Ужасное дело чарующего хироманта. Глава 6
Глава, вернее, большая ее часть была переведена (чуть не сказала "написана") под влиянием огромного вдохновения, которое вдруг поперло в пятницу) Всю неделю писалось не шатко, ни валко и думала, что на главу точно уйдет две недели, потому что то не было настроения, то одолевали совсем другие мысли, то вдруг сваливалась внезапная работа.
И вот вдруг как-то само пошло и настолько, что я скопировала недоделанный текст с рабочего компа, понимая, что очень хочу дописать его дома. Получила удовольствие от перевода, хотя возможно кто-то и не поймет, почему, ничего вроде особенного в главе нет. Но вот сегодня это самое вдохновение еще и усилилось. Понимаешь это, когда пишешь словно по писанному, почти не глядишь в словарь и не в силах оторваться, пока все не закончишь.
Глава 6
Старые друзья и новые дела
Было уже слегка за полночь, когда я покинул Сент-Джеймс -холл. Майлса так нигде и не было видно, Риколетти сосредоточил свое внимание на другом легковерном юнце, а леди Агнес почувствовала небольшое недомогание, как сказала мне ее компаньонка. Шум, духота и толчея начинали уже раздражать меня, и таким образом, когда большинство гуляк собрались перейти к очередному танцу , я извинился и сбежал из этого содома.
Я был рад вырваться оттуда; более удручающего вечера мне не приходилось проводить со времени тех нескончаемых и обязательных для посещения обедов, что бывали в колледже, и оправданием для неявки на которые мне могла служить только болезнь. Я бы честно мог признаться, что из этого своего ночного похождения не узнал ровным счетом ничего, разве что оно укрепило меня в моем предубеждении. Я попал под подозрение, сам был обвинен в мошенничестве, после чего этот тип со смешными усами и в дурацком парике предсказал мое будущее.
Вообще, этот мой вечер никак нельзя было назвать удачным.
Что еще хуже, все мои ошибки и просчеты были изобличены женщиной, хоть она и внушала мне уважение, благодаря тому уму и острой наблюдательности, которых мне не приходилось видеть в представительницах ее пола. Еще более унизительным было то, что я, хоть и неохотно, но вынужден был признать ее правоту. У меня не было никаких улик против Риколетти, не появились они и теперь. Я попал в ужасную ловушку, строя теории, не имея на руках никаких фактов - и вина за это лежала исключительно на Майкрофте.
«Сильное влияние и планы на мой счет» - вот как сказал о нем хиромант. И надо отдать ему должное, тут он был абсолютно прав. Но я отнюдь не приписываю это его искусству чтения по ладони; мне приходилось видеть, как подобный метод применяли мошенники на ярмарках, правда, не с той степенью уверенности. С известной долей вероятности можно было предположить, что у меня есть брат или сестра - я обратил внимание, что он не уточнял, кто именно; тут линии на ладони его подвели - и были равные шансы на то, что они должны бы быть либо старше, либо моложе меня. Риколетти выбрал первое и победил.
Что касается моей смерти путем утопления, то возможно, публику и ужаснули его слова, меня же - нет. Если б он сказал, что я погибну в пасти тигра, либо меня постигнет какая-нибудь другая столь же невероятная судьба, я бы отдал должное его оригинальности. Могила под водой казалась начисто лишенным воображения финалом, даже несколько прозаичным и определенно невероятным, ибо я был довольно неплохим пловцом.
На основании этого мне, естественно, предложили провести еще одну консультацию, и Риколетти сказал, что есть способы избежать такой участи. Я бы счел, что самым практичным было бы держаться подальше от воды, но рекомендуя очевидные всем истины на жизнь не заработаешь. Я поблагодарил его за то, что он уделил мне внимание, и мы расстались во взаимном, молчаливом понимании, что помимо того, что он сказал мне, я представляю для него мало интереса в качестве объекта, способного посодействовать его обогащению. Если моя гипотеза была верной, то в роли будущей жертвы шантажа я был не слишком перспективен.
Удрученный , я вышел в ночь и увидел, что город начинает обхватывать вздымающийся покров бурого тумана. Теперь весь вопрос был в том, где можно провести ночь. Если в этот поздний час я вернусь сейчас к себе, на Монтегю-стрит , во фраке и в белом галстуке, то пробужу этим от сна горгону, бывшую по совместительству моей квартирной хозяйкой, которая обрушит при этом на меня множество ненужных вопросов. Пэлл-Мэлл, где не так давно снял квартиру Майкрофт, была совсем неподалеку отсюда, но в нашей семье никогда не приветствовались и не поощрялись неожиданные визиты. К тому же я не испытывал желания обращаться к Майкрофту, особенно если мне при этом придется положиться на его милосердие и просить, чтоб он впустил меня сегодня на ночлег. Он, возможно, еще не оставил свои чаяния на мой счет, и я скорее переночую на какой-нибудь скамейке, чем пойду на унижение.
Раз так, я мог бы вернуться в квартиру Майлса в Мэйфэре. Если же он был дома и развлекался там или еще как-то проводил время, мне придется придумать что-то другое. Но сначала надо туда добраться.
Ни одного кэба поблизости не оказалось, и меня ожидала длительная прогулка, а моя одежда совершенно не подходила для такого случая. Я был похож на человека, выбежавшего из какого-нибудь театра, и должен почитать себя счастливым, если дойду до дверей Майлса, не будучи ограблен. Думая так, я поднял воротник и двинулся по направлению к Мэйфэру.
Надвигался туман, его влажные движущиеся облака создавали впечатление каких-то очертаний и преград, но оставались лишь видимостью . Желтоватое пятно газового света отбрасывало слабый отблеск на каких-то несчастных, жавшихся к стенам. Чтобы пройти вдоль вереницы этих протянутых рук и непристойных предложений, тянущейся вдоль всей Пиккадилли, нужно обладать ровной поступью и твердым взглядом, и все будет хорошо до той минуты, пока вам не преградит путь несколько неясно различимых в тумане фигур. Со мной именно так и случилось.
Я замедлил шаг, пытаясь разглядеть, что там впереди. Я уже подумывал перейти на другую сторону улицы, ибо накрахмаленные воротнички и шелковые жилеты - не совсем подходящая одежда для того, кто может оказаться втянут в конфликт в одном из темных переулков -, когда немолодая женщина, уже изрядно захмелевшая и крепко сжимающая в руке полупустую бутылку, приняла мою медлительность за проявление интереса и, выйдя из темноты, приблизилась ко мне.
- Кого-то ищешь, красавчик? - спросила она, источая надежду и пивные пары.
- Нет, - ответил я. - Что здесь случилось?
Я указал на каких-то людей, собравшихся у ворот Берлингтон-хауса, принадлежавшего Королевской академии художеств.
- Всего лишь полисмены, - небрежно бросила она. - Да выброси их из головы, красавчик, сегодня им есть о чем подумать. Держу пари, что и тебе тоже.
Я проигнорировал это замечание и ее многозначительное подмигивание.
- Вы знаете, зачем они сюда приехали?
- Да разве им нужен предлог? - Несмотря на свое захмелевшее состояние, в ее тоне прозвучало явное возмущение. - И почему они так тебя интересуют? Тебе, что, нравятся парни в форме?
Я оставил ее наедине с ее бутылкой и присоединился к небольшой толпе, заметив в напряженно вытянутых шеях и всеобщей толкотне и давке тот интерес, что неминуемо появляется, когда совершенно преступление и кроме этого никому ничего не известно. Несколько констеблей изо всех сил старались держать толпу на почтительном расстоянии; они, то покрикивали на ротозеев, запрещая им приближаться, то прихлопывали ладонями и дули на них, чтоб немного согреться. Все окна Берлингтон-хауса были ярко освещены, и их свет озарял ряд полицейских фургонов, собравшихся во дворе здания. Случилось что-то важное, и это возбуждало интерес.
- Что произошло? - спросил я ближайшего ко мне констебля.
Он уже собирался, как водится, послать меня куда подальше вместе с моими вопросами, но вдруг заметил мой костюм и передумал.
- Кража, сэр. Тут не о чем беспокоиться.
- Ну-ну, продолжайте, - громко сказал какой-то малый, стоящий рядом. - Столько мороки из-за какого-то ограбления? Ведь у вас здесь половина музея! Кто-то тут неплохо поработал.
- Последите-ка за своим языком, - сказал констебль, махнув дубинкой в сторону говорившего. - Я уже сыт вами по горло. Убирайтесь, пока я не передумал и не арестовал вас всех.
- Да ну? - сказал его противник, встречая натиск полицейского с самонадеянностью подвыпившего человека. - Вы со своей дубинкой против всех нас? И какие у вас шансы, а?
Сцена быстро принимала дурной оборот. Стороны обменялись резкими фразами, раздался звук полицейского свистка, и ночной воздух наполнился руганью и проклятиями самого отвратительного пошиба. Я попытался вырваться из завязавшейся свары, когда , когда знакомый, хотя и несколько усталый голос, заставил меня с этим повременить. Повернувшись, я увидел, что по другую сторону ворот появился темноглазый, худощавый мужчина невысокого роста, он кутался в шарф, а его руки были засунуты в глубоко карманы пальто.
- Констебль Перкинс, что здесь происходит? - спросил он. - Вы шумите так, что могли бы пробудить и мертвого.
- Так кого-то все же кокнули, - сказал зачинщик всей шумихи. - Я так и знал.
- Это все эти смутьяны, инспектор, - ответил несчастный Перкинс. - Они не желают расходиться по домам.
- Не желают расходиться? - повторил инспектор. - Что ж, констебль, может быть, им просто некуда идти. Почему бы вам не пригласить их в местное отделение полиции и предложить им ночлег в одной из свободных камер?
- Как же мы можем разойтись по домам, - продолжал тот упрямый малый, - когда на свободе разгуливает какой-то безумец, готовый убить нас в наших постелях?
- Сэр, здесь не было никакого убийства, - сказал инспектор, повышая голос, так, чтоб его могли услышать все. - Но произошла кража. Из этого здания было похищено весьма ценное произведение искусства. И я думаю, что , возможно, эти люди могли что-то видеть. Запишите их имена, констебль. Мы можем допросить их позже.
Никогда прежде мне не приходилось видеть, чтоб толпа рассеялась столь молниеносно. Они растворились во мраке и тумане, и я остался один.
- Вам также следовало бы пойти домой, сэр, - устало сказал инспектор. - В этот час вокруг бродит немало злоумышленников.
Очевидно, он не узнал меня, что было не удивительно, ибо в этот вечер я и сам с трудом узнавал себя.
- До Монтегю-стрит путь не близкий, инспектор Лестрейд.
Он уже повернулся, чтоб уйти, но оглянулся.
- Боже мой, я буду не я, если это не мистер Холмс! - Он раскрыл ворота, и шагнув вперед, с искренним энтузиазмом начал трясти мою руку, возобновляя таким образом наше знакомство. - Когда я видел вас в последний раз, вы лежали в больнице. А теперь смотрю, вы разодеты в пух и прах. Кто-нибудь умер?
- Нет, я был на балу. Могу добавить, что это был вынужденный шаг.
- Значит, на балу, вот как? - На него это, кажется, произвело впечатление и даже слегка испугало. - За несколько недель прошли путь от слуги до франта. Неплохая работа. Вы теперь вращаетесь в высшем свете, мистер Холмс?
- Временно.
- Понимаю. Мне вот только интересно, уж не последнее ли дело отбило у вас охоту быть сыщиком.
- Сыщиком-консультантом,- напомнил я ему.
Теперь я думаю, что было довольно бессмысленно заострять на этом внимание, ибо я и сейчас, как обычно, принимал в деле более практическое участие. И в нем были свои унизительные стороны, но здесь мне, по крайней мере, не нужно было полировать пол или чистить конюшни.
- Этим меня не остановишь. Если это худшее из того, что когда-нибудь может со мной случиться, то я буду считать себя счастливым.
- Думаю, что кто-то наверняка скажет вам, что колотая рана - это довольно плохо, - сказал он. - Как она…э… ваша рана?
-Зажила. А как ваша семья?
- Все хорошо, благодарю вас. Мы все еще живем всей семьей, так как жена еще не совсем оправилась и ее мать приглядывает за детьми. А теперь еще приехал ее муж со своим вонючим хорьком, ввиду того, что она совершенно не доверяет ему и не хочет , чтоб он жил один. Вбила ему в голову , что он мастер на все руки. И если она за ним не следит, он может разнести весь дом. Ее не было всего несколько дней, а он уже пробил дыру в стене. Сказал, что собирается установить еще одну лестницу - в кухне, вы только представьте! - Лестрейд скорчил унылую мину. - И из-за этого я теперь гадаю, какое повреждение найду, когда очередной раз вернусь домой. Но все-таки сейчас, когда за ним приглядывают жена и ее мать, я бы сказал, что живем в тесноте, да не в обиде. У вас, насколько мне помнится, есть брат. У него все хорошо?
Я ответил утвердительно, но про себя поморщился и пожелал, чтобы Майкрофт также беспокоился о своих ближних, как это делал сейчас инспектор. В нашу последнюю встречу он назвал Лестрейда «козлом отпущения» и равнодушно поставил крест на его карьере, браке, считая все это и его ссылку в Ратленд необходимым злом в ходе борьбы за всеобщее благо. Несомненно, он считал это вполне приемлемым; надеюсь, я никогда не буду столь бессердечен.
- Что здесь произошло, Лестрейд? - спросил я, глядя на здание за его спиной.
- О, ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Здесь проходит выставка драгоценностей эпохи Ренессанса или что-то в этом роде. Сегодня вечером была совершена кража со взломом.
Я смутно помнил, что что-то читал об экспонатах выставки.
- Не была ли здесь выставлена диадема из опалов, принадлежащая некогда , как писали, Анне Богемской?
Лестрейд кивнул.
- И множество других драгоценностей. Самая ценная из них - диадема Марии Шотландской, в изобилии украшенная золотом, жемчугом, алмазами и рубинами. Говорят, она бесценна.
- Я слышал, что она была на королеве, когда ей отрубили голову, - вмешался в наш разговор констебль Перкинс. - Говорят, когда диадема была залита кровью, некоторые алмазы окрасились в алый цвет.
- Не думаю, что такое возможно, а вы как считаете, констебль? - сказал Лестрейд , недовольно поморщившись.
- Я просто читал об этом в журнале, инспектор.
- Вероятно, они просто это сочинили, Перкинс. Послушай, сынок, если хочешь, чтоб на службе тебя воспринимали серьезно, то я бы не советовал тебе распространяться о подобном вздоре. - Он презрительно фыркнул, и констебль вернулся на свой пост. - Вот так, значит, мистер Холмс. Эта диадема исчезла, исчезла диадема из опалов, и еще…- Он заколебался, теребя в руке носовой платок. - Один предмет личного характера, принадлежащий простоватому королю Халу (прозвище Генриха Восьмого. - Примечание переводчика).
- О, какой же именно? - с интересом спросил я.
Лицо Лестрейда залил густой румянец.
- Это часть его военных доспехов. Она вовсе не такая ценная и я бы сказал, что возможно, это было странно - украсть ее, когда там были и другие предметы, но , тем не менее, эта вещица пропала.
- И что же это было?
Лестрейд сделал мне знак подойти поближе и прошептал мне свой секрет на ухо. Я постарался не улыбаться, видя его смущение.
- У вашего вора определенно есть чувство юмора. Полагаю технический термин для этой штуки «brayette»*. Это может избавить вас от смущения, когда будете писать рапорт.
- Там одно «t» или два? - спросил он, записывая слово в свою записную книжку. - Ну, спасибо, мистер Холмс. Я уверен, что это окажется полезным для моего расследования.
- Его описание помогло бы вам еще больше. Как он выглядел?
Лестрейд сверился со своими записями.
- По словам хранителя музея, изначально он был отполирован, хотя с годами уже утратил прежний блеск, и на нем был орнамент в виде разных зигзагов и спиралей, как и на прочих принадлежностях военного снаряжения. И он был примерно, о, я бы сказал…
И тут он перешел на еле различимое бормотание, так что я совсем не разобрал его последних слов.
-Я сказал, длиной около восьми дюймов, - повторил инспектор громче, и его лицо стало совсем пунцовым.
- Говорят же, что такие штуки были по большей части символическими, - заговорил неизменно готовый помочь, Перкинс. - Их вид имел гораздо большее отношение к изменчивой моде гражданской одежды, нежели к защите во время сражения. А поскольку он принадлежал королю, то должен был…
- Благодарю вас, Перкинс, - буркнул Лестрейд, не дав тому договорить. - Полагаю об этом вы тоже прочитали в этом вашем «журнале»?
- Нет, инспектор, в Британской Энциклопедии. У моей матери было полное собрание ее томов.
*гульфик
- Жаль, что она не потратила свои деньги на что-нибудь более стоящее, к примеру, на хорошие мозги для вас.
- А этот предмет, - сказал я, - как я понимаю, он не был выставлен на открытой экспозиции?
- Нет, мистер Холмс, он находился в стеклянном футляре возле доспехов и был накрыт бархатным покровом. - Инспектор откашлялся. - Странное дело, скажу я вам. Ну, теперь это моя проблема. Не буду задерживать вас тут в такую холодную ночь.
Я понял, что у Лестрейда это такой окольный путь, чтобы попросить меня о помощи.
- Я не особенно спешу домой, - сказал я. - А в этом деле есть черты, которые вызвали у меня интерес. Думаю, что вы не можете…
- Впустить вас внутрь и дать на все взглянуть? - Лестрейд так и просиял. - Думаю, смогу, учитывая, как вы помогли мне с нашими прошлыми расследованиями. Идемте.
Стоящий на своем посту Перкинс удивленно вскинул брови.
- Все в порядке, констебль, - сказал Лестрейд.
- Мне приказано не пропускать внутрь никаких посторонних.
- Мистер Холмс - не посторонний. Он со мной.
- Ну, если вы так говорите, инспектор… А если он спросит, что я должен говорить?
- Держите рот на замке, констебль, и предоставьте его мне. Ему не нужно об этом знать. Как говорится, чего глаз не видит, о том сердце не болит. Следуйте за мной, мистер Холмс.
Когда мы прошли через входную арку, я ухватил Лестрейда за рукав, заставив его остановиться.
- О ком шла речь, инспектор?
Лестрейд вздохнул и покачал головой.
- Это сложно.
- Ничего сложного. Скажите мне.
- Дело в том, мистер Холмс, что я не один веду это дело. Понимаете, это ведь не какое-нибудь обычное ограбление. Оно привлечет большое внимание со стороны прессы и некоторые весьма влиятельные лица поднимают уже большую шумиху по поводу этого дела. Они хотят , чтоб все было очень быстро и четко раскрыто. И чего уж они точно не хотят, так это еще одного фиаско, как в деле «Похищенной герцогини».
Я знал об этом деле; и впрямь, наверное, мало нашлось бы таких, кто бы про него не знал, таким известным было это ограбление. Два года назад , в мае 1876 года, портрет герцогини Девонширской кисти Гейнсборо был украден из портретной галереи на Бонд-стрит. Картину так и не нашли, и полиция даже не смогла определить, кто были похитители.
- Вы думаете, что это сделали те же люди?
Лестрейд пожал плечами.
- Сейчас нам мало что известно наверняка. Вот почему я очень ценю ваше мнение.
- А этот другой сыщик?
- Это зеница ока Главного Суперинтенданта, - буркнул Лестрейд.
Внутри у меня все сжалось , а потом это тягостное ощущение проникло в грудь. Этим эпитетом Лестрейд именовал только одного из своих коллег, мы уже с ним встречались. И эту встречу никак нельзя назвать удачной ни для кого из нас.
- О, нет, - со стоном произнес я. - Только не Грегсон.