окончание = 4 (избыточно филологическое)
Эпическая формульность баллады «Илерми» стала одним из вершинных достижений стилизационного овладения поэтикой рун калевальской метрики, это то самое «искусство создавать формулы по готовым моделям» (Б.Н. Путилов), которое присуще величайшим из фольклорных сказителей, но только предстающее на качественно новой ступени творческой свободы: Э. Лейно обрел способность творить формулы, не опираясь на преемственность фабул и изобразительной детализации. Итак, за счет описанных изобразительно-выразительных средств осуществляемая Э. Лейно неоромантическая героизация обнаруживает типологическое совпадение с выдающимися по мастерству памятниками аутентичного фольклорного эпоса. Это вершинное достижение неоромантического мифотворчества. Ведь Э. Лейно стремился создать трагическое действо, «величественное, как ночная гроза».
В этой связи вернемся к проблеме авторской оценки героя. По словам Э.Г. Карху, Илерми (как и Коута) «не знает душевной раздвоенности и бесстрашно идет к своей цели, презрев смерть» [Карху 1972, c. 189.]. Действительно, характер Илерми проникнут исключительной цельностью. Но нам представляется, что это не цельность личности в обыденном понимании, а именно цельность образа героя неоромантического мифа. Вспомним, как Э. Лейно характеризовал вознесенность героев античной трагедии над бытовой действительностью: «Они живут, они страдают и борются - и терпят поражение - совсем как люди в жизни, но это не настоящие люди. Они создание воображения поэта, фантастические образы....Герой греческой драмы… - это сверхчеловек, вступающий в единоборство с богами».
Образ гордого Илерми, созданный за счет монументальной героической идеализации, мог бы органично вписаться в эпический мир калевальских рун. Точнее говоря, за счет монументальности героической идеализации возникает эффект «абсолютной эпической дистанции» [Бахтин 1986, с. 401 - 417.], подкрепляемый традиционной, эпической формульностью словесной ткани, а в композиционном плане - использованием присущего рунам калевальской метрики приема повторов. Богоборца Илерми можно назвать сверхчеловеком в лейновском понимании. Несгибаемая цельность личности обрекает его на гибель, но поражение становится утверждением силы человеческого духа. В момент гибели герой-богоборец одерживает моральную победу над неправедными высшими силами. {...}
В этой связи вернемся к проблеме авторской оценки героя. По словам Э.Г. Карху, Илерми (как и Коута) «не знает душевной раздвоенности и бесстрашно идет к своей цели, презрев смерть» [Карху 1972, c. 189.]. Действительно, характер Илерми проникнут исключительной цельностью. Но нам представляется, что это не цельность личности в обыденном понимании, а именно цельность образа героя неоромантического мифа. Вспомним, как Э. Лейно характеризовал вознесенность героев античной трагедии над бытовой действительностью: «Они живут, они страдают и борются - и терпят поражение - совсем как люди в жизни, но это не настоящие люди. Они создание воображения поэта, фантастические образы....Герой греческой драмы… - это сверхчеловек, вступающий в единоборство с богами».
Образ гордого Илерми, созданный за счет монументальной героической идеализации, мог бы органично вписаться в эпический мир калевальских рун. Точнее говоря, за счет монументальности героической идеализации возникает эффект «абсолютной эпической дистанции» [Бахтин 1986, с. 401 - 417.], подкрепляемый традиционной, эпической формульностью словесной ткани, а в композиционном плане - использованием присущего рунам калевальской метрики приема повторов. Богоборца Илерми можно назвать сверхчеловеком в лейновском понимании. Несгибаемая цельность личности обрекает его на гибель, но поражение становится утверждением силы человеческого духа. В момент гибели герой-богоборец одерживает моральную победу над неправедными высшими силами. {...}