Итак, измазанный в золе мальчик [3], последыш и помощник жрицы, стал первым жрецом мужского пола. Младший брат наследовал матери, и с этого начался минорат. В библейской истории с благословением Иакова связь минората с матриархальным принципом и борьба минората против майората выступают в обнажённо-наглядном виде. И вся история Иосифа Премудрого, которого ненавидели старшие братья и продали его в рабство в Египет, а он там стал министром фараона, отражает борьбу между миноратом и майоратом.
На славянские сказки о младшем сыне повлияло расселение племён при подсечно-огневом земледелии, распад древнеславянской «большой семьи»; социальное содержание восточнославянских сказок о «запечнике» - это борьба при переходе от минората к раздельному наследованию, с которым в народный быт вошли имущественные распри и ограбление младших, т. е. ранние формы социальной несправедливости. Но и в этих сказках прослеживаются следы матриархата и пережитки особого положения младшего сына в эпоху перехода от женского жречества к мужскому".
--------------------------------------------------------------------------------------
[1] Интересно, а не для этих ли праздничных "сходок" строились "протогорода" Кукутени-Триполья? См. О "протогородах" Кукутень-Триполья.
[2] Брак Неба и Земли первоначально мыслился как непрерывный половой акт; Небо лежало на Земле, и детям Земли не было места для жизни. Иными словами, все зачатые и выношенные Землёю плоды этого брака оставались во чреве матери, наглухо закрытом ввиду непрерывности самого сочетания. Актом освобождения первых богов или актом создания свободного пространства было разделение Неба и Земли путём кастрации отца: божественный сын вечных супругов, откусив половой орган отца, открывает себе путь из чрева матери и в то же время разделяет своих родителей. Из мифов о разделении Неба и Земли обычно вытекает необходимое следствие: бог Неба есть увечный бог.
[3] ЗолушОк
"Для сказок о мачехе и падчерице характерна помощь героине не со стороны отца (отец в сказке никогда не помогает своей дочери и покорно, хотя и с сокрушённым сердцем выполняет злую волю мачехи), а со стороны духа покойной матери. Тут получается очень интересная параллель с палеолитическим наследованием, всё ещё сохраняющимся у некоторых примитивных народов: так, у современных бушменов небольшая личная собственность отца (орудия охоты) передаётся по наследству его сыновьям, а домашняя утварь, собственность матери, - дочерям. Аналогично раздельнополому наследованию, дух отца в сказках покровительствует младшему сыну, а дух матери - её дочери, гонимой падчерице.
Для народов Старой Европы, у которых огромное значение матриархата в прошлом не подвергается сомнению, мотив покровительства покойной матери был вполне естественным. Одновременно она являлась и духом домашнего очага. «Не случайно, - говорит академик А. П. Окладников, - женские статуэтки в палеолите нередко находятся около очага, а в этнографии дух - хозяин очага - имеет женский облик» [Окладников А. П. Утро искусства. Л., 1967, с. 80.].
В палеолите сохранение огня было функцией женщины. Поэтому и огонь в эпоху матриархата (а иногда, как видно, и в более позднюю эпоху) мыслился существом женского рода; в Средние века духом огня считалась саламандра. У многих народов-огнепоклонников жрицами вечного огня были только женщины. Но дело не ограничивается культом огня.
Первоначально только женщины выполняли все жреческие и гадательные функции. Пережитки этой всемирной стадии по сей день сохраняются во всём мире. Невозможно перечислить всех ведьм, колдуний, иудейских пророчиц, античный пифий и сивилл, современных гадалок и т. п. У такого патриархального народа, каким были древние евреи, женское шаманство было гораздо старше мужского жречества, и следов этого в Библии немало, например, образ великой пророчицы Деборы. Аэндорская волшебница по просьбе царя Саула вызвала дух пророка Самуила, и тот предсказал царю поражение в предстоящей битве. Как это некромантическое «действо» совершалось на практике, мы видели воочию в японском кинофильме «Расёмон» (режиссёр Акиро Куросава), где чревовещательница заклинает дух убитого самурая и, говоря его голосом, повествует историю его гибели. Эти волшебницы служили связующим звеном между миром живых и миром
мёртвых, ибо к хранительнице очага благоволят души предков.
Все дети, ещё не прошедшие инициаций, жили тогда с матерями, помогая им, разделяя их общественные и хозяйственные заботы. Девочки оставались в материнском роду; выходя замуж, они только на короткое время (после весеннего сева) сходились с мужьями [1]; в развитом матриархате мужья приходили в род жены. В ту эпоху всякая инициатива, социальная и половая, исходила от женщины; девушки выбирали себе мужей, а молодые люди пассивно ждали выбора; муж в ранней семье занимал подчинённое место.
В материнском роду всегда было известное количество мальчиков. Вплоть до середины нашего века у папуасов Новой Гвинеи мальчики, ещё не прошедшие инициаций, спали в «женском доме»; переходом служила жизнь в домах для инициаций; пройдя инициации, мальчик превращался в молодого воина, переходил в совершенно иной мир. Но больные, слабые, увечные мальчики, которые заведомо не могли пройти инициации, оставались в материнском роду, выполняли женские работы и не имели никакой надежды на брак. На них в очень широких пределах распространялось понятие женственности. Мальчики, не прошедшие инициации, рассматривались воинами как женоподобные. К ним и относились в сексуальном плане как к девушкам.
Ярким отражением этой культурной стадии является образ юного Ахилла, скрытого его матерью Фетидой на острове Скирос среди дочерей Ликомеда. Ахилл был переодет девочкой.
Николя Пуссен. Ахилл среди дочерей Ликомеда. 1651. (Ахилл -- крайний справа, с мечом)
Судя по этому классическому мифу, его нельзя было отличить от скиросских царевен (хотя одну из них он успел сделать матерью). В ту эпоху, к которой восходит этот миф, мальчики и девочки носили одинаковую одежду, обычно именно ту, которую продолжали носить девушки и после своих инициаций. Это никого не удивит, если вспомнить, что вплоть до XX века в Европе, преимущественно в буржуазных, мещанских кругах, маленьких мальчиков заставляли носить платья девочек. Ещё в глубокой древности из этого неразличения половой символики одежды родился культовый травестизм. В палеолите причиной такой травестии мальчика было стремление к тому, чтобы женское божество огня (покровительница материнского рода) приняло мальчика за девочку.
Речь идёт о том, что больные или увечные мальчики, не прошедшие инициаций, оставались при матерях; вырастая, они как бы не становились мужчинами, а сохраняли одежды девушек и по-прежнему помогали в женских работах, в том числе и в поддержании неугасимого огня очага. Эти несчастные существа «третьего пола» и стали первыми жрецами-неженщинами. Героиня патриархальной эпохи надевает мужские доспехи и с мечом в руках поднимает народ на борьбу за освобождение Франции, тем самым навлекая на себя обвинение в союзе с дьяволом. Герои позднего матриархата надевали женское платье, подражали женским голосам и порою даже женской сексуальности, чтобы получить доступ к священному очагу и жертвеннику богини.
Такой гигантский исторический переворот, каким был переход от матриархата к патриархату, не мог совершиться за короткое время: он тянулся тысячи лет, и фиксированная история ещё застала в разных концах земли разные стадии этого процесса. Переходом от женского жречества к мужскому послужил длительный период времени, когда ранние жрецы из мужчин традиционно симулировали женственность. Это было неизбежно и необходимо, поскольку главными в пантеоне переходной эпохи оставались женские божества огня и земли. Богине очага и огню, сильнейшему средству очищения, служили целомудренные, «чистые» девушки".
Возможно, - добавлю я от себя, - мужская практика самооскоплений появилась из стремления к "чистоте", из желания уподобиться целомудренным девушкам.
"Исторически самооскопление жрецов было способом перехода от женского шаманства к мужскому жречеству, однако в понимании самих людей раннепатриархальной эпохи кастрация жрецов служила целям уподобления их божеству: увечному Небу [2] или женственной Земле - Великой Матери богов и людей.
У скифов жрецами были энарреи, т. е. евнухоидные мужчины, лишившиеся потентности вследствие врождённых физических недостатков или повреждений, полученных в детстве (например, в результате слишком долгой верховой езды). Жрецами Кибэлы, а также некоторых других оргиастических культов древнего Востока были кастраты, причём посвящаемые сами оскопляли себя во время диких «музыкальных радений». Это не было «жертвоприношением мужской силы», а имитацией драмы мифологического возлюбленного богини, оскоплённого диким зверем на охоте.
Видимо, более распространённой формой достижения женоподобия была не кастрация, а культовый травестизм, т. е. переодевание мужчин в женскую одежду, постоянное ношение женских одежд. Ещё в ХХ веке сибирский шаман, если у него не было под рукой его специального наряда, переодевался для камлания в женскую одежду.
Первыми жрецами из мужчин были слабые и больные, а также младшие сыновья. Они были не просто психологически, а «социально-экономически» ближе к матерям, огню и духам предков. Старшая женщина, глава материнского рода, была жрицей огня; в силу матрилокального брака сыновья уходили в роды их жён, а с матерью оставался больной последыш. Болезнь же считалась священной приметой избранности к жреческому служению. Величайшими жрецами были эпилептики, падучая у римлян называлась morbus sacer (священная болезнь). Почему именно эпилептики - лучшие шаманы? Потому что эпилептический припадок с его ритмическими судорогами и выгибаниями древние понимали как половой акт с невидимым партнёром, с духом, божеством, тотемным животным.
Итак, измазанный в золе мальчик [3], последыш и помощник жрицы, стал первым жрецом мужского пола. Младший брат наследовал матери, и с этого начался минорат. В библейской истории с благословением Иакова связь минората с матриархальным принципом и борьба минората против майората выступают в обнажённо-наглядном виде. И вся история Иосифа Премудрого, которого ненавидели старшие братья и продали его в рабство в Египет, а он там стал министром фараона, отражает борьбу между миноратом и майоратом.
На славянские сказки о младшем сыне повлияло расселение племён при подсечно-огневом земледелии, распад древнеславянской «большой семьи»; социальное содержание восточнославянских сказок о «запечнике» - это борьба при переходе от минората к раздельному наследованию, с которым в народный быт вошли имущественные распри и ограбление младших, т. е. ранние формы социальной несправедливости. Но и в этих сказках прослеживаются следы матриархата и пережитки особого положения младшего сына в эпоху перехода от женского жречества к мужскому".
--------------------------------------------------------------------------------------
[1] Интересно, а не для этих ли праздничных "сходок" строились "протогорода" Кукутени-Триполья? См. О "протогородах" Кукутень-Триполья.
[2] Брак Неба и Земли первоначально мыслился как непрерывный половой акт; Небо лежало на Земле, и детям Земли не было места для жизни. Иными словами, все зачатые и выношенные Землёю плоды этого брака оставались во чреве матери, наглухо закрытом ввиду непрерывности самого сочетания. Актом освобождения первых богов или актом создания свободного пространства было разделение Неба и Земли путём кастрации отца: божественный сын вечных супругов, откусив половой орган отца, открывает себе путь из чрева матери и в то же время разделяет своих родителей. Из мифов о разделении Неба и Земли обычно вытекает необходимое следствие: бог Неба есть увечный бог.
[3] ЗолушОк